Его представления о праве каждого человека на частную жизнь, которая должна быть неприкосновенной от всякого вмешательства государства, общества или сильных мира сего, наиболее рельефно вырисовываются в связи с известием 13 апреля 1861 г. о смерти генерала А. П. Ермолова. Эта новость вызвала в памяти Медведева не какие-нибудь воспоминания о боевых подвигах прославленного генерала, но неприятности, доставленные им И. А. Новикову — соседу в Сокольниках, где Ермолов жил на даче. Новиков, дабы избежать придирок от полиции, часто немотивированно разгонявшей хороводы, запретил их своим фабричным рабочим. Однако генерал желал, чтобы хоровое пение под его окнами продолжалось. Свою просьбу он счел уместным передать через полицию. В результате обеспокоенному фабриканту было велено без объяснения повода явиться к полицмейстеру Сычинскому, который и изложил пожелание Ермолова.
Эта банальная история стала для автора дневника предметом серьезных размышлений, отражающих глубокое недовольство рядовых горожан полицейским произволом и своей сословной неполноправностью: «И у нас все так делается официально, каждая ласка вельможи, без полиции нельзя. Такая процедура по полиции, и такое беспокойство час[т]ному лицу очень обыкновенна по прихоти сильного. Не простея ли и приятния было бы пригласить Новикова как соседа самому Ермолову и сказать два слова, как час [т] ному человеку и соседу… А наш брат час[т]ной человек знает и строго помнит чинопочитание… О люди, когда вы будете братья хотя по час [т] ной жизни?»745
В этих размышлениях, отражающих массовые настроения средних слоев горожан, следует отметить не только отчетливое выделение Медведевым сферы частной жизни, но и подчеркнутое именование горожанина не «обывателем», как любили называть его чиновники, но «частным человеком», который имеет не меньшее право на неприкосновенность его личных прав и свобод, чем вельможа. Все это свидетельствует, что частная жизнь «маленького человека» для Медведева является несомненной жизненной ценностью. Купец 3-й гильдии, родившийся в крестьянской семье, он идентифицирует себя с «черным народом» или «простолюдинами»746. Следует отметить, что автор дневников в мире, где положение человека жестко определяется комбинацией двух составляющих: сословного статуса и богатства, остро ощущает свою социальную приниженность. Он с горечью вопрошает: «…но что же делать нам, мелочам (курсив наш. — А. К.\ когда наш голос теряется как в пустыни [?]». По случаю приглашения от А. 3. Морозова на вечер в дневнике появляется запись: «Не нужно бы ехать, но ведь зовет Богач, как не быть…»747
Однако описание его социального статуса, имущественного положения, образовательного уровня, политических настроений и даже присущей ему ментальности не позволяет нам приблизиться к пониманию причин возникновения девиантного поведения в сексуальной сфере и его собственной рефлексии по поводу различных девиаций. Необходимо указать некоторые черты характера, которые могли тому способствовать. П. В. Медведев — человек эмоциональный, импульсивный, впечатлительный, натура мечтательная, поэтическая, тонко чувствующая. В нем уживались раздражительность и слабовольность рядом с отходчивостью, отзывчивостью и добротой. Он больше пассивный созерцатель, склонный к рефлексии, чем энергичный предприниматель. К этому следует добавить и крайне важное для понимания страстей Медведева обстоятельство — его глубокую религиозность. Именно она привносила трагические ноты в драму его жизни.
П. В. Медведев женился в зрелом возрасте — ему было уже тридцать лет — на дочери состоятельного московского купца П. И. Ланина. Брак этот ни по каким меркам нельзя признать удачным: любви между супругами, как и согласия, не было с первого же дня совместной жизни, о чем постоянно заявлял мемуарист, «не дал Бог» и детей. Отсутствие детей причиняло постоянную боль мужу. О страданиях жены он умалчивает, но надо думать, что, выросшая в многодетной семье, она не меньше переживала бесплодность своего брака. Уже летом 1854 г., спустя три года после свадьбы, он будет называть свой выбор спутницы жизни «безумной женитьбой». В апреле следующего года очередной семейный конфликт с женой вызовет у него саркастический упрек в адрес ее родителей: «Наградили меня, спасибо им: ее отец, кажется, такой злодей до меня. Хуже всякого злого татарина»748.
Была ли эта женитьба такой безрассудной, какой она рисуется на страницах его дневника? Напротив, есть основания считать, что Медведев женился отнюдь не с закрытыми глазами, руководствуясь не чувством, но разумом. Хотя его избранница не была красавицей, но она, вероятно, не была лишена привлекательности. В противном случае мемуарист, будучи в раздраженном состоянии духа после очередного семейного скандала, непременно прошелся бы насчет ее женских прелестей. Однако этого не происходило. Очевидно, расчет зрелого жениха строился на том, чтобы с помощью приданого и родственных связей, которые приносила супруга, подняться по социальной лестнице. Напомним, жених — мещанин, невеста — дочь достаточно авторитетного купца. В этом контексте упрек родителям жены («наградили меня») является примечательной проговоркой. За женой он получил меньше денег, чем надеялся взять. Однажды Медведев прямо обвинил тестя в том, что тот «не исполнил верно рядной, чем обворовал свою дочь в приданом, а во мне поселил злое расположение к нему и всему родному» 749. Тем не менее он был вынужден поддерживать с тестем формальные родственные отношения.
Молодая жена, если верить мужу, не отличалась ни достаточной образованностью, ни хорошим вкусом, ни природным умом, ни добрым сердцем, а представляла «всю противоположность» его «желаний и мечтаний». Очевидно, супруги не слишком подходили друг другу: он — скорее мечтательный романтик, чем деятельный буржуа, она — натура недалекая, но крепко стоящая на этой земле. Муж часто упрекал жену в упрямстве, капризности и, выражаясь вскоре ставшим популярным словцом, истеричности. Учитывая, что жена постоянно скандалила и с родственниками мужа, и со своими родными, и с прислугой, природа действительно не наделила ее ангельским характером, как любили писать в романах того времени. Впрочем, Медведев многократно раскаивался и в собственной несдержанности.
Семейные нелады не только имели причиной недостатки их характеров, но были и следствием столкновений на почве борьбы за доминирование в браке. Молодая женщина, вступив в брак, который все-таки выглядел в ее глазах и в глазах ее родных и знакомых мезальянсом, ожидала занять в семье мужа более почетное положение, нежели то, в котором она очутилась. Ей пришлось жить под одной крышей с престарелой, но властной свекровью, овдовевшей сестрой мужа (не отличавшейся, мягко говоря, особой кротостью) и двумя ее сыновьями. Конфликтный характер имели отношения молодой женщины с замужней племянницей мужа. Об этом свидетельствует, например, запись мемуариста о ссоре с племянницей, которая между делом обвинила и его жену в пьянстве, «избаловании брата», а также припомнила трех ее «номинальных любовников»750. Отношения невестки и свекрови временами достигали такого накала, что женщины выясняли их с помощью кулаков. Супружеские конфликты четы Медведевых в первые годы брака также порой заканчивались подобным образом. «Иногда в часы раздражительности и подерешься бывало, в виде науки (курсив наш. — А. К.); теперь прошли годы — я уже не пальцем не трогаю этого болвана в человеческом виде», — писал в 1861 г. умудренный опытом супруг751. Такие «поучения» жены немедленно вызывали у мужа раскаяние. Его неудовлетворенность личностными отношениями в семье и собственными актами насилия вела к серьезным эмоциональным срывам. Наступавшая депрессия была порой столь глубокой, что он несколько дней проводил прикованным к постели.
Не испытывая особо нежных чувств к жене и не встретив с ее стороны большой любви, молодой муж через два-три года малоуспешной семейной жизни свыкся и «решился действовать по своим желаниям и склонностям», дав «волю своим страстям»752. Итак, супруг, не найдя любви в законном браке, счел себя свободным от уз, налагаемых этим браком, в сфере «страстей». Важно, впрочем, не только само признание и его обоснование, но и тот контекст, в котором оно было сделано. Этому признанию предшествовал рассказ о похождении автора с «ночною Дульценеею». О самовосприятии этого «сладострастного рандеву» можно судить по следующей сентенции: «И, конечно, всякой посмеется моему неразборчивому волокитству и в моих годах, положении — неприличному действию» 5. Стремление к самооправданию в данном случае имеет плохо скрытый характер.
Дальнейшая семейная жизнь не принесла супругам особой радости. Ссоры и скандалы были ее неотъемлемой частью. Однако они продолжали, как могли, нести свой крест. И все же мысль о разводе не приходила в голову московскому купцу, хотя как будто для развода он имел основание. Причем этим основанием была вовсе не бесплодность их брака, ибо церковь могла отказать в разводе, полагая, что если у супругов не появились дети в первые десять лет брака, то это не означает, что и в дальнейшем они останутся бездетными. Брак этой несчастной четы мог быть расторгнут из-за прелюбодеяния жены. Мы не знаем, что именно толкнуло молодую женщину на этот поступок: жажда романтической любви, неутоленность плоти или страстное желание родить ребенка. Первые две причины представляются менее вероятными, так как именно на отсутствие у жены возвышенных романтических чувств постоянно жаловался муж.
Что же касается супружеского секса, то здесь, судя по дневнику спутника ее жизни, жаловаться ей было не на что. Сексуальное общение супругов происходило регулярно, не исключая и времени,
когда церковь запрещала плотский грех. Сам мемуарист был высокого мнения о своих сексуальных достоинствах. Разделяла ли Серафима Медведева эту убежденность мужа? Для нас данный вопрос остается загадкой. Правда, некоторые косвенные свидетельства как будто подтверждают, что жена ценила мужские достоинства супруга. В этом ряду можно отметить раскаяние жены, когда муж в целях оказания воздействия на ее поведение решил спать отдельно. Об этом же, вероятно, говорит и запись в дневнике от 13 января 1863 г.: «Жена приставала для совокупления, но я отказался, говоря, что не такое время и не такие мысли (в тот день он поссорился с младшим племянником. —