Так же смеясь, они сели на мотоциклы и помчались к берегу.
Там, словно разом лишившись разума, молодые люди, скинув одежду, понеслись к воде. Накупавшись до хрипоты, до синих губ и до привкуса соли в носу, они выкарабкались на пляж и распластались на теплом песке рядом с разбросанной повсюду одеждой и обувью.
Джема поводила ладонями по песку и присела. Она вгляделась в даль. Цвет моря менялся: то синий, то голубой, то бирюзовый, то темно-зеленый с переходами. Девушка подняла руку и посмотрела, как небо просачивается сквозь пальцы. Безбрежное, тихое, почти прозрачное.
Виктор тоже поднялся и тоже вытянул руку:
– Что ты там видишь?
Она улыбнулась:
– Смотри не на руку, Миллер. Смотри на небо.
Свет пронзал кожу насквозь, она казалась оранжево-красной, светилась.
– Мы такие хрупкие внутри, – прошептала Джема.
Витя поднес свою руку к ее руке, закрыл своей ладонью ее ладонь, и свет больше не мог проникать через кожу девушки.
– Так крепче, – сказал он.
Джема положила голову на его плечо, переплела их пальцы вместе:
– А вот так идеально.
– Нет, – усмехнулся парень. Поднес их руки к своему сердцу и прижал к груди. – Вот так.
Витя улыбался счастливо, как мальчишка, и она рассмеялась.
– Тебе принадлежит весь этот город, – тихо сказал он.
– А тебе – мое сердце, – ответила Джема.
И это было в тысячу раз важнее.
Уже поздно вечером, когда все друзья собрались в мастерской, Виктор подозвал ее к себе:
– Не собираешься домой?
Девушка обняла его за шею:
– Совсем не хочется.
– Страшно?
– Вообще-то, да, – печально призналась она. – Днем казалось, что я горы могу свернуть, а теперь… – Джема посмотрела на весело спорящих друзей, на танцующую у окна Беллу. – Даже не знаю, как к такому можно быть готовой морально.
Парень притянул ее к себе и поцеловал в лоб:
– Наверное, лучше вернуться, иначе скандала не избежать.
– Что поделаешь… Скандал так скандал.
– Кажется, столичные журналисты заинтересовались моим предложением, – сказала Белла, приблизившись к ним. Она плюхнулась на стул. – Но им нужно переговорить с начальством. Во-первых, если они дадут согласие, нам придется собирать весь материал по стройке. Во-вторых, им нужен Кей.
– Зачем? – Голос Вити стал жестким.
– Ты центральная фигура так называемого народного сопротивления, – развела руками девушка. – Они предложили скрыть твое лицо и сделать обширное интервью.
– Кей – это все мы. Это не только я, ты же понимаешь.
– Им нужен конкретный человек, лидер.
– А потом окажется, что это материал о том, как развивалось уличное искусство на юге страны, а не о нашей борьбе?
– Но все же это шанс, – заметила Белла.
Виктор шумно выдохнул.
– Или ловушка, – предположила Джема. – Не нарочно, но они могут выдать лидера движения. И тогда конец нам, конец району, конец Вите, которого могут посадить в тюрьму.
– Давайте не будем загадывать наперед, – попросила Белла. – Давайте сейчас сосредоточим свои силы на чем-то осязаемом? На акции протеста, например?
– Я не хочу, чтобы мы просто вывели на улицы людей с лозунгами и подставили их под удар, – сказал Виктор. – Это должна быть мирная инсталляция. Послание. Все должны понимать, что речь идет не о политике, а о живых людях, которым грозит опасность.
– Давайте расскажем эту историю сердцем, – поддержала его Джема.
50
Было уже за полночь. Все разошлись. – Не уходи, – попросил он, прижимая ее к себе.
Здесь, на узком диванчике в его мастерской, ей было так спокойно и уютно, как нигде больше. Жаль только, тревога не отступала. Продолжала терзать, грызть ее изнутри.
– Скажи, что осталась у подруги, – произнес он, понимая абсурдность своей просьбы, – наври что-нибудь.
Они оба понимали, что враньем тут не отделаться. Мэр будет рвать и метать. Он наверняка уже поднял на уши всех полицейских города.
– Хорошо, я останусь, – обвивая его ногами, сказала она. Положила голову ему на плечо, закрыла глаза и погрузилась в сон.
Джему разбудили первые рассветные лучи. Виктор лежал рядом. Его лицо было расслабленным и умиротворенным. Наверное, ему снились хорошие сны.
Девушка осторожно встала, накрыла парня пледом и оделась. Она вышла в прохладную свежесть утра, перекинула ремень сумки и пошла по тихой сонной улочке старого района. Ее не пугали ни бездомные бродячие собаки, ни местные жители, вставшие в ранний час.
Она шла домой как на эшафот. Полностью осознавая, что не стоит ждать от отца ничего хорошего. Шла, впитывая кожей тонкий солнечный свет – будто в последний раз. Дышала соленым морским воздухом и никак не могла надышаться.
Наверное, так чувствуют себя люди при приближении конца. Хочется вобрать в себя как можно больше, зная, что дальше – лишь пустота.
Скрипнула калитка. Шаги по дорожке до дома отдавались эхом в ушах. Джема знала, что увидит, поднимая свой взгляд. Распахнулась дверь, и они высыпали ей навстречу все разом: отец, мачеха, охранники, поднятые по их приказу. Она только съежилась, покорно и немного безвольно, когда Алиев взял ее за шкирку, как слепого ничтожного котенка, и зашвырнул в дом.
Она упала на холодный каменный пол, ударилась коленом. Он так и застыл в дверном проеме, глядя на нее с неприязнью и брезгливостью:
– Мерзавка!
И словно другой человек до этого воспитывал ее. Словно кто-то другой ласково звал доченькой и рассказывал сказки в детстве. В этом сгустке черного негатива, в этом безжалостном урагане из ненависти не было ничего от того человека, которого она всю жизнь называла отцом.
– Где ты шлялась всю ночь?!
Ей хотелось закрыть уши руками. Она поднялась на ноги и увидела довольный взгляд мачехи, скромно стоящей в сторонке и наслаждающейся зрелищем.
– То, что сказала мне Роза про тебя и это черномазое отродье, это правда?!
Джема только открыла рот, но не успела ответить.
– Правда, – сказал кто-то за спиной отца. И ему пришлось обернуться.
Витя…
– Витя! – опасаясь за его жизнь, метнулась к нему девушка.
Ну зачем? Зачем он пришел?!
– Ты не подойдешь к этому ублюдку, – выставив барьером ладонь, остановил ее отец. Он надменно осмотрел стоящего перед ним парня и затем бросил охране: – Задержите его за проникновение на территорию моего дома!
– Нет! – закричала Джема, вырываясь.
Лицо Виктора при взгляде на отца девушки заходило ходуном от негодования.
Один из охранников вроде дернулся вперед, но тут же замер, потому что второй – Толя – придержал его за рукав.
– Что вы встали?! Вышвырните его из моего дома! – зарычал мэр.
– Джема, пойдем со мной! – Витя протянул руку.
Его грудь от частого дыхания вздымалась так высоко, что казалось, будто он вот-вот потеряет контроль над собой.
– Пошел вон! – процедил сквозь зубы Алиев.
И втолкнул Джему обратно в дом.
– Я тебя здесь не оставлю, – хрипло сказал парень, глядя ей в глаза.
Отец развернулся и пошел на него. Это было провокацией. Девушка знала, что стоит Вите ударить мэра – и ему несдобровать.
– Пойдем! – Парень так и не опустил ее руку.
От девушки будто кто-то зубилом откалывал целые куски, так ей было больно. Она не знала, что делать.
– Вить, все будет хорошо! – срывающимся голосом прокричала Джема. – Пожалуйста, уходи! Все будет хорошо!
– И вот из-за этого… – Алиев подошел к парню вплотную и посмотрел на него с презрением, – из-за этого… ублюдка ты посмела ослушаться своего отца? – Он резко выбросил вперед руки и изо всех сил толкнул Виктора в грудь. – Из-за этого наркомана?
Витя даже не смотрел на него.
– Джема, пойдем со мной! – позвал он.
– Из-за этого вшивого…
Она не дала ему произнести это ужасное слово:
– Витя, я очень тебя прошу! Уходи-и! – По ее щекам покатились слезы. – Уходи!
– Вам нужно уйти, – сказал, встав между Алиевым и Виктором, взволнованный охранник Толя. Он заставил парня посмотреть ему в глаза: – Слышите? Пойдемте, я вас провожу.
Последнее, что видела Джема, это Витин взгляд. И гигантское цунами боли в нем. Когда парня наконец выпроводили за ворота, она накинулась на отца с кулаками:
– За что?! За что ты так с ним?! Как ты мог?! – Девушка била, толкала Алиева в крепкую грудь, хлестала ладошками. – Он не наркоман, слышишь, папа?! Не наркоман! Он самый лучший, самый добрый и самый талантливый в мире! И я его люблю! Как ты мог такое ему сказать?! Ты даже кончика его пальца не стоишь!
Ее отбросило к стене оглушительной пощечиной.
Девушка осела. Замолчала.
Отец отряхнул горящую огнем ладонь, как от грязи, и посмотрел на нее с омерзением:
– Моя дочь никогда не будет путаться с таким, как он. Ясно?!
– Мне восемнадцать! – задыхаясь, проговорила она. Шатаясь, поднялась на ноги. В ушах все еще стоял свист от удара, челюсть практически отнялась. – Я сама решаю, кого любить! И да, я путалась! Путалась! И я буду путаться с ним сколько захочу! Не тебе это решать!
– Значит, – спокойно проговорил отец, – скоро тебе не с кем будет путаться. – Он подозвал одного из охранников жестом и приказал: – Узнайте мне его имя и адрес.
– Оставь его в покое! – закричала Джема, срывая голос.
– Еще спасибо мне скажешь. – Алиев с омерзением глянул на нее. – Надеюсь, не весь город в курсе, что ты позволяла себя лапать этой твари?
– И не только лапать! – всхлипнула девушка, гордо задирая подбородок.
А затем подхватила сумку и помчалась наверх в свою комнату.
И только там она осознала, что произошло. Соленые ручьи хлынули по ее разгоряченному лицу, руки безвольно опустились. Джема рухнула на кровать, обняла подушку и закричала в нее так громко, как только могла.
Ну почему она не разбилась, падая с того чертового утеса? Почему родилась на свет такой никчемной? Почему разбила сердце тому единственному, кто был безумно ей дорог?