— Я ничего не разбивал и не доказывал! — опять влез Демидов.
— Не перебивай! И внимательно слушай, что тебе мудрое начальство говорит. Теперь я твердо убежден, что Сырцов, снюхавшись со Смирновым…
— Они снюхались лет шесть тому назад раз и навсегда, — не выдержал, еще раз перебил Демидов.
— Молчать! — уже серьезно рявкнул Сам. — С мысли сбиваешь. Так вот, Сырцов со Смирновым, как я полагаю, крепко в эту кашу влезли и так стали ее разгребать, что превратились в первых и самых опасных врагов наших пока не известных нам потенциальных клиентов. Ночная феерия с фейерверком — безусловное доказательство этому. В который раз прошу тебя, Володя, достань мне Сырцова, слезно прошу.
— А не Смирнова?
— Смирнова чего же доставать? Вон он, на виду. Только дорогой наш Александр Иванович хрен нам чего скажет. Может быть, только: не пошли бы вы, козлы… Да еще и адрес даст куда идти. И утремся мы с тобой, и пролепечем жалобно: мол, извините, что побеспокоили… Жорке же придется нам отвечать, он у нас на крючке. На фальшивом, правда, но это не имеет значения. Достань мне Сырцова, Володя.
— Не понимаю я, товарищ генерал, почему они без нас шуруют.
— Тут и понимать нечего. Они при нас — и все сразу в рамках закона. Прощай, допрос с пристрастием, прощай, кулак, прощай, замазанная серьезными преступлениями агентура, прощай, ловкая и смертельно опасная провокация. Они пользуются всем этим и поэтому всегда обгоняют нас.
— Не только поэтому, — не согласился Демидов.
— А почему же еще?
— Потому что они — суперсыскари.
Сам задумался. И, подумав, частично согласился:
— Тоже может быть, — и опять про свое: — Достань мне Сырцова, Володя.
— Достану, — твердо пообещал Демидов. — Достану, есть мыслишка.
— Когда?
— Думаю, завтра.
— Поспешай, послезавтра Леонид Махов прилетает.
— Он же еще неделю должен в Нью-Йорке трубить!
— Натрубился. Ему, как он говорит, там сильно надоело. Ну, ладно, иди, работай, — Сам многозначительно (завершил важный разговор) хлопнул обеими ладонями по зеленому сукну и цепко, по делу вспомнил вдруг: — Да, у тебя срочное сообщение. Ну?
— Не знаю, как и сказать…
— По-простому, по-рабоче-крестьянски. Суть.
— Задержанный спецназом и определенный на содержание в нашу КПЗ Сергей Львович Устимович, он же Семен Иванович Краев, первая воровская кличка Пограничник, вторая и последняя — Большой, сегодня под утро повесился в камере.
— Как? — тупо поинтересовался обалдевший генерал.
— На собственной рубашке. Скрутил из нее удавку и к решетке привязал.
— Что же это делается? — неизвестно кому пожаловался Сам. — Не концы, а гнилые нитки. Только притронься — сразу же рвутся.
51
Божий одуванчик Дмитрий Федорович открыл один глаз. В кои веки он навестил свой банк наконец. Он сидел за парадным столом в своем кабинете и беспечно подремывал. Но вошел Витольд Германович, и одуванчик открыл один глаз. Но божьим одуванчиком Дмитрий Федорович был до тех пор, пока не открыл один глаз. Глаз был дерзкий, хватающий, молодой. Глаз этот остановился на Витольде, а обладатель его спросил нарочито слабым голосом:
— Мне нужен помощник по безопасности, дорогой Витольд Германович.
— Зачем? — враждебно поинтересовался Витольд.
— Неужели вы думаете, что я собираюсь перед вами отчитываться? — У божьего одувана открылся не только глаз. Прорезались еще и зубки.
— Упаси Боже! Как я могу требовать этого? — почти издевательски ужаснулся Витольд. — Просто я надеялся, что могу каким-то образом заменить его.
— Мне замены не нужно. Мне нужен он.
— Роберта Васильевича сегодня нет на работе.
— А где же он? Он что — прогуливает как школьник?
— Скорее всего, приболел, Дмитрий Федорович.
— Я приболел, что ли? — изумился божий одуван-старикашка.
— Я неточно построил фразу. Как я полагаю, приболел Роберт Васильевич.
— Попрошу выражаться яснее, Витольд Германович. И жду ответа на очень простой вопрос: где человек, отвечающий за нашу безопасность?
— Теперь за нашу безопасность буду отвечать я.
— Человек, по вашей версии, серьезно заболевший, на самом деле исчез. Да?
Витольд Германович без приглашения выдвинул стул из-под заседательного стола и вольно уселся напротив учителя и друга. Надоело играть в официальные игры. Поделился со старикашкой своими размышлениями:
— Оперативно как отстучали. У вас что, собственный осведомитель в здешней структуре?
— А вы как думаете? Доверяй, но проверяй.
— Или, как любили выражаться старожилы моей бывшей конторы, друг, друг, а обыскать надо.
— Тоже по делу. Но наш перебрех излишен. Я хочу знать, где Алтухов?
— Мне непонятна ваша обеспокоенность по поводу нашей безопасности. Вы-то в банке хорошо если раз в два месяца бываете.
— Я обеспокоен не по поводу нашей безопасности. Я обеспокоен отсутствием начальника нашей службы безопасности, — Дмитрий Федорович поднял бровки, вытянул губки трубочкой, замер с идиотическим выражением лица, мертво глядя перед собой и в никуда, вдруг быстро, с хищным интересом спросил: — Вы у него дома были?
Нет, не стоило больше легкомысленно отбиваться. Старикашка уже ничему не верил, вцепился всерьез и по делу. Приходилось играть в открытую, на полное доверие. Витольд Германович встал, задвинул стул на место и, опершись о его спинку, ответил:
— Был.
— Ну и как там?
— Исчез Роберт Васильевич, исчез.
— А семья?
— Его жена и дочь уже два года назад отбыли за границу.
— Ты, как я понимаю, — Дмитрий Федорович незаметно и вполне естественно перешел на «ты», — не ограничился тем, что потоптался у его дверей и позвонил три раза. Ты вошел туда. Ну, и как: исчезновение спонтанное, внезапное или с подготовкой? Заранее продумал свой побег или мгновенно сорвался с места?
— У него нет дома. У него была берлога, в которой он отсыпался иногда. Ничего определенного в связи с этим сказать нельзя.
— Его счета в нашем банке были?
— Были, да сплыли. Его счета пусты, Дмитрий Федорович.
— Крыса? Первая крыса с нашего корабля?
— Один из возможных вариантов.
— А другие твои варианты?
— Просчитываются, Дмитрий Федорович.
Дмитрий Федорович с трудом отодвинул кресло и выбрался из-за стола. На шатких ножках загулял по ковру. Ковер был замысловато узорчат, и Дмитрий Федорович ступал, стремясь попасть своими ботиночками только на один рисунок — белый крест. Будто в детские классики играл. Поравнялся с Витольдом Германовичем, остановился и повернулся к нему лицом, на котором годы и страсти всерьез поиграли в свайку.
— Просчитывать варианты надо, как Каспаров в молниеносных шахматах. Мы в цейтноте, Витольд.
— Ты, я вижу, всерьез перепугался, — легко проигнорировав разницу в возрасте, Витольд тоже перешел на «ты». Старикашка боком, как озадаченная птица, посмотрел на него и никак не отреагировал на «ты». Поправил у Витольда галстук дрожащими пальцами и спросил:
— А ты?
— А я… — Витольд ласково отстранил старческую руку и сам сдвинул свой галстук. Так, как счел нужным. — Я перепугался давным-давно. В тот момент, когда по настоянию вашей дочери в наши дела был втянут Георгий Сырцов. Надеюсь, тебе знакома эта фамилия? И еще одна — Смирнов?
— Считаешь, что Смирнов уже копает?
— Не считаю. Уверен.
— Он до меня добирается, — внезапно осенило старикашку. — Он ко мне особый счет имеет. И твердо намерен расплатиться со мной по старым векселям.
— И со мной, — сказал Витольд грустно, потому что многое вспомнил вдруг.
— Так чего ты ждешь?! — взвился, закричав по-старушечьи, Дмитрий Федорович.
— Я не жду, я выжидаю.
— Действовать надо, Витольд, действовать, а не выжидать.
— Один тут последовал вашему совету. Где он теперь?
— Наш клиент Большой, что ли? Значит, это Смирнов его накрыл?
— Смирнов не просто накрыл. Он его обыграл, как лопуха, загнал в угол и позвал охотников, чтобы забрали бездарного баклана.
— А ты не хочешь быть бакланом, — все понял старец. — Поэтому и выжидаешь?
— Хочу ли я быть бакланом или не хочу — сейчас это не имеет никакого значения. Нам с тобой, Федорыч, свои шкуры уберечь да Светлану спасти — вот главная на сегодня задача. Мы трое связаны друг с другом неразрывной веревочкой. Отбиваться надо в едином строю, как было положено в партии, которой ты когда-то руководил. А по одиночке Смирнов нас играючи передушит.
— Придумай что-нибудь, Витольд, — сказав это, Дмитрий Федорович, ощутив стремительно навалившуюся старческую усталость, осторожно полуприлег на стоявший у стола длинный, как трейлер, кожаный диван.
— Кое-что придумал. Но надо выждать. Выждать, Федорыч!
— Будем выжидать и дождемся, — двусмысленно откликнулся старичок.
— А вы что хотите, чтобы я Смирнова на дуэль вызвал?! — терпел, терпел Витольд, но не вытерпел и взъярился-таки. — Так он прихлопнет меня как комара. Неужто не понимаете, что сейчас они с Сырцовым во всеоружии! Да и это не главное. Главное, что он бес, хитрый, изворотливый, непредсказуемый бес!
— До медвежьей болезни он тебя в свое время напугал.
— А тебя?
— Меня пугал, но я не очень-то испугался.
— Это по старческому недомыслию. Мы с тобой приговорены Смирновым уже давно. Я — в девяносто первом, ты — в девяносто четвертом. А живы мы потому, что исполнение смертного приговора отложено на неопределенное время. Судя по всему, Смирнов решил, что это время пришло. Готовься, Федорыч, чистые подштанники надевай.
Насчет себя Витольд все правильно сказал. Именно в девяносто первом Смирнов просчитал его комбинацию, которая должна была привести Зверева в кресло руководителя всех секретных служб государства. Просчитал эту хитрую и грязную комбинацию и безжалостно поломал ее. Ее, но не Витольда, которому в связи с отсутствием прямых доказательств о его участии в коварных преступлениях удалось уйти от карающей руки закона. Но он знал: карающая рука отставного милиционера вознесена и в любой момент может опуститься на него с уничтожающей силой.