— Они же пьяные, Александр Иванович! Я даже и не знаю, что они со мной сделают!
— Зато мы знаем, — успокоил Кузьминский, обеими ногами наступив ему на задницу. Пока еще деликатно.
Чета Спиридоновых уселась впереди (Варвара за рулем), а Казарян устроился рядом с Кузьминским. Люба оставалась ночевать у Смирновых. Вчетвером грустно глядели на мощно полыхавшие иностранные габаритные огни до тех пор, пока они не исчезли в черной вечерней зелени проулка. Стряхнув минор, Смирнов оживленно вскинулся:
— А теперь выпьем совсем по-домашнему! — и Ксении с Любой: — Да, девочки?!
— Девочки — да, а ты — нет, — без напора возразила Лидия Сергеевна. Почуяв слабину, Смирнов обнял ее за плечи и, заглянув в глаза, понял:
— Ты пошутила, моя избранница!
Проходя мимо «волги», любознательная Люба вдруг замерла в недоумении и, ничего самостоятельно не придумав, спросила:
— А зачем это Роман Суренович свою машину пригнал? Он ведь заранее знал, что здесь надерется, мог бы со всеми вместе приехать.
— Для того и пригнал, чтобы все, кому надо и не надо, ломали голову над вопросом: а зачем он ее сюда пригнал? — популярно объяснил бывший мент, в связи с чем Люба откровенно призналась:
— Ни черта не понимаю. Но, может, так надо?
— Может, в этом сермяжная правда? — уловив в ее речах лоханкинскую интонацию, продолжила за нее Ксения.
Три особы женского пола споро убирали со стола, а Смирнов сидел на диване и, одобряя их трудолюбие ласковым взором, бормотал:
Восемь девок, один я.
Куда девки, туда я!
Но если девки метались из столовой на кухню и обратно, то он и не думал трогаться с места. Перестав бормотать, извлек из кармана рубашки фотографию шесть на девять и, уже не рассматривая ее (рассмотрел ранее), просто любовался изображением, любовался с ясной улыбкой и тихой гордостью.
Когда уселись вокруг бесконечной бутылки «Мартини», самая любопытная из всех Люба без обиняков спросила про фотку в руках Смирнова:
— Новая ваша любовница, Александр Иванович?
— Если бы я поголубел на старости лет. Посмотрите какой красавчик! — похвалился Смирнов и бросил фотоснимок на свежую скатерть.
— Дай мне! — закричала Люба и вырвала фотографию из рук Ксении в вековечном женском стремлении все узнавать первой. Сильно разочаровал ее тот, кого Смирнов назвал красавчиком: — Ну, тоже скажете! Помесь борова с крокодилом! — и с удовольствием передала фотографию Ксении. Та долго и внимательно разглядывала изображение того, кого Люба назвала помесью борова с крокодилом, спросила Смирнова:
— Это Ицыкович, Александр Иванович? Тот, кто назывался Ицыковичем?
— Об этом я хотел спросить тебя, Ксения.
— Он, — твердо кивнула Ксения.
— Значит, он, — радостно утвердился в своих предположениях Смирнов. — Лже-Ицыкович, в миру именуемый Львом Семеновичем Корзиным.
35
Лев Семенович Корзин, как Леонид Ильич Брежнев, любил иногда покрутить автомобильную баранку. Он сидел за рулем драгоценного «мерседеса», а водитель, смещенный на место рядом, озабоченно предупреждал:
— Осторожнее, Лев Семенович! Осторожнее, Лев Семенович!
Охранник сидел сзади и молчал. Не его это было дело, он и не вмешивался. Лихачески заложив последний поворот, Лев Семенович тормознул «мерседес» у дома на Кунцевских холмах, и тотчас к его окошку угодливой дробной рысью подбежал малозаметный паренек:
— Все чисто, хозяин!
— В чистоте и не в обиде! — шуткой стимулировал холуя Лев Семенович и, вылезая, приказал шоферу: — Отгони подальше, чтобы она глаза тут не мозолила. Я, думаю, за часок обернусь, — и вошел в подъезд, в открытую уже дверь. Охранник хвостом шел за ним. У лифта Лев Семенович сделал вид, что увидел его, и распорядился: — Ты — здесь.
И толстым указательным пальцем ткнул в засаленное привратницкое кресло без привратника. Охранник покорно и брезгливо уселся.
Лев Семенович и Всеволод Всеволодович обнялись. Крепко, по-братски. Расцепились и пошли на кухню.
Дымилась видимым паром молодая картошка в кастрюле, ядрено благоухали огурцы и помидоры с луком, крупно нарезанные и политые подсолнечным маслом, жирно светились дольки крутобокой селедочки, и ждала своего уничтожения бутылка горилки с перцем.
Лев Семенович, чуть ли не прослезившись от умиления и нахлынувшего желания тотчас сожрать и выпить все это, душевно и искренне сделал заявление:
— Вот это по-нашему, по-советски! Если бы ты знал, Сева, как мне опротивели все эти коктейли с идиотской закуской на палочках!
Посмеиваясь сочувственно, Всеволод Всеволодович уже разливал по первой. Выпили. Лев Семенович ел жадно и быстро — насыщался. Стремительно заморив червячка, откинулся на стуле в стиле кантри (светлое естественное дерево) и нахраписто, почти командуя, спросил:
— Сева, мы можем обойтись без Витольда?
— Смотря в чем, — осторожно ответил радушный Сева.
— Во всем, — неизвестно почему торопясь, Лев Семенович, брызгая, разлил по второй, поставил бутылку и поделился своими чувствами: — Он мне надоел, Сева.
— Убрать его хочешь? — без затей поинтересовался Сева.
— А если? То? — пер и пер Лева.
— То пока ты этого не сможешь сделать.
— Вся московская команда напрямую подчинена мне. Собственно его людей здесь нет. Хозяин Москвы — я.
— Давай по второй, — предложил Сева, желая остудить разбушевавшегося собеседника. Выпили по второй. Похрупав огурчиком, Сева спросил: — А ты не задумывался над тем, почему он позволил тебе царствовать в Москве?
— Задумывался, — признался Лева.
— Да ну?! — издевательски удивился Сева. — Прямо-таки задумывался?!
— Ты — Эйнштейн, а я — дурак, да? — обиделся вдруг Лева.
— Какой же ты дурак, если Эйнштейна с Эйзенштейном не спутал. Ну, а раз задумывался, то почему?
— Он в Москве светиться опасается.
— Еще одно почему. Почему?
— Он в свое время слишком на виду был.
— Но он тебе не афишку отдал, а власть. Ведь ты настоял на операции в «Насте», командиры отрядов — в прямом твоем подчинении и знают только тебя. Выходит, власть твоя безгранична здесь, да?
— Выходит, да не совсем. Агентурную сеть он при себе держит.
— Во! Все он тебе отдал, Лева, а информацию — нет. Ты — сила без глаз и ушей. И идешь только туда, куда ведет тебя поводырь Витольд.
На этот раз Лева разливал задумчиво. Разлил, подвинул рюмку Севе, свою зачем-то понюхал, увидел перед собой корочку черняшки, подобрал, зажевал, чавкая. Сухая крошка попала, видимо, в дыхательное горло. Закашлялся частым поверхностным кашлем. Откашлялся до слез (Сева помог тремя дружескими ударами ладонью по неохватной жирной спине), виновато улыбнулся и теперь сам предложил:
— Давай по третьей. По последней.
Выпили по третьей, предположительно последней. Неохотно уже ели, не столько ели, сколько закусывали. Лева положил вилку и вопросительно глянул на Севу: требовал, а может, просил продолжения аналитического расклада положения дел. Сева заговорил, не чинясь:
— Допустим, ты завалишь его. Он осторожен, умен, дьявольски предусмотрителен, окружен своими, преданными ему людьми. Но, уж не знаю как, ты его, допустим, завалил. Его агентурная сеть прекращает свое существование вместе с ним, и ты остаешься голым на снегу и в метель, которую вы организовали вместе с Витольдом, проведя свою акцию по уничтожению уголовной верхушки. Тебя, абсолютно неинформированного, в момент могут достать те, кто захочет достать.
— Каким это образом? — озлился Лева.
— Самым простым и надежным. Шагая к тебе по ступенькам. Как это с ходу начал делать Сырцов. Вот он-то и достанет тебя в первую очередь.
— Я все концы обрубил, — тупо возгордился Лева.
— Прямо-таки и все?
— Вроде все, — уже с сомнением подтвердил Лева.
— Есть такие концы, о существовании которых ты и знать не можешь. Во вторую очередь тебя может достать оставшийся на свободе и в целости главный уголовный пахан — Большой. Я не говорю о третьей силе — милиции. Она еще по-настоящему и не начинала действовать.
— Почему?
— Потому, что пока с удовлетворением наблюдает за взаимным уничтожением преступных группировок.
— Следовательно, трогать Витольда нельзя?
— Пока нельзя. Существуют Сырцов и Большой, вы с Витольдом — друзья. Как говаривали простые советские люди по поводу пакта Молотов — Риббентроп, заклятые друзья.
Лева резко откинулся. Стул кантри жалобно пискнул. Надо полагать, таких богатырей, как Лева, среди крестьянства не водилось.
— Сырцова он достанет в самое ближайшее время. Клятвенно обещал и мне, и Светлане. А Большого кончать ему сам Бог велел: тут уж так получилось — или он Большого, или Большой его. Но ты прав, система нашей безопасности и оповещения вся в его руках.
— Ты еще забыл регионы. Они выходят только на Витольда, — добавил к перечню непреодолимых закавык Сева.
— Как раз к регионам у меня подходец есть. — Городской Илья Муромец еще раз пискнул стулом и осклабился.
— Алтухова с потрохами купил? — мгновенно догадался программист.
— Не в этом дело, Сева. Нужен вход в его агентурную сеть. Его первый помощник по этой части Никита Горелов, твой брат.
— За этим и приехал? — еще раз догадался Сева.
— И за этим тоже.
— Если бы только один Витольд, то и разговора не было. Но Никита при Светлане как телок на веревочке.
— Чем эта сука мужиков берет? — опять взъярился Лева.
— Сокрушающей вседозволенностью, Лева. Ты ведь тоже в ее койку не прочь, а?
— Я уже был там.
— По ее мимолетному капризу. А больше тебя туда не пускают.
Лева налил себе одному, быстро выпил и признался:
— Она — ведьма, Сева, — и прокричал, себя убеждая: — Но я освободился от нее, освободился!
— Она — немолодая и опытная злодейка с фантастическим интуитивным даром управлять мужиками, Лева.
— Я и говорю: ведьма. Никита, что — совсем пропал?