— Мне что — расписку писать?
— Можно и без расписки, но лучше — с распиской, — лукаво озадачил агента садист Сырцов. Земцов дважды судорожно вздохнул и не поддался на провокацию.
— Сейчас напишу, — он шарил по карманам в поисках ручки и бумаги. И все успокаивал Сырцова, успокаивал: — Сейчас. Сейчас.
Сырцов протянул ему шариковую ручку и блокнот. Земцов прилег грудью на мрамор в намерении тотчас все написать, вдруг задумался в недоумении и спросил:
— А что писать?
— Я, такой-то и такой-то, — глядя на земцовские каракули, медленно и раздельно — по слогам, как малограмотному, диктовал Сырцов, — получил от Сырцова Георгия Петровича за оказанные ему услуги и важную информацию двести — цифрами и прописью — долларов. Дата и подпись. Все. Ты листок не вырывай. Он у меня в блокноте будет. — Сырцов забрал блокнот и ручку, спросил заботливо. На прощание: — Ты еще здесь порезвишься?
— Доем, допью и пойду.
— Ну, а я доел и допил. Будь здоров, Земцов.
«Восьмерка» притулилась в Китайском проезде, Сырцов вырулил на набережную и законопослушно, в потоке, покатил вдоль Москвы-реки. Езда без напряжения, на автомате позволяла думать.
Удивлял его Лев Семенович Корзин, беспечностью своей удивлял. Или непонятливостью? Отмена готовности номер один говорила о том, что вице-президент банка и руководитель тайных отрядов уверен: его не достанут. Откуда эта уверенность? От глупости или от осведомленности? Как хорошо было бы воткнуть ему в зад многоперьевой хвост и отработать все его телодвижения за сутки. Людишек бы ему, Сырцову, опытных и умелых людишек, на которых с любовью можно положиться. Но агентов у него нет и в ближайшее время не предвидится. Он ныне — прислуга за все. И швец, и жнец, и на дуде игрец.
43
С этим — полегче. Вокруг челябинского он чуть ли не вприсядку плясал, рисуя заманчивые перспективы, ведущие к чистым источникам богатства и пышным фонтанам неземных наслаждений. В порядке иллюстраций к грядущей светлой и наполненной приятностями жизни пришлось организовывать для южноуральского вахлака нечто вроде промискуитета в одном из тайных бардаков.
Впечатлило это челябинца, а еще более впечатлило то, что ежемесячное денежное довольствие его обозначалось теперь цифрой с четырьмя нулями. Уехал к себе, в город тракторостроителей, вдохновенный.
С этим, ярославским, легче. И проще. Он в крутой замазке, потому что дважды упустил Сырцова, чем вызвал брезгливое и презрительное неудовольствие Витольда Германовича.
Лев Семенович обнял молодого человека за плечи левой рукой, а правой поднял высокий стакан с жидкостью цвета некрепкого чая и льдом.
— Я кое-что знаю про вашу работу, Эрик, и понимаю, как вам тяжело. Ох, кстати, почему мы на «вы»? Давай на брудершафт, а?
— Не целоваться же, как голубым, — сдержанно заметил подобранный и непростой Эрик. Хороших лет, вроде красивый и в то же время никакой, он сидел в строгой позе с прямой спиной и отхлебывал из стакана с осторожной аккуратностью. Тоже, наверное, из гебистов, сволочь. Лев Семенович громогласным смехом отметил удачную шутку и согласился:
— Целоваться не будем. Если что — нам есть кого целовать с удовольствием. Но на «ты». Решайся, Эрик.
Сидели в маленьком кабинете Роберта Васильевича Алтухова, который тоже принимал участие в трогательном междусобойчике, несколько отстраненно, правда, показывая, что он свое дело сделал, а теперь пусть договаривающиеся стороны суетятся, выясняя, кто за сколько продается, а кто за сколько покупает. Выпили втроем. Эрик поставил стакан на суровый черный письменный стол Роберта Васильевича и, напрягшись, спросил:
— Так что ты хочешь от меня, Лев Семенович?
— Я хочу, чтобы ты оставался на своем посту, Эрик.
— Спасибо за моральную поддержку.
— Не иронизируй, друг мой. Вчера на совете Витольд возложил всю ответственность за провал волжской операции на тебя. Вот Роберт не даст соврать. Роберт, расскажи Эрику, как все было.
— Ну, как было? — Роберт взял бутылку «Нивас регал» и, рассматривая черно-золотистую этикетку, неохотно поведал: — Как всегда бывает в таких случаях. Витольд в момент нашел крайнего. Крайний — ты, Эрик.
— И что? — тихо спросил Эрик.
— А то, что Витольд ищет тебе замену! — радостно сообщит Лев Семенович.
— То сочувствуете мне, а то радуетесь моим неудачам…
— Мы с тобой на «ты», Эрик, — сурово напомнил Лев Семенович.
— Да кончайте вы эти задушевные игры! — раздраженно сказал опальный командир. — Если затеяли этот разговор, то у вас есть какой-то определенный план, связанный с вашими далеко идущими целями. Я вас прошу изложить все без экивоков и умолчаний.
— Не слабо, — решил Лева. — Не слабо. Теперь ты мне по-настоящему понравился, крутой мужичок.
— Без комплиментов можно? — потребовал крутой мужичок.
— Можно, — Лева отобрал бутылку у Роберта Васильевича, разлил по стаканам, бросил в свой обтекаемые оттаявшие льдинки из тарелки, наполненной уже почти одной водой, грохнул донышком о черную поверхность и предложил: — Но предварительно выпьем.
— Предварительно уже выпивали, — насмешливо напомнил Роберт Васильевич.
— Ну, тогда, для более свободного разговора, — беспечно согласился с поправкой Лева. — И за наше драгоценное здоровье!
Выпили, за здоровье как не выпить. Закуси, за исключением соленого печеньица, не было. Пожевали печеньица.
— Я слушаю вас, Лев Семенович, — напомнил Эрик.
— Слушай. И слушай внимательно. Я делаю так, что в ближайший, так сказать, обозримый период времени новая кандидатура на твой пост не будет утверждена.
— А в необозримый? — перебил нетерпеливый Эрик.
— А в необозримый — отпадет надобность вообще делать что-то.
— Вы считаете, что можете отстранить Витольда? — Эрик брал быка за рога.
— Не я. Сложившиеся обстоятельства.
— И что вы хотите за это?
Вот, помолясь, и добрались до главного. Тут важно не перелить. Лев Семенович сделал вид, что задумался. Эрик смотрел на него, а Роберт Васильевич — опять на этикетку.
— Я хочу, Эрик, — тихо заговорил Лев Семенович, — чтобы ты держал меня в курсе всех действий, поступков и распоряжений Витольда в той степени, в которой это связано с тобой и твоей командой. Я хочу, Эрик, чтобы ты ненавязчиво подготовил своих людей к смене декораций. Я хочу, Эрик, чтобы ты стал моим человеком.
— Не много ли вы хотите?
— Вдобавок я хочу еще кой-чего. Я хочу тебе очень хорошо платить.
— Уже разговор, — удовлетворенно отметил Эрик. — Но может случиться так, что после моего согласия появится еще одно ваше «хочу».
— Можешь не волноваться. Я не требую действий, я всего лишь надеюсь, что ты будешь регулярно информировать меня и не спеша переориентировать свою команду.
— Пока, — присовокупил Эрик.
— Пока, — согласился Лева. — А потом мы с тобой договоримся о совместных мероприятиях. За отдельное и весьма внушительное вознаграждение.
— Ну, а для самого начала… — Эрик с беззубой — только углы рта приподнялись — улыбкой смотрел на утомившегося Леву, который мгновенно освободился от утомления. Такие разговоры он любил. Любил, когда человек решительно и бесповоротно продается. Еле уловимым движением фокусника он неизвестно откуда извлек впечатляющий конверт и, постукивая им по своей ладони, спросил:
— Ты не обидишься, если для начала будет вот это?
— Не обижусь, — успокоил его Эрик, оценивающе глядя на пухлое вместилище банкнот. Лева с готовностью отдал конверт, сопровождая передачу репликой, которая освобождала Эрика от необходимости натужно пересчитывать купюры:
— Здесь двадцать. Подъемные, так сказать.
— Ну что ж, — сказал Эрик, пряча конверт во внутренний карман излишне пестрого пиджака. — Будем поднимать.
И в первый раз засмеялся искренне, без балды. Столь же искренне и облегченно рассмеялись и Лева с Робертом. Состоялось, слава Богу.
— Будем поднимать! — подхватил лозунг Лева. — Будем поднимать бокалы! Куда едем?
— Я — никуда, — с сожалением сказал Роберт Васильевич. — Я, старый семейный дурак, обещал быть не позднее одиннадцати.
— А у меня поезд в десять пятьдесят, — грустно вспомнил Эрик. Но уже ничто не могло омрачить Левиного детского довольства собой и жизнью. Он оглядел своих милых друзей любящим взором, а затем тем же взором глянул на свои, от Картье, драгоценные часы. Несмотря ни на что, обрадовался еще раз:
— Тогда предварительно и начерно — здесь. Времени — навалом, полтора часа. Успеем надраться до мелких чудес.
— Мелкое чудо вы уже совершили, — дружелюбно подначил Эрик.
— Хочешь, чтобы я крупное совершил, да? На сколько крупнее? Штук на десять?
— Не отказался бы.
Леву только завести. Вытащил впечатляющий лопатник и отсчитал десять тысячедолларовых. Эрик зачарованно глядел на не виданные им ни разу бумажки, которые Лева протягивал ему.
— А где я их разменяю?
— Как где? У нас в банке.
Эрик взял тоненькую пачку и стал рассматривать купюры по одной. Насквозь, на свет настольной лампы. Сказал:
— Красиво, — то ли про бумажки, то ли про широкий жест Льва Семеновича.
Роберт Васильевич, стоя у тайного шкафчика-поставца и изучая этикетки стоявших там во множестве разнообразных бутылок, откликнулся банальностью:
— Красиво жить не запретишь.
Пили виски. Пили легко и разумно, как истинно деловые люди, которые, отдыхая, не позволяют себе надираться до усрачки. И беседы беседовали легкие и разумные. На всевозможные темы. Про президента и балет, про баб и банковские операции, про достоинства испанских курортов и рост уголовной преступности. К концу, правда, слегка воспаривший от успеха и хорошего напитка Лев Семенович круто вышел на монолог и минут пятнадцать распространялся о прекрасной жизни, которая их всех троих ждет-дожидается. От некоторых перспектив, которые он рисовал невнимательным слушателям, у него самого захватывало дух. Эрик и Роберт Васильевич служебно поддакивали.