— Как же так получилось? — пробормотал он растерянно.
— Так и получилось, что до сих пор я с ними сужусь. А за месяц до этого возвращаюсь я домой и нахожу своего сына мертвым. Он был весь в колотых ранах, а судебная экспертиза в своем заключении написала: «Умер от сердечной недостаточности». Прокуратура до сих пор не возбудила по этому факту уголовного дела.
Печенье выпало из рук фотографа, а журналист потерял голос. Друзья переглянулись и покосились на фотографию в черной рамке.
— Вот это ни черта… — прошептал Берестов.
3
— Ну что, шизофреничка? — спросил Стас, когда они спускались на лифте.
— Вообще-то не похоже, — покачал головой Берестов. — Вполне умная баба, только, как мне показалось, хочет сойти за дуру. А вот зачем?
Берестов ещё не отошел от смущения и был задумчив. «Может, нужно было плюнуть на всю эту инопланетную эпопею и подробно расспросить про сына?» подумал он.
Только криминал — не его область. Хотя уфология тоже была когда-то не его областью. Но чем больше он погружался в нее, тем популярней становился среди желтых изданий. Среди читателей бульварной прессы он даже снискал некоторую славу. А вообще изначальная его журналистская специальность экономическая политика. Только об этом уже не помнит ни один редактор.
— Не фига себе, — почесал затылок Стас. — У неё сына убили, а она нам туфту про инопланетян гонит.
— Не совсем туфту, — почесал затылок Берестов. — Со светящимся коридором и гигантами с длинными руками я уже имел дело в пермском лесу. Скажу тебе по секрету: к инопланетянам это имеет весьма косвенное отношение.
— А с мальчиком-инопланетянином, у которого шкодливое лицо, имел дело? — ухмыльнулся Стас.
— А вот это полнейшая ерунда. Про мальчика она прочитала в «Мегаполисе». Я тоже про него читал. Вопрос в другом: зачем ей это надо? пожал плечами Берестов.
После того как лифт остановился, Леонид внезапно стукнул себя по лбу и воскликнул:
— Вспомнил! Подожди меня здесь. Я сейчас.
Стас пожал плечами и вышел из лифта, а Леонид снова нажал на двенадцатый. Выйдя на последнем этаже, он прошел мимо квартиры Климентьевой, скосив глаза на дверной глазок, и проследовал дальше вверх по лестнице, которая вела на техэтаж. Однако на следующем пролете путь ему преградила железная решетка с навесным замком. Сквозь пыль и ржавую решетку, которая, по всей видимости, не открывалась уже несколько лет, было видно, что ведущая на чердак дверь тоже наглухо заперта. Прилегающие к ней ступени были сплошь усыпаны жестяными банками из-под пива, разного калибра окурками и толстым слоем пыли. Черные от копоти стены разрисованы масонскими и фашистскими знаками, а также надписями не литературного содержания. На потолке висели прилипшие к штукатурке обугленные спички. Должно быть, до кодовых замков это место было излюбленным у подростков.
Но Берестова заинтересовала чердачная дверь. Во-первых, она была бронированной. Во-вторых, у неё было как минимум два внутренних замка и один висячий. В-третьих, по величине она в полтора раза превышала обычную дверь как по высоте, так и по ширине.
— Так-так, — пробормотал себе под нос Берестов, ничего не понимая, для бульдозера вход расширяли, что ли?
В чрезвычайной задумчивости спустился он на первый этаж, где его ждал фотограф, уже начинавший нервничать.
— Ты чего-то оставил у нее?
— Диктофон.
Друзья вышли из подъезда и побрели в сторону Киевского вокзала. Настроение у обоих было тягостным.
— Что-то мне не очень, — признался Стас. — Особенно фотография в черной рамке.
— Ты её сфотографировал?
— На черта она мне сдалась!
Друзья миновали перекресток, милицейскую будку, затем рыночек с азербайджанскими продавцами, образовавшийся, судя по всему, стихийно, и Берестов снова хлопнул себя по лбу.
— Вспомнил! Про эти световые коридоры и про гигантов с атлетическими фигурами я читал в египетской «Книге мертвых». Я даже, кажется, видел подобный барельеф на каком-то саркофаге, причем живьем, не с репродукции! Вот только где?
Берестов достал из сумки рисунок Зинаиды Петровны и пристально в него всмотрелся. Он так увлекся, что едва не врезался в дерево.
— Невероятно! Один к одному. Только в каком музее я видел эту гробницу? Вот черт! Разве вспомнишь? А может, я все-таки видел на репродукции? Да нет!
Берестов остановился и задумчиво уставился на фотографа.
— Слушай, а не прошвырнуться ли нам до Пушкинского музея?
— Это ещё зачем?
— Если гробница в Египетском зале, сфотографируешь! Дадим обе фотографии: египетский барельеф и рисунок московского терапевта. На полстраницы напишем заголовок: «Египетские монстры появляются в сумерках». Или: «Египетские титаны облюбовали Большую Дорогомиловскую». Это будет сенсация!
Фотограф почесал затылок.
— Честно говоря, меня это не вдохновляет. Опять гробницы, покойнички. У меня до сих пор кофе поперек горла стоит. Нет, если, конечно, родина прикажет, я сфотографирую. Но ведь ты даже не помнишь, где этот барельеф. Не хочется вхолостую гонять.
— Ты прав, не помню, — признался Берестов с потухшим взором. Кажется, это не в Пушкинском музее, а в варшавском. А может, и в Британском. Точно, в Британском!
Берестов потер лоб и медленно поплелся к метро. За ним, облегченно вздохнув, засеменил Стас.
— Куда сейчас? Надеюсь, не в Пушкинский?
— Я — в Пушкинский. А ты поезжай в редакцию. В случае чего, звякну!
4
Но журналист не нашел того, чего искал, в Египетском зале Пушкинского. Пришлось ехать домой и листать альбом Национального музея Варшавы. Однако в нем из египетских экспонатов были только мумия девочки и костяная статуэтка сфинкса из Мемфиса. Значит, этот барельеф он видел в Лондоне.
Берестов посмотрел на часы. Было уже половина третьего. В Ленинскую библиотеку он не успевает, на Интернет времени нет, звонить жене в Лондон бесполезно. Ничего не остается, как лететь в редакцию и катать обычную желтую заметку под названием «Инопланетяне предпочитают последние этажи» или «Инопланетяне появляются к несчастью!». Вот это самое то, если без иллюстраций. Хотя, конечно, можно проиллюстрировать фотографиями Климентьевой и пустой стены. Последнюю можно снабдить надписью: «На этом месте стоял инопланетянин. Теперь тут повышенный радиационный фон». А правильней — сделать фотомонтаж. Поместить на стене какое-нибудь яркое пятно и пояснить жирным курсивом, что свечение обнаружилось при проявке фотографии. И то и другое халтура высшей пробы, но что делать, читатели это любят. Точнее, Авекян думает, что читатели это любят.
Берестов завертел головой и закрыл лицо руками. «Боже мой! Какой ерундой приходится заниматься, лишь бы удовлетворить самодурство бесталанного редактора».
Берестов торопливо проглотил два бутерброда, выпил стакан томатного сока и помчался в свою опостылевшую газету. По пути сломался автобус пришлось идти пешком, в метро на Кольцевой перекрыли переход — пришлось ехать обходной линией, в довершение — у самых дверей редакции он столкнулся с Авекяном.
— Ну что, там действительно были инопланетяне? — спросил он, перекрыв своим мощным торсом проход из коридора.
— Были! — коротко произнес Берестов, пытаясь проскользнуть между дверным косяком и внушительным животом редактора.
— Фотография есть?
— Хозяйки квартиры есть!
— На сенсацию тянет?
— Для сенсации материала маловато. Неплохо бы собрать еще!
— Так собери! Только поторопись. К вечеру материал должен быть сдан.
Авекян наконец убрал свой живот из прохода, и Берестов мышкой проскользнул в редакцию. «Когда же я успею: и материал собрать и статью написать?» — возмутился журналист и направился к интернетчику Славе.
— Качаем новости из Интерфакса? — брякнул Бе рестов.
— Качаем, — ответил интернетчик.
— Слушай, у меня к тебе вот какая просьба, — Леонид достал из сумки художества Климентьевой, — залезь в Египетский зал Британского музея и скачай барельеф вот с таким рисунком.
Вячеслав взглянул на листок и поморщился.
— Барельеф на саркофаге, что ли?
— Именно!
— Адреса, конечно, нет? Ладно, старик. В четверг после обеда у меня будет час времени. Так и быть, полазаю. Но не обещаю, что найду. Сам знаешь, Интернет — это большая помойка и шансов найти в нем что-либо путное, тем более за час, практически нет.
Берестов со вздохом покинул верстку и отправился на свое место. Включив компьютер, он написал жирными буквами заголовок «Инопланетяне появляются к несчастью» и задумался. Если начать с появления инопланетян в квартире Климентьевой, а завершить убийством её сына — получится чудовищно. Ничего себе несчастьице. Да это должна быть трагедия всей её жизни! Кстати, забыл спросить: это единственный её сын? Если единственный, то про инопланетян вообще лучше не упоминать.
Журналист услышал, как в секретариате засвистел чайник. Он сыпанул заварки в чашку и отправился за кипятком. Нет, про сына надо писать отдельно и в другом ракурсе. Про зубы можно. Это пойдет на ура, если добавить иронии. Но одних зубов мало. А больше фактов о своих несчастьях она не накидала. Значит, несчастья отпадают!
Берестов вернулся, отхлебнул чаю и стер заголовок. Немного подумав, написал другой: «Инопланетян раздражают электроприборы». Не то! «Раздражают» нужно заменить на слово «портят». «Инопланетяне портят электроприборы». Хотя лучше написать так — Леонид поскреб макушку «Инопланетяне наводят порчу», а ниже мелким курсивом — «на электроприборы».
Действительно, учитывая специфику газеты и нехватку фактов, о несчастьях лучше забыть и упор сделать на перегоревшие приборы. В этом случае неплохо было бы найти того электрика, который чинил проводку. Ну а к нему не помешала бы иллюстрация с расплавленными внутренностями телевизора. Вот это было бы классно! А то со слов женщины-терапевта все эти электротехнические побасенки будут звучать неубедительно.
Берестов опять задумался. Позвонить сейчас Климентьевой и спросить номер телефона соседа-электрика. Но вряд ли он сейчас дома. А если и дома, то вряд ли вспомнит электротехнические нюансы шестилетней давности. Словом, звонить — только терять время.