— Я вижу, Корцирус не боится Аргентума, — покачал головой Майл из Аргентума.
— Все же, — улыбнулся Лигурий, — кажется, что пришедшие с Вами мужчины, принесли к подножию нашего трона ящики, окованные железными полосами, и украшенные затейливой резьбой сундуки.
— Это верно, — кивнул Майл, оглядываясь на ящики и сундуки, составленные на полу позади него.
— Ну что же, если подарки окажутся подходящими, — заметил Лигурий, — то наша Татрикс, после переуступки шахт, вполне может сменить гнев на милость, и будет несколько менее резкой со злодеями Аргентума.
— Я уверен, что Клавдий, мой Убар, был бы рад доставить все это сюда лично, — улыбнулся Майл из Аргентума.
Лигурий склонил голову, благосклонно принимая эти слова. Вокруг трона послышались довольные смешки. Послышался шелест возвращаемых в ножны мечей.
— Я смотрю, — пренебрежительно бросил Лигурий, — что Вы не привели с собой, для личного подарка Татрикс, ни одного закованного в цепи шелкового раба.
— Зачем? Всем хорошо известно, — усмехнулся Майл, — что Татрикс Корцируса не интересуется мужчинами. Ее занимают только золото и власть.
— Следи за своим языком, — возмутился Лигурий.
Честно говоря, я не поняла, замечания Майла из Аргентума. Конечно, я не интересовалась мужчинами, по крайней мере, будучи землянкой, я уверила себя в этом, но, с другой стороны, я не считала себя, такой уж непомерно жадной. Я не утверждаю, что не хотела бы разбогатеть, но это было для меня далеко не на первом месте. Возможно, дело было в том, что истинный и предполагаемый характер общественного деятеля, это далеко не одно и то же. Такое часто бывает, когда переплетаются известность и слухи. То, что мне, очевидно, предполагалось подарить шелковых рабов, на мгновение меня просто ошеломило, но потом я поняла, что, как правительнице, мне было вполне прилично предоставить и такие подарки.
Думаю, ничего удивительного в этом не было, насколько мне известно, типичные подарки для правителя мужского пола, непременно включали бы красивых рабынь, дополнительное украшение для его садов удовольствий.
— В таком случае Вы можете открыть ящики и сундуки, — сказал Лигурий, с интересом глядя на них.
— Как получилось, — вдруг спросил Майл, — что Татрикс Корцируса ходит, не пряча лица под вуалями?
— Таков наш обычай, — отмахнулся Лигурий.
— Со слов наших прежних курьеров и послов, — заметил Майл, — можно сделать вывод, что этот обычай — совсем свежий.
— У каждого обычая есть свое начало, — ответил Лигурий.
Мне было интересно услышать это. Я и не знала, что этот обычай появился совсем недавно. Конечно, для введения такого обычая было много причин. И первой среди них, несомненно, была та, что теперь ее подданные могли смотреть на нее, когда с почтением, а когда и со страхом.
— Я бы предположил, что теперь, скорее, Вам стоит опасаться того, что ее подданные будут смотреть на нее не со страхом и почтением, а интересом, — улыбаясь, сказал Майл.
— С каким интересом? — нахмурился Лигурий.
— Да, — ответил Майл, — возможно, размышляя, как она будет выглядеть в ошейнике.
— Я думаю, что пришло время, — постарался сменить тему Лигурий, — чтобы Вы выполнили поручение Вашего Убара. Давайте посмотрим, что за подарки он предлагает Корцирусу, ради нашего милосердия и расположения.
— Не сочтите за оскорбление, Леди, — сказал Майл, посмотрев на меня, — но позвольте выразить Вам огромную благодарность, за возможность рассмотреть Вас. И хотя у меня было немало женщин, намного красивее и лучше Вас, например, в альковах таверн, я не могу не признать и Вашей красоты. Ваша внешность весьма примечательна. В действительности, я не сомневаюсь, что в пределах среднего диапазона цен, Вы считались бы довольно удачной покупкой.
Я сжала подлокотники трона руками, так что мои пальцы побелели. Высокомерное животное! Как же я ненавидела его! И одновременно, я заинтересовалась, действительно ли нашлись бы мужчины, которые могли бы считать меня удачной покупкой.
— Открывайте уже сундуки и ящики, — велел Лигурий, угрожающим тоном.
— Конечно же, Корцирусу не требуются еще большие богатства, — заявил Майл и, обведя взглядом тронный зал, продолжил. — Посмотрите на щедрость отделки этого зала, на богатство регалий собравшихся здесь мужчин.
— Хватит болтать попусту, давайте посмотрим на то, что прислал нам Клавдий, — потеряв всякое терпение, перебил его Лигурий.
— Я вижу в этом зале дорогие ткани, — продолжил посол Аргентума, указывая на со вкусом одетых чиновников сгрудившихся вокруг нас. — Я вижу, что в Корцирусе много золота, — указал он на золотые монеты, словно случайно, небрежно рассыпанных на ступенях, ведущих к трону.
— Я вижу, также, — не останавливался Майл, восхваляя окружающие богатства, — что в Корцирусе немало красивых рабынь.
Его глаза остановились на Сьюзан, стоящей на коленях, прикованной цепью за шею слева от моего трона. Конечно, он не в первый раз смотрел на нее. В действительности, я не раз ловила его быстрые взгляды, бросаемые именно на эту рабыню. У меня не было сомнений, что он заинтересовался ею. Но если вначале посол бросал на девушку лишь мимолетные взгляды, вроде бы мимоходом отмечая ее, как незначительный элемент интерьера, то сейчас он рассматривал рабыню внимательно, вдумчиво, скрупулезно отмечая все ее особенности и недостатки, как изучают товар на рынке перед тем как начать торговаться с продавцом. Бедная Сьюзан отпрянула, отчего ее цепь жалобно звякнула, и постаралась стать как можно неприметнее. Рабыня дрожала как лист на ветру, не смея встречаться с его глазами. Она сжала бедра, и быстро-быстро задышала. Несомненно, сердце девушки колотилось, как бешенное, пытаясь выскочить из ее миниатюрной грудной клетки. А еще я обратила внимание, какими глазами она сама смотрела на Майла. Да она просто была не в состоянии оторвать от него взгляда. Рискну предположить, что для никчемных рабынь с их низким положением в гореанском обществе, одетых в скудные тряпки, было трудно не взволноваться, увидев перед собой богатого, влиятельного, красивого, великолепного свободного мужчину, стоящего настолько выше ее в обществе. Лично мне, как и другим свободным женщинам с этим бороться было намного легче. Мы богато одетые, могли себе позволить управлять, сопротивляться и бороться с собственной женственностью. В случае рабыни, женственность фактически требуется от нее, только за мысль о борьбе со своей природой или за недостаточную женственность ее могут подвергнуть жестокой порке. Надо ли удивляться тому, что рабыни, настолько беспомощны перед мужчинами. Я отметила, как Майл из Аргентума пожирал глазами съежившуюся и дрожащую Сьюзан. Зато теперь уже я почувствовала внезапную злость и ревность. Почему он смотрел так не на меня!? Безусловно, она была рабыней, а я была свободна. Конечно, было бы крайне неприличным и вызывающим для кого бы то ни было рассматривать и оценивать меня, свободную женщину, с подобной откровенностью! Так что Сьюзан, можно сказать, поставила меня в неудобное положение. Разве любая женщина не выглядела бы привлекательнее, если бы она была полураздета, поставлена на колени и прикована цепью? Ну как я могла конкурировать с ней сейчас? И что тогда, всех женщин раздеть, посадить на цепь, и пусть мужчины изучают нас и решают, которая окажется самой красивой?! Но немного успокоившись, я вынуждена была признать, что Сьюзан, несомненно, намного красивее меня. Она была изящна. Похоже, что работорговцы туго знают свое дело. С их стороны, это было безошибочное решение, похитить ее и доставить на Гор. А еще я мстительно подумала, что сегодня вечером я могла бы выпороть Сьюзан, и она даже не стала бы сопротивляться. Она была рабыней. Достаточно приказать ей снять одежду и привязать ее к кольцу на стене, и можно пороть ее плетью. Это научило бы ее как быть красивее меня! Я вздрогнула, как наяву увидев эту картину, и выбросила подобные мысли из своей головы. Это же надо понапридумывать такую чушь! Это ведь не вина Сьюзан, что она родилась красивей меня, впрочем, как и не моя, что я объективно не могу быть, столь же красивой как она. Мне стало стыдно за мою враждебность, и за мою ревность. Но еще я отметила для себя, что красота Сьюзан не была результатом просто правильности черт ее лица и стройности и изящности фигуры, хотя, несомненно, они так же имели место. Ее красота была более интимной и глубинной, она была связана с ее психологическим и эмоциональным состоянием, разбуженным ее рабством, и проявлявшемся в ее мягкости и женственности. Мне даже стало интересно, а смогла бы я стать красивее, чем была, или даже смогла бы я когда-нибудь стать лучше тех женщин, о которых Майл из Аргентума упомянул как о во всем превосходящих меня. Я задавалась вопросом, смогла бы я однажды стать настолько красивой, что он бы задумался над вопросом, кого ему выбрать, меня или их. А еще лучше было бы стать красивее тех женщин, превзойти их! Но тут до меня дошло, что мои мысли завели меня куда-то не туда, и я со злостью выбросила их из головы. Куда, в конце концов, подевалась моя гордость и свобода!
— Позволь, наконец, нам увидеть, — не выдержал Лигурий, — что именно Клавдий послал нам!
— Конечно, — кивнул Майл из Аргентума, отрываясь от созерцания Сьюзан.
Он вручил свой шлем одному из мужчин, стоявших за ним. Большим ключом посол открыл замок самого большого ящика. Потом следующий поменьше, и затем один за другим все остальные.
Лигурий, я и прочие чиновники, нетерпеливо наклонились вперед, и даже мне нестерпимо захотелось хоть одним глазком взглянуть на содержимое этих ящиков.
— Ради достижения расположения Корцируса, с уважением и почтением к Корцирусу, Клавдий, Убар Аргентума, — продекламировал Майл из Аргентума, — посылает это!
Он рывком открыл крышку большого сундука, и повернул его в нашу сторону. То же самое проделали его товарищи, с остальными ящиками.
— Ничего! — возмущенно закричал Лигурий. — В них ничего нет!
— И это, — усмехнулся Майл из Аргентума, — именно то, что Клавдий, Убар Аргентума, прислал в Корцирус!