овсе и не их мир, а какая-то чужая планета, на которую они забрели по чистой случайности, зато тотчас смекнули, что тут можно поживиться, и больше их уже ничего не занимает. Все остальное потеряло для них всякий смысл. А для меня? Что для меня имеет смысл? Где-то обнаруживаются приписки, подтасовки, кто-то за чужой счет ведет жизнь на широкую ногу — я вижу только это, и все другое теряет значение для меня. Я ничего не хочу понимать, хотя доброжелатели протягивают мне руку, предлагают поддержку. Сказал бы генеральному, что согласен на должность завотделом экономической информации, и приехал бы сюда исключительно по личным делам: собрать чемодан, осмотреть в номере все ящики и полки, чтобы не оставлять после себя никаких следов, заплатить по счету. И не поднимался бы по этим нескончаемым ступенькам, довольно было сказать: «Я с вашим Арендарчиком никаких дел иметь не желаю, никогда меня тут не было, я ничего не видел и знать ничего не знаю».
Утром дежурная вместе с ключом от комнаты протянула ему и конверт.
— Вам письмо.
— Письмо?
— Скорее просто записка.
— Кто передал?
— Не знаю, я заступила только утром. Вы ездили в Братиславу?
— Да.
— Там идет дождь?
— Нет. С чего вы взяли?
— Так мне показалось.
— Ресторан уже открыт?
— Откроется через час. Но если хотите, я приготовлю кофе.
— Буду вам очень благодарен.
— Я принесу его наверх.
— Спасибо.
Он вошел в номер, открыл окно. Глотнул прохладного воздуха, затем заглянул в полученный конверт. Он не был запечатан. На листке со штампом гостиницы крупными неровными буквами было написано: «Звонили из районного комитета. В десять вас ждет Земан». Ян разделся, стал под душ и пустил ледяную воду. Раздался стук в дверь. Он завернул кран и закутался в мохнатую простыню. Стук повторился.
— Молодой человек, я несу вам кофе, — донесся из коридора голос дежурной.
— Одну минутку.
Приоткрыв дверь, он просунул в щель мокрую руку.
— Аккуратней, не разлейте, — предупредила женщина.
— Разрешите, я расплачусь с вами потом, а то как раз принимаю душ.
— Господи Иисусе, чего вы там прячетесь, я таких, как вы, видела-перевидела.
— Хотелось ополоснуться после дороги.
Заперев дверь, Ян сел в кресло, его немного пробирал озноб. Отхлебнув кофе, принялся растираться простыней. Но озноб не проходил. Тогда он лег в постель и накрылся одеялом.
Проснулся Ян в половине десятого. Торопливо побрившись, оделся и отправился к Земану. Земана он представлял себе веселым чудаком, который с радушием Арендарчика усадит его в кресло, предложит кофе, а то, глядишь, и коньяку и будет ходить вокруг да около, закидывать удочки. «Постараюсь помочь ему, — подумал Ян, переводя дух на лестничной площадке. — Начнет обхаживать — перебью, остановлю поток его слов. Сразу выложу — дескать, все понял, вы меня вызвали в связи с Арендарчиком».
Наконец он добрался до четвертого этажа.
— Ищете кого-нибудь? — обратилась к нему девушка с регистрационной книгой под мышкой.
— Простите, совсем запыхался, — с трудом выговорил Ян.
— Вот достроят новое здание, там сделают лифт.
— Это будет замечательно. Я иду к товарищу Земану.
— Последняя комната направо. — И девушка исчезла за дверью с надписью: «Общий отдел». Он дошел до конца коридора и постучал. Никто не отозвался; он вошел. Стул секретарши пустовал. Обитые двери в следующую комнату были приоткрыты, и он увидел невысокого щуплого мужчину аскетической внешности.
— Простите, — извинился Ян. — Я ищу товарища Земана.
— Ну? — поинтересовался щуплый мужчина. — В чем дело?
— Мне передали, что он просит меня зайти к нему.
— Я Земан, — сказал щуплый. — А вы тот самый ревизор?
— Да.
Земан не подал ему руки и только махнул на один из стульев за длинным столом, предлагая сесть.
— Знаете, почему я вас вызвал?
— Могу предположить.
— У Арендарчика и вправду дела плохи?
— Вправду.
Земан провел рукой по лицу и пристально посмотрел на Яна.
— Придется его снимать?
— Судя по всему, этот случай может представлять интерес для прокурора.
— Не преувеличиваете?
— Могу привести факты.
— Достаточно, — остановил его Земан, едва Ян произнес несколько фраз. — Не нужно подробностей. Меня интересует внешняя сторона вопроса. Вы представляете, что сделано Арендарчиком для нашего города? Благодаря исключительно его заслугам фабрика превратилась в передовое предприятие, о работе которого делает репортажи телевидение. Арендарчик пользуется всеобщим уважением, его ценят. Он представитель наших выборных органов. Народ любит его. Можем ли мы взять и объявить его мошенником? А если вы ошиблись?
— Цифры говорят сами за себя, — заметил Ян, и снова его начал бить озноб, как утром, когда он вышел из-под душа.
— Я подхожу к вопросу об Арендарчике с практической стороны, — сказал Земан. — Если вы будете настаивать на своем, нам придется, в назидание другим, применить соответствующие санкции. Не скрою, мне бы очень не хотелось, чтобы наш район стал предметом досужих пересудов.
— Что же, по-вашему, мне скрыть свои выводы?
— Этого я не говорил. — Земан нервно поднялся. — Я хочу, чтобы вы все как следует взвесили, не поступали опрометчиво. Очернить человека проще простого.
— Это мне известно, — протянул Ян.
— Почти двадцать лет я работаю в этом районе, — продолжал Земан. — Приехал, когда тут, можно сказать, не было ничего. И этой фабрики кухонной мебели. А потом появился Арендарчик с огромным желанием работать, создавать. Если б не его энергия, наш район так и остался бы на последнем месте в республике. Кто вам давал моральное право судить Арендарчика? Что в своей жизни сделали вы сами?
— Наверное, вы правы, я сделал не очень много, — признался Ян.
— Поймите меня верно, — произнес Земан, и его жесткое, с резкими чертами лицо потеряло суровость, как-то обмякло. — Несколько лет назад я собирался уйти со своего поста. Не справлялся. Невыносимо было выслушивать постоянную критику в свой адрес. Заработал на этом язву желудка. И Арендарчик сказал тогда: «Возьми себя в руки, я достану тебе лекарства, ты выздоровеешь, и мы с тобой развернемся в полную силу». Он возвратил мне уверенность, влил в меня бодрость, я целиком положился на него и остался. Его успехи были и моими успехами. Я беспредельно доверял ему.
— Понимаю. — Ян окинул взглядом книжные полки позади рабочего стола Земана. Книги были расставлены по сериям, прямо-таки в геометрическом порядке.
— Рад, что вы меня поняли. Хотя, — Земан махнул рукой, — я не разбираюсь в деталях. На это есть специалисты. Верно ведь? Почему вы там, в Главном управлении, до сих пор молчали? Почему не обратили наше внимание, не предупредили?
— Считали, что у Арендарчика все в порядке.
— Вот видите. — Земан помолчал, и лицо его снова обрело жесткое выражение. — То же самое в свою защиту могу сказать и я. Но скажу об этом иначе: насыпать песку в механизм, работающий на полные обороты, просто, но этот механизм больше уже никогда и никому не удастся починить.
— Ну и все-таки, что, по-вашему, должен сделать я? Бросить свои выводы в мусорную корзину?
— Это ваше дело. У меня сейчас будет совещание, мне надо еще познакомиться с материалами.
— До свидания.
— Честь труду![13]
Вниз по ступенькам Ян сбежал легко, словно избавившись от тяжкого бремени. Но легкость была кажущаяся, он внушил ее себе. Палка, которую он сунул в муравейник, погружалась все глубже, назад ее уже не вытащить. На что он будет опираться, так легкомысленно лишившись ее? Боже мой, что за чушь лезет ему в голову! Сроду он не ходил с палкой, всегда полагался на собственные ноги.
Ян вошел в свой временный кабинет в красном уголке фабрики. У стенной газеты сидел на корточках Теодор Затько и разглядывал разложенные на полу фотографии.
— Вернулись? — оглянулся он на Яна, поднялся и оправил брюки.
— Мне не следовало возвращаться?
— Я слыхал, что вы больше не приедете.
— Кто это сказал?
— Мне поручили сделать стенную газету. Знаете, какой заголовок я придумал? «Если работа облагораживает человека, давайте отдыхать как благородные». Остроумно, а?
— Ничуть.
Затько озадаченно уставился на Яна, затем смял вырезанные из бумаги буквы.
— Ладно, — сказал он. — Я не обижаюсь. И без такого заголовка стенгазета будет очень выразительная.
— Разрешите, я вам помогу. — Ян склонился к фотографиям, сделанным на фабричной базе отдыха.
— Нет, нет, — запротестовал Затько. — Это наша фабрика. Мы здесь хорошо зарабатываем и довольны своей жизнью. А вы чужак. Поняли?
— Я ведь хотел помочь.
Затько сгреб фотографии в кучу и поднялся с полу.
— Раз вы вернулись, газеты не будет, — провозгласил он. — Какая может быть газета, если из-за вас сюда никому нельзя входить?
— Скоро я закончу и освобожу помещение, — сказал Ян, усаживаясь за небольшой стол с портативной пишущей машинкой. — Не помешаю, если буду печатать?
— Мне вообще ничего не помешает, — сказал Затько. — Вот соберу кнопки и уйду, а то, не дай бог, воткнется какая вам в подошву, а вы напишете в заключении, что я разбазариваю общественное имущество.
Ян сосредоточенно рассматривал клавиатуру машинки. «Так, здесь нет надстрочного знака над «о», и нет мягкого «л». Но дольше ждать некогда. Начну сразу писать на чистовик и постараюсь избегать слов с недостающими знаками или заменять их запятой над буквой». Он вложил листок в машинку. Повернул жалобно взвизгнувший валик. «После изучения заключительных отчетов могу заключить…» «Заключить после заключительных отчетов… заключить…» Получается прямо-таки игра слов. Нечего играть словами.
Он вынул листок, смял, вставил новый, и валик опять пронзительно заскрежетал. «После тщательного изучения материалов…» Да, сам же придумал себе хлопоты. Достаточно было признаться, что ему трудно добраться до сути в этой истории, и остался бы себе в Братиславе. Вместо него приехал бы другой и написал заключительный акт по ревизии. Начинался бы он, видимо, так: «После тщательного изучения материалов нами не было обнаружено никаких серьезных упущений». А стал бы этот другой тщательно изучать все эти материалы и «после тщательного изучения заключительных отчетов… заключить»?.. Чтобы достичь совершенства, человеку надо совсем немного — не прислониться ненароком к свежевыкрашенной ограде. Не сесть на окрашенную скамейку. Не вдыхать воздух, пропитанный вредными испарениями. Вообще не дышать. Вот чушь-то!