в по силе совершенных им преступлений и подлежит допросу с пристрастием, чинить того не надобно. Ибо, в противном случае, из его ╚переменных речей╩ могут произойти нежелательные для интересов государства последствия.
Историки недоумевают по сему поводу и называют это решение Анны Иоанновны ╚удивительным╩. Есть версия, что его инициатором и вдохновителем был фаворит императрицы герцог Курляндский Эрнст Иоганн Бирон. Последний якобы находился под влиянием обер-гоффактора Леви Липмана, коего называют ╚фаворитом фаворита╩, то есть любимцем Бирона. Известно, что с этим Липманом Лейбова связывали самые тесные отношения, в том числе и предпринимательские. И Бирон будто бы убоялся того, что поднятый на дыбу Борух Лейбов наболтает что-то лишнее об их с Липманом финансовых делах, и потому-то и замолвил о нем словцо монархине. Непонятно, правда, кого мог так опасаться всесильный Бирон, надежно защищенный императрицей на все случаи жизни.
И тем не менее, роль временщика Бирона в спасении Боруха от костоломов Тайной канцелярии представляется нам вполне вероятной. Только Липман, обратившийся к нему за помощью, руководствовался не желанием спрятать концы в воду, а чувством сострадания к попавшему в беду соплеменнику. При этом надо иметь в виду, что заботу по отношению к евреям Липман проявлял и ранее. Достаточно вспомнить, что в 1734 году он выступил ходатаем перед монархиней по делу шкловского иудея Кушнеля Гиршова, у коего был украден сын, Берк. Последовал указ (копия его была вручена Липману) о возвращении сына отцу и о наказании похитителей. Между прочим, о готовности Липмана прийти на помощь в трудную минуту говорили и неевреи, например ╚Фаберже XVIIIвека╩ ювелир И. Позье, швейцарец, находившийся в то время при дворе Анны Иоанновны.
Но все, что мог сделать Леви Липман для своего единоверца, ≈ это освободить его от дыбы и пыток. Судьба же Лейбова была предрешена. 24-я статья 22-й главы того же ╚Соборного Уложения╩ гласит: ╚А будет кого басурман какими-нибудь мерами или насильством или обманом русского человека к своей басурманской вере принудит, и по своей басурманской вере обрежет, а сыщется про то допряма, и того басурмана по сыску казнить, сжечь огнем безо всякого милосердия╩. При этом выходила явная несообразность, о чем говорит историк: ╚Признав, что Возницын отпал от православной веры и признал жидовский закон ⌠самовольно■, то есть без всякого со стороны Боруха принуждения к тому насилием или обманом, [Юстиц-] Коллегия тем не менее нашла возможным подвергнуть Боруха казни, следовательно, с другой стороны, признала его виновным в насильственном и обманном принуждении Возницына к своей жидовской вере╩. Но искать логику в действиях оголтелых ортодоксов, одержимых инквизиторской истерией, ≈ занятие зряшное. На самом же деле ╚вина╩ Лейбова состояла лишь в том, что он, видя широкую эрудицию и твердое желание Возницына принять еврейство, не отказал иудею-неофиту в его настойчивой просьбе и помог совершить гиюр.
Монаршая резолюция гласила: ╚Дабы далее сие богопротивное дело не продолжилось, и такие, богохульник Возницын и превратитель в Жидовство Жид Борох других прельщать не дерзали: того ради за такие их богопротивные вины, без дальнего продолжения, по силе Государственных прав, обоих казнить смертью и сжечь, чтоб другие смотря на то невежды и богопротивники, от Христианского закона отступать не могли и в свои законы превращать не дерзали╩.
╚Казнить смертью и сжечь!╩ ≈ громко повторил приговор пунцовощекий, с лицом, как вымя, кат, и беспощадные слова эти эхом пронеслись над толпой зевак, пришедших поглазеть на экзекуцию Лейбова и Возницына там, на Адмиралтейском острове, 15 июля 1738 года. Тогда в неистовом огне утонули последние крики этих двоих, сожженных заживо лишь за то, что были последовательны и крепки в религии Моисея: один был привержен ей с рождения, другой сознательно пришел в ряды иудеев. Кто же выиграл от их мученической смерти?
Ну, прежде всего, постылая жена, а теперь уже вдова Елена Возницына, которая ╚в награждение за правый донос╩ на мужа получила часть оставшегося после него имущества, а также ╚100 душ с землями и с прочими принадлежностями╩. Власти намеревались облагодетельствовать и слуг, братьев Константиновых и Григорьева в благодарность за то, что те изобличили злостного отступника. Им вознамерились было дать вольную, но, в конце концов, рассудили за благо отдать в собственность той же Возницыной, может статься, усмотрев между барыней и угодливыми изветчиками особое душевное сродство.
В русской словесности XVIIIвека аутодафе Лейбова и Возницына упоминается в ╚Сатире IX. На состояние сего света к солнцу╩ князя Антиоха Кантемира. Исследователи пытались толковать позицию сего стихотворца вне контекста его общих взглядов на еврейский вопрос и выражали удивление тем, что передовой литератор, деятель ╚ученой дружины╩ не осудил эту варварскую казнь (утверждение историка Ефима Грекулова, что экзекуция якобы им порицается, представляется нам ошибочным). Между тем, Кантемир придерживался непримиримо юдофобских воззрений, и его оценка аутодафе вполне предсказуема. ╚По мудрости Государей Российских Великая Россия доселе есть единственное государство европейское, от страшной жидовской язвы избавленное╩, ≈ восхищенно писал он и предостерегал: ╚Но зело тайно иудеи, притворно в христианство перешедшие, в Россию ныне проникают и по телу ее расползаются┘ Посему за кознями и происками жидовскими зорко следить надобно╩. В этом же ключе следует расценивать и его пассаж из названной сатиры, где князь высмеивает некоего олуха, опасавшегося читать Библию, дабы не отпасть от Христовой веры:
╚Как, ≈ говорит, ≈ Библию не грешно читати,
Что она вся держится на жидовской стати?
═Вон де за то одного и сожгли недавно,
Что, зачитавшись там, стал Христа хулить явно.
Ой, нет, надо Библии отбегать как можно,
Бо, зачитавшись в ней, пропадешь безбожно╩.
К сим словам автор сделал характерное примечание: ╚В Санкт-Петербурге 1738 году месяца июля и средних числах сожжен, по уложениям блаженные памяти российских государей, бывший морского флоту капитан за то, что принял жидовскую веру и так крепко на оной утвердился, что, не смотря на правды, упрямством своим в страшном на спасителя нашего Христа хулении погиб; который случай безмозгим невеждам немалую причину подал сумневаться о Библии, когда они слышат, что жиды ветхого закона держатся. О, как безумные и дерзкие невежды! Причина ли Библия святая дьявольского того орудия погибели?╩ Подтекст ясен: вовсе не Библия повинна в том, что воcпринимается как еврейское учение (╚жидовская стать╩), а ╚безмозгии╩, ╚безумные и дерзкие невежды╩, превратно ее толкующие.
Между тем, таких ╚безумных и дерзких невежд╩, обратившихся к еврейству, насчитывалось в России XVIII√XIXвеков тысячи (и это несмотря на то, что иудаизм был в те времена официально объявлен ╚лжеучением╩, и осквернение синагоги преступлением отнюдь не считалось!). Еще до Кантемира известный публицист Иван Посошков упоминает о них в своих письмах. А Св. Дмитрий Ростовский в ╚Розыске о раскольничьей Брынской вере╩ (1709) пишет о сектантах-щельниках (на Дону): ╚иже субботу по-жидовски постят╩. Субботники отвергали христианское вероучение, почитали Ветхий завет. А в нем их привлекали запрет пожизненного рабства, идея единобожия (а не Троицы) и отрицания ╚кумиров╩ (икон). В культе они стремились выполнять ветхозаветные предписания (обрезание, празднование субботы и еврейских праздников, пищевые и другие запреты). В царствование Екатерины Великой, и особенно при Александре I, секты жидовствующих, а также молокан-субботников пустили такие глубокие корни, что стали появляться в губерниях, находившихся за чертой еврейской оседлости (Московской, Тульской, Орловской, Тамбовской, Воронежской, Пензенской, Ставропольской и т.д.). С конца XIXвека в среде субботников ≈ русских людей, в той или иной степени соблюдавших ╚Моисеев закон╩, возникло движение за переселение в Палестину, и они целыми семьями (Дубровины, Куракины, Матвеевы и др.) обосновывались в еврейских сельскохозяйственных поселениях, главным образом в Галилее, где через два-три поколения растворились среди местного люда.═════
А что власти предержащие? Запалить костры инквизиции по всей православной России, в пламени коих сгорели бы заживо, в прах бы обратились тысячи ╚поганых капитанов Возницыных╩, им было уже не под силу. Да и времена уже наступили не те. И тогда было решено сие явление просто не замечать, словно и не происходило ничего вовсе. Да и сегодня мало кто знает о капитане Александре Возницыне и откупщике Борухе Лейбове, поплатившихся жизнью за свободу совести и веры.
[1] Авторство этих слов приписывается также Г. Гутману.