Вдруг сидевший напротив «пассажир» тронул его за колено:
— Неужели Халтурин?
Степан приподнял голову. Из-под надвинутой шапки смотрели карие выразительные глаза. Поднятый воротник закрывал щеки, заросшие кудрявой бородкой, но Степан сразу узнал доброго учителя из Вятского земского училища — Котельникова.
— Василий Гаврилович? Да как же вы-то здесь очутились?
— Переехал в Питер. Теперь служу здесь. А ты, Степан? Ты же должен быть в Германии?
Степан сильным рывком толкнул лодку вперед и приподнял весла:
— В Москве обокрали: Взяли и деньги и заграничный паспорт. Еле добрался до Петербурга и пока вот перебиваюсь здесь.
— Скверно, брат, скверно… Ведь ты же хороший мастер: почему в перевозчики попал?
— Разве сразу устроишься? — ответил Степан и снова налег на весла.
Котельников, нахмурясь, молчал до самого берега, а когда причалили и вышли, подошел к Степану,
— Ты можешь сейчас отпроситься и пойти со мной в город?
— Хозяина нет, ну да ладно, скажу ребятам… А. зачем в город?
— Я — устрою тебя в одно заведение, на хорошее место.
— Неужели? Да я хоть сейчас уйти готов… Только документ мой у хозяина.
— Поедем так, а документ, если потребуется, возьмешь потом.
Дойдя до лавры, они сели в вагончик конки и, наперебой расспрашивая друг друга, поехали к центру.
Доехав до Литейного, они сошли с конки и переулками зашагали пешком.
Заведение, в которое Котельников надеялся устроить Степана, именовалось «мастерской по изготовлению учебных пособий». Хозяевами мастерской были братья Топорковы, люди либеральных взглядов, симпатизирующие революционерам.
Топоркову-старшему — высокому бородачу в очках — Котельников и представил Степана.
— Что умеете делать? — строго, как истинный хозяин, спросил Топорков.
— Я по столярной части… краснодеревец.
— Ящики для приборов сможете вязать?
— Делал шкатулки из капа и ларцы.
— Вятский, значит?
— Да.
— Все понятно. Когда сможете приступить к делу?
— Я хоть сегодня готов… только с жильем у меня затруднение.
— В этом поможем… А заработки у нас сдельные. Будет зависеть от вас, от вашего умения… Пойдемте, я покажу вам мастерскую и изделия, которые мы изготовляем.
— Так я, пожалуй, попрощаюсь с вами, господин Топорков, — тоже официально сказал Котельников.
— Прощайте! Заходите при случае, я всегда рад вас видеть. А о вашем протеже я позабочусь.
— Благодарствую!
Котельников поклонился, пожелал Степану успехов на новом месте и; передав свою визитную карточку, ушел.
Мастерская занимала небольшое полуподвальное помещение. Но в ней было чисто. Рабочих оказалось немного. Оборудование— самое простейшее. Изделия, которые выпускались в мастерской, были добротными, красивыми. Большие линейки, угольники, геометрические фигуры, несложные физические приборы — все сияло и блестело.
— Ну-с, так что вы скажете, молодой человек? — спросил хозяин, когда они вернулись в контору.
— Мне понравилось. Буду рад у вас потрудиться. Вот только с жильем у меня…
— Хорошо! Сейчас я вам дам записку к одной старушке. Как договоритесь, приходите снова ко мне — получите аванс и перевезете свои вещи.
Степан хотел сказать, что у него нет никаких вещей, но осекся, побаиваясь, как бы хозяин не раздумал.
— Вам все понятно?
— Понятно. Благодарю вас… Но как же? Ведь я еще и паспорта не предъявил…
— Не беспокойтесь, рекомендации господина Котельникова для меня вполне достаточно.
3
«Старушке» Авдотье Захаровне еще не было пятидесяти, но ее сгорбило и состарило горе. В Крымскую войну она потеряла мужа, а два года назад в сибирской ссылке — единственного сына.
Она могла бы дожить свой век на те деньги, что оставила недавно скончавшаяся сестра, но Захаровна, как называли ее все в большом доме на Знаменской, боялась одиночества в пустой квартире и пускала жильцов. В одной комнате у нее жили студенты, в другой — двое молодых рабочих из мастерской Топорковых.
Комната, где жили рабочие, была просторной, высокой и светлой. Там стояли две простые кровати и
старинный кожаный диван. Степану было разрешено занять пустующий диван.
— Столоваться можете в кухмистерской, а если желаете, милости прошу у меня, вместе со студентами.
— Я бы с радостью, да не знаю, хватит ли заработка?
— Платите сколько сможете — я за деньгами не стою, — сказала Захаровна.
— Нет, уж я лучше по вечерам буду работать, но что положено — отдам.
— Вот вы какой? Это хорошо! У меня сын, Витюшка, тоже был карахтерный, царствие ему небесное.
— Умер, знать? — вздохнул Степан.
— Погиб то ли в тюрьме, то ли на этапе в Сибири. Молодой был, как вы. Тоже русый, высокий…
— Да? За что же его арестовали?
— Студентом был… В кружки ходил… потом и схватили… Совсем я одна осталась. Вот и пускаю молодежь, чтобы не скучно было. А деньги что? Господь с ними, с деньгами. Если человек хороший, я и даром пустить готова.
— Нет, так нельзя. Это обидно! Я буду платить, как все. Чтобы никакого стеснения.
— Ладно, ладно. Перевозите свои вещи и устраивайтесь как дома.
— Да у меня и вещей-то нет — обокрали в Москве. Я ведь за границу ехал.
— Обокрали? Этакого-то богатыря? Да как же так?
— Доверился друзьям… — Степан присел на предложенный стул и рассказал все как было.
Захаровна всплакнула, сходила в свою комнату, вынесла кошелек, предложила Степану денег.
— Нет, не возьму. На первое время у меня есть, а потом заработаю.
— Может, из платья что подойдет. Ведь от Витюшки многое осталось.
— Благодарствую. Я обойдусь.
— Да вы не стесняйтесь, батюшка. Я от души. Как звать-то величать вас — не знаю.
— Степаном зовут, а по фамилии — Халтурин.
— Так, так. Очень приятно. Вы, Степан, может, пообедаете со мной?
— Спасибо! Некогда. Надо с хозяином перевоза рассчитаться и документ у него взять. — Я ведь перевозчиком на Неве работал.
— Ой, страсть-то какая! У нас каждый год на Неве столько народу тонет. Злая это, ненасытная река.
— Ничего, я привык… Так значит я ужо к вечеру приду, хозяюшка.
— Зовите меня Захаровной. Этак все кличут. А приходить — приходите в любое время. Я только днем ненадолго ухожу, а по вечерам — всегда дома.
4
Вечером Степан явился со своим узелком и застал в комнате двоих постояльцев, с которыми ему предстояло жить.
— Ну, давайте знакомиться, братцы. Халтурин Степан! — заговорил он весело, непринужденно. — Столяр-краснодеревец и гармонист. Буду жить у вас на диване. Работать у Топорковых.
Смуглый, с квадратным лицом, стриженный в «елочку» посмотрел на него исподлобья, глухо сказал:
— Мыловаров я, Серафим. Строгальщиком работаю.
— А, новенький! — усмехнулся другой, пивший чай за столом, белобрысый, с широким лбом и бойкими глазками. — Рад познакомиться. Милости прошу откушать чаю.
— Спасибо! — Степан протянул руку. — А зовут тебя как?
— Игнат Тимофеев Михайлов. А по кличке — «Сапун», — бойко отрапортовал белобрысый.
«Этот, видимо, бывалый малый, а тот — тюфяк», — определил Степан и, подсев к столу, спросил шепотом:
— А где же вам кличку дали?
— В бильярдной! — усмехнулся Михайлов.
— Почему в бильярдной?
— Я когда играю — издаю сильное сопение. Вот меня «сапуном» и прозвали. Под этой кличкой всему Петербургу известен!.. А ты, Степан, шарики не катаешь?
— Нет… — растерянно сказал Степан, соображая, не заложен ли в этой фразе какой-нибудь другой смысл.
— Жалко. Ну да я тебя обучу в два счета, — весело сказал Михайлов, — у меня недолго — все маркеры друзья!
— А работаешь ты где? У Топорковых?
— У них… Но это временно. Я, братец ты мой, бильярдный мастер. Работая с отцом да с дядей по знатным домам. А как отец помер, дядя мне отставку дал… Вот и пришлось на зиму пристроиться у Топорковых. Но я уйду от них, непременно уйду. Сапуна знает весь Петербург.
— Что, у отца-то один ты был?
— Какое — один? Пятеро нас, да я от первой жены, вот мачеха и указала на дверь. «Дескать, живи, Игната, самостоятельно, ты теперь большой».
— Водочка подвела?
— Не водочка, а игра! Нашему брату пить не полагается. Кто на бильярде играет, тому водку и нюхать нельзя… Игра — страсть моя. Из-за нее и дядя выгнал, и мачеха тоже…
«Вот гусь! — подумал Степан. — И с этим шаромыжником мне предстоит жить? Ну что ж, все лучше, чем с тем молчуном…»
В дверь постучали.
— Степан, пожалуйте ужинать! — послышался голос хозяйки.
— Ого! Да ты по-барски устроился, — усмехнулся Михайлов.
— Иду! — отозвался Степан и поднялся.
— А может, после ужина со мной пойдешь? — спросил Михайлов.
— Куда?
— Известно куда, — лукаво подмигнул он, — на тайное собрание, где шарики гоняют.
— Не пойду! — строго сказал Степан.
— Ну, тогда и ждать не буду. Проваливай ужинать! — огрызнулся Михайлов и сам стал пить налитый Степану чай.
В соседней комнате, за столом, покрытым розовой клеенкой, собралось совсем другое общество. Хозяйка Авдотья Захаровна, в белом чепчике, ужинала вместе с двумя молодыми людьми, одетыми чисто и опрятно.
Степан распахнул дверь и сделал несколько шагов к столу:
— Здравствуйте! Приятного аппетита!
— Милости просим! — сказала хозяйка..
Длинноволосый молодой человек, с бледным бритым лицом, что-то жуя, кивнул.
Второй, аккуратно причесанный, с каштановой бородкой и дугообразными бровями, повернувшись, энергично поднялся, протянул руку:
— Рад познакомиться. Студент технологического, Артем Креслин.
— Степан Халтурин, рабочий.
— Верю! — вырвав руку и поморщившись, сказал Креслин. — А это мой однокашник, Игорь Пухов.
Тот, посмотрев на мужественное лицо Степана, с высоким лбом и умными серыми глазами, недоверчиво спросил:
— Вы, правда, рабочий?
— Да, столяр.
— Отлично! Мы с Артемом будем рады принять вас в свою компанию.