Она стояла посреди дороги – красивая, молодая, уверенная в себе, в той же одежде, что на его любимой фотографии времен Первой мировой войны.
– Не ждал? Не рад?
Фёдр и не ждал, и рад не был ни капли, но деваться ему было некуда.
– Рад.
– Ну так обними свою жену, не теряй времени даром.
– Время любви, – вздохнул Фёдр.
И подошел. И обнял.
– А-а-а! Ой, не-е-е-ет!
Маньяк Маня визжал как резаный, несясь по каменной дорожке, ведущей от его домика к склепу Склепу. Было от чего визжать: Маню преследовал страшный синий ветер. Ветер словно издевался над беднягой. То бодал в спину с такой силой, что Маня спотыкался и чудом не падал. То обгонял и дул в лицо колючим холодом, грозя заморозить на месте. То заставил свернуть в тот момент, когда до склепа было уже рукой подать.
Пришлось свернуть раз. И второй раз. И еще. Маня запутался и уже едва соображал, куда бежит. Спасения не было.
– А-а-а-а!
– Ай-ой-ой-а-а-ай!
БУМ!
Маня налетел на невесть откуда взявшегося посреди дороги зайца, а заяц на Маню, а ветер – на них обоих. Никто не пострадал и не слился, поскольку в мире мертвых, как и в мире живых, продолжалось время безопасной любви – был вечер двадцать шестого октября.
Буквально ополоумев от ужаса, Маня схватил первое, что пришлось под руки (это были уши Кузи), вскочил и принялся яростно отмахиваться от синего сгустка.
– Прочь! Вон! Убирайся! Это мое кладбище! – орал Маня.
– Ои-у-у-ву-у… – выл ветер.
– На по-о-о-мо-ощь! Убива-а-а-ют! Ка-а-а-зя! – пищал заяц, перед глазами которого с бешеной скоростью проносились земля, ветки, низкое небо, огоньки фонариков, живот Мани и синие сгустки непонятно чего.
Покончив с трапезой, Склеп с Игнатом решили прогуляться, а заодно занести гостинцев бабе Стасе. Вопли и визги они услышали почти сразу, едва выдвинулись. А прибежав на шум, застыли от невероятного зрелища: маньяк Маня, весь в грязи и листьях, дрался с Казей, облаченной в сиреневый банный халат, причем борьба шла за плюшевого верещащего от ужаса зайца. А над ними нарезал круги синий вихрь.
Глава 22Caeleste officium
Счастливые часов не наблюдают, а счастливые трупаки – так и вообще. Лекс и Тик-Тик только-только вошли в раж, когда во входной двери повернулся ключ, а в прихожей зажегся свет. Хозяйка ничего подозрительного не почувствовала, а вот собака, молодой черный лабрадор, стремглав метнулась в спальню и устроила настоящую истерику, нападая на кровать.
– Ой, мама! – испугалась Тик-Тик.
– Чаки, Чаки, уймись! – кричала из ванной хозяйка. – А ну тихо!
Чаки и не думал униматься, отчаянно защищая вверенную ему территорию от нашествия парочки сексуально озабоченных мертвяков.
– Да что ж ты будешь делать, – скривился Лекс. – Уходим.
Пес еще долго лаял. Они спустились с восьмого этажа на первый, а лай все еще был слышен.
Вышли в ночь, в дождь.
– Ничего, сейчас найдем другую квартирку, – сказал Лекс, обнимая подругу за талию.
– Сперва давай узнаем, который час. И день какой, уточним, – возразила Тик-Тик.
– Ну вот отыщем уютное местечко и уточним, – пообещал Лекс.
Они нырнули в ближайшую многоэтажку и принялись проверять все квартиры подряд. Однако удача от влюбленных отвернулась. Квартиры попадались или занятые людьми, или такие, в которых было некомфортно находиться. На одной двери висело розовое сердечко. На другой…
– Надо же! – воскликнул Лекс. – Тут санитары были!
– В смысле? Скорая помощь?
– Да нет, печать. Как на моем кладбище.
– Не может быть!
– Сама посмотри.
Тик-Тик окунулась в металлическую дверь и вынырнула:
– Да, так и есть. Даже интересно, что там такое, почему печать.
Лексу было не особо интересно, ему хотелось найти приемлемый вариант для продолжения приятного процесса. Но неугомонная Тик-Тик заскочила «на минутку» в соседнюю квартиру, надеясь проникнуть в запечатанную сквозь стену. Буквально спустя минуту она нарисовалась на лестничной площадке, и глаза ее были круглы.
– И что же там? – поинтересовался Лекс.
– Что в запечатанной квартире, не знаю, но – ты имеешь представление, какое сегодня число?
– Какое?
– Двадцать восьмое октября!
– Не может быть!
– Я на компе подсмотрела, точно тебе говорю!
Лекс проверил и расстроился. Получалось, что они могут прошляпить безопасное время, если считали, что прошло три часа, а пролетело три дня. А прошляпишь время – произойдет слияние. Это конец.
– Может, мы это… Совсем недолго, а? – предложил он. – Все-таки еще три дня в запасе.
– Вот в следующий раз придумаем, как завести будильник, или найдем другой способ, тогда и продолжим, – покачала головой Тик-Тик. – Мне с тобой было супер, ты сладкий-сладкий, лучший в мире и вообще. Но прости, я сгинуть не хочу, и слиться тоже.
– Но следующий раз будет неизвестно когда!
Тик-Тик только руками развела.
Гулять под моросящим осенним дождем было неприятно, а все заведения уже закрылись. Влюбленные заглянули в открытый круглосуточно продуктовый магазин «Дикси», сдублили бутылку красного вина и коробку конфет и решили вернуться в универ.
Конечно, они помнили, что студентам и преподавателям строго-настрого запрещалось дублить в городе, тем более заходить в квартиры и использовать их в личных целях. Но на эти запреты все чихать хотели. Считали, что только пересекаться с живыми недопустимо, а остальное, тем более в редкие каникулы любви… Вина и конфет в магазине не убудет, хоть сто раз дубли. И с простынями на кроватях ничего не сделается, отвел глаза – и все вернулось.
Дойти до лифтов можно было разными путями, но Лекс и Тик-Тик, не сговариваясь, выбрали самый длинный: вниз по улице, ведущей к реке Оке, а возле «Крафтиры» свернуть налево и пройти с километр по местному Арбату. Дождь окончился, городок спал. Единственная случайная машина медленно и как-то нерешительно прошелестела мимо.
Откуда-то издалека доносился шум, видимо, кто-то праздновал свадьбу, гулял до утра. «Интересно, на Потустороньке отмечают свадьбы? Женятся?» – подумала Тик-Тик.
Это была не свадьба. Это была толпа студентов-трупаков, собравшихся у закрытой «Крафтиры».
– Чего стоим, кого ждем? Привет! – поинтересовался Лекс у знакомого третьекурсника с факультета программирования.
– Ну как кого? Мельтиата… Двадцать восьмого утром, приглашал всех. Привет!
– Так ночь же!
– Без копеек шесть утра уже. Оставайтесь.
– А смысл? – повела плечиками Тик-Тик. – Там всего-то три стола, бильярд и стойка бара. А нас тут уже мертвяков тридцать. И вон еще идут.
Они все-таки остались и потихоньку продвинулись ближе к входу.
– Восход солнца сегодня в семь двадцать четыре, – авторитетно заявил кто-то. – Вот увидите, Мельтик явится точно с восходом.
– Да, еще ждать и ждать, пока даже светать не начало, – согласились с ним.
Мельтиат явился примерно на час раньше, едва небо начало терять чернильную густоту. Толпа приветствовала лектора дружным радостным воплем. Тут же образовался коридор-проход. Мельтиат Исаакиевич протопал по проходу. Вид у него был, как у мартовского кота после череды удачных свиданий: взъерошенный и довольный. Он поднялся по ступенькам – их было всего три – и провозгласил:
– Я рад вас видеть! Прежде чем мы начнем, я хотел бы представить вам мою помощницу Ольгу. Благодаря ей в «Крафтире» все эти дни доступно новое меню, и вам достаточно будет только слегка коснуться дланями выбранного блюда, чтобы оно немедленно появилось перед вами. А теперь… Добро пожаловать!
Двери приветливо распахнулись – впрочем, Лекс заметил, что это касалось только метаматериальной части дверей, реальная же часть осталась запертой.
Студенты повалили в кафе.
– Ничего себе! – воскликнула Тик-Тик, едва они вошли.
Это по-прежнему была та же самая «Крафтира», в которую они заглядывали прежде, однако помещение в разы увеличилось. По периметру появилась широкая галерея второго этажа с дополнительными столиками. Места хватило всем. Бильярда более не было. Центр зала занимал небольшой круглый подиум для музыкантов – инструменты лежали наготове. У микрофона стояла…
– Оленька? – обалдел Лекс.
– Она! – захлопала в ладоши Тик-Тик. – Она будет петь?
Многие последовали примеру Тик-Тик и тоже захлопали. Мельтиат забрался на подиум и взял второй микрофон.
– Это Оленька! – объявил Мельтиат. – Благодарю за аплодисменты. Она просто сокровище!
Оленька смутилась, но взяла себя в длани и проговорила:
– Благодарю вас. Мне еще в детстве нравилось накрывать на стол. Я хочу угостить вас тыквенным латте…
Она отошла от микрофона на шаг, сосредотачиваясь. Высокие бокалы с кофейно-молочно-тыквенными слоями стали появляться над ее головой и разлетаться по залу, сверкая хрустальными миниатюрными подносами.
– Как она это делает?! – взвыл от восхищения Лекс. – Как она это делает?! Как это вообще возможно? Почему мы с тобой не умеем?
Он поймал свой бокал, опустил на стол, вдохнул аромат и неистово захлопал. Все остальные поступили так же. Аплодисменты переросли в овацию. А когда Мельтиат сообщил о том, что Оленька – первокурсница и умерла совсем недавно, в двадцать первом веке, зал встал. Оленька смутилась и попыталась убежать, однако на пути к выходу попала в объятья только что вошедшего Милаша Бржизы. Милаш ничего не понял, поскольку начала действа не видел, и расставил длани инстинктивно, увидев, что прямо на него несется некое юное создание и столкновение неизбежно. Однако получилось все красиво, как в индийском кино (на Оленьке было платье в пол, напоминающее сари).
– Идите к нам! – завопила Тик-Тик.
Милаш услышал, увидел, кивнул и препроводил Оленьку к нужному столику.
– Вы любите джаз? – спросил Мельтиат у собравшихся.
Оказалось, все любили джаз. Даже те, кто, возможно, не любил, сейчас тоже любили. Мельтиат представил музыкантов и удалился. За окнами уже рассвело, было около семи утра.