долгу, очень строг к себе, он и от других требовал безупречной службы в ущерб личным интересам537.
О третьем «действующем лице», Воине Афанасьевиче Ордине-Нащокине, известно гораздо меньше: он почти не оставил по себе писем или записок. Тем не менее попробуем собрать воедино немногие найденные нами факты его биографии за период до его побега в Польшу538. Родился он, видимо, в 1636 или 1637 г.539 и был крещен именем Петр. Воин — его мирское, домашнее имя540. В феврале 1643 г. отец, находящийся в отъезде, просил своих псковских «приятелей» позаботиться об отдаче сына в начальное обучение: «Пожалуйста, государи, по сей моей грамоте прикажите в домишко мое, штоб мальчика моево дали грамоте учить попу Григорию Опимахову и жил бы он у нево в дому. А будет того священника тут нет — ино Максиму пономарю»541. Позднее Воина учили некие «польские полоняники»542. В 1659 г. Воин был включен в список стольников, сопровождавших отца на посольском съезде543. Представляется, что это не первое его служебное назначение, и, как обычно, он должен был начать нести государеву службу с 15 лет. С большой долей вероятности можно предположить, что она проходила при отце.
Побег Воина со службы источники позволяют реконструировать следующим образом. Афанасий Лаврентьевич, проводивший в 1659 г. переговоры со шведским послом Бент Горном (сначала на Двине, а потом в Эстляндии) о заключении вечного мира, в конце года отправил Воина от «чудотворного образа» с поручением к царю Алексею Михайловичу544. Обратно к отцу Воин, по словам самого царя, «отпущен был со многими указы: о делех и с ведомостями»545. Указ, переданный с ним послам, был важным — он содержал условия, которые должна была выдвинуть российская сторона для заключения мира546. Ему также были выданы деньги из Посольского приказа, несмотря на то что отец просил их никому не давать и держать «на расходы»547. Из Москвы Воина провожал окольничий Федор Михайлович Ртищев — также один из царских фаворитов. С Воином при отъезде находились двое русских, видимо, молодых и вольных, и поляки — Секлицкий и Полтаревич548. Первый был из Могилева и «жил своевольно на Москве»549, второй служил при Афанасии Лаврентьевиче и, очевидно, с самого начала сопровождал Воина. Из Москвы Воин направился в родной Псков, где, вероятно, повидал мать.
Когда стало известно, что Воин «к отцу не бывал», и пришло известие от курфюрста бранденбургского Бронислава Радзивилла, что «столник Воин Афанасьевич ехал через Кейданы до Прус и ныне у королевского величества полского во Гданске принят»550, стали разведывать, каким образом он туда попал. Удалось узнать следующее. Воин поехал в Белоруссию, на Друе он говорил местным жителям, что едет в полк к боярину кн. И. А. Хованскому, который стоял в то время под Брестом, готовясь к атаке на польские войска551. В Браславле (Подолия) он остановился на ночь и здесь говорил, «что едет он в Прусскую землю, а для чего — не сказывал». По слухам, Воин по дороге встретился с жолнерами маршалка Полубенского (или был захвачен ими?), которые отвели его к своему командиру, а тот отправил его к королю в Гданьск552. Эти сведения частично подтвердил позднее один из спутников Воина: «Едучи изо Пскова мимо Красной к Браславлю», Воин взял его с собой в Гданьск553. Таким образом, Воин почему-то направился в район сражений русских и польских войск, которые велись за Украину554.
Воин прибыл в Гданьск, где в то время находился со своим двором король польский Ян Казимир. Тут Воин переоделся в немецкое платье, «а то де немецкое платье три перемены привез с собою Войка с Москвы», сообщал тот же его спутник, явно намекая, что Воин готовился к побегу еще в Москве555. Как рассказал позднее другой человек его свиты, вышеупомянутый Станислав Полтаревич, вернувшийся вновь служить к Афанасию Лаврентьевичу, Воин вводил его в заблуждение, утверждая, что он послан в Польшу царем Алексеем Михайловичем556. В этом же заблуждении пребывали и многие другие: Афанасий Лаврентьевич говорил, что «многие де приезжие люди сказывали ему беспрестанно… что будто послан он (Воин. — О. К.} тайно в немецкие земли»557. Видимо, Воину как сыну дипломата и царского фаворита, едущему от милостиво принявшего его государя, легко удалось пересечь границу, не вызвав подозрений.
До конца апреля 1660 г. Воин пребывал в Гданьске при дворе. О том, что происходило с Воином в Польше, Афанасию Лаврентьевичу становилось известно от многих осведомителей, которые часто основывали свои сообщения на слухах, может быть и недостоверных, но тем не менее для нас интересных. «Да сказывал на Колывани558 немец, писали, де, изо Гданска в Колывань про Воина Афанасьевича, будто он во Гданске забирает силу, а корол, де, полский дал ему полк немец, а куды хочет идти, того неведомо»559. Другой осведомитель сообщал Ордину-Нащокину: «А сын твой, государь мой, Воин Афанасьевич, милостию Божиею многолетствует»5 60. О Воине сообщали не только отцу, но и другим воеводам, находившимся на западных рубежах России. Например, некий Микулай докладывал воеводе кн. И. А. Хованскому: «Видел он у короля во Гданску Воина Нащокина, живет, де, при короле, а дает, де, ему корол на месяц по 500 ефимков, а ходит, де, он в немецком платье; он же, де, Воин, похваляется, хочет услугу свою показать королю, а идти под город великого государя в Лифлянты и, отца своего взяв, хочет привести к королю и многие, де, поносные слова на государство московское говорит…»561 К этому сообщению, исходившему от недоброжелателей Ордина-Нащокина, мы еще вернемся ниже.
Афанасий Лаврентьевич, однако, предвидел, что поляки отнесутся к приезду Воина с подозрением, и говорил, что помешать ходу посольских переговоров Воин не может, «потому что, де, ему ни в чем не поверят и почают… что он послан нарочно для выведывания вестей»562. И действительно, «доведывались, де, государь, — сообщал царю Афанасий Лаврентьевич, — сенаторы и поляки для чево он, Войка, отлучен учинился от твоей, великого государя, стороны, и от меня, холопа твоего, и его, де, в том заступалась королева полская и канцлер литовский Пац, что, де, государь, вольно служит[ь] в ыных государствах»563. Воин получил поддержку не только от королевы и Кристофа Паца, но и от самого Яна Казимира564, который дал ему охранную грамоту и рекомендательное письмо к императору Леопольду I в Вену. Получены они были Воином 20 июля 1660 г. в Варшаве, куда он проследовал с польским двором на сейм. Эти два королевских «листа» сумел раздобыть, перевести кое-как на русский язык и привезти Ордину-Нащокину находившийся с Воином Станислав Полтаревич565.
Содержание королевских «листов» интересно с точки зрения того, какую официальную интерпретацию в Польше получили как поступок Воина, так и его личность (подробнее к этому вопросу мы еще обратимся). Пока же отметим, что король объявлял в грамоте всем своим подданным, чтоб им Воина «шляхетская храбрость ведома была». Воин, писал он, являясь сыном «войска московского начального воеводы и всей ливонской земли губернатора»566, приехал в Польшу, «несмотря на честь и богатство в своей отчиной земле, которых ему там найти было мочно». Однако король ни словом не обмолвился о желании Воина поступить к нему на военную службу, а указывал на желание Воина попутешествовать и, кроме Польши, «иные чужие земли пересмотреть похвальным обычаем» и «через ученье чужеземный опыт перенять»567. Из королевских «листов» следует, что именно для этого Воин просил у королевского величества ему покровительствовать («заступлену бытии»).
Мы можем только гадать, действительно ли король изложил в грамотах информацию, которую получил из разговора с Воином, или хотел удалить его из Польши как возможного шпиона и сам предложил ему попутешествовать, учения ради.
И тут след Воина на некоторое время теряется568. Никаких сведений, что он приехал к Леопольду, пока нет. Зато среди бумаг 1660 г. есть известие от Афанасия Лаврентьевича, что 14 декабря он получил от сына «листы». Они были написаны женой литовского гетмана Гонсевского, находившегося в московском плену, и содержали просьбу о разрешении переписываться с мужем569. Далее идут какие-то смутные слухи о том, что Воин поехал в Москву5 70.
Пробыв за рубежом около двух лет, Воин решил вернуться на родину. В документах 1661 г. находится покаянное письмо Воина571, адресованное царю Алексею Михайловичу, однако дата и часть листа залиты чернилами и не могут быть полностью прочитаны. Приведем его текст: «…с писма, каково писмо подал иноземец… в нынешнем… году. Пресветлый милосердый государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец! Не токмо в слезных моих супликат (супликация — «прошение». — О. К.)<…> до престолу вашего царского величества диригованных (направленных. — О. К.} вину мою приношу тебе, великому государю, но и всегда есть сердешное мое покаяние святою правдою. Яко тот мытарь, который отшедл в дом свой по отпущении грехов его. Где и я имею надежду уподания моего. При <.. > с мытарем [в] вере. Упросить Господа Бога, да будет милосердие Великого Государя надо мною, холопом твоим, тверду имею на сие надежду, понеже есть написано в Божественном писании: „Царева бо есть [воля] в руце Божией“. Поистине, государь, царь, холоп твой смерти за преступление мое [достоин]… чистым моим покаянием. Милости у тебя, государь, прошу. Милосердый, пресветлый государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, пожалуй меня, холопа своего, своим государевым милосердием, чтобы я, холоп твой, надежен был на твою цареву милость и где тобе, великому государю, повеление ми, холопу твоему, будет. Смерти не страшася, готов [тебе] служить. Ожидаю [твоей] государевой милости. Царь, государь, смилуйся… вашего…».
Обращает на себя внимание сдержанный тон письма, в котором покаяние звучит умеренно и отсутствуют какие-либо оправдания, зато чувствуется уверенность в получении прощения. Однако представляется, что скорого ответа Воин не получил. Известно, что в июле 1662 г. он опять был в Гданьске и нуждался в деньгах. Воин занял три тысячи злотых у королевского «генерального прикащика» Андрея фон Горна, с тем что долг оплатит в Пскове его мать, Пелагея Васильевна, к которой он об этом писал в Псков572. Таким образом, с 1661 г. Воин уже переписывался с родителями.