Им открыл, видимо, сам учитель — подтянутый мужчина лет тридцати, без бороды, но с чуть закрученными, типично офицерскими усами. Внимательно присмотревшись к Чеботареву, он усмехнулся, бросил испытующий взгляд на Шурку и негромко сказал:
— С прибытием, господин полковник.
— Да вот, пришлось…
Чеботарев, чуть повернув голову, проверил, не подсматривает ли кто за ними, и, не чинясь, прошел в комнату. Учительская квартирка была небольшой и скромно обставленной. Во всяком случае, в гостиной, куда они вошли, Шурка увидел только стол с несколькими венскими стульями, а на нем керосиновую лампу и раскрытую книгу.
Присмотревшись, Шурка прочитал на титульном листе заглавие: «Педагогика» и заметил четкий овальный штамп Екатеринбургской библиотеки. Тем временем Чеботарев уселся на стул, через расстегнутый ворот рубахи потер шею и облегченно вздохнул.
— А ведь я боялся, что не найду…
— Напрасно… — так и не представившись, учитель тоже присел к столу. — Смысла бежать дальше не было. Документ сюда выправлен, а в селах, что поглуше, мужики сильно грамотных недолюбливают.
— И правильно, — коротко хохотнул Чеботарев. — Так с вашим братом, антилихентом, и надо, а то ишь, чего натворили.
— Да уж… — вроде как согласился учитель и прихлопнул ладонью по столу. — Вот что, у меня с утра банька топится, а вы с дороги…
Шурка не любил париться. Но сама по себе баня, особенно после недавнего «путешествия», конечно же доставила ему огромное удовольствие. Правда, из-за усердия хозяина, то и дело поддававшего пару, стоять было жарко, и Яницкий, присев к самому полу, блаженствовал, устроившись на маленькой скамеечке, возле кадки с холодной водой.
Зато Чеботарев, наоборот, забравшись повыше, на полок, как медведь урчал там от удовольствия, весь окутанный клубами квасного пара. К тому же учитель, оставив Шурку в покое, целиком занялся полковником и от души нахлестывал березовым веником, заставляя того радостно ухать. Наконец полковник слез с полка, плеснул в лицо водой из кадки и, отдышавшись, остановил учителя, принявшегося было размачивать очередной веник.
— Погоди, скажи лучше, удалось приспособиться?
— Вполне… — Учитель отложил веник, сел рядом с Чеботаревым и обстоятельно пояснил: — Очень повезло, что документы мне якобы по болезни выправили. А поскольку приехал сюда за месяц до краха, так и подозрений никаких не было.
— А власть новая?
— Что власть?… — Учитель немного помолчал. — Настоящей власти, советской, почитай, пока нет. Формально, конечно, есть, но больше комитеты бывших партизан правят, а по правде говоря, — неразбериха.
— А вообще как, присматриваются? — поинтересовался полковник.
— Думаю, нет. Я полагаю, на фоне приисковой администрации не слишком заметен.
— А что за прииск?
— Маленький, пудов на пятнадцать золота за год, да и из техники одна «американка»[27], а все остальное вручную…
— Ясно… Тогда кончаем париться, — заключил Чеботарев и, с хрустом поднявшись, вылил на себя полную шайку[28] воды…
После бани за стол сели попросту, распаренные, в нижних рубахах и босиком. Экономка учителя, розовощекая ясноглазая молодуха от души расстаралась, выставив на стол, наверно, все, что было в доме. Во всяком случае, у Шурки, малость отощавшего за время шастанья по тайге, потекли слюнки, и он сразу же после первой рюмки навалился на шаньги[29]. Чеботарев же, выпив только для порядка, неожиданно достал свой мандат и показал хозяину:
— Посмотри-ка бумажку… Как на первый взгляд?
— Харбинская? — Учитель со знанием дела просмотрел все удостоверение и кивнул. — Здесь сойдет, а вот дальше… Думаю, в город вам надо, в уезд, а там обывательскими на Сретенск и по железной дороге. Куда подальше.
— Оно-то так…
Чеботарев покачал головой, спрятал бумагу, выпил еще одну рюмку и, крякнув, навалился на закуску. Хозяин некоторое время молчал, барабаня пальцами по столу, и только после короткого раздумья сказал:
— Конечно, надо б мне с вами в уезд съездить, но это, я думаю, не с руки, а вот помочь кое-чем могу…
Чеботарев враз перестал жевать и выжидательно посмотрел на него. Учитель вздохнул, перестал барабанить и спросил:
— Вы драку в ресторане «Сибирь» помните?
— Конечно, — Чеботарев кивнул. — Это когда наша офицерня с чехами сцепилась.
— А прапорщика Козырева?
— Само собой… Только он-то при чем?
— А при том, что он сейчас чин какой-то и не где-нибудь, а при Сибчека[30] и вполне может вам литер хоть до самой Москвы организовать. Но, конечно, подмазать кое-где придется…
— Ты ж посмотри… — коротко хмыкнул Чеботарев. — Неужто «товарищи» тоже взятки берут?
— Еще как! Двумя руками.
— Ну, значит, все возвращается «на круги своя», — весело рассмеялся полковник и, взяв со стола бутылку, по-хозяйски налил всем по полной…
Заусеница страшно раздражала Козырева. Сначала он пытался обрезать задравшуюся кожу обычными ножницами, потом ножом, а в конце концов в сердцах просто рванул надоевший лоскут, оставив на пальце довольно приличную кровавую полосу.
Боль, возникшая при этом, не шла ни в какое сравнение с полученным чувством удовлетворения, и, мурлыча себе под нос, поручик, протерши ранку спиртом, вернулся к прерванному было созерцанию городской улицы.
Сейчас, сидя у окна и глядя, как ожидающий седока извозчик подкармливает из торбы лошадь, Козырев испытывал странное спокойствие, да и вообще после отъезда из губернского центра все страхи, мучившие его там, как-то сами собой исчезли.
Тогда, выполняя приказ Кобылянского, Козырев по дороге к новому месту службы заглянул в несколько заранее обусловленных точек и, к своей радости, на двух из них обнаружил сумевших там закрепиться офицеров. Так что теперь в случае опасности он, по крайней мере, имел, где скрыться, а это, как-никак, тоже придавало уверенность.
Вдобавок и сам уездный городок, куда его определил Седлецкий, нравился Козыреву. Сюда еще просто не дошли столичные веяния, дыхание так называемой новой власти было относительно слабым, и при некоторой доле воображения можно было считать, что здесь все осталось по-прежнему.
Внезапный стук в дверь отвлек поручика от этих приятных мыслей, и он, решив, что к нему опять пришли со службы с каким-то вопросом, пошел открывать. Однако, к удивлению Козырева, на пороге его квартиры стоял не посыльный, а сам Владислав Седлецкий.
— Владек?… Ты? — искренне обрадовался Козырев и тут же потащил гостя по лестнице к себе наверх.
Седлецкий, не отвечая, осмотрел уютную мансарду, в которой квартировал Козырев, задержал взгляд на маленьком столике-бюро, украшенном двумя бронзовыми подсвечниками, и только тогда с усмешкой сказал:
— Удрал я, брат, в командировку. К тебе, а то у нас там…
— Что там? — встревожился Козырев.
— Да карамболь у нас вышел, — Седлецкий плюхнулся на большой кожаный диван, служивший Козыреву постелью, и пояснил: — Понимаешь, наши полковника одного выследили, а он, не будь дурак, пальнул из нагана и был таков. Вот теперь кое-кто рвет и мечет…
— Из-за какого-то полковника? — удивился Козырев.
— Да нет, это тебе не какой-нибудь там полковник, — усмехнулся Седлецкий. — Бери выше. Доверенное лицо по укрытию ценностей царской короны. Вот так, брат ты мой…
При этих словах гостя Козырев инстинктивно вздрогнул. Ему показалось, что и визит и этот вроде как дружеский рассказ Седлецкого подстроены специально, вот-вот за ним следом ворвутся люди в кожанках и тогда…
Поручик покосился на угол мансарды, где им был проделан потайной лаз на чердак, потом на Седлецкого и прислушался. У дверей было тихо, да и вел себя гость вполне естественно. Больше того, не обратив внимания на замешательство хозяина, он устроился поудобнее и продолжил:
— Ты знаешь, Славик, уполномоченный, который в эту историю влип, мне сам рассказывал. Полковник, значит, как его задержали, вроде бы добровольно все бумаги выдал. Они — смотреть, а там и опись драгоценностей, и какой-то шифр, и карта без координат. Ну, в общем, — все, что искали. Они на радостях увлеклись, а полковник за наган, бах-бах и был таков.
— А ты, значит, сбежал подальше? — уточнил Козырев.
— Ну да! — с веселым смехом подтвердил Седлецкий. — За теми ценностями по всей Сибири охота идет, а тут на тебе!
— Ценности! — фыркнул Козырев — На что они? Хлеб нам нужен, а не камешки всякие…
— Это ты так рассуждаешь, а кое-кто сверху очень даже желает собрать таких камешков побольше… — Седлецкий посерьезнел и, не продолжая, спросил: — Слушай, а не отметить ли нам встречу?
— Да конечно же! — обрадовался Козырев. — Пошли в город! Здесь есть, где подзакусить…
— Не, не пойдем, — возразил Седлецкий и пояснил: — Сразу в буржуйских замашках обвинять будут, а мне тут завтра собрание проводить.
— Да? — пожал плечами Козырев. — А я, почитай, каждый день в ресторан хожу…
— Тебе можно, ты «спец»[31], — усмехнулся Седлецкий.
— Так, может, я хозяйке скажу… — предложил поручик.
— Сиди ты! — махнул рукой Седлецкий. — У меня баульчик с собой, а там… Сало! Такое, как помнишь, мне из дома присылали?
— Э-э-е, — покачал головой Козырев. — Так то из Привислянского края[32] было. А здесь, бывает, свиней и рыбой кормят…
— Да нет, это хорошее, — Седлецкий встал, взял оставленный у порога саквояж и спросил Козырева: — У тебя выпить найдется?
— А как же! — оживился поручик. — Спирт, медицинский.
— Тогда лады, — кивнул Седлецкий и, сдвинув подсвечники к краю, принялся раскладывать на столике дорожную снедь…
Когда было выпито «по первой» и спирт слегка ударил в голову, Седлецкий спросил: