— В какой больнице? — не поняла Петелина.
— Меня вчера из больницы выписали. В выходные там все равно врачей нет, а таблетки я и дома пить могу. Вас какое время интересует? Меня после двенадцати выписали.
Информацию была из тех, что легко проверяется, и поэтому любима следователями. Это вам не туманное: я был дома, кошка свидетель. Петелина убедилась, что старик ни при чем, и задала вопрос на самую актуальную тему:
— Николай Степанович, как по-вашему, кто мог придумать такую месть для Панина?
Старик подавил гримасу боли натужной улыбкой и посоветовал:
— Вы запросите фамилии проголосовавших за смерть и кастрацию Панина. Я думаю, что кто-то из них.
— Сто тридцать две тысячи триста двадцать четыре человека, — с ехидной улыбкой отрапортовала Вероника. — Нас вы уже проверили, мы малоподвижные, так что двоих можете вычеркнуть. Осталось… Ой! Наоборот, увеличилось.
Николай Степанович попытался сгладить юношескую дерзость.
— Вы уж извините нашу прямолинейность, но я и правда думаю, может лучше не мешать Суду Народа? Демократия — это власть народа, значит, то что происходит на сайте — это демократический процесс. Давайте подождем и узнаем, чего хочет наш народ для педофилов.
«Демагогия, порождающая анархию!» — хотелось возразить следователю. И привести убойные аргументы в защиту своей позиции. Однако противоречивые мысли не формировались в нечто стройное и убедительное. Ее слова получатся еще большей демагогией, чем простая мысль, высказанная стариком.
— Ждать осталось меньше двух суток, — добавила Вероника. — Вода у Панина есть, дотянет.
Петелина взглянула на таймер, неумолимо приближающий кровавую развязку. Алиби Антонова она проверила, а вот его жены…
— Где находится ваша поликлиника? — спросила она Веронику.
Девушка со снисходительной улыбкой переадресовала вопрос телефону:
— Где ближайшая поликлиника?
На Яндекс-карте высветилась точка.
— Гаджет нам в помощь, — продемонстрировала результат Вероника.
Следователь запомнила адрес, попрощалась и ушла.
Глава 22
3 июня. 12–00. 1 день 21 час 30 минут до казни
До поликлиники Петелина дошла пешком. Там встретилась с участковым терапевтом. Врач подтвердила, что вчера около девяти утра посещала на дому Екатерину Антонову. Пробыла там минут пятнадцать, осмотрела девушку, беседовала с ее матерью Ириной.
Алиби Ирины Антонова подтвердилось. Уходить от врача, не спросив о состоянии девочки было неприлично.
— У Кати есть улучшения?
— Месяц назад она услышала из разговора родителей, что тренер вернулся. Это взволновало ее, в чем я вижу положительный признак. Сейчас у девочки неустойчивое пограничное состояние между прошлым кошмаром и сегодняшней реальностью.
— Я слышала, сильный стресс может помочь ей.
— Мы точно не знаем, какие процессы происходят в голове. Но все может быть. Клин клином вышибают.
Петелина вернулась к поджидавшей ее служебной машине. Как только тронулись, в телефоне прогремел командный голос Шумакова:
— Петелина, ты где?
— Потерпевших опрашивала. Возвращаюсь в управление, — ответила Елена, слегка отстраняя громогласную трубку.
— Меняй маршрут, — приказал полковник и пояснил: — Вице-губернатор не хочет ждать до вечера, вызывает следственную группу сейчас.
— Что-то случилось?
— Вот именно, что ничего. Топчемся на месте, мамашу вашу!
— Мое присутствие обязательно? — с надеждой на отрицательный ответ спросила следователь. Идти к высокому начальству с нулевыми результатами — занятие для мазохистов.
— А как же! Мы в одной упряжке, — с ноткой обреченности промолвил полковник и решительно добавил: — И пусть твой Головастик подъезжает, вместе будем отдуваться. Встреча назначена в двенадцать. Не опаздывать.
Петелина дождалась Михаила Устинова перед парадным фасадом современного здания областной администрации. Головастик примчался на любимом мотоцикле, стянул шлем с вихрастой головы и с недоверием посмотрел на сияющую громадину из стали и стекла.
— Нам оказано высокое доверие или я наивный идиот? — спросил он.
— Люблю самокритичных людей, — с мягкой улыбкой ответила Петелина.
Они прошли пост охраны и поднялись на лифте к блоку вице-губернатора Бельского. Там в приемной, нервно постукивая по папкам, замерли на стульях Шумаков, Головин и трое старших следователей. Ровно в двенадцать их провели в комнату для совещаний.
На этот раз Бельского ждать не пришлось. Он уже сидел во главе длинного стола и молча кивнул всем одновременно. Дождавшись, когда следственная группа расселась слева и справа от него, вице-губернатор щелкнул пультом и на настенном мониторе появилось изображение видеотрансляции сайта Sud Naroda.
— Итак, второй день мы наблюдаем эту позорную картину. Ладно бы только мы, так ведь каждый, каждый может зайти на сайт полюбоваться нашей беспомощностью. — Бельский мрачно осмотрел всех и остановил взгляд на Шумакове: — Что скажете?
— На розыск Панина брошены большие силы. — Шумаков раскрыл папку, пошелестел бумагами. — Люди планомерно прочесывают район за районом. Зона поиска сужается. Мы обязательно найдем место, где его держат.
— Вопрос: когда?
— Это может произойти в любой момент, — заверил Шумаков, опустив взгляд.
Головин решил поддержать коллегу и бодро доложил:
— В процессе поисков задержаны трое лиц, находящихся в федеральном розыске, найден отстойник угнанных автомобилей, обнаружен цех по производству поддельного коньяка, практически раскрыто похищение девочки. Оперативные мероприятия продолжаются.
Бельский пропустил доклад главы полиции Красногорска мимо ушей и указал на экран:
— Так успеете до обнуления таймера или нет?
Полковники переглянулись, но вице-губернатор не стал ждать ответа и махнул рукой:
— Впрочем, это уже не имеет большого значения. Джина выпустили из бутылки и загнать его обратно без последствий не удастся.
Петелина обратила внимание, что сегодня Бельский выглядел спокойнее. Если в прошлый раз он считал, что бедствие еще можно предотвратить, стукнув кулаком по столу, то сейчас опытный чиновник понял, что худшее произошло, ничего уже не изменишь, надо разгребать последствия.
— Сколько народа проголосовало? — спросил он.
Шумаков сделал знак Устинову. Эксперт, глядя на монитор, заговорил:
— Если сложить три варианта, получим…
— Я тоже знаю арифметику, — прервал его Бельский. — Триста тысяч — это по-настоящему, или нам мозги пудрят?
— Думаю, что алгоритм точный.
— Более трехсот тысяч — это уже электорат. Откуда столько желающих?
— Сайт Sud Naroda быстро поднимается в рейтингах популярности по всей стране, — ответил Головастик.
— По всей стране, — уныло повторил Бельский и не смог сдержать возмущения: — Придумали чертов интернет на нашу голову. Информация распространяется бесконтрольно! То ли дело раньше, дашь указания газетчикам — и все примолкли! А сейчас сначала в интернет сольют информацию, потом пресса скандал пережевывает, а затем телевидение устроит пляску на костях в вечернем ток-шоу.
Он посмотрел на экран и указал вытянутой ладонью на результаты:
— И мало кто сочувствует узнику. Большинство требует казни, наплевав на закон. Назло власти что ли?
— Панин не просто узник, а педофил, — напомнила Петелина.
— И что?
— Педофилы не исправляются и не останавливаются. Каждый их день на свободе, это угроза для наших детей.
— Мы сейчас не о детях говорим, а о вседозволенности! Если каждый начнет казнить или миловать… — Бельский вытянул указательный палец вверх и назидательно покачал рукой: — Нет, этого мы не допустим. Только у власти монополия на применение силы и мораторий на смертную казнь.
— Во многих странах смертная казнь разрешена, — сама не понимая почему, продолжила упорствовать Петелина. — Общество уничтожает убийц не из-за жестокости, а из-за нормальности.
— Но этот, как его, Панин, насколько мне известно, еще никого не убил.
— Формально да, но… Я только что разговаривала с девочкой инвалидом, жертвой Панина. А другая девочка в семь лет получила настолько сильную психологическую травму, что до сих пор ведет себя как ребенок. Мне продолжать?
Бельский поморщился и загородился ладонями.
— Для таких, как Панин, существует химическая кастрация. Почему он не кастрирован?
— Если говорить коротко, то это дорого и неэффективно, — ответил Шумаков.
— Почему неэффективно? Даже на этом сайте на манекене показано: чик — и нет проблемы!
Один из следователей стал объяснять:
— При химической кастрации ничего не отрезают. Человеку вводят антиандрогенный препарат, который блокирует выработку тестостерона, снижает сексуальное влечение. Препарат надо вводить регулярно, он не дешев, а педофил сам себе вряд ли захочет покупать. Но даже в случае выполнения всех предписаний на некоторых персон с нестандартной психикой такое средство просто не действует.
— К тому же нейтрализовать действие препарата могут алкоголь и обычные таблетки для возвращения мужской силы, которые продают в любой аптеке, — добавила Петелина, окинув взглядом смутившихся мужчин.
— В любой аптеке, — проворчал чиновник. — А если удвоить-утроить дозу химии?
— Разрешите, скажу по-простому. Проблема у педофилов не в яйцах, а в голове. Если педофил не сможет получить сексуальное удовлетворение, то не факт, что он не выплеснет гнев другим способом — агрессией, пыткой или убийством.
— По-вашему, вот эти меры с раскаленной проволокой — лучший вариант для педофила.
— Жестоко, но эффективно, — согласилась Петелина.
Бельский приподнялся из кресла, опершись растопыренными руками на столешницу.
— Да сколько вам повторять, право на насилие имеет только власть. Это основа существования государства! Как только за насилие берется толпа, государство расшатывается. И требуется еще больше насилия, чтобы вернуть процесс в законное русло.