Как-то после собрания у Трощанского, когда почти до полуночи спорили о производственных коммунах, Степана догнал Николай Амосов, рыжеватый, веснушчатый парень, с которым Степан последнее время дружил, ценя в нем спокойствие и мудрость.
— А что, Степан, не поехать ли нам в Америку? А? Создали бы там коммуну и стали жить припеваючи. Ты мастак по слесарному делу, я — по кожевенному. Взяли бы еще кое-кого с собой. Как?
— Не знаю…
— А ты подумай. Там можно развернуться. А если не понравится — зашибем деньгу и вернемся в Россию. Где наша не пропадала, а?
— Ладно, подумаю. А ты готов?
— Я хоть завтра. Только не знаю, где деньги взять на дорогу?
— Можно заработать, если взяться артелью, как мой дядя. За лето, пожалуй, наскребли бы.
— Думай, Степан. Дело заманчивое. Я к тебе загляну, или на собрании встретимся. Понимаешь — Америка! Ради того чтобы взглянуть на нее, — и то следует поехать.
2
Весна нахлынула неожиданно, бурно, как часто бывает на Севере. Солнце запалило отчаянно. Побежали ручьи, взбухла река и начала грохотать, стрелять, как из пушки, крушить, ломать аршинный лед.
Город, утопавший в тополях и березах, с утра оглашался грачиным граем, детскими голосами, журчаньем кативших с гор ручьев.
Веселое ликование природы передавалось и людям. Уставшие от злых морозов и снежных заносов горожане старались побольше побыть на солнышке, подышать вешним пахучим воздухом.
В училище на переменах ребята высыпали во двор, играли в снежки или чехарду, хохотали, радовались приходу весны.
В пятницу, как обычно, Степан старался пораньше пообедать, чтоб до занятий кружка успеть повидать Красовского, обменять книги и посмотреть свежие журналы.
С той поры как Степан смастерил книжные полки, Александр Александрович оказывал ему особое покровительство и давал ему читать нелегальные брошюры.
От Красовского Степан узнавал новости и даже получал советы — с кем стоит, а с кем не стоит дружить.
На этот раз Красовского не оказалось дома. Сидевшая за его столом жена была чем-то расстроена. Глаза ее казались заплаканными.
— Раздевайтесь и проходите в залу, — сказала она Степану. — Александр Александрович должен скоро прийти.
Степан вошел в читальную залу, где сидел совсем юный темноволосый гимназист и листал какой-то журнал.
Степан, поклонившись, сел напротив. Гимназист поднялся, ответил на поклон и указал на книги:
— Книги оставьте, господин Халтурин, а сами идите домой. Сюда может нагрянуть полиция.
«Откуда он знает меня?» — подумал Степан и, вглядевшись в большие синие глаза, вспомнил: «Виделись у Трощанского».
Степан подвинул к нему книги, тихо спросил:
— Что случилось?
— Арестовали Трощанского… туда не ходите, может бить засада… А Александра Александровича вызвали в полицию. Идут аресты по всей Вятке.
Степан поднялся.
— Спасибо! А как же дальше?
— Если все обойдется — дадим знать. Пока идите! Если кого встретите из наших — предупредите.
— Хорошо! — сказал Степан и вышел на цыпочках.
За воротами он остановился, осмотрелся. Ничего подозрительного не увидел.
«Куда же? Дом наш, наверное, на подозрении… Надо предостеречь Котлецова. Но как? Пойду к брату. Если он дома, попрошу его сходить. В случае беды может сказать, что шел ко мне. Ему ничего не будет — он на собрания не ходил..
3
— Степка! Ты еще цел? — удивленно воскликнул Павел, увидев брата. — А моего напарника Башкирова замели. И твоего Котлецова тоже. Сам видел: их в училище взяли. Как же ты-то ускользнул?
— Меня с занятий по столярному отпускают. Сегодня ушел раньше.
— Бона что? Ну так, наверное, ищут и тебя, Степка?
— Я поэтому и не пошел домой, думал у тебя переночевать.
— Да уж здесь справлялись о тебе. — приходили сыщики.
— Куда же теперь деваться?
— А ты, когда у дяди Васи работал, где жил?
— На Владимирской. Дядя Вася и сейчас там квартирует.
— Вот и иди туда. Там народу много — упрячут и прокормят.
— Да, пожалуй…
— Только ступай в обход, на полицию не нарвись. Надень мой старый полушубок и треух. И усы сбрей — ни к чему они теперь тебе.
— А есть бритва?
Павел достал из тумбочки бритву, налил из самовара в чашечку кипятку, дал брату кусочек мыла. Степан сбрил усы, переоделся.
— Ты, Паш, время от времени справляйся и приноси новости. А если меня посадят — носи передачи.
— Ладно, ступай!
— Да, на квартиру-то не приходи, а справляйся у дяди Васи на работе — его артель достраивает флигель Лаптева. Это недалеко от кафедрального собора.
— Ладно, найду. Ступай с богом.
Обходя центр города, Степан сделал большой крюк, и, когда явился к дяде, там уже все спали.
Разбуженный хозяйкой, дядя Вася вышел к нему заспанный, недовольный.
— Ты что, с похмелья, что ли, так поздно притащился? Али денег просить?
— Нет, дядя Вася, дело-то хуже.
— Что ишо стряслось?
— Ищет меня полиция…
— Дочитался, выходит?
— Многих товарищей арестовали… схорониться бы мне, пока утихнет.
— Эх, бить тебя некому, Степка… А потом-то что будешь делать?
— Подамся в Нижний или в Москву. Небось, там искать не станут,
— Натворил чего-нибудь?
— Нет, только на собрания ходил. Дядя Вася зевнул, перекрестил рот:
— Ладно, лезь на полати к парням, а завтра обмозгуем, как с тобой быть. Если спрашивать будут, скажи, что с хозяйкой поругался. Соображаешь? То-то.
4
Больше недели прошло, как Степан укрылся у дяди Васи. Хозяйка — вдова судейского чиновника, сдававшая артели половину дома, хорошо помнила Степана по прошлой зиме и у нее не вызвало подозрений его появление. Дядя Вася придумал для него занятие — выпиливать из досок кружева для оконных наличников. Степан не ходил с артелью, а работал дома на террасе, где для него оборудовали верстачок, а окна, как бы от солнца, наполовину завесили парусиной.
Что происходило в городе, Степан не знал. Павел заглянул к дяде Васе всего один раз. Сказал, — чтобы Степан пока не высовывал носа.
Степан волновался за друзей, побаивался за Павла. Не знал, как и что делать дальше. Дядя Вася, вернувшись с работы, угрюмо молчал. До него доходили слухи, что в городе неспокойно, что многих посадили в тюрьму, но Степану он ничего не говорил— не хотел расстраивать…
А весна брала свое. Во дворе весело пели скворцы, в небе рассыпали звонкие трели жаворонки. Все вокруг зеленело и цвело.
«Вот заработаю немного денег и как-нибудь ночью уйду пешком в Нижний или в Казань, — размышлял Степан. — Только бы паспорт мне добыть, Пашка придет — попрошу его сходить на квартиру. Может, паспорт мой цел»…
Когда вторая неделя подходила к концу, неожиданно прямо на террасу ввалился Павел:
— Как себя чувствуешь? Не надоело скрываться?
В глазах Павла светился веселый огонек.
— Что, Пашка, паспорт принес? — обрадованно спросил он.
— Не паспорт, а полную свободу. Можешь вылезать из своей конуры — всех твоих дружков выпустили.
— Всех? — удивленно переспросил Степан.
— Ну, всех или не всех, я не знаю, а только Башкиров и Котлецов вернулись. Видать, такую мелюзгу даром кормить не хотят.
— А за мной больше не приходили?
— Нужен ты им, как же. Давай выбирайся из своей берлоги и топай в училище — пора экзамены сдавать.
— Надо с дядей Васей поговорить.
— Да вон, слышишь голоса, кажется, вся артель идет на обед.
— Ты не шуми, Пашка. Ведь никто не знает, что я скрываюсь. Одному дяде Васе скажи тихонько.
— Ладно, соображу.
— Ба, гляньте-ка, ребята, агроном пришел! — усмехнулся дядя Вася, обрадованно пожимая руку племяннику. — Ну, как живешь-можешь?
— Слава богу! Все хорошо! Вот за Стенкой пришел — надо экзамены сдавать.
— Успеет… Садись-ка лучше с нами обедать… За обедом артельные говорили про деревенские
новости, про то, что надо готовиться к севу, а купчишка не отпускает… После обеда Павел улучил момент и сказал дяде Васе, что со Степкой все обошлось.
— Слава богу! — перекрестился старик. — Я-то страху натерпелся… Однако Степка мне шибко помог — почти все наличники сделал.
Он развязал кошель, вынул две красненькие и подошел к Степану.
— На, племянничек. Эти деньги ты заработал честно.
— Спасибо, дядя Вася. Выручил в беде.
— Ну-ну, хватит… Чай, не чужой… Иди с богом, да наперед оглядывайся…
5
Степан вышел вместе с братом. Павел был весел, шел насвистывая, словно ничего не случилось.
У Степана было такое ощущение, будто он вышел из тюрьмы. Заросший, с полушубком на руке, он и впрямь смахивал на освободившегося арестанта. i Было то тихое послеобеденное время, когда все в городе замирало. От притихших, вроде бы опустевших домов веяло тоской.
Павел шел легкой походкой, поскрипывая новыми сапогами.
— Ты, Пашка, ничего не слышал про Трощанского?
— Нет.
— А про Красовского?
— Нет, не слышал…
— А почему ты такой веселый сегодня?
— Как почему? Во-первых, тебя вытащил из берлоги, а во-вторых, собираюсь жениться.
— Жениться? — Степану это известие показалось столь неожиданным и странным, что он даже остановился. — На ком же?
— На Зине. На сестре Башкирова. Ты разве ее не знаешь?
— Нет. Первый раз слышу, что у него есть сестра.
— Еще какая! Завтра воскресенье, мы собираемся покататься на лодке. Зина придет с подругами. Ты забирай своего Котлецова и приходи вместе с ним.
— В какое время?
— Под вечер. Часа в четыре. Да смотри, обязательно приходи. Надо же познакомить тебя с Зиной.
— Ладно уж…
— Не забудь гармошку.
— Возьму, если уцелела. — Степан пожал Павлу руку и свернул в переулок, к своему дому.
Николай Котлецов, с которым после неожиданной встречи на собрании у Трощанского установились самые душевные отношения, встретил Степана крепкими объятиями.
— Явился, чертушко! А я за тебя побаивался. Меня долго мытарили, хотели выудить о тебе все, что знаю.