— Господин? — удивилась я.
— Ложись в моих ногах, — приказал Спьюсиппус, — и начинай облизывать, целовать, и обсасывать их. Когда Тебе удастся научиться делать это должным образом, я объясню Тебе, что надо будет делать дольше.
— Да, — заплакала я и задрожала от накатывающего отвращения и тошноты.
— Да, что? — тут же уточнил мужчина.
— Да Господин! — прорыдала я.
— И не делай этого плохо, Леди Шейла, — предупредил он.
— Если бы я так хорошо не знал кто Ты на самом деле, то я подумал бы, что Тебя уже где-то обучали, — заметил он, вставая с мехов, спустя какое-то время. — Впрочем, возможно, что в женщине это живет на уровне рефлексов. Полезай.
Он распахнул передо мной и держал открытой крышку большого ящика.
Послушно я залезла в ящик, и легла в нем на бок свернувшись в позу эмбриона.
— Я понравилась Господину? — неожиданно для самой себя поинтересовалась я.
— Ты говоришь как рабыня, — насмешливо заметил он.
— Простите меня, Господин, — попросила я.
Это может показаться достаточно странным и даже невероятным, и я сама только что поняла это, но я действительно и несомненно хотела понравиться ему.
— Ты случайно не голодна? — тоже неожиданно спросил меня Спьюсиппус.
— Да, Господин, — обрадовано отозвалась я.
Весь мой ужин состоял всего лишь из одного куска мяса, брошенного мне, как собаке. Спьюсиппус на время исчез из моего поля зрения, и возвратившись назад уже с небольшим кусочком вяленого мяса, небрежно швырнул его на дно ящика рядом с моим лицом. Я, не мешкая, зажала его в кулаке.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила я.
Некоторое время мы смотрели друг на друга.
— Если бы я не понравилась, Господину, Вы ведь не дали бы мне это? — решилась спросить я.
— Не дал бы, — признал мужчина.
Вот теперь, до меня дошло, насколько это было в интересах пленницы, или рабыни, понравиться. Да если она не сможет этого достичь, и возможно не просто достичь, а сделать это превосходно, то ее просто никто не будет кормить. Мне подумалось, что лишь безупречными действиями девушка, могла бы поощрить рабовладельца к решению, что она стоит того чтобы ее кормить, и даже хорошо кормить.
— Что Вы собираетесь делать со мной? — попыталась я, пока появилась такая возможность, выяснить свою дальнейшую судьбу.
— Все, что захочу, — был дан мне ответ в стиле гореанского мужчины.
— Да, Господин, — вздохнула я.
— Утром мы уходим на юг, — все же сообщил мне он.
— Только не в Ар! — испуганно воскликнула я.
— Нет, — улыбнулся Спьюсиппус. — По выходе мы повернем на запад.
Мужчина сверху вниз смотрел на меня, съежившуюся на дне ящика. Не в силах больше сдерживаться, я откусила немного от того куска мяса, что все еще сжимала в кулаке. Я была просто невыразимо голодна.
— А Ты получила разрешение на то, чтобы есть это? — тут же поинтересовался Спьюсиппус.
— Простите меня, Господин! — испуганно произнесла я условную фразу всех гореанских рабынь, опасаясь, что он может забрать меня даже этот скудный кусок еды.
— Хотя кому я это говорю? — усмехнулся он. — Ты же всего лишь глупая свободная женщина.
— Да, Господин, — ответила я, чувствуя, что еда останется при мне.
— Можешь поесть, — разрешил он.
— Спасибо, Господин, — радостно отозвалась я, и с жадностью впилась зубами в жесткое мясо.
— Ты ешь как изголодавшаяся рабыня, — заметил торговец.
— Простите меня, Господин, — сказала я, и быстро исправившись, стала откусывать понемногу, возможно, как это более соответствовало достоинству свободной женщины, леди и Татрикс. Однако, как же это трудно есть с достоинством, когда ты голой лежишь на дне ящика, и к тому же зверски голодна. В сущности, хотя он и рассматривал вариант, что формально я могла бы быть Татрикс Корцируса, но на деле я была полуголодной рабыней.
— Вот уж никогда бы не подумал, что в моем ящике будет сидеть голая Татрикс Корцируса, — довольно сказал Спьюсиппус.
— А я не задохнусь здесь, Господин? — с опаской поинтересовалась я.
— Там есть отверстия для воздуха, — ответил он. — Ты не первая женщина, которая оказалась в этом ящике. Безусловно, это — первый раз, когда в нем оказалась целая Татрикс.
— Здесь даже есть одеяло, — отметила я. — Спасибо, Господин.
— Оно должно защитить от ушибов и порчи привлекательности обитательниц этого ящика, — объяснил он. — Теперь эта пропотевшая вонючая тряпка, оставшаяся здесь от прежних рабынь, послужит и для Тебя, Леди Шейла. Как и прежде, когда она укрывала дно этого ящика, служащего им в качестве конуры, также, и теперь она будет использоваться по назначению, но уже для Тебя.
— Как Господин пожелает.
— Ты помнишь о моем обвинении? — поинтересовался он. — Я имею в виду те волосы, что я, возможно, по неосмотрительности продал как волосы, полученные от свободных женщин, хотя их состригли с рабынь.
— Да, Господин, — признала я.
— Утром, я собираюсь получить кое-какие волосы со свободной женщины.
— Господин? — не поняла я.
— Утром, я собираюсь остричь Тебя, — пояснил Спьюсиппус.
— Господин знает мою тайну, — с горечью сказала я. — У него есть власть надо мной. Он может сделать со мной, все что он пожелает.
— И буду, — кивнул мужчина.
— Да, Господин.
— Спать в этой конуре Леди Шейле, высокой Татрикс Корцируса, будет не просто, — предупредил он. — Но — Тебе предстоит провести здесь довольно таки много ночей, так что начинай привыкать.
Я смотрела на него возвышающегося надо мной, со дна ящика.
— Приятных снов, — пожелал он, и вдруг добавил, — шлюха.
Тяжелая крышка ящика закрылась окончательно отсекая меня от свободы. В следующий момент послышался скрежет ключей повернувшихся в двух тяжелых замках, и его удаляющиеся шаги.
Сейчас, когда он закрыл ящик, благодаря свету, проникавшему снаружи, я смогла заметить дыхательные отверстия. Сквозь некоторые из этих крохотных дырочек, я смогла бы подсмотреть, что делается снаружи, но Спьюсиппус погасил лампу, и комната погрузилась в темноту. По звуку я поняла, что он улегся на меха. Я перевернулась на спину, подняв ноги верх и прижав колени к груди. Он назвал меня «шлюхой». Было ли моей ошибкой то, что я так хорошо следовала его инструкциям, то, что я старалась исполнять сказанное как можно лучше! Несомненно, в следующий раз он, он захочет уже намного большего. Я улыбнулась своим мыслям, каким же он оказался удивленным. А уж как была удивлена я сама! Какими быстрыми и нетерпеливыми, нежными и деликатными стали мои язык, губы и пальцы всего через несколько енов, изумив меня саму. Я была благодарна ему за то обучение, что получила, причем в процессе, я стремилась даже улучшить полученные знания. Для меня оказалось интересным и поразительным то, что я обнаружила в себе радость от того, что касаюсь его. Безусловно, я все еще оставалась сырой и неотшлифованной, несведущей в тонкостях приемов, и у меня был слишком слабое чувство движения и ритма, то чувство, которое позволило бы мне, понять настроение мужчины, и то когда надо подождать, когда быть томной и покорной, а когда страстной и нетерпеливой. Я не осознавала, пока всех возможностей использования стонов, нежных слов, и озвучивания моих эмоций и ощущений во всем множестве всевозможных путей, что позволило бы добавить целое дополнительное измерение к моему опыту. Безусловно, некоторые рабовладельцы, по крайней мере, иногда, желают быть обслуженными рабыней в полной тишине. Но чаще бывает, что хозяин спрашивает:
— У рабыни есть что мне сказать?
И женщина понимает, что на молчание наложен запрет, и она обязана озвучивать свои чувства, и унизительно для себя, оглашать то, насколько возбуждающим для женщины оказывается полная власть мужчины над ней. Кроме того, это помогает ей не забыть, что она — ничтожное животное, служащее своему хозяину.
Еще, я пока не сознавала, или не принимала всерьез, множество иных, эстетических и психологических аспектов своего служения. Например, я не в полной мере использовала визуальную сторону. Также, очень наивным с моей стороны было почти пренебрежительное отношение к прикосновениям; кстати, не миновала меня и, весьма, распространенная среди новообращенных рабынь ошибка — я не уделяла внимания выражению своего лица и принимаемым позам, которые должны были быть не только красивыми, но и демонстрирующими осознание суровой реальности наших отношений, то что конечном счете, я была его покорной пленницей. Вероятно, я пока недостаточно разбиралась в его самых глубинных желаниях, тех, что он хотел полностью удовлетворить с помощью женщины. Конечно, Господин должен быть полностью обслужен рабыней. С другой стороны, учитывая мою ограниченность, и то что я действовала в пределах определенных рамок, у меня, как оказалось, было почти инстинктивное чувство того что надо делать. Мне показалось, что у меня, на уровне инстинктов, имелось чувство некой синхронности с ним, часто проявлявшиеся в способности предчувствовать, возможно, основываясь на неуловимых глазом сигналах его тела, чего он мог бы захотеть в следующий момент, или, что могло бы ему понравиться. Я вдруг обнаружила в себе такие таланты, о которых прежде даже подозревать боялась, и как же оказалось волнительно применить их на практике. И хотя, в конечном счете, это я была той, кто был в его полной власти, все же, к моему удивлению и радости, именно я смогла довести его до состояния дрожащего и извивающегося от моих прикосновений раба. Вот тогда-то он, бешено схватив и подмяв под себя, сделал меня совершенно беспомощной в его руках. Он отлично дал мне понять, кто на самом деле был истинным хозяином положения.
Я лежала в ящике, поджав ноги к груди.
Он назвал меня «шлюхой». Самое удивительное, что я и на самом деле не возражала против этого. В действительности, что-то во мне даже наслаждалось этим. Я вспомнила, что я вытворяла на мехах. Пожалуй, это выражение, с дрожью подумалось мне, полностью соответствовало истине.