Выслушав рекомендацию Егора Петровича, он посмотрел на Степана круглыми немигающими глазами,
— Што умель делать есть? Степан указал на шкаф, стол, кресла.
— О, это карошо!
Он вызвал мастера и, кивнув на Степана, сказал:
— Это есть новый рабочий майстер, надо его испытайт. Надо давать пробы.
Мастер понял, поклонился и увел Степана с собой…
Степану поручили изготовить конторские счеты по имеющемуся чертежу. Это было самое трудное изделие, которое собиралась осваивать мастерская. Степан осмотрел инструменты, дерево, токарный станок и согласился.
Мастер поставил его к верстаку.
— Сделаешь хорошо — твое счастье! Не сделаешь — не взыщи! Хозяин у нас строг.
Степан начал работу неторопливо: выбрал сухие доски без сучков и перекоса и стал обстругивать, доводя до нужной толщины.
Петрович постоял, посмотрел и, подмигнув мастеру, — дескать, знай наших! — ушел довольный.
На другой день счеты были готовы. Степан разобрал их, отполировал по частям и оставил сохнуть. Вечером аккуратно склеил их, и на третий день мастер вместе со Степаном понес их хозяину.
Тот, осмотрев счеты, погладил их, ухмыльнулся в усы:
— Это есть первый зорт! Вы оставайт у нас работать.
9
Прошло около месяца. Степан расплатился с Евдокией Дмитриевной и перебрался из Марьиной рощи на Красную Пресню, к Егору Петровичу.
Работали они вместе. Хозяин платил хорошо, но выжимал все силы. Оба приходили домой измочаленные и, перекусив, сразу ложились спать. Степан попробовал было заговорить со столярами — постоять за себя — те отмахнулись.
— Были у нас уже этакие-то. Подбивали на раздор, но их хозяин по шеям — и будьте здоровы!
В мастерской работали в основном сезонники. Степан мечтал о переходе на большой завод. Хотелось ему поехать в столицу. Он понемногу откладывал деньги на дорогу и ждал, когда пришлют документы.
В середине сентября его вызвали в полицию.
— Вот, — сказал пристав, — получите временное удостоверение.
— Спасибо! А как же с грабителями? — спросил Степан.
Пристав приподнял усы:
— Ищи ветра в поле! Они уже давно в Германии…
Проработав еще с неделю, Степан взял расчет у Штофа и, распрощавшись с добрейшими Агафьей Петровной и Егором Петровичем, поехал в Петербург. Ему грезилось, что там он найдет работу по душе и встретит настоящих друзей.
Глава седьмая
1
— Господа, подъезжаем к Петербургу. Прошу вставать! — зычным голосом закричал кондуктор с сияющей бляхой на груди, проходя по вагону.
Степан спрыгнул с полки и, зябко ежась, посмотрел в окно. Из тумана надвигались призрачные громады домов, а над ними тускло блестели золотые шпили и купола церквей.
«Вот она какова, великодержавная-то!» — с волнением подумал Степан и проворно стал одеваться…
Вслед за пассажирами, увешанными саквояжами, мешками, корзинками, он вышел с маленьким узелком на широкую площадь перед вокзалом, где наперебой кричали извозчики, и задумался. Города он не знал. Друзей и знакомых здесь не было. Что делать? „Куда идти?
Так как день только начинался и в кармане еще оставалось рублей пять, он решил посмотреть город и, выйдя на Невский, зашагал в ту сторону, где виднелся шпиль Адмиралтейства.
Утро выдалось туманное, но теплое. Это радовало Степана, так как одет он был по-летнему.
Выйдя на набережную, он полюбовался строгой красотой Адмиралтейства и, увидев золотисто-матовый купол Исаакия, прошел на Сенатскую и замер, потрясенный величием храма.
«Вот он, Санкт-Петербург! Вон он, оказывается, какой!» — восторженно прошептал Степан, оглядывая громадные дома, и спросил сам себя: «Неужели я буду жить в этом городе? Неужели здесь найдутся дли меня работа и жилье?»
Идя по набережной, Степан увидел окрашенное в зеленоватые тона причудливое здание с множеством колонн и лепных украшений.
— Не скажете ли, что это за дом? — обратился он к прохожему в белом фартуке.
— Да это же Зимний дворец! Тут царь проживает.
Степан остановился, покачал головой и направился ко дворцу.
— Проходи, не глазей, не велено! — прикрикнул на него дежуривший возле дворца жандарм.
Степан ускорил шаги.
Он обогнул дворец и снова вышел на Невский.
«Вроде бы я тут уже был, — увидев шпиль Адмиралтейства, подумал Степан. — Пойду-ка в другую сторону».
Он шагал неторопливо, порой останавливаясь и рассматривая поражавшие его воображение дворцы, храмы, скульптуры. Незаметно дошел до Александро-Невской лавры и замер, увидев нищих и калек, сидевших и стоявших у ворот.
: «Если каждому по копейке дать, пожалуй, у самого ничего не останется», — подумал он и, еще раз взглянув на золотые купола, свернул влево и опять вышел к широкой полноводной реке.
«Неужели и здесь Нева?» — подумал он и облокотился на чугунные перила.
Недалеко, у перевоза, толпился народ, слышались голоса, перебранка.
Степан пошел в ту сторону.
— Лод-ку! Лод-ку! — в несколько голосов кричали стоявшие на берегу.
— Чего зеваете? — строго спросил вышедший ив дощатой сторожки плотный, с кудрявой бородой мужик, в синем кафтане.
— А чего лодки угнали на ту сторону? Видишь, народу сколько?
— Перевозчиков не хватает, вот и угнали.
— Мы бы сами переехали.
— А деньги с кого собирать? Всё на дармовщину хотите?
— Мы заплатим. Мы за этим не постоим, — примиряюще сказал высокий старик в поддевке.
— Сейчас лодки пригонят, — подобревшим голосом сказал кудрявый мужик и, сложив ладони рупором, раскатисто закричал:
— Про-хо-рр!
— Чи-во? — донеслось с того берега.
— Го-ни лодки жи-ве-й!
— Го-ню…уу!
— Слышали? — кивнул кудрявый мужик на тот берег и, присев на большую, перевернутую вверх дном дырявую лодку, стал закуривать.
Степан прошелся по тропинке вдоль набережной и снова вернулся к перевозу. Народ уже погрузился в пригнанные лодки и отчалил. У сторожки, поплевывая в песок, сидел один кудрявый мужик. Он давно приметил Степана и ждал, что тот тоже спустится к реке и станет просить перевезти его на Охтенскую сторону. Но Степан неторопливо ходил вдоль набережной, любуясь рекой, которая ему чем-то напоминала родную Вятку, и думал о том, где ему сыскать ночлег.
— Эй, парень! Ты чего там шатаешься? — крикнул кудрявый мужик. — Подь-ка сюда.
— Зачем?
— Дело есть. Иди!
Степан спустился к реке, подошел к сторожке, поздоровался.
— Ты на богомолье, что ли, пришел?
— Нет, просто так…
— Откуда будешь?
— Вятский!
— Вона! На заработки приехал?
— Да, думаю устроиться на завод… Я столяр-краснодеревщик.
— Это, паря, не так свободно. Люди неделями и месяцами ищут место. Денег, что ли, у тебя много?
— Денег в обрез.
— А родня какая есть или знакомые?
— Никого нет… я только с поезда. Мужик даже присвистнул.
— Тогда тебе, паря, один выход — идти ко мне в перевозчики. Грести-то умеешь?
— На реке вырос!
— Вот и айда! Будешь жить здесь, в сторожке, а столоваться в харчевне для извозчиков — это рядом. Там все наши кормятся. Дешево и сердито.
— А сколько платить будете?
Мужик еще раз — окинул наметанным и хитрым глазом рослого, широкоплечего Степана, с большими сильными руками, усмехнулся в бороду:
— Сколько заработаешь! Буду платить по копейке с рыла. Сотню человек перевезешь — вот и целковый!
— Да, может, тут за целые сутки сотни-то и не наберется?
— А это уж как бог пошлет… Другой раз и до пятисот перевозим…
— Надо подумать…
— А ты ел сегодня али нет?
— Нет еще…
— На двугривенный, сходи в харчевню.
— Не надо, у меня есть свои.
— Ишь, какой гордый! — тряхнул мужик кудрявой головой. — Иди на свои поешь, да подумай хорошенько. Такой работой брезговать нельзя. Здесь— живые деньги… Как звать-то тебя?
— Степаном… А вас?
— Тимофеичем кличут.
— Вы тут хозяин или…
— Раз нанимаю, стало быть, хозяин, — крякнул мужик. — Пришел сюда десять лет назад босиком, а теперь, ишь, — перевоз держу. Дело доходное… Ступай поешь — вон харчевня на берегу, — и сразу за весла! Видишь — сколько народу-то на том берегу!
— Ладно, Тимофеич, — поразмыслив, сказал Степан, — перекушу и приду. Только, если сыщется другая работа, ты меня не держи.
— Это само собой! Али я не понимаю..
2
Теплая погода продержалась недели полторы, а потом, начались дожди, подул с моря холодный ветер. Степану пришлось купить на толкучке поношенный полушубок и шапку. Но и в этом одеянии на воде холод пронизывал до костей. «Пассажиров», как хозяин называл переправлявшихся с берега на берег, становилось все меньше, и перевозить было трудней. В тихую погоду приходилось бороться лишь с сильным течением, а теперь еще надо было преодолевать крутую волну.
Степан за день так отмахивал руки, что ночью они гудели и ныли — не мог уснуть. А заработки становились все меньше и меньше. Перевозчики начали роптать, подумывать о новой работе. Хозяин по вечерам приходил в сторожку, ставил на стол бутылку очищенной.
— Не унывайте, ребята, — у меня с голоду не помрете. Вот замерзнет река — начнем работать на лошадях. Я оборудовал сани со скамейками и большие крытые кошевки. Любо-мило в таких перелететь через Неву. Народу будет еще больше, чем летом.
— Зимой пешком пойдут… кому охота пятаки на ветер швырять?
— Разный народ бывает, — усмехнулся хозяин. — Другой и вовсе всю зиму дома сидит. А только у меня перевоз не пустует. Иной раз зимой заколачиваем больше, чем летом. Потому — на санях, под ветром — пятачок, а в кошевке с колокольчиком — гривенник…
Степан, слушая сладкие речи хозяина, уже давно обдумывал, куда податься, искал другое место, расспрашивал «пассажиров» про большие фабрики и заводы. «Вот пойдет шуга по воде, делать будет нечего, тогда и толкнусь на настоящие поиски…»
Как-то перевозил Степан кучку продрогших «пассажиров» с Охтенского берега. Было холодно — злой ветер пронизывал до костей. Все, нахохлившись, жались друг к другу, кутались в шарфы и прятали лица в воротники. Степан широко взмахивал веслами, чтобы согреться, смотрел на дно лодки и думал о своем..