Семья для Медведева — это не только тихая уютная гавань, где царит забота супругов друг о друге и о детях, но и романтический союз любящих супругов. Он считал, что ранние женитьбы «взаимно приятны и полезны, как для себя и человечества; в нравственном и физическом отношении»766. Такое отношение к ранним бракам обнаруживает сходство с ментальными установками крестьянства относительно возраста вступления в семейную жизнь. Очевидно, в данном случае крестьянские корни московского жителя совершенно ни при чем. Он хорошо знал, по-видимому, лишь один пример крестьянской семьи — семьи своих родителей. Представления о полезности раннего начала семейной жизни — плод его наблюдений и сопоставлений именно городских семей. В этом вопросе Медведев явно разошелся с господствующим в городе (точнее, крупном городе, ибо пока не известно, каким было отношение в малых городах) взглядом. При этом он четко осознавал, что его мнение противоречит «нынешнему воззрению массы»767. Иногда в дневнике встречаются записи, отражающие не выработанный им взгляд о пользе ранних браков, но влияние принятых в его среде стереотипов. Так, умилившись в очередной раз картинами семейного счастья одного из близких приятелей, он находит их закономерными, поскольку тот, «видавший в молодости виды», женился по любовной СКЛОННОСТИ768. Подобные исключения позволяют нам реконструировать его представления о роли секса в жизни мужчины.
Физическая любовь для него является огромной жизненной ценностью, поэтому он весьма снисходителен к добрачным связям мужчины, рассматривая их, во-первых, как средство приобретения сексуального опыта, который является не лишним багажом мужа, вступающего в брак; во-вторых, как источник, пусть и не слишком чистый, для удовлетворения сексуальных потребностей. Однако такая практическая философия добрачного секса мужчины неизбежно вступала в противоречие с христианским взглядом на брак. Поэтому Медведев, будучи человеком глубоко верующим, но одновременно осознающим всю силу плотской страсти, ищет выход из этого противоречия и находит его в раннем браке. При этом он оказывается человеком, способным преодолеть господствующие стереотипы представлений о браке, опиравшиеся, с одной стороны, на житейскую мораль, согласно которой мужчина должен жениться, только когда прочно встанет на ноги («бедному жениться на бедной есть злодейство, хуже разбоя, криминал, непростительное малодушие», — наставлял молодежь Е. Дымман769), а с другой стороны, на вышеотмеченное, по сути либеральное (распространявшееся тогда только на мужчин) отношение к сексу.
Следует все же заметить, что эти представления сложились у мемуариста уже в зрелом возрасте после нескольких лет женатой жизни. Его добрачные убеждения и холостяцкая жизнь были совершенно иными. Но жизненный опыт вошел в конфронтацию с церковными установками о необходимости добрачного воздержания. Итогом такого столкновения стала ломка прежних стереотипов сексуального поведения и норм сексуальной жизни. Отметим, что в этом переосмыслении он смог выйти за рамки мужского шовинизма. Отсутствие сексуальности в браке для него даже является моральным оправданием неверности со стороны замужней женщины. В частности, он упрекает тестя за выдачу замуж по расчету одной из дочерей за «больного физически мужа». В результате молодая женщина, «полная красоты и жизни, не видала супружеских полных наслаждений, вынуждена была искать [их на стороне], в чем легко успела»770. И все же оправдание адюльтера, своего или других, имело лишь житейский характер. Ментальность верующего человека заставляла оценивать это деяние как ведущее грешника к «гибели».
Нельзя не признать, что брачные ожидания мемуариста, учитывая все обстоятельства, оказались завышенными. Опыт супружеской жизни поможет Медведеву со временем посмотреть на сексуальность в браке более трезвым взглядом. В 1859 г. в его дневнике появилась выстраданная сентенция: «Женатая жизнь требует обязанностей по отношению к жене, и вот пришло время лет; не по желанию, не по страсти, а так себе, по привычке, делается процесс совокупления; и что ж выходит из этого как один только животный побудок» 7 I. Драматический разлад мечты и жизни поставил его перед дилеммой: умерить свои чувственные притязания или же найти им выход за рамками семьи. При страстности его натуры и высокой оценке сексуальных наслаждений этот выбор был предрешен. Слабой преградой оказалась и искренняя религиозность Медведева. В этой ситуации перед ним, учитывая его социальный статус, как будто бы открывалось два пути: найти постоянную любовницу либо, надев личину добропорядочного семьянина, время от времени забывать о ней в объятиях проституток. Но Медведев пошел своим путем.
Нестандартный выбор московского купца отчасти определялся его латентными гомосексуальными наклонностями. Тому есть многочисленные подтверждения в его дневниках: удовольствие от совместного купания с молодыми хорошо сложенными людьми, наслаждение от обмена пасхальными поцелуями с красивыми юношами и молодыми мужчинами. Но эта гомосексуальность до поры имела скрытый характер. Она актуализировалась лишь после осознания всей неудачности его брака и во многом была следствием его чувства отвращения и ненависти, которые овладевали им после частых ссор с женой. Испытывая некоторые психологические проблемы в общении со взрослыми женщинами (достаточно напомнить о его постоянных ожесточенных ссорах с сестрой, конфликтах с замужней племянницей и о крайне тягостных воспоминаниях о скандалах, которые его мать устраивала отцу), он подсознательно стремился в тот мир, где бы он ощущал состояние внутреннего эмоционального комфорта. Этот мир существовал прежде всего в сфере воображаемого. В реальной жизни ему психологически было удобнее пребывать в мужской среде. Кроме этого, общение с мужчинами его круга было значительно содержательнее в интеллектуальном плане, чем с женщинами аналогичного социального статуса, образованность которых в то время заметно уступала мужской. Однако стремление к однополым контактам в нем отнюдь не преобладало. Тогда почему же московский купец не пошел дорогой, проторенной миллионами разочарованных супругов, а побрел собственными извилистыми тропами?
Нельзя сказать, что Медведев полностью проигнорировал тореные пути и перепутья. Каким было его отношение к проституции? Никаких негативных оценок проституции и проституток у него нет. Чаще всего они называются «камелиями», иногда иронично «венерами», «дульценеями», порой нейтрально «девушками». В целом у него было настороженное отношение к институту продажной любви: «.. жена уехала к отцу, хотя плоханькая, но все своя, некупленная; а покупать не в характере и не в привычке»772. Такое отношение, впрочем, не мешало ему иногда пользоваться услугами публичных женщин. Возможно, он прибегал бы к услугам жриц любви несколько чаще, если бы сфера интимных услуг Москвы середины XIX в. предоставляла живой товар более высокого качества, а содержимое кошелька неудачливого фабриканта было бы полнее. Кроме того, на рынке продажной любви спрос порой превышал предложение. Согласно полицейской статистике, в Москве насчитывалась в 1853 г. 1261 публичная женщина. В 1861 г. их было зарегистрировано 1285. В общей массе горожан в 50-60-е гг. XIX в. численность проституток составляла 0,34-0.,36%773. Для столичного города количество продажных женщин было невелико, что подтверждается и записью в дневнике: «…случай в женщине нам не представился, мы вспомнили один под видом овощной лавки притон, где можно найти камелий и вина», но все его обитательницы уже оказались заняты774.
Мысли «иметь женщину-любовницу» иногда появляются в дневнике. Порой его автор оказывается в такой ситуации, как, например, при посещении номера в трактире в компании с другом, его любовницей и ее подругой («хорошенькая бабенка»), когда ожидается дальнейшее развитие событий в заданном направлении. Однако этого не происходило. Медведев не был склонен сводить сексуальность к релаксации. О психологических причинах, тормозивших его стремление к прекрасному полу, уже говорилось. Но сказывалась и религиозная ментальность мемуариста. Для него именно любовная связь с женщиной (секс с проституткой не в счет) означала грех прелюбодеяния. Вероятно, такая трактовка данного греха имела индивидуальный характер. Среди различных сексуальных девиаций («совокупление» с женой во время поста, мастурбация, контакты с проститутками, гомосексуальные связи) именно прелюбодеяние является самым сильным грехом. В иерархии отклоняющегося поведения в сексуальной сфере оно занимает место лишь на ступеньку ниже, чем инцест, и находится почти на одном уровне с «покушением на невинность» (речь идет об обольщении девушки женатым мужчиной).
Наименее безобидно в его глазах выглядит мастурбация. Отношение его к данному «пороку» скорее испытало влияние тогдашних взглядов медицины на это явление, нежели было подвержено воздействию церковных установок. По поводу этого своего увлечения он испытывал «секуляризированные» угрызения совести: «Пора бы, пора взойти в мужа совершенна, а особенно от сладострастных мечтаний и действий, гадкая привычка увлекаться в область прошлых дней молодости, и делать при имении жены, по привычке и увлечению онанию, гадко!»775 Ступенькой выше на лестнице грехов в его представлениях расположилось «соитие с женою» во время поста. Далее следовала взаимная гомосексуальная мастурбация («сугубая малакия»). И лишь после нее, кажется, находился «блуд» с проституткой.
Свидетельством такой иерархии сексуальных девиаций служит запись в дневнике от 10 ноября 1861 г. В тот день, навестив одного из холостых друзей, он застал у него «девушку», а другой его знакомый за ширмами того же гостиничного номера занимался любовью с ее подругой. «Долмазов просил посидеть, играл на рояле. Между тем, Богданов совершил свое, не выходил из алькова. Я, не стесняя его, удалился, сознавая в себе нравственную силу (курсив наш. — А. К.\ потому что он показаться мне стыдился, и [я] был этим доволен», — писал об этом эпизоде Медведев776. Данное суждение может показаться ханжеским, если мы будем рассматривать его вне общей картины сексуальных девиаций, сложившейся у купца-бисексуала середины XIX в. Но в контексте общей сексуальной культуры мемуариста оно таковым не является. Более того, и П. Богданов, слывший в купеческой среде известным ловеласом, по-видимому, считал свое поведение нравственно ущербным для женатого человека. Ступенькой выше на лестнице чувственных девиаций, по представлениям Медведева, разместился адюльтер («прелюбодеяние»).