— Тебя убьют, Сырцов.
Она страстно мечтала об этом. Год тому назад не столько за деньги, сколько растерянными жалобными бабскими уговорами наняла она частного сыщика Сырцова на поиски бесповоротно ушедшей из дома дочери своей Ксении. Для удобства в общении с наемным работником она ненавязчиво уложила его к себе в койку. Но Сырцов, как ванька-встанька, по брезгливости характера вырвался, вскочил и аккуратненько удалился. Удалился и отдалился навсегда.
Ксению он нашел, но домой не вернул, а поселил у своего отца-командира Смирнова, семейство которого стало для Ксении родным на все времена.
За что она возненавидела его? За то, что отбросил ее, как скучную и неинтересную игрушку? За то, что отнял у нее единственную любимую и вызывающую бешенство непутевую дочь? Она не знала этого и не хотела знать. Она хотела лишь одного: чтобы он исчез, чтобы он умер, чтобы его убили.
— Кто же? — небрежно поинтересовался Сырцов.
— Тебя убьют, Сырцов! — ликующим криком повторила Светлана.
— Кто же? — повторился и он, добавив в фальшивом недоумении: — Ваши быки, которые с трудом разбираются, с какого конца ружье стреляет?
— Быки не убьют, так менты застрелят! Тебя уничтожат твои же, понимаешь, самодовольная скотина, твои же!
— Всех моих мужей и любовников убивают, — вспомнил вслух давнюю Светланину фразу Сырцов. — А меня не убили, Светлана.
— Еще, — добавила к его реплике недостающую деталь Светлана.
— Скучная ты, зацикленная баба, — окончательно решил Сырцов и вежливо обратился к пожилому банкиру: — Так как мое предложение, Дмитрий Федорович, принимается?
За Дмитрия Федоровича ответила Светлана. Кратко:
— Убирайся.
— Вот что я тебе скажу, сучка в перманентной течке: бойся меня. Бойся всегда, бойся до конца недолгих своих дней. — Сырцов поднялся. Вскочила и Светлана, сладострастно предрекая:
— Скоро, скоро тебя застрелят! Я прикажу, и тебя застрелят!
— Ты уже приказывала. Но ведь не застрелили.
— Теперь я прикажу тому, кто застрелит обязательно!
— Валяй, — согласился Сырцов и в последний раз спросил у молчаливого, задумчивого папаши: — Так как?
— Подумать надо, Жора, — мягко отказался от предложения Дмитрий Федорович.
— Дело ваше. Но смотрите не пожалейте потом, — по-купечески предупредил Сырцов и кивком указал на моторную лодку, привязанную к одному из столбов-опор помоста: — Кастрюлька фурычит?
Не понимая, папаша поморгал. Со временем обрадованно понял:
— Лодка-то? А кто ее знает.
— Проверим, — решил Сырцов и бойко попрощался: — Спасибо за компанию!
Он шел к мосткам, когда она сказала ему в спину:
— Совсем скоро ты сдохнешь.
Не слышал он ее, а может, не хотелось отбрехиваться. С мостков Сырцов прыгнул в лодку, уселся перед щитком управления и, изучая его, громко, с недвусмысленным намеком запел:
Милый друг, наконец-то мы вместе.
Ты плыви, наша лодка, плыви.
Сердцу хочется ласковой песни
И хорошей, большой любви.
— Нет, каков подлец! — восхищенно поделился с дочкой своими впечатлениями Дмитрий Федорович во время пения.
Сырцов завершил пение и изучение, отвязал лодку и, горестно помахав огорченной семейке, успокоил их:
— Я лодку у причала в Троицком оставлю, — и показал на еле заметное, почти у горизонта, игрушечное село на том берегу. — Пусть холуи ее там заберут.
Лихая и мощная лодка, взбив шипящий белый бурун на вираже, легла на курс и пошла по прямой. Светлана ладошкой провела по лицу — морок сняла — и спросила отца, глядя на уже точечную моторку:
— Зачем?
— Что — зачем? — не понял папа.
— Зачем он появлялся здесь?
— Затем, чтобы завести тебя, дуру, — объяснил неглупый папа. — Но тут же мне хочется повторить твой вопрос: зачем?
40
Холеный, благообразно седой и полный сил весьма пожилой господин поставил стопку фишек на зеро, и колесо закрутилось. Колесо еще крутилось, когда к господину почтительно подошли двое молодцов в безукоризненных смокингах и стали ждать окончательной его, колеса, остановки.
— Семь, — возвестил крупье и лопаточкой осторожно отодвинул фишки от господина. К себе. Главный из парочки решился. Склонился к уху господина и прошептал:
— Форс-мажор.
В окружении пяти закрывавших его амбалов господин ступил на искусно выложенные разноцветные мраморные плиты у входа в казино. И тут же из небытия явился могучий бронированный «рейнджер». Амбалы раскрыли дверцы, мгновенно занесли в салон господина, двое залезли вслед за ним, трое захлопнули дверцы и вскочили в «мицубиси»-джип, приткнувшийся в хвост «рейнджеру». Двинулись. На малом ходу «мицубиси» обогнал «рейнджер», и взамен в хвост встал англичанин-«лендровер». А теперь понеслись. Колонной. Проверялись на Садовом, основательно проверялись. Проверились, и с Черногрязской свернули на Покровку, а у ворот — налево по бульвару. Когда Покровский перешел в покатый Яузский, господин приказал водителю:
— Здесь.
Господин вышел как раз у двух гипсово-белых пятиметровых советских энтузиастов, охранявших торцовую арку здоровенного жилого дома.
Трамваи уже давным-давно отбыли в депо, угомонились автомобили, ушли спать гуляющие. Даже собачников не было. Для них еще рано. А вообще-то очень поздно. Не бульвар — Шервудский лес. И один-одинешенек Робин Гуд. На рейчатом диване. Увидев приближавшегося господина, Робин Гуд вежливо встал и поздоровался:
— Здравствуйте, Сергей Львович.
— Здравствуйте, Витольд Германович, — эхом откликнулся господин. Пожав друг другу руки, они освобожденно расположились на диване. Зарычал «лендровер»: развернувшись у окончания разорванного бульварного кольца, он взлетел на крутой подъем, остановился напротив их дивана и перестал рычать. А с этой стороны уже стояли «рейнджер» и «мицубиси».
Наблюдая за автомобильными маневрами, Витольд Германович спросил:
— Не слишком ли помпезно, Сергей Львович?
Пропустив этот вопрос, Сергей Львович задал свой:
— А вы все гортранспортом и пешочком?
— Каждый как может.
— Ох, не прибедняйтесь, Витольд Германович.
— Я не прибедняюсь. Просто не вижу смысла в погоне за рублем и роскошью.
— Вы как Сталин, у которого на сберкнижке было триста рублей. Но ведь и власть почти такая же, да?
— К сожалению, не такая. Иначе я бы не обращался к вам за помощью.
— Какая к черту помощь! Я только в малой степени расплатился по обязательствам. Жду ваших указаний, Витольд Германович.
— Указания потом. Сейчас подъедут мои ребята и привезут все, что удалось собрать при осуществлении всех акций. Я кое-что просмотрел и убедился, что эта девятка действительно собиралась низложить, так сказать, вас. Так что наш удар следует рассматривать как упреждающий.
— Ох, эта жажда самооправдания! — воскликнул Сергей Львович и тут же усмирил себя. Продолжил просто злобно: — Не надо справедливости. Один неглупый человек сказал, что чувство справедливости — рабское чувство. Ведь и те девять наверняка говорили о справедливости. Несправедливо, мол, что Большой безраздельно властвует и забирает себе львиную долю добычи и выручки. Ради справедливости они решили, как вы изволили выразиться, низложить меня, а затем попросту убрать. Но я с вашей помощью несправедливо опередил их. Вы отправили на небеса за три четверти общей суммы, а я остался на земле со своей кровной четвертью, которая ждет меня в швейцарском банке. И нет тут никакой справедливости: мы с вами выиграли, они проиграли.
— Аминь! — дождавшись конца монолога, возгласил Витольд Германович. — Кстати, кто этот умный человек, сказавший вам о рабском чувстве справедливости? Естественно, если это не секрет.
— Какой тут секрет. Так изволил выразиться отставной мент Смирнов.
— Я так и думал. Мы с вами, Сергей Львович, не общались после того, как вы навестили нашего знакомца. Меня все чаще и чаще посещает мысль: не зря ли мы пошли на это?
— А черт его знает! — подумав, честно признался Сергей Львович. — Но другого способа отойти в сторону для меня не было. Этот бандит на все пойдет, лишь бы взять меня за жабры.
— Этот бандит — Смирнов?
— А кто же еще?
Витольд Германович искренне и долго смеялся. Утих наконец и извинился:
— Простите, Бога ради, Сергей Львович.
— Конечно, по вашим интеллигентским представлениям, настоящий бандит — я, пахан, главарь, центровой уголовного мира, — обиженно сказал Сергей Львович. — Но я по сравнению с ним — дитя. Истинный, стопроцентный бандит — полковник милиции в отставке Александр Иванович Смирнов.
— Он старый, Сергей Львович.
— Помните анекдот про двух быков на лугу, старого и молодого? Так вот Смирнов, как тот старый бык, готов перетрахать и перетрахает, если возникнет надобность, все стадо.
— Зачем тогда рисковали, пошли к нему?
— Я, как кролик к удаву, — пошутил Сергей Львович. — Под гипнозом.
— А если серьезно, как вы считаете: держит он вас в уме? Хотя бы про запас? Как возможный вариант в будущем?
Задумался Сергей Львович. В мозгу картинки сопоставлял, просчитывал. Сказал:
— Пожалуй, нет, — и совсем твердо: — Нет.
— Будем надеяться, — решил менее оптимистично настроенный Витольд и прислушался. — Мои едут.
— Надеюсь, вы им меня не покажете?
— Они проинструктированы и все передадут прямо вашим ребятам. Между ними всеми договорено.
— Ишь ты! — удовлетворенно удивился Сергей Львович. — А мне ни гу-гу.
— Правильно делают, не хотят отрывать вас от серьезных дел.
— Тогда займемся серьезными делами, Витольд Германович. Инструктируйте, направляйте, приказывайте. Я внимательно слушаю вас.
— Не собираюсь приказывать вам. То, о чем я хочу попросить вас, будет локальной операцией, проведение которой крайне необходимо не только мне, но и вам. Обрубить концы, ведущие ко мне, — это значит и обрубить концы, ведущие к вам.
— Сиамские близнецы — тебе и уголовщина! — задорно изволил проиронизировать Сергей Львович.