— Ваша рабыня, — добавила я.
— И зачем я Тебя купил? — простонал Друз.
— Я могу назвать несколько причин, — предложила я.
— Ты хочешь поиздеваться надо мной? — зло спросил он.
— Я поддразниваю Вас, — признала я. — Но у меня и в мыслях не было издеваться над Вами.
— Я жажду Тебя, — внезапно признался он, с горечью в голосе.
— Я знаю, — сказала я.
— Но Ты всего лишь рабыня!
— Да, Господин.
— Какой же я дурак! — закричал Друз Ренций.
Я сочла за благо в этот раз промолчать.
— И это Ты сделала со мной это, — ткнул он в меня пальцем.
— Я? — воскликнула я, пораженная столь несправедливым обвинением.
— Да, — зло ощерился мужчина, — Ты, с твоим интеллектом, твоей красотой, уязвимостью, чувственностью, с твоими взглядами и движениями, с твоим искусством невольницы, коварством и хитростью рабыни, совершенством твоего рабства. Это Ты сделала невозможным не желать Тебя, не жаждать. Это Ты вынудила меня совершенно иррационально хотеть Тебя, нуждаться в Тебе, и на грани безумия, стремиться сделать Тебя своей собственностью!
Я, связанная его руками, молча, стояла перед ним на коленях. В его словах и обвинениях действительно была правда, или, хотя бы часть правды. По крайней мере, я хотела надеяться, что это так и было. Я действительно, приложила все свои усилия, все навыки, которые мне преподали, пустила в ход все возможные методы обольщения, и дала волю своим инстинктам прирожденной рабыни, чтобы привлечь его внимание, чтобы соблазнить его. И не одна я так делала. Это обычная практика гореанских рабынь. Результатом такого натиска, конечно, в случае его успеха, будет то, что девушка станет рабыней выбранного ей мужчины. И, конечно, она согласна на любую месть с его стороны, лишь бы он был бы рад взять ее.
Я отчаянно задергалась в путах, и начала покрываться капельками пота. Я принадлежала ему. Кажется в тот момент, я впервые почувствовала подлинный страх.
— Ты обвела меня вокруг пальца, — прорычал Друз. — Ты манипулировала мной!
— Простите меня, Господин, — склонила я голову.
— Ты в тайне наслаждаешься своей властью, рабыня! — заорал он на меня.
— Простите меня, Господин, — прошептала я.
— Даже вчера вечером, своими движениями на ступени, Ты заставила меня дико желать Тебя. Ты заставила меня жаждать сорвать с Тебя шелк и придавить твое тело своим, чтобы бескомпромиссно взять Тебя, как соблазнительную шлюху и рабыню, каковой Ты и являешься!
— Да, Господин, — шепотом подтвердила я его подозрения.
— Я видел, как твое тело задергалось под рукой солдата! — сказал он обвиняюще.
— Но я ничего не могу поделать с этим! Это моя сущность! — отчаянно крикнула я, подняв к нему полные слез глаза.
— Ты — рабыня! — крикнул Друз Ренций.
— Да! — закричала я в ответ. — О-о-о, если бы Ты мог видеть, как чуть позже, мое тело дергалось в руках Майла из Аргентума. Той ночью он вынудил меня три раза служить ему, и сделать это с превосходностью настоящей рабыни, и в третий раз, я извиваясь кричала ему как покоренная рабыня. А утром я целовала его ноги в благодарность!
— Рабыня, рабыня! — зарычал на меня Друз.
— А разве Вы не заставляете женщин отреагировать точно также? — возмущенно спросила я. — Вспомните девушек в тавернах, девушек на циновках, девушек, брошенных к Вашим ногам, в качестве дара гостеприимства, в доме друзей?
— Да, — сердито признал он. — Я заставлял их унижаться и кричать!
— И почему, в таком случае, — поинтересовалась я, — Вы должны возражать, когда другие мужчины вынуждают меня реагировать на их прикосновения точно также?
Он пристально посмотрел на меня. И сколько же страсти и ярости бушевало в его взгляде.
— Чем я отличаюсь от других? — спросила я.
— Очевидно ничем, — признал он.
— И я тоже так думаю!
— Но они — рабыни, — заметил Друз.
— Так, и я тоже! — напомнила я ему.
— Но я-то надеялся, что Ты могла оказаться чем-то большим! — вдруг крикнул он.
— Чем? — удивленно спросила я.
— Свободной женщиной, — объяснил Друз Ренций.
— Я уже была свободной женщиной, — сморщилась я. — Не стоит восхвалять их при мне!
— Ты, что решила плохо отозваться о свободных женщинах?
— Нет, — ответила я, — Но только потому, что не хочу оказаться под плетью!
Он впился в меня своим взглядом.
— Посмотрите на меня. Я раздетая и связанная перед Вами! Вы что, вправду предпочли бы, чтобы я была свободной женщиной?
— Нет, — признал мужчина, и моя кровь почти застыла в моих жилах.
— Вы уверены? — шепнула я.
— Да, — сердито ответил он.
— И это потому, что я — в тысячу раз важнее любой свободной женщины, — объяснила я — для обоих, и для мужчины и, в моей душе и в моих чувствах, для меня самой.
— И кто же Ты, в таком случае? — поинтересовался мой господин.
— Я — рабыня, — просто ответила я.
Друз угрюмо смотрел себе под ноги
— Вы мужчины, ведете себя странно, Вы берете свободных женщин в свободные партнерши, но при этом мечтаете о рабынях. Вы даже мечтаете о свободной женщине как рабыне. Впрочем, я сомневаюсь, что любой гормонально здоровый мужчина не хочет нас как рабынь. Если он этого не хочет, то подозреваю, что у него что-то не в порядке с воображением. Неужели, Вы думали, что результатом Ваших размеров и силы, Вашей энергии и быстроты не станет Ваше господство? Неужели Вы решили, что все это всего лишь некий пугающий, необъяснимый, статистический перекос? Разве Вы не можете разглядеть законов природы? Неужели это так трудно рассмотреть? Как, по-вашему, почему мужчины делают из нас рабынь, и надевают на нас ошейники? Да потому, что они хотят нас как рабынь. И почему Вы думаете, мы становимся такими превосходными рабынями? Да просто мы уже ими рождаемся.
— Но ведь, если я займу свое место согласно законам природы, — заметил он, — то, очевидно, Тебе придется встать на свое.
— Кажется, что я уже там, Господин, — намекнула я, демонстративно подергав веревки.
Друз Ренций с интересом смотрел на меня.
— Я нахожусь на своей ступени, — сказала я. — Осталось совсем немного, необходимо, чтобы и Вы поднялись на свою.
— У Тебя даже нет имени, — напомнил Друз.
— Возможно, если это понравится Господину, он даст мне имя.
— Похоже, мне и правда стоит как-то назвать Тебя, — пробормотал он. — Несомненно, было бы удобнее приказывать и подзывать Тебя, если бы у Тебя было имя.
— Да, Господин, — поддакнула я.
Конечно, это имя было бы ничем иным как рабской кличкой. Такие имена, как и ошейники, рабыни носят вне зависимости от их желания. Некоторые рабовладельцы полагают, что такие клички, являются чем-то вроде голосового поводка. Произнесение клички, как внезапный рывок поводка, немедленно приковывает внимание рабыни к хозяину и его желаниям. В любом случае, рабское имя, и знание того, что это — именно рабская кличка глубоко впечатывается в сознание рабыни. Кроме того, конечно, это — единственное имя, которое у нее есть.
Он вновь отвернулся от меня.
— Вы все еще не решаетесь принять меня такой, какая я есть, полной рабыней, не так ли? — спросила я.
— Возможно, — проворчал Друз Ренций.
— Если Вы желаете, — сказала я, — относитесь ко мне как презираемой закованной шлюхе. И Вы обнаружите, что я хорошо отвечу Вам в этой роли.
Он порывисто обернулся ко мне, и спросил:
— А Ты думаешь, что я Тебя не презираю? — поинтересовался Друз.
— Господин? — вздрогнула я это его пронзительного взгляда.
— Я презираю Тебя, — сердито произнес он, глядя в окно — за Корцирус, за твою бессмысленность, за твою мелочность и жестокость, за то, что Ты — это Ты, и за то, что Ты сделала со мной.
Я сжалась в своих путах.
— И за то, что Ты невыносимо красива, — добавил он, после паузы. — За то, что Ты мучительно желанна!
Я, молча, смотрела на него.
— Я — свободный мужчина! — сорвался он на крик. — Я воин!
— Вы хотите, чтобы я притворилась свободной женщиной? — спросила я. — Я могу сделать это для Вас. У меня огромный опыт, я делала это в течение многих лет. Время от времени я даже сама верила в это. Я могу снова это повторить! Прикажите мне, если Вы желаете притворства!
— Ты — рабыня, — отрезал мужчина. — И это — все, что Ты есть. Не дразни меня.
— Простите меня, Господин.
— Изо дня в день, из ночи в ночь, я боролся со своими чувствами к Тебе. Я с головой погружался в свои обязанности. Я изнурял себя упражнениями на тренировках. Я даже искал утешения в тавернах, в руках других женщин. Я попрекал себя за свою глупость. Я ругал себя последними словами за свой идиотизм! Я корил себя за свое безумие! Но я не смог изгнать Тебя из своего ума! Когда-то зажженный Тобой в моем сердце огонь страсти лишь жарче загорелся! А Ты даже не свободна!
— Да, — с внезапной злостью признала я. — Я действительно не свободна!
— Рабыня! — закричал он на меня.
— Да! — крикнула я в ответ. — Рабыня!
— Давай, торжествуй, рабыня, — прорычал Друз Ренций, — Ты, своей хитростью, и своей коварной красотой, победила солдата и свободного мужчину.
— Ну, так накажите меня за это. Ведь я принадлежу Вам.
— Не волнуйся, — прошипел мужчина. — Ты еще будешь наказана за Корцирус, и за твою дерзость. Но даже и теперь, когда Ты беспомощна в моих веревках, я нахожу Тебя невыносимо желанной и изысканно красивой.
— Спасибо, Господин, — прошептала я тихим голосом.
— Вы разрушаешь меня, — устало пробормотал Друз. — Ты разрываешь мое сердце!
Я испуганно опустила голову.
— Ты превращаешь меня в раба! — вдруг крикнул он.
— Но, именно я — рабыня, — напомнила я.
— Я ненавижу Тебя! — отчаянно выкрикнул мужчина.
— Я так не думаю, — покачала я головой.
— Ты стала для меня тем же, чем была Шейла, та, что была настоящей Татрикс Корцируса, для Лигурия!
— Нет! — сказала я. — Между нами огромная разница!
— И в чем же? — потребовал Друз Ренций ответа.