ягу-дарительницу, к которой приходит герой. Она его выспрашивает, от нее он (или героиня) получает коня, богатые дары и т. д. Иной тип — яга-похитительница. Она похищает детей и пытается их изжарить… Наконец, сказка знает еще ягу-воительницу. Она прилетает к героям в избушку, вырезает у них из спины ремень и пр. Каждый из этих типов имеет свои специфические черты, но кроме того есть черты, общие для всех типов»364.
Вполне естественно, что из поля зрения К. Гинзбурга выпадает первый тип — яги-дарительницы, помощницы. Его исследование нацелено на выявление корней будущего стереотипа ведьмы — сугубо отрицательного образа, преобладавшего в период расцвета репрессий. Этим обусловливается та «последовательность фактов», которую рассматривает Гинзбург в подтверждение своих идей. Он начинает анализ с процессов против прокаженных и евреев во Франции XIV в., видя в них начало складывания образа «злой», «агрессивной» ведьмы: «Из нашей реконструкции событий вырисовывается следующая последовательность: прокаженные/евреи — евреи/ведьмы — ведьмы. Возникновение образа колдовской секты, накладывающегося на образы отдельных чародеев и ведьм, но не вытесняющего их, следует рассматривать как главу в истории сегрегации и изгнания маргинальных групп… Это была идея, которую ожидала большая будущность»365. Не ставя под сомнение приведенную выше схему (по крайней мере, ее первую часть), задумаемся над вопросом: насколько соответствуют ей единичные ведовские процессы, имевшие место в Северной Франции в XIV (и даже в XV) в.?
Как представляется, не менее (а может быть, и более) характерным для этого периода и региона был иной образ ведьмы — образ доброй яги-дарительницы, описанный В. Я. Проппом наряду с двумя агрессивными типами: «Даритель — определенная категория сказочного канона. Классическая форма дарителя — яга… Типичная яга названа просто старушкой, бабушкой-задворенкой и т.д.»366 Основная функция яги-дарительницы всегда положительная: она заключается в помощи герою или героине, в предоставлении им некоего «волшебного средства» для выполнения задачи.
С этой точки зрения Марго де ла Барр может быть названа нами скорее «доброй» ведьмой. На протяжении всего процесса она не устает повторять, что главным побудительным мотивом ее действий всегда была помощь другим людям, в том числе и Марион. Еще на первом допросе Марго рассказывает о своем умении врачевать. В частности, к ней обращались за помощью друзья известной нам Аньес, жены Анселина. Эта молодая женщина страдала от «ужасной болезни головы», при которой «мозг давил на глаза, нос и рот»367. Марго, «вспомнив слова и добрые наставления своей умершей матушки, которые та давала ей в юности, сказала тем, кто пришел ее просить и умолять, что во имя Господа вылечит ее»368. По словам Марго, несчастная действительно поправилась. Успехом завершилось и лечение самого Анселина, страдавшего от лихорадки и просившего, «чтобы она помогла ему советом и лекарством»3 69. Описывая ужасное душевное состояние Марион, вызванное известием о помолвке ее бывшего любовника, Марго также настаивала на своем стремлении сделать подруге добро: «Желая откликнуться на просьбу и мольбы этой Марион и избавить ее от бед, переживаний, забот и гнева, от которых та страдала, сделала два венка из цветов пастушьей сумки и травы terreste»370. В том же ключе может быть рассмотрена и ее попытка спасти Марион от правосудия, выдав ее за сумасшедшую.
Окружающие также не воспринимали Марго как «злую» ведьму. В их глазах она была пожилой женщиной, вдовой, имеющей взрослую дочь, часто нуждающейся в деньгах и потому не способной заплатить за оказанные услуги371. Свидетели, вызванные в суд подтвердить алиби Марго на момент совершения преступления, ни словом не упомянули о колдовстве. Однако для судей репутация Марго как опытной знахарки имела решающее значение. Ее судьба была предопределена уже на первом заседании, «учитывая общественное положение и поведение этой [обвиняемой], которая ведет распутный образ жизни, ее признание, подозрительные травы и кусочки материи, найденные в ее доме, то, что такая особа не может уметь врачевать, если не знает, как околдовать человека…»У12.
Столь жесткая формулировка на самом деле легко объяснима. Следствие по делу Марго де ла Барр пришлось на тот период (между концом XIII в. и началом XV в.), когда во Франции и особенно в Париже развернулась борьба ученых-медиков с разнообразными знахарками. Способности этих последних к врачеванию отрицались по двум основным причинам. Прежде всего, их знания считались «ненаучными». Они передавались только устно, от матери к дочери, вне всякой письменной традиции, столь любезной с некоторых пор ученым мужам. Эти знания не являлись теоретическими, а опирались лишь на практику, на опыт той или иной «sage femme». В связи с этим, по мнению университетских медиков, действия знахарок носили случайный характер, поскольку истинные причины заболевания оставались им неизвестны. Впрочем, за ними все же признавались способности в лечении «женских» болезней, а также в сборе полезных трав и их применении.
Деревенская знахарка обладала в глазах представителей «ученой» культуры еще одной важной отрицательной чертой, сформулированной в теологических трудах. Из доверчивой верующей, верующей истово и свято, доходящей до экстаза и легко испытывающей видения, она постепенно превращалась в особу, более склонную к аффекту, нежели к «эрудиции» священников-мужчин. Пожилые женщины, обладавшие некими «умениями», стали считаться предрасположенными к прямому контакту с «чудесным» (diviri). Однако уже во времена Фомы Аквинского ученые круги признавали дар предвидения (divinatio) обманом, «собственным изобретением» (propria inventionem) той или иной предсказательницы. Такая вера, по их мнению, вела не к Господу, но к дьяволу373.
Дело Марго де ла Барр может служить наглядной иллюстрацией описанного выше процесса. От решительного заявления о неразделимости колдовства и врачевания судьи незамедлительно перешли к вопросу об участии нечистого в «кознях» обвиняемой. И, конечно же, такое участие было обнаруженоЗ 74. Чего еще было желать? Ни у кого из них не осталось ни малейшего сомнения в том, что Марго — настоящая ведьма, а потому «достойна смерти»375.
И все же единодушие судей ставится под вопрос позицией автора «Регистра Шатле». На первый взгляд, она ни в чем не противоречит точке зрения прочих судей. Она настолько неразличима и невычленима из содержания дела, что Клод Товар не рассматривает ее как самостоятельную. Однако мнение Ал ома Кашмаре не просто заслуживает внимания — оно, собственно, и является решающим. И оно, как представляется, отлично от мнения судей, на что указывает форма записи дела.
История любви Марион и помощи ей Марго в интерпретации Алома Кашмаре приобретает характер чисто сказочного сюжета. Она и записана в соответствии с функциями главных действующих лиц волшебной сказки, причем Марго играла в ней роль доброй Бабы-яги.
Рассмотрим последовательно действия наших персонажей, помня при этом о том, что не все сказки дают все функций 376.
Исходная ситуация (временно-пространственное определение, состав семьи, предзавязочное благополучие и т. д.): История Марион начинается «примерно год назад», когда она знакомится с Анселином и создает с ним некое подобие семьи. Об их благополучии в тот момент говорит их «великая любовь».
Эта счастливая атмосфера только усиливает последующую беду. Сигналом становится отлучка из дома одного из членов семьи (I функция): Анселин «покидает» Марион. Куда он отправляется и с какой целью — неизвестно. Она же предчувствует беду — первый случай колдовства (срезанные волосы и кровь в вине).
Появляется вредитель (III функция), который нарушит покой семьи: в результате «отлучки» Анселина появляется Аньес — его новая невеста.
Персонажи занимаются выспрашиванием, выведыванием (IV функция): собирают информацию друг о друге. В нашем случае это «выведывание через других лиц»: Марион вполне могла узнать кое-что об Аньес от Марго, которая лично была с ней знакома и лечила ее.
«Обратное выведывание» вызывает соответствующий ответ (V функция): Марго могла сообщить Марион о слабом здоровье Аньес. Следовательно, ее легко будет победить.
Завязка сказки открывается собственно вредительством (VIII функция): Аньес буквально «похищает» Анселина у Марион и собирается выйти за него замуж.
О действиях вредителя сообщается герою/героине (IX функция): Марион узнает об измене Анселина.
Герой соглашается на противодействие (X функция): Марион решает бороться за свою любовь. Поскольку она сама начинает действовать, она становится главным героем, ее функция — активная, сюжет идет за ней (= строится вокруг ее показаний в суде).
Герой покидает дом (XI функция), что далеко не всегда означает пространственное перемещение. Все события могут происходить на одном месте: Марион идет к Марго.
Так начинается основное действие сказки. В ней появляется даритель, который первым делом выспрашивает героя о цели визита (XII функция): Марго и Марион имеют долгую беседу о непостоянстве Анселина.
Герой реагирует на действия будущего дарителя (XIII функция): Марион в обмен на помощь обещает Марго и впредь приводить в ее публичный дом потенциальных клиентов.
Даритель вручает герою некое волшебное средство для ликвидации беды (XIV функция): Марго учит Марион, как поймать белого петуха и приготовить приворот.
Герой отправляется к месту нахождения предмета поисков (XV функция): Марион идет домой и подливает зелье Анселину. Однако в этот раз ее ждет неудача. И это не удивительно, поскольку белый петух — только второй случай колдовства (после отрезанных волос и менструальной крови). Для сказки же характерно утроение функции377.