— Чтобы удержать власть, нужна могучая сила. Нужна партия, которая бы сумела стать во главе революции.
— Правильно! И такая партия есть. Это — «Народная воля»!
Квятковский говорил с жаром, с верой в свои слова, Халтурин не стал ему возражать, хотя и не был уверен, что «Народная воля» представляет грозную силу.
Квятковский, видимо, по выражению его лица угадал мысли Степана.
— Вы не верите мне? Напрасно. Однако я не стану вас переубеждать. Через некоторое время вы сами убедитесь, что «Народная воля» — именно та сила, которая призвана уничтожить тирана и совершить великий переворот.
— Я бы очень хотел в это верить, — улыбнулся Степан.
Все время молчавший Евпиногор Ильич внимательно наблюдал за Степаном. Недоверие, которое было написано на его лице, постепенно рассеивалось. Чувствовалось, что его глубоко взволновали слова Квятковского, и особенно — его глубокая убежденность.
— Александр Александрович, — сдерживая волнение, заговорил Евпиногор Ильич, — я полагаю, что Степан Николаевич, которого я знаю с отроческих лет, как истинный революционер, очень сочувствует нашим идеям. И хотя он придерживается других взглядов на политическую борьбу, я надеюсь, что он может оказать нам неоценимую услугу.
— Вероятно, да. Но каким образом?
— Степан Николаевич живет и работает столяром в Зимнем дворце.
Квятковский встряхнул густые, взлохмаченные волосы и, вскочив, быстро заходил по комнате. Глаза его горели, на щеках выступил румянец.
— Никогда, никогда бы не поверил, если б об этом услышал от других. Степан Халтурин — глава рабочего союза, который главной задачей своей деятельности ставил ниспровержение существующего строя, живет под одной крышей с царем!
Он умолк и несколько минут ходил насупившись, обдумывая, как и что сказать Степану. Ему очень хотелось вовлечь Халтурина в партию «Народная воля», но он чувствовал, что спешить нельзя. Цельные люди не могут мгновенно изменять свои убеждения, и на них не следует оказывать давления. Пусть Халтурин подумает сам. Впрочем, его хорошо бы свести с Пресняковым. Да. С ним, пожалуй, они скорей сговорятся.
Квятковский тряхнул пышной шевелюрой и снова сел рядом с Халтуриным.
— Я очень, очень рад знакомству с вами, Степан Николаевич. Заглядывайте ко мне, когда сможете. Мы должны познакомиться поближе.
— Спасибо, Александр Александрович. Спасибо!
— Не сможете ли вы зайти в пятницу вечером? У меня будет Пресняков.
— Сумею.
— Вот и прекрасно!
— И я приду, — сказал Вознесенский.
— Очень хорошо! — обрадовался Степан. — С вами мне, Евпиногор Ильич, хотелось бы еще поговорить, однако уже пора.
Степан оделся, Квятковский и Вознесенский вышли его проводить к двери. Простились молча, без слов понимая друг друга.
7
Степан ночью долго не мог уснуть — думал о разговоре с Евпиногором Ильичем и Квятковским. «Да, их можно понять. Александр II, которого газеты изображают царем-благодетелем, — жестокий тиран! По его приказанию в Одессе казнены Лизогуб, Чубаров, Давиденко, Осинский. За последнее время повешено восемнадцать революционеров! А сколько томится в казематах! Сколько сослано на каторгу!.. Нет, не зря в него стреляли Каракозов и Соловьев. Не зря. Я видел его близко, даже говорил с ним. У него глаза удава. Под таким взглядом цепенеешь».
Степан зажмурил глаза и представил, как он встретился с самодержцем.
Это было перед отъездом царя в Ливадию. В мастерскую влетел дежурный офицер и что-то стал говорить лейб-мастеру Ивану Афанасьевичу — тучному усачу, с большими глазами навыкате.
Тот, внимательно выслушав офицера, крякнул и толстым, почти не сгибающимся пальцем поманил работавшего рядом Степана.
— Вот что, любезный… возьми клееварку, инструменты и надень чистый фартук — пойдешь со мной в кабинет к государю.
— Слушаюсь, Иван Афанасьевич, — почтительно поклонился Степан.
— Да поторапливайся, их благородие ждет. Степан быстро собрался, и все трое пошли на второй этаж, в покои государя.
Перед кабинетом, в большой пышной приемной их встретил дежурный генерал-адъютант, в аксельбантах и с лентой через плечо.
Все трое замерли, вытянувшись. Генерал строгим взглядом окинул Степана, поморщился на тучную фигуру лейб-мастера и, кашлянув, сказал зычным голосом:
. — Ступайте в кабинет, да поторапливайтесь, государь уже завтракает.
Все трое вошли в кабинет, и офицер указал на обломок резного карниза от письменного стола, лежавший на зеленом сукне.
— Вот видите, что приключилось. Государь нечаянно уронил яшмовую пепельницу, и резьба отлетела.
— Это можно поправить, — сказал мастер, осматривая обломок.
— Когда государь уедет — сделать настоящий ремонт, а сейчас приклейте как-нибудь, главное — побыстрей.
— Все будет в лучшем виде, ваше благородие, — сказал лейб-мастер и подал Степану обломок.
Тот, постелив на ковер старый фартук и разложив инструменты, стал аккуратно счищать клей, примерять обломок.
— Небольшая щелочка в уголку получается, Иван Афанасьевич, должно, кромкой ударили.
— Нельзя-с… Надо заделать. Ты пока приклеивай, а я сейчас сбегаю за сургучом. Зальем, заполируем-с — в лучшем виде…
Он на цыпочках вышел из кабинета.
Степан, отыскав тоненькие, заостренные с двух сторон гвоздики, достал молоток и аккуратно вбил их в кромку крышки стола. Потом намазал обломок клеем, посадил в гнездо и стал молотком, через кожаную прокладку, сажать его на гвоздики-шпеньки. Офицер, все время стоявший рядом, выглянул в дверь и вышел. Степан стоял на коленях, старательно притирая обломок. В это время в другую дверь кабинета из внутренних покоев вошел царь и, на ходу подкручивая усы, подошел к письменному столу.
Степан, увидя его, поднялся с молотком в руках, не зная, что сказать.
— Работайте, работайте, — сказал царь и так взглянул на него своими бесцветными, холодными глазами, что у Степана перехватило дыхание.
Услышав голос царя, в кабинет вошел дежурный генерал.
— Здравия желаю, ваше императорское величество. Прошу извинить, что мы задержались с ремонтом. А ну, молодец, быстро собирайте свое имущество. Фу, какой запах от клея!
Степан уложил инструменты.
— Все готово, ваше императорское величество. Царь махнул рукой.
— Пошел, пошел, чего стоишь? Марш! — прикрикнул генерал, и Степан вышел…
Теперь, поеживаясь от внезапно нахлынувшего холода, Степан вспомнил встречу с царем и подумал: «А ведь я мог стукнуть его молотком, и не пришлось бы за ним охотиться целой партии революционеров. Правда, это бы выглядело как убийство и произвело бы тяжелое впечатление. Народовольцы же хотят свершить не убийство, а казнь! Казнить тирана, чтобы поднять народ. Может, они и правы… А если вместо этого царя посадят другого, который будет еще лютей?.. Мне не страшно погибнуть за народ, за счастье рабочего люда. Не страшно! И казнить тирана должен именно рабочий, а не интеллигент. Но принесет ли это свободу?..»
Глава тринадцатая
1
Степану было тяжело смирить-с мыслью, что союз разгромлен и что его не удастся восстановить.
Однажды вечером, одевшись попроще, он пошел навестить Иванова — одного из верных людей, члена союза, пропагандиста Выборгской стороны.
Раньше он заходил к Иванову раза два, знал его жену и детей. Иванов работал слесарем и зарабатывал больше, чем ткачи. Он был начитан, хорошо понимал задачи союза и вел на своем заводе пропагандистскую работу.
Степан постучал в знакомую дверь условно, надеясь, что откроет сам Иванов. Но дверь открыла старуха и, неприветливо взглянув на Степана, спросила:
— Чего надо?
— Мне бы Иванова повидать…
— Анна, иди, опять какой-то антихрист явился, крикнула старуха и ушла в кухню.
Из комнаты вышла жена Иванова, простоволосая, по-домашнему одетая женщина, вслед за ней выскочили трое ребятишек, думая, что пришел отец, и сразу присмирели, сникли, увидев незнакомого.
— Здравствуйте, Анна Петровна! Вы узнаете меня?
— Узнаю, как же, сманивали мужа на собрания. Из-за вас он и свихнулся.
— Как это свихнулся?
— А так… уж второй месяц в бегах. А может, его уже давно взяли. Всех его дружков похватала полиция.
— Вам он говорил что-нибудь?
— Сказал, что ему нужно скрыться, и ушел… А у меня вон они — видите! Пошла работать сама, но разве прокормишь такую ораву?
— Сейчас стало потише, ваш муж скоро вернется, — понизив голос, заговорил Степан. — А вам будем помогать по мере сил, — он достал из кармана пятьдесят рублей и протянул хозяйке.
— Ой, да что вы? Откуда у вас такие деньги?
— Возьмите, возьмите, Анна Петровна. И не отчаивайтесь, он непременно вернется.
— Да может, вы в комнату пройдете? Посидите?
— Нет, некогда. Прощайте! Я вас еще навещу. Степан погладил по русой головке старшего мальчика.
— Ничего, не унывайте, ребятки, папа скоро приедет…
2
Степан вернулся домой мрачный. Один из тех, через которых он надеялся установить связи с оставшимися на свободе членами союза, скрывается, а вернее всего — арестован.
Степан разделся, попил чаю и прилег на кровать.
— Иди сыграем в карты, — пригласил дядя Егор — бородатый, пожилой столяр. — Чего-то ты сегодня приуныл, парень?
— Голова болит, — отмахнулся Степан.
— Ну как знаешь… Садитесь, ребята. По гривеннику с рыла — не велик разор.
Столяры сели играть в карты, а Степан лежал и думал.
«Всех, всех похватали «синие крысы». Союз как рабочая организация перестал существовать. Я, может быть, единственный из его активных пропагандистов остался на свободе. И я должен отомстить за разгром союза, за аресты и истребление лучших людей рабочего класса. Это мой святой долг.
Но как?.. Землевольцы не глупые люди. Они считают, что нужно уничтожить тирана. И может быть, это создаст перелом. Правда, на революцию рассчитывать трудно. Какая-нибудь сотня народовольцев не сможет захватить власть. Однако правители, безусловно, перепугаются и наследник может отречься от престола. Тогда — республика и свобода, как на Западе.