Прибыв к месту работы, Панин открывал своим ключом дверь служебного входа и спускался в подвал. Там он включал пекарное оборудование, и вскоре из вытяжки тянуло пряным запахом свежих булочек и пирожков.
После открытия кафе-пекарни горячая выпечка появлялась на прилавке, кофейный аппарат с хрустом перемалывал кофейные зерна, добавляя в сытные ароматы терпкость бодрящего напитка, из сетевого кондитерского цеха доставлялись пирожные, и витрина превращалась в лакомое пиршество для детских глаз и соблазнительное искушение для взрослых.
Борис Панин в красивом фартуке с изображением усатого пекаря на груди подолгу сидел за чашкой кофе в углу прилавка и подтрунивал над буфетчицей Алиной. Иногда он выходил из-за прилавка и помогал посетителям с выбором, объясняя тонкости выпечки и состав начинки. Он отдавал предпочтение девочкам с мамами. Был вежлив, не назойлив, обращался к малышке, как к взрослой, самостоятельно принимающей решение, и мама в это время одобрительно подбадривала дочку. Доброму дяде, пекущему вкусные булочки, девочки доверяли.
Погода с каждым днем становилась теплее, девочки избавлялись от курток, меняли джемпера и брюки на легкие платьица, и Панин все больше времени проводил в сквере, наблюдая за стайками учениц музыкальной школы. Антонов демонстративно садился напротив него и сверлил ненавидящим взглядом. Панин хмурился и уходил. Это была маленькая победа.
Но инженер не имел возможности вечно дежурить около школы, заказы на кондиционеры каждый день прибавлялись, работать приходилось допоздна, а рабочий день пекаря заканчивался рано. Панин мог уйти вслед за приглянувшейся девочкой или предложить подвезти ее на машине, как проделывал это с прежними жертвами. Самое страшное, девочки знали его только с хорошей стороны, как дядю-пекаря, и нисколечко не опасались.
Антонов вспоминал свою дочь и ему хотелось кричать от досады — ну почему педофилам не ставят на лоб клеймо!
Однажды, направляясь с одного заказа на другой, Антонов остановил свой серый универсал «лада ларгус» около пекарни «7 пирогов».
Сквозь витрину он увидел, как Панин угощает девочку пирожным. Пухленькая малышка с русыми волосами, стянутыми в два хвостика, приняла десерт из рук педофила, одарила дядю благодарным взглядом и откусила пирожное. Ее улыбающиеся губы залоснились от красного джема. Панин тронул довольную девочку за плечо и повел к дальнему столику.
У инженера сжались кулаки, он бросил машину и вошел в кафе. Не успел он подойти к столу, как за его спиной раздался женский голос:
— Софья, вот ты где!
— Мама, — откликнулась девочка за столиком с пекарем и с укором свела бровки: — ты опять опоздала.
— А ты, я смотрю, время зря не теряешь. Снова за сладкое, да еще и с колой, — покачала головой озабоченная женщина в свободной белой блузке с блестящим круглым медальоном на груди.
— Пирожное очень вкусное. У меня не хватило денег, но дядя-пекарь помог.
Панин поправил фирменный фартук с добрейшим пекарем на груди и скромно потупил взор.
Терпеть подобной фальши Константин не мог. Он подскочил к столику, отпихнул пекаря и склонился над девочкой:
— Софья, этот дядя трогал тебя? Приставал?
Девочка перепугалась и затрясла головой. Два дугообразных хвостика над ее макушкой заметались из стороны в сторону.
Антонов настаивал:
— Но я же видел, как он трогал тебя за плечо. Что он говорил? Куда звал?
— Мама! — испугалась Софья.
— В чем дело? Отстаньте от нас! — вмешалась женщина.
— В чем дело? Я скажу, в чем. Вы знаете, кто это такой?
Антонов ткнул пальцем в сторону Панина, тот благодушно улыбался.
— Ах ты, мразь! — не выдержал инженер и набросился на пекаря, схватив за грудки.
Панин не сопротивлялся. Антонов дернул, что есть сил, и в его руках оказался фартук с усатым пекарем. Девочка зарыдала, мамаша грудью защитила дочку от дикого посетителя.
— Что происходит? Отстаньте!
— Он… он… Его надо бояться.
— Уйдите!
— Да он же…
— Я здесь работаю, — прервал взволнованного инженера Панин. — А вы, гражданин, заканчивайте хулиганить.
— Да я тебя засажу!
— Разве вы вправе меня судить? Остыньте и уходите, — спокойно парировал Панин.
— Я вызову полицию! — пригрозила женщина.
На Антонова смотрела возмущенная мамочка, презрительный Панин и страшно напуганная девочка. Они сгрудились, как единое целое против общей опасности. Маленькая Софья испугалась его, а не педофила. Антонов представил, как его выходка будет выглядеть в глазах полицейских. Это катастрофа. Лучше уйти.
Раздосадованный, он направился к выходу.
— Кошмар! — причитала женщина, ища защиту у пекаря. — Спасибо, что заступились за дочку. Сколько я вам должна за пирожное?
— Ну что вы. Давайте знакомиться, — любезно отвечал Панин. — Меня зовут Борис, я здесь работаю.
— Дарья Дорохова…
Выйдя на улицу, Антонов бросил взгляд сквозь витрину. Панин снова одел фартук, выпятил грудь и смотрел на него с презрительным превосходством. В этот момент последние сомнения у Константина отпали. Беспорядочные идеи, приходившие ему в разгоряченную голову в последние дни, сформировались в единое целое.
Надо действовать! Но как это осуществить? Справится ли он? С кем посоветоваться?
Глава 7
2 июня. 14:35. 2 дня 18 часов 55 минут до казни
Для непосвященных пухлые тома уголовных дел кажутся непроходимой трясиной, однако опытный следователь Петелина знала, как «прыгать с кочки на кочку» и быстро почерпнула нужные сведение о Борисе Панине, осужденном за принудительные действия сексуального характера в отношении детей младше 12 лет.
За годы службы она сталкивалась с разными преступниками, мотивы некоторых по-человечески были понятны. Отдельные оступившиеся вызывали даже сочувствие, да и слова «заслуживает снисхождения» вполне юридический термин, встречавшийся в ее обвинительных заключениях. Но все это никак не относилось к Борису Панину. Подонок воспользовался положением детского тренера, фактически учителя, и домогался девочек, которые полностью ему доверяли. Сквозь сухие страницы приговора просматривались их боль, слезы и сломанные судьбы.
И этого мерзкого типа она должна спасать? А может плюнуть на все, вернуться в санаторий к обычной жизни и проголосовать за его смерть? Пусть это будет не по закону, зато, по совести.
В порыве эмоций Елена вошла на сайт Sud Naroda, потянулась к кнопке голосования, но вовремя одумалась. Сегодня она спасает не педофила Панина, а правосудие, которому служила всю жизнь.
В уголовном деле Борис Панин представал законченным педофилом. Но как он докатился до преступления, как стал сексуальным маньяком?
Такие сведения всегда важны для расследования. А кто лучше всех знает мужчину? Конечно же жена, путь даже бывшая. Сведения о ней имелись в уголовном деле — Надежда Олеговна Ершова. К ней и отправилась в первую очередь Елена Петелина.
Надежда Ершова долгие годы работала медсестрой в клинической больнице в отделении онкологии. Светловолосая женщина с большими глазами и поджатыми губами встретила следователя настороженно. Одну руку она держала в кармане халата, а другую сразу подняла, словно преграду, и жестом прервала Петелину, как только та представилась.
Надежда бросила взгляд по сторонам и согласилась побеседовать со следователем во дворе больницы подальше от любопытных глаз.
— Вы догадываетесь, почему я здесь? — спросила Петелина, когда они покинули больничный корпус и двинулись по дорожке сквера, где их никто не мог слышать.
— Чего ж гадать. Мне показали сайт с Паниным. Добрые люди, напомнили. — Ершова выдернула из кармана руку с включенным телефоном и сорвалась: — Ну, сколько можно? Мы уже сто лет в разводе, я фамилию прежнюю взяла, а мне все тычут — смотри, твой! А я его видеть не хочу! Думала, что Панин исчез навсегда и тут — на тебе! Звезда интернета!
— Скоро это прекратится, мы работаем, — заверила следователь.
— Скажите, народный суд — это по-настоящему? Или Панин сам что-то придумал?
— Разбираемся, опрашиваем всех, кто знал Панина. Вот вы, знавшая его характер, как думаете?
— Нет, не в его стиле, — поколебавшись, ответила Ершова. — Панин всегда был скрытным, стремился быть незаметным.
— Как же вы с ним познакомились, если он такой скромный?
Медсестра убрала телефон в карман и вытерла руку о халат, словно стирала грязь.
— Мы с Борисом в одном классе учились, потом долго не виделись, а встретились лет через семь после окончания школы. Панин работал тренером в бассейне, а я здесь, медсестрой в онкологии. Ну и как-то завертелось… Он еще в школе мне оказывал знаки внимания, но я тогда не считала прыщавых сверстников достойными ухажерами. Ну и обожглась на взрослом женатике, стала мамой-одиночкой. — Ершова с горечью усмехнулась.
— Кто у вас: мальчик, девочка? — поинтересовалась следователь.
— Дочка Полина.
— Сколько ей было, когда вы сошлись с Паниным?
— Как только Борис появился, я предупредила его, что воспитываю двухлетнюю дочь. Думала, мужик сразу в кусты, таких я повидала, а он нет, скорее наоборот. Мы гуляли втроем, он играл с Полиной, дарил ей подарки, не для формальности, а от души. Ну, разумеется, я вцепилась в такого мужика обеими руками, и через год мы поженились.
— Вы же знаете, за что Панин сидел?
— Еще бы! Захочешь забыть, не дадут.
— И как у вас с ним было? — осторожно спросила Елена. — Не замечали каких-то странностей в его поведении, как мужчины?
— Вы имеете в виду постель?
Петелина кивнула. Ершова сорвала несколько березовых листьев, скомкала их и отшвырнула.
— Панин не был горячим любовником, — призналась она. — Как-то он показал мне фотографию — наш последний звонок в выпускном классе. Он тогда нес первоклашку на плече, а я была в классической школьной форме с белым передничком, в белых гольфах, с двумя смешными хвостиками на голове, и он признался, что хочет видеть меня в таком виде в постели. Я посмеялась и забыла, но он настаивал.