Я смотрела на него с ужасом. Он подступил ко мне, и мне захотелось стать как можно меньше, сжаться в комочек, и спрятаться, чтобы он меня не заметил. Я вскрикнула, почувствовав, как его сильные руки схватили меня за плечи. А он, не мигая, смотрел вниз, в мои глаза.
— Только попробуй, вызови мое недовольство, хотя бы самое малейшее, — прорычал мне в лицо этот зверь в человеческом обличие, — и я лично выжгу клеймо на твоей шкуре и надену ошейник тебе шею. Ты поняла меня?
Я боялась даже начать думать о том, чтобы попытаться освободиться из его железной хватки.
— Да, — испуганно проблеяла я. — Да!
Он не отпускал меня, продолжая смотреть мне в глаза, словно гипнотизируя меня. Этот мужчина казался мне невероятно сильным и огромным.
— Интересно, не стоит ли подвергнуть Тебя, наказанию изнасилованием, — словно бы размышляя, поинтересовался Лигурий.
— Нет, — взмолилась я. — Пожалуйста, не надо.
Но умоляя мужчину не трогать меня, я не могла не почувствовать жар появившийся у меня между ногами, а еще слабость и беспомощность. Я внезапно поняла, что мое лоно уже смазывает само себя, готовясь принять его, если, конечно, он захочет взять меня.
— Как Ты похожа на нее, — пробормотал он, не отрывая взгляда от моих глаз.
— На кого? — пораженно спросила я.
— На ту, что делает меня слабым, — почему-то улыбнулся он, — На ту единственную, кем я сражен.
— Я — всего лишь варварка, — напомнила я.
— Как и она, — сказал он, — Вы обе красотки-варварки.
— Кто она такая? — спросила я, уже слегка успокоившись.
— Ты не знаешь ее, — отмахнулся он, наконец-то убирая свои руки от меня. — По характеру, конечно, Ты очень отличаешься от нее. Она царственней, выше, благородней, величественней и прекрасней тебя. А таких девок как Ты, на любом рынке хоть пруд пруди. Я думаю, что она даже еще красивее тебя, хотя сходство действительно поразительное. Но в интеллекте, великолепие и решительности, конечно же, нет никакого сравнения.
— В таком случае, быть может, это она должна была бы быть Татрикс Корцируса, а не я, — раздраженно предположила я.
— Возможно, — улыбнуться Лигурий.
Я отвернула лицо от него, и спросила, предполагая какой ответ меня ждет:
— Кто Я? Татрикс Корцируса, или уже нет?
— Да, — совершенно неожиданно для меня ответил он.
— Вы знаете, что я с Земли, — сказал я. — Как получилось, что я был доставлена сюда, чтобы стать Татрикс?
— Мы хотели выйти за пределы города, — объяснил он, — нужно было найти кого-то со стороны, свободного от всех уз и группировок, кто мог бы управлять нами с мудростью и объективностью.
— Понятно, — протянула я. — Значит я — действительно Татрикс Корцируса.
— Конечно, — кивнул он.
— Тогда почему это, Вы со мной обращались с такой грубостью, и даже теперь, я стою босой в Вашем присутствии? — конечно, я это спросила не для того, чтобы вернуть мои сандалии. Вопрос был в принципе. Да и про обувь я не знала, разрешит ли он ее. В конце концов, именно он и приказал мне разуться.
— Ты полезна, — объяснил он, — и у Тебя есть свое предназначение. Однако, Ты и не обязательна. И для Тебя было бы хорошо, вспоминать об этом. Это могло бы поощрить Тебя к более тесному сотрудничеству.
— Я полагаю, что я должна радоваться, что Вы не приказали мне раздеться полностью и пасть перед Вами на колени, — горько усмехнулась я.
— Вы, конечно, — сказал он, — свободная женщина.
— И все же мне кажется, что пусть и неявно, но Вы угрожали мне.
— Существуют подходящие взыскания и наказания и для свободной женщины, — предупредил он, — подходящий для ее статуса и достоинства.
— Не сомневаюсь в этом, — с иронией в голосе согласилась я.
Он вдруг снова шагнул ко мне, и встал вплотную. Я отвернулась от него боясь снова встретиться с ним взглядом.
— И все же, что-то мне подсказывает, что такие наказания, подходящие для свободных женщин, не будут подходящими для Тебя, — усмехнулся Лигурий, нависая надо мной.
— И какие взыскания и наказания, по вашему, были бы подходящими для меня? — не выдержала я, но тут мои руки оказались в его захвате, и в который уже раз за сегодня, я почувствовала свою полную беспомощность.
— Те, которые были бы подходящими для рабынь, — ответил он.
Я напрягалась, но освободиться из его рук оказалось не легче, чем из наручников Друза.
— Ты столь отличаешься от нее, — прошептал он мне, я почувствовала его тяжелое, горячее дыхание слева на моей шее. — Твои манеры, Твои реакции, то, как Ты держишься, то, как Ты двигаешься, как говоришь.
Я вновь почувствовала слабость и тепло внизу живота.
— Я чувствую, — продолжал он, — где должно находиться то, что поможет исполнить твое самое глубинное предназначение. Я знаю то, в чем Ты нуждаешься и чего Ты хочешь, то без чего твоя жизнь никогда не сможет стать действительно прекрасной и полнокровной.
— И что же это? — спросила я с интересом.
— Ошейник, — ответил он все также шепча мне в ухо.
— Нет! — в ужасе закричала я.
— Борись с этим, отрицай это, если сможешь, — засмеялся он. — Ты можешь посмеяться над этим. Но это правда.
— Нет, — снова закричала я.
— Посмотри на свою невероятную женственность, — кивнул он в сторону зеркала. — У тебя формы, мягкость, инстинкты, беспомощность рабыни.
— Нет! — продолжала отрицать я. — Я попытаюсь быть менее женственной, и таким образом больше женщиной!
— Слова для психиатрических больниц на Земле, — засмеялся он. — Ты на Горе. Тебе просто повезло, что тебя в первый же день не поработили, иначе твоя настоящая женственность, Твоя изумительная мягкость и вся глубина твоей чувственности, уже показали и проявили бы себя, более того, они бы требовались от Тебя, причем во всем их обилии, без компромиссов, и даже при помощи плети, Твоими владельцами.
Лигурий зарылся своей правой рукой в моих волосах, при этом левой удерживая мое запястье. Затем он оттянул мою голову назад, пока я не застонала от боли, а моя спина не оказалась согнута назад в дугу.
— Все же интересно, — сказал он, — насколько Вы отличаетесь друг от друга. И в тоже время, Вы кажетесь в разных нюансах настолько похожими.
Я ныла, беспомощно выгнутая его руками.
— А знаешь ли Ты, что такие женщины, как Ты рождены для цепей? — спросил Лигурий.
— Нет, — простонала я. — Нет!
— Да! И твоя жизнь не будет полна, пока не почувствуешь их на себе.
Я беспомощно плакала, и при этом, мне не давала покоя одна мысль, почему он не тащит меня в кровать и не берет меня?
Я уже понимала, что такое настоящая женственность. Это не отторжение, и не разочарование в своей природе, но полная сдача ей. Это значит, быть преданной своей сущности и своим потребностям. Женственность не была несовместима с женской природой, но она была ее выражением. Какое безумство, какое извращение, какую чушь, мне вбивали в голову на Земле!
— Ах, простите меня, Леди Шейла, — сказал Лигурий, как если бы обеспокоенно. — Держа Вас этим способом, я почти забываю, что Вы — свободная женщина.
Он, наконец, выпустил меня и убрал свои руки.
Я выпрямилась, и, обернувшись, отскочила от него, как будто это мне самой удалось освободиться. Лигурий даже поклонился мне в пояс, как если бы в глубоком извинении. Но при этом он ехидно улыбался.
Я был испугана. Я решила, что должна бороться со своей женской сущностью. Я знала, конечно, делать это будет нелегко, и что исполнение задуманного, лежит далеко от моей недвусмысленно выраженной женственности, что оно разбивает и отрицает ее. Но именно это, к моему собственному ужасу, я собралась сделать. Просто я ужасно боялась своей женственности, и особенно того, к чему она могла меня привести.
Таким образом, в тот момент я для себя решила, что моя женственность, а значит и моя женская сущность, должны быть отрицаемы и забыты. Я больше не должна быть такой простушкой, чтобы притворяться самой себе, что моя женственность это именно то, что мне нужно. Я больше не верила этой пропагандистской глупости.
Опасностью для меня, и я теперь поняла это предельно ясно, была именно моя женственность.
Отныне, открыто и честно, от этого надо отречься. Именно этого стоило больше всего опасаться, именно это было наибольшей опасностью для женщин — их собственная женственность, то, что спрятано, глубоко в их сердцах и животах. И я боялся заглядывать так глубоко внутрь своего «я», ибо боялась того, что могла бы там найти.
— Я — свободная женщина, — крикнула я. — Я свободна! Я свободна!
— Конечно же, — кивнул Лигурий.
— Я хотела бы обуться, — решилась я проверить его слова.
— А Вы получили разрешение сделать это? — тут же спросил он.
И я снова испуганно посмотрела на него.
— Вы можете это сделать, — улыбнулся он.
Я стремительно запрыгнула в свои сандалии, и что интересно сразу же почувствовала себя более безопасно. Есть что-то о том, чтобы быть босой перед обутым мужчиной, что-то, что заставляет женщину чувствовать еще большей рабыней перед ним. Все ее чувства усиливаются еще больше, конечно, если женщина обнажена, или одета лишь частично, каковой, повинуясь его приказу, в этот момент была я. Рабыням, конечно же, часто приказывают раздеваться перед их владельцем, и их одежда, любом случае, всегда является предметом его разрешения.
В обуви, что интересно, я снова почувствовала себя Татрикс Корцируса.
— Есть ли в городе шпионы? — поинтересовалась я.
— Несомненно, у Аргентума хватает шпионов в нашем городе, — признал Лигурий.
— Наши шпионы, — уточнила я. — Те, кто шпионят за нашими собственными людьми.
— Конечно, — признал он и это. — Это — обычная предосторожность характерная для любого города.
— И кому эти шпионы докладывают? — спросила я.
— Надлежащим органам, — уклонился он от пряного ответа.
— А почему, я не знаю о полученной от них информации, — поинтересовалась я.
— Вы все еще обучаетесь управлению Корцирусом, — выкрутился министр.