Премьер-министр Великобритании У. Черчилль немедленно ответил: «То, что случилось во Франции, не изменит наши действия и цели; англичане будут продолжать войну, если необходимо — годы, если необходимо — одни»788.
На следующий день после обращения Петэна, 18 июня, в Лондоне выступил по радио французский генерал Шарль де Голль, который по договоренности с Черчиллем накануне прибыл в Великобританию на английском самолете. Вслед за Черчиллем и вопреки Петэну де Голль призвал продолжать войну против Германии789. Подчеркивая, что немцам принесли победу «их танки, самолеты, их техника», де Голль заявил: «Но разве сказано последнее слово? Разве нет больше надежды? Разве нанесено окончательное поражение? Нет!
Поверьте мне, ибо я знаю, о чем говорю: для Франции ничто не потеряно. Мы сможем в будущем одержать победу теми же средствами, которые причинили нам поражение.
Ибо Франция не одинока! Она не одинока! Она не одинока! За ней стоит обширная империя. Она может объединиться с Британской империей, которая господствует на морях и продолжает борьбу. Она, как и Англия, может неограниченно использовать мощную промышленность Соединенных Штатов.
Эта война не ограничивается лишь многострадальной территорией нашей страны. Исход этой войны не решается битвой за Францию. Это мировая война». Выразив твердую уверенность, что «в мире есть средства, достаточные для того, чтобы в один прекрасный день разгромить наших врагов», де Голль завершил свою речь словами: «Я, генерал де Голль, находящийся в настоящее время в Лондоне, обращаюсь к французским офицерам и солдатам, которые находятся на британской территории или могут там оказаться в будущем, с оружием или без оружия; к инженерам и рабочим, специалистам по производству вооружения, которые находятся на британской территории или могут там оказаться, с призывом установить контакт со мной.
Что бы ни произошло, пламя французского сопротивления не должно погаснуть и не погаснет. Завтра, как и сегодня, я буду выступать по лондонскому радио»790.
Итак, Петэн обещал французам мир, а де Голль — продолжение войны. Их речи отражали противостояние не только двух личностей, но и двух военно-политических концепций; двух различных представлений о чести и национальных интересах. Они приобрели большое общественное звучание; глубоко и надолго разделили французское общество.
Выступление де Голля, положившее начало его долгой и блестящей политической деятельности, было совершенно необычным действием, порывавшим со всеми поведенческими стереотипами добропорядочного военного. В час национальной катастрофы де Голль отказался повиноваться своему правительству и военному командованию, нарушил воинскую дисциплину и присягу, покинул армию и самовольно отправился за границу. С морально-этической точки зрения дело усугублялось тем, что в 20-е гг. де Голль служил в штабе Петэна, пользовался его покровительством, назвал своего первенца Филиппом в честь Петэна, посвятил Петэну одну из своих книг, а теперь выступил против него. Правда, отношения между Петэном и де Голлем испортились еще в довоенное время в связи с различием их взглядов на будущую войну, особенно после того, как де Голль решил издать написанную им по поручению Петэна книгу по истории французской армии под своим собственным именем791. Но об этом знали немногие.
Петэн расценил действия своего бывшего подчиненного как измену и самую черную неблагодарность.
22 июня 1940 г. правительство Петэна подписало перемирие с Германией. В тот же день оно разжаловало де Голля и отдало его под суд — сначала по обвинению «в подстрекательстве к неповиновению», а затем по обвинению в измене, в «покушении на внешнюю безопасность государства» (то есть в шпионаже) и в дезертирстве. 2 августа 1940 г. военный трибунал города Клермон-Ферран заочно приговорил де Голля к смертной казни, с лишением воинского звания и конфискацией имущества792. Для полноты картины его лишили и французского гражданства793.
Де Голль не покорился. Он видел свой долг не в слепом повиновении, а в служении Франции, национальные интересы которой, по его мнению, требовали продолжать войну до победы. Выступая по английскому радио, де Голль призывал французов противодействовать оккупантам и осуждал политику правительства Петэна, которое, по его словам, «является и может являться только орудием врага»794.
Силы противников были более чем не равны. Самый молодой генерал французской армии, 49-летний генерал де Голль, только что временно произведенный в первый генеральский чин бригадного генерала (но еще не утвержденный в нем), бросил вызов высшему французскому военному авторитету, единственному действующему маршалу Франции795.
С точки зрения военной иерархии их разделяла пропасть. Маршал носил на рукаве своего мундира семь генеральских звезд; бригадный генерал — только две звезды. Петэн прославился еще в Первую мировую войну, когда он успешно руководил обороной Вердена против немецкого наступления. Затем Петэн был главнокомандующим французской армией, военным министром, академиком, послом в Испании, заместителем премьер-министра.
Де Голль тоже участвовал в битве под Верденом, но всего лишь в чине капитана. Там он был ранен, попал в плен, был сочтен погибшим и удостоился «посмертной» благодарности в приказе Петэна796. После возвращения из плена де Голль продолжал военную службу, но к началу Второй мировой войны дослужился только до чина полковника. Звание бригадного генерала ему присвоили лишь 25 мая 1940 г. — за месяц до капитуляции Франции.
Накануне перемирия высшей точкой карьеры де Голля было командование — в течение месяца — 4-й бронетанковой дивизией и десятидневное (с 6 по 16 июня 1940 г.) пребывание в правительстве в качестве заместителя военного министра.
С юридической точки зрения Петэн являлся законным, признанным всеми государствами главой французского правительства, а де Голль — разжалованным генералом, мятежником и дезертиром, укрывшимся за границей. Петэну подчинялись все вооруженные силы Франции, тогда как в распоряжении де Голля находились только сформированные им в Англии добровольческие отряды «свободных французов», численность которых сначала не достигала и 7 тыс. человек797.
Пожалуй, только в одном отношении — в оценке характера, хода и исхода Второй мировой войны — свежеиспеченный бригадный генерал далеко превосходил знаменитого маршала. Это на первый взгляд чисто теоретическое преимущество на практике оказалось решающим.
Для Петэна Вторая мировая война была как бы повторением или продолжением первой: с теми же средствами и целями, с теми же врагами и союзниками, хотя и с противоположными результатами. Основываясь на своем опыте обороны Вердена, Петэн полагал, что
Вторая мировая война будет позиционной, ибо новые средства борьбы — танки и авиация — все равно не смогут преодолеть хорошо построенную оборону. Де Голль, напротив, еще в 30-е гг. пришел к выводу, что «танк переворачивает всю тактику» 798 и потому механизированные войска сыграют решающую роль в будущей войне, которая неизбежно приобретет маневренный характер.
Петэн полагал, что, разгромив Францию, Германия фактически уже выиграла войну, так как единственный оставшийся у нее противник — Великобритания — не имел крупной сухопутной армии и, следовательно, по мнению Петэна, был обречен на поражение. По свидетельству Черчилля, в июне 1940 г. Петэн прямо говорил, что «через три недели Англии свернут шею, как цыпленку»799. Он был уверен, что вслед за неминуемой капитуляцией Англии будет заключен мирный договор, по образцу Версальского договора 1919 г., и произойдет очередной передел мира в пользу победителей: на этот раз в пользу Германии и Италии. Свою главную задачу Петэн видел в том, чтобы обеспечить Франции наиболее выгодные условия будущего мира: избежать слишком больших территориальных потерь и в максимальной степени сохранить французскую колониальную империю, удовлетворив основные притязания Германии и Италии за счет английских владений. По мнению Петэна, сохранять союз с Англией означало бы «связать себя с трупом»800 и оказаться в крайне невыгодном положении при заключении мира. Гораздо выгоднее было порвать с Англией и сотрудничать с победоносной Германией, чтобы обеспечить Франции возможно более благоприятные условия мира.
Летом 1940 г., когда гитлеровская Германия находилась в зените своих военных успехов, когда сам Черчилль со дня на день — «может быть, этой ночью; может быть, на следующей неделе»801 — ожидал вторжения немецких войск, допускал, что они захватят Англию, и рассматривал возможность продолжения войны в колониальной империи802, соображения Петэна выглядели вполне логично, тем более что французы привыкли считать свою армию лучшей в мире и думали, что уж если ее разбили, то англичанам, конечно, не устоять.
Генерал де Голль исходил из другой концепции национальных интересов и воинской чести. Считая, как он позднее написал в своих мемуарах, что Франции, «подобно сказочной принцессе или мадонне на старинных фресках, уготована необычная судьба», «что Франция, лишенная величия, перестает быть Францией»803, де Голль не допускал и мысли о капитуляции перед Германией. В момент величайшего триумфа немецкой армии он понял, что поражение Франции — лишь эпизод в войне, которая должна закончиться разгромом Германии, и построил на этой предпосылке всю свою деятельность. В речи 18 июня де Голль впервые сказал и потом не раз повторял, что, хотя Франция разбита и сама не может освободиться, она все же имеет основание надеяться, что к ней на помощь придут союзники, в первую очередь Англия, а «может быть, еще и другие»804: США и — кто знает? — даже СССР805.
18 июня де Голль говорил лишь от своего собственного имени и прямо обращался только к французским солдатам, офицерам, инженерам и рабочим военной промышленности, оказавшимся в Англии, но его речь имела и более широкий смысл, так как по существу призывала всех французов продолжать войну против Германии.
Особенно важное значение впоследствии приобрела сказанная де Голлем фраза: «Пламя французского сопротивления не должно погаснуть и не погаснет». Под словом «сопротивление» де Голль тогда подразумевал сопротивление французских колоний атакам Германии и Италии, но, произнеся это слово, он, сам того еще не зная, дал название будущему движению Сопротивления.