По берегу барку тащит упряжка приземистых лошадей, подкованных треножниками. Так легче упираться в мягкую землю.
Конечно, и Пьер с нами. Сразу скажу, что нам удалось отыскать фургон. Монахи загнали его в кусты недалеко от пещеры. Голубей в фургоне уже не было, валялся только барабан. Эле обрадовалась, она и сейчас тихонько постукивает палочками и напевает песню.
Вчера мы с Караколем благополучно вернулись к шалашу, наши были уже там.
Мы хорошенько выспались, а утром двинулись в дельфтскую гавань и там попросились на барку.
Судовщик не берёт с нас ничего.
Мы только сказали, что спешим в Роттердам по важному делу. А он ответил, что ему всё равно, потому что барка пустая, и только в Оверсхи он нагрузит товар, чтобы продать его во Фрисландии.
День сегодня опять ясный. Много солнечных дней в июле. И жарковато становится. Мимо нас проплывают большие деревья, поля и мельницы. Но людей встречается мало. Видели сгоревшую деревеньку. Обугленные стропила вспыхивали на солнце фиолетовыми искрами.
– Испанцы сожгли, – сказал судовщик.
– Разве здесь испанцы? – спросил Караколь.
– Нет, они там, подальше. – Судовщик махнул рукой в сторону моря. – Только могут и здесь оказаться. Сейчас не поймёшь, кто где.
– Где нет испанцев, так это в моем государстве, – сказал Рыжий Лис важно. – В царстве козявок и мошек.
Теперь у Лиса новая причуда, я вам уже говорил. Он Маршал всех стрекоз, жуков, мошек, букашек и прочей твари. Короче сказать, Стрекозиный Маршал. Пока эту тайну он открыл только мне, но раза два уже проговорился, как только что. Правда, никто не заметил. Все привыкли к тому, что Лис болтает без умолку.
Что такое Стрекозиный Маршал, я вам толком не объясню. Наверное, и Лис не совсем разобрался, потому что иногда замолкает и начинает раздумывать с важным видом.
Правда, кое-что он уже придумал. Например, сказал, что скоро ему предстоит явиться в суд какого-то немецкого города. Местные жители вроде бы подали жалобу на жуков-короедов. Жуки, вместо того чтобы работать в лесу, пришли в город и занялись необструганными подпорками сараев, заборов и мостов.
Если суд решит дело в пользу людей, то жукам придется уйти или вовсе заплатить жизнью. В суде Рыжий Лис собирается представлять короедов и защищать их изо всех сил.
Про такие суды я что-то не слышал и посмеялся над рыжим. Но Караколь и Мудрила подтвердили, что в некоторых городах жители и вправду подают в суд на животных и насекомых.
Я сильно тому подивился, а ещё больше позавидовал хитрющему Лису. Всё-то он знает. Но меня ему не провести.
А Лис тем временем совсем распалился. Он затащил меня на корму и вслух репетировал речь на суде:
– Господа! – кричал Лис. – Протрите хреном свои заплывшие очи! Посыпьте перцем лысые черепа и смажьте горчицей глотки! Может, это пробудит вас от спячки в вашем протухшем городке! Господа судьи, господа горожане! С вами толкует Маршал такого войска, которое сожрёт ваш городишко вместе с его подвалами в полчаса! И вы ещё печётесь о каких-то необструганных столбах, дьявол вас забодай! Господа, дамы! Подберите ваши животы, юбки, а заодно утрите нос своим дочкам! И чтоб духу вашего не было в этом затрёпанном селенье! Здесь будут жить одни жуки-короеды!
Я сказал, что такая речь больше похожа на угрозу, и Лиса, как пить дать, побьют. Но тот не слушал и репетировал дальше.
Тут впереди что-то бухнуло – бу-бух! Потом ещё и ещё раз!
– Пушки! – крикнул судовщик.
Все вскочили, загомонили. Только Мудрила не двинулся с места. Задумчиво потер подбородок и сказал:
– Пушки… Н-да… Пушки-хлопушки… Надо подумать о пушках. Пушках-пеструшках…
Речка впереди делала поворот, а излучину прикрывали деревья. Но прямо за ними поднялась пальба: ба-бах! ба-бах! бух! К небу кинулись клубы белого дыма.
– Салют? – задумчиво сказал Мудрила. – Может быть, это салют?
– Какой салют? – закричал судовщик. – Должно быть, испанцы напали на Польдерварт! Куда теперь деться?..
– Можно назад, – сказал Караколь.
– Ещё чего! – кричал судовщик. – Мне товар нужно брать в Оверсхи! Что же теперь, с голоду помирать из-за этих испанцев!
Самое интересное, что лошади вовсе не испугались. Они всё так же тянули «Улитку», и пока судовщик махал руками и проклинал короля Филиппа, мы обогнули излучину, и перед нами открылась картина сражения.
Над приземистой крепостью лопались и отрывались кверху белые шары дыма. Похоже было, что вырос букет огромных одуванчиков. К стенам бежали цепи солдат. Блестели клинки и шлемы. Взмахивая руками, проносились всадники. Рядом с одним бастионом бой шёл уже на стене. Там просто перекатывалась то в одну, то в другую сторону толпа схватившихся. Прыгали и падали вниз люди. В одном месте полыхнуло на солнце красно-жёлтое испанское знамя, но тут же спорхнуло в ров, как птичье перо.
– Матерь божья, – пробормотал судовщик, – что делается… Наших бьют! – вдруг завопил он и бросился в трюм. Оттуда он выкарабкался с какой-то железной штукой – то ли с молотом, то ли с палицей.
– Чего смотрите! – орал судовщик. Глаза его выкатились, на лбу вздулись вены. – Хотите, чтоб взяли Польдерварт?! Чтоб горло нам перерезали?!
Но тут же бросил свой молот и стал разводить руками.
– А чего я один могу? Всё я да я. Хоть бы пушка была…
– Да чего ты, в самом деле, папаша? Отдыхай, – сказал Лис.
– Смотрите! – крикнула Эле. – Смотрите!
Атака откатывалась от стен Польдерварта. Схватка шла уже за рвом.
Конница с яркими перьями, видно испанская, кинулась на выручку, но тут же из-за крепости выметнулась другая и врезалась в испанскую.
– Наши! – крикнул судовщик.
В том месте, где ошиблись всадники, прямо-таки пыль столбом стояла. Потом вырвалась группа и понеслась в нашу сторону.
– Испанцы удирают! – крикнул судовщик.
Сбившись тесной кучкой, группа ехала всё медленней и медленней.
Потом снова помчалась. Теперь мы увидели, что их человек десять, а в середине один всадник держал поперек седла другого.
– Матерь божья… – пробормотал судовщик. – Прямо к нам чешут, разбойники!
И точно, минут через пять лошади танцевали и храпели на берегу перед нашей «Улиткой». Лица у всадников оскаленные, перемазанные. Один с окровавленным лбом, в зелёном камзоле и без шляпы, крикнул разъярённо на ломаном голландском:
– Пронто! Пронто! Собаки! Пускай трап!
Пришлось бросить на берег деревянные сходни. Всадники спешились и внесли на борт раненого испанца. На его бледных щеках, подбородке и синеватой стали нагрудника запеклась кровь. Наверное, офицер. Расшитая серебром портупея держала пустые ножны. За чёрным поясом заткнуты большие пистолеты.
Испанцы загомонили по своему, посмотрели в сторону Польдерварта, где по прежнему шёл бой, трещали выстрелы, звенели клинки. Потом тот, что в зелёном камзоле, показал на раненого и сказал:
– Лейтенант де Орельяна. Ранен сабля. Будем везти Влаардинген.
– Влаардинген! – ужаснулся судовщик. – Но мне нужно в Оверсхи, взять товар, а потом во Фрисландию!
– Собака! – крикнул зелёный камзол и схватил судовщика за грудки. – Везти Влаардинген! Лейтенант де Орельяна!
– Но как же идти во Влаардинген? Надо возвращаться назад и сворачивать по каналу, а там земля мягкая, лошади провалятся.
– Собака, – снова сказал испанец, но уже тихо. Лицо его побледнело, усы топорщились. По лбу вместе с потом катилась каплями кровь. Он вытащил из ножен широкий короткий кинжал и острием приставил к груди судовщика.
– Собака, – прошептал испанец. – Везти Влаардинген…
– Сам ты собака, – вдруг отчётливо сказал судовщик и тоже побледнел.
Он тут же отскочил и схватил с палубы молот.
– Сам ты собака! – крикнул он и швырнул в испанца молот.
Тот судорожно рвал из-за пояса пистолет, но не успел. Тяжелый молот ударил в грудь. Зелёный камзол вскрикнул, перевернулся и ничком повалился на палубу.
– Вот тебе Влаардинген! – крикнул судовщик и кинулся к борту.
Но тут его догнала сабля другого испанца. Она вошла наискосок около шеи.
– Ох! – сказал судовщик. По его изумленному лицу пробежала судорога, и он съехал на палубу, привалившись к борту.
Всё это произошло мгновенно. Никто из нас и пошевелиться не успел.
Тот, что ударил саблей, в чёрном плаще и такой же шляпе, сунул клинок в ножны и мрачно спросил:
– Кто такие?
– Бродячие артисты, – дрожащим голосом ответил Караколь.
– Чей фургон?
– Наш.
– На этом фургоне отвезёте лейтенанта де Орельяну и… – Он подошёл к испанцу в зелёном камзоле, перевернул его обмякшее тело, посмотрел в открытые глаза. – Только лейтенанта Орельяну. Отвезёте во Влаардинген. Вместе с солдатами. Девочка будет менять повязки.
Он посмотрел на крепость Польдерварт, на отступающих испанских солдат и пробормотал:
– Проклятая земля, проклятая война…
Под каблуки его сапог текла через палубу кровь.
О КРАСНЫХ ШАРАХ И ДВУХ БРАТЬЯХ
Потом я долго помнил случай на барке «Улитка». Судовщик вёл барку за товаром в Оверсхи, и казалось, ничего важнее для него нету. Лис говорил, что погиб он ни за что. Просто не сдержался, а надо было помолчать. Может, и так. Но откуда Лис знает, почему не сдержался судовщик? А если у судовщика вся семья побита испанцами и не осталось никакого терпения? Да мало ли что. Во всяком случае, покинул он этот свет не просто, а увел за собой испанца и, может быть, спас тем самым кому-то жизнь.
А мы против своей воли оказались во Влаардингене на берегу залива. Правда, до Роттердама отсюда не дальше, чем от Оверсхи, но разница в том, что в Роттердаме и Оверсхи стоят войска принца, а здесь, во Влаардингене, несколько рот испанцев, немецких наемников и верных королю Филиппу валлонов.
Теперь я понимал, что атакой Польдерварта испанцы пытались вбить клин между Дельфтом и Роттердамом, но это у них не вышло, а лейтенант Орельяна умер, не доезжая Влаардингена. Всю дорогу он бредил, бормотал то по-испански, то по-голландски. То об эскудо, которых ему не доплатили, то о какой-то Марии. Потом он затих, страшно побледнел, и на лоб упали капли голландского дождя. Вот и всё, что он заработал в наших краях.