– Второе представляется мне маловероятным.
– Мне тоже, однако нельзя забывать, что у лорда Адольфуса Лонгстаффа, как и у его отца, не самая безупречная репутация. Бо́льшая часть суффолкского имения Кэвершем продана, и, вероятно, скоро та же участь постигнет великолепный дом с прилегающими к нему землями суссекского Пикеринг-парка.
– Не говоря уж о лондонском Портман-сквере и большей части Мэрилебона!
– Совершенно верно.
– Только вообразите себе! Если лорд Адольфус Лонгстафф разорится, об этом услышит весь мир!
– Вы правы, Ватсон. Когда человеку с таким именем грозит разорение, неизвестно, на какой шаг он может решиться. Возможно, попытка заложить поддельную брошь, а оригинал продать по частям покажется ему всего лишь маленькой шалостью.
– Так чем же окончилась ваша беседа с Гренье?
– Некогда я оказал ему услугу и теперь попросил об ответном одолжении, причем довольно оскорбительном для него, – все же Гренье мастер своего дела. Он должен был тайно изготовить дешевую копию «Королевы ночи», а поручение «графа» откладывать до последнего. И буквально накануне коронации, когда обращаться в другую мастерскую было бы уже поздно, с прискорбием сообщить мнимому аристократу, что с его заказом придется подождать несколько месяцев, – дескать, из-за этих праздников слишком много работы.
– Но вы же подвергли Гренье опасности!
– Не думаю.
Холмс открыл конверт и извлек оттуда несколько фотографий:
– Граф Фоско – вымышленное имя. Итальянская мафия, конечно же, существует, но она здесь ни при чем. Эта часть преступного плана была рассчитана лишь на то, чтобы запугать ювелира. Только Гренье оказался не так уж прост.
Холмс разложил снимки на столе.
– Кто это? – спросил я.
– Вы, разумеется, не забыли полковника Пикара[39], которому мы помогли в печально известном деле Дрейфуса. Нашему другу, бывшему начальнику военной разведки, не составило большого труда выяснить: по адресу, указанному графом Фоско как его собственный, в доме на бульваре Сен-Жермен, находится контора, откуда на протяжении нескольких месяцев забирают письма для полковника Жака Мориарти, проживающего в трущобах Монмартра, на Рю-де-Шарбонье. Стоит навести дальнейшие справки, и второй адрес окажется не достовернее первого – это столь же ясно, как то, что под именем Жак скрывается Джеймс. Полагаю, у мсье Гренье нет особых причин опасаться графа Фоско и душегубов из лиги «Алое кольцо». Ювелира хотели просто обмануть, причем с одной-единственной целью.
На карточках был запечатлен мужчина в верхней одежде. Он выходил в темный двор из дверей, окрашенных с крайней небрежностью. Очевидно, снимки делались тайно и человек об этом не подозревал. Должно быть, его фотографировали из проезжавшего мимо экипажа, отчего качество портретов заметно пострадало. Но на некоторых из них можно было рассмотреть, что мужчина темноволос и слегка сутул, хотя в нем чувствовалась военная выправка. Лицо его показалось мне преждевременно состарившимся. По своему медицинскому опыту я знал: так нередко выглядят люди, служившие за границей или в колониях. Возможно, он провел несколько лет во французских владениях на Средиземноморском побережье Северной Африки. Этот человек был мало похож на графа, как, впрочем, и на итальянского бандита.
– Невероятно! – сказал я, не отводя глаз от черно-белых снимков.
– Отнюдь. Теперь, когда я рассчитался со своими тюремщиками, на горизонте вполне могут появиться их друзья. И для меня, Ватсон, дело не сводится к тому, подменят ли настоящий бриллиант побрякушкой. Назовем это состязанием между мной и полковником Мориарти за покой и безопасность. Совершенно ясно, что нам двоим не ужиться на этом свете. Это одна из причин, по которым он приедет в Лондон. Другая – соблазн завладеть «Королевой ночи», даже при отсутствии порядочной копии для подмены оригинала.
– Откуда у вас такая уверенность?
Холмс задумчиво посмотрел на меня:
– Вы помните, Ватсон, булавку для галстука?
– Боюсь, что нет. О чем вы говорите?
– О булавке с изумрудом, в виде змеи Эскулапа. Она была на профессоре Мориарти в день нашей встречи на краю Рейхенбахского водопада и осталась у меня в руке, когда после долгой борьбы он упал в туманную бездну. Я положил эту вещицу в карман еще до того, как тело профессора, пролетев многие сотни футов, разбилось о скалы.{16}
– Где она сейчас?
Холмс достал из конверта листок и протянул мне: это была вырезка из номера «Пари суар», вышедшего несколько недель назад. Небольшое объявление на английском языке гласило, что, если полковник Джеймс Мориарти, проживающий на Рю-де-Шарбонье, заглянет на Авеню-дель-Опера в банк «Ориент», он найдет там некий полезный для себя предмет.
– Он забрал булавку?
– Да, вскоре. Я попросил банковского служащего сообщить мне, когда посылка будет востребована. Можете не сомневаться: Мориарти все понял. Признаю, что этот жест не столь красив, как обычай бросать перчатку, существовавший в рыцарские времена. Как бы то ни было, враг намерен мне отомстить, и я готов его встретить. В день коронации нашего нового монарха Мориарти наверняка будет в Лондоне. Рискну предположить, что он остановится в «Дэшвуд-клубе» на Керзон-стрит.
– Отель назван в честь сэра Фрэнсиса Дэшвуда, основавшего одно из тайных обществ Клуба адского пламени?[40]
– Именно. Разве это не свидетельствует об определенной репутации заведения?{17}
3
Вечером я пребывал в мрачно-торжественном настроении. Мысли о полковнике Джеймсе Мориарти пробудили во мне воспоминание о страшной опасности, совсем недавно угрожавшей нам. После ужина Холмс встал из-за стола и подошел к камину. Сцепив руки за спиной, он повернулся ко мне и сказал:
– Мой дорогой друг, поверьте, причин для такого уныния вовсе нет. В предстоящей схватке победит тот, кто вооружен знаниями. Поэтому я потратил немного времени на то, чтобы собрать недостающие сведения о нашем главном враге. Полковник Мориарти действительно служил в армии и принадлежит к дворянскому сословию. В это трудно поверить, но он лорд поместья Копихолд-Бартон, находящегося в графстве Дорсет. Однако при таком громком титуле полковник не владеет даже дюймом земли ни в родовом имении, ни в любом другом месте. Мориарти пал так низко, что ему приходится скитаться по худшим кварталам Парижа. Он живет среди уличных грабителей и ночных бабочек, промышляющих на Авеню-де-Клиши и в парке Монсо. Это и есть его подлинные владения, и он правит ими по закону ножа и кулака. – С секунду Холмс тер в пальцах чашу своей трубки, затем поднял глаза и продолжил: – Мир мало знает о Мориарти. В Дорсете их семья пользуется уважением. Дед полковника был вынужден отказаться от имения, однако сохранил за собой и своими наследниками титул. Вообще-то, он некогда приобрел его за каких-то пятьдесят фунтов, дабы придать солидности своему сомнительному предприятию по продаже акций иностранных железнодорожных компаний. О внуке никому не известно ничего компрометирующего.
– Разве нынешний Мориарти не отпетый преступник, против которого можно принять законные меры?
Холмс покачал головой:
– До сих пор ему не было предъявлено ни единого обвинения. В полицейских досье о нем нет сведений. Если бы я заявил о его причастности к моему похищению и покушению на мою жизнь, он подал бы на меня в суд и выиграл бы дело, поскольку доказательствами я не располагаю.
– Есть ли у него родственники, кроме покойного профессора?
Холмс вздохнул и сел в кресло напротив камина, загороженного китайским шелковым экраном. Стояли теплые летние дни, и огня не разжигали.
– Титул лорда поместья не стоит и пенни, однако дает обладателю ряд древних церемониальных привилегий. На протяжении пяти веков феодалы Копихолд-Бартона пользовались правом представлять свою часть графства на коронациях, открытиях парламента, торжественных выносах знамени и других государственных празднествах. Во время официальных церемоний члены этой семьи исполняют роль камердинеров графа Дорсетского. По сути, лорды Копихолд-Бартона – вассалы королевских вассалов. И все же Мориарти в свое время не пожалели денег, дабы обеспечить себе место в свите сильных мира сего.
– Так, значит, негодяй имеет право присутствовать на предстоящей коронации. Может, вам еще что-то известно?
Холмс улыбнулся, откинувшись на спинку кресла:
– В те дни, когда мне пришлось воспользоваться гостеприимством мистера Джабеза Уилсона, я посетил залы Сомерсет-хауса, где хранятся записи о регистрации рождений, браков и смертей за последние сорок или пятьдесят лет. Фамилия Мориарти не принадлежит к числу распространенных. В армейских списках она встретилась мне лишь несколько раз. Этого оказалось достаточно, чтобы почерпнуть кое-какие сведения о наших врагах. Как ни странно, они, похоже, не слишком-то старались скрыть свою тайну.
– Видимо, полагали, что вас удастся вовремя убрать.
– Несомненно. Законного отца профессора и полковника звали майором Робертом Мориарти. Согласно обнаруженным мною документам он служил в Индии и умер там от лихорадки. Его жене Генриетте Джейн слабое здоровье не позволяло жить в тропическом климате. Как показывает перепись тысяча восемьсот пятьдесят первого года, в отсутствие мужа леди занимала комнаты близ Гайд-парк-гейт. В земельном кадастре отмечено, что незадолго до ее приезда эту квартиру снял лорд Альфред Лонгстафф.
– Она была его содержанкой!
– До чего же вы хорошо владеете этими буржуазными клише, Ватсон! Да, если угодно, она была его содержанкой. Причина внезапного переселения миссис Мориарти в район Гайд-парк-гейт, где ее никто не знал, открылась мне, когда я сопоставил армейские списки с журналом регистрации новорожденных. Ко дню появления на свет будущего профессора майор Роберт Мориарти находился на службе в Китае не менее восьми месяцев. Следующий мальчик, ныне покойный начальник железнодорожной станции, родился через год после отъезда отца в Индию и через два месяца после его смерти. Из школьных уроков римской истории вы, вероятно, помните, как Светоний сардонически отзывался о подобных чудесах.