Внезапно я почувствовала, как чьи-то руки начали расшнуровывать завязки рабского мешка.
— Ты — Тиффани, не так ли? — послышался мужской голос. — Ну-ка вылезай оттуда.
— Да, Господин, — прохрипела я.
Моим освободителем оказался один из служащих среднего звена. Этот отвечал за работу более чем десяти рабских цепей.
— Ты почему не за ткацким станком? — поинтересовался он.
— Я не знаю, Господин, — честно ответила я.
— Что Ты здесь делаешь?
— Я не знаю, Господин, — призналась я. — Возможно, меня наказали.
— И за что, если не секрет? — уточнил мужчина.
— Я не знаю, Господин, — призналась я.
— Ступай, — велел он, и проворчал: — На фабрике Эмильянус, племянник Минтара, а тут рабыни бездельничают.
— А что он здесь делает? — не выдержав, поинтересовалась я.
— Официально — это просто неожиданная инспекция, — все же ответил мне служащий, вместо затрещины, — но все опасаются, что есть и другие причины.
Почти бегом, я бросилась к своему станку.
— А вот Боркона стоит наказать, — услышала я сказанные мне вслед слова.
Боркон стоял поблизости от меня, и вид у него был совсем не радостный.
— Шаг вперед, детка, вот сюда, — приказал довольно молодой мужчина, — а теперь медленно покрутись передо мной.
Я повиновалась. Меня, тщательно осмотрели. Поворачиваясь, я увидела раздетую Эмили, стоящую у своего ткацкого станка, что был рядом с моим. На ее левой щиколотке отсутствовали кандалы, а свою тунику она держала в правой руке.
— Боркон, Ты, хитрая бестия, — упрекнул молодой человек. — И Ты решил скрыть от нас такой сочный кусок рабского мяса?
Тот служащий, что освободил меня из рабского мешка, как выяснилось, непосредственный начальник Боркона, бросил на надсмотрщика горящий негодованием взгляд.
— Ты — Тиффани, если не ошибаюсь? — уточнил молодой человек.
Говоривший со мной, хорошо одетый, в короткую шелковую бело-золотую накидку, молодой человек, был весьма недурен собой.
— Снять с нее цепь ткацкого станка, — приказал он Боркону. — Теперь, детка, встанет здесь, и снимет тунику.
— Да, Господин, — сказала я, покорно раздеваясь.
— Ты можешь встать на колени, — весело сказал он, и я моментально оказалась на полу у его ног. — А Ты хорошенькая, моя дорогая. Я не буду против, если Леди раздвинет колени.
Стремительно я раскинула свои ноги как можно шире. А Эмильянус уже повернулся к Эмили.
— Ты, кстати, тоже можешь прекратить изображать столб, и встать перед нами на колени, Эмили, — заметил племянник Минтара, а когда рабыня оказалась на полу, улыбнувшись добавил: — Ты, тоже весьма симпатичная куколка.
Эмили поспешно развела в стороны колени, обнажая перед ним свое нежное порабощенное лоно, и очаровательную мягкость своих бедер.
— Твоя кличка, «Эмили», очень красива, — отметил он. — И Ты, наверняка знаешь, то это варварское искажение, моего имени. Кажется, что сама судьба свела нас вместе.
— Возможно, Господин, — испуганно сказала девушка. — Спасибо, Господин.
— А Ты — варварка, не так ли, Тиффани? — снова повернулся он ко мне.
— Да, Господин, — признала я.
— И весьма пригожая, — добавил он окинув меня взглядом.
— Спасибо, Господин.
— Ты можешь не верить мне, Боркон, — засмеялся Эмильянус, но если бы не упорные слухи и сплетни, ходящие по конторе, я бы даже и не узнал, что наши ткацкие станки украшают две такие прелестницы.
Боркон благоразумно помалкивал.
— Они — две лучшие красотки на фабрике, — заметил племянник Минтара высокому, крепкому мужчине, стоящему поблизости.
— Они, конечно, симпатичны, — признал тот. — Но, по моему мнению, здесь немало прекрасных женщин прикованных к ткацким станкам.
Этот крепкий мужчина был управляющим фабрики. За все предыдущие пять месяцев, я видела его всего лишь дважды.
— Но эти являются лучшими на текущий момент, — заявил Эмильянус.
— Возможно, — нехотя признал управляющий.
— Этих, — ткнув в нас с Эмили, сказал юноша, — в мой дом.
Мы с Эмили испуганно посмотрели друг на дружку, а потом вслед удаляющейся процессии.
Сказать, что Боркон выглядел сердитым, не сказать ничего. Он был в ярости. Зато Лута светилась от радости.
— Я прошу позволить служить для Вашего удовольствия, Господин, — взмолилась Лута, бросаясь к ногам надсмотрщика. Цепь, приковывающая ее левую лодыжку к ткацкому станку, жалобно звякнув, натянулась до предела. Женщина опустив голову, покрывала поцелуями ноги Боркона. Никогда прежде, насколько я знала, она не была настолько смелой. Конечно, на фабрике ни для кого не было секретом ее отношение к мастеру плети, но до сих пор она как-то сдерживалась. Хотя в действительности, Лута сгорала от любви с того самого первого дня во дворе, приблизительно пять месяцев назад.
— И какая у меня может быть потребность в такой тарскоматке? — возмущенно проворчал Боркон.
Лута подняла к нему голову, и посмотрела в глаза, любовно, умоляюще. Я видела, что диета и упражнения сделали свое дело, превратив ее фигуру в нечто захватывающее. Ее лицо, несмотря на простоту и невзрачность, наполнившись мягкостью, нежностью и уязвимостью теперь выглядело совсем иначе, чем в первый день, и его, без преувеличения, можно было назвать очень красивым.
— Тогда возьмите меня в Ваше логово, Господин, и покройте меня, как делает это хряк со своей тароскоматкой, — вдруг сказала Лута. — Я молю сделать меня Вашей самкой тарска, Мой хряк.
Боркон, совершенно пораженный, ее словами, смотрел вниз на нее, и кажется только сейчас заметил произошедшие в ней изменения.
— Кх, возможно, — смущенно прокряхтел он.
От созерцания столь неожиданного зрелища, меня отвлек рабский браслет, защелкнутый на моем левом запястье. Второй браслет наручников оказался на правом запястье Эмили. Теперь мы оказались скованы между собой тремя прочными стальными звеньями цепи. Мы с Эмили испуганно посмотрели друг на друга.
— Вперед, девки, — скомандовал служащий фабрики, тот самый, который выпустил меня из мешка, и являлся непосредственным начальником Боркона.
— Да, Господин, — хором ответили мы с Эмили, и последовали за ним по длинному проходу между ткацкими станками.
Мы были голыми, скованными между собой, но неся фабричные туники в руках, мы уже понимали, что наша судьба делает очередной поворот, и возможно не в худшем направлении.
Глава 26В школу встают рано
Я попыталась задержать голову мужчины в моих руках, и поцеловать его в шею, но он, занятый беседой, просто отпихнул меня в сторону. Все что мне осталось, это стоя позади него на коленях сдерживать рвущиеся наружу рыдания. Как мне хотелось прикоснуться к нему. Но я была всего лишь отвергнутой рабыней, которой он не разрешил этого сделать.
Тила, первая девушка, просигналила мне с другого конца комнаты, приказав подойти к ней. И я подобострастно согнувшись в поклоне, отползла назад, и поднявшись на ноги, поспешила за распоряжениями.
— Вино, — сказала Тила, передавая кувшин, — для Господина.
С этим сосудом я торопливо направилась обслуживаемому мной столу.
За столом, тут и там сидели пирующие мужчины, развлекая себя беседой. Несколько музыкантов наигрывали незамысловатую мелодию, разместившись у дальней стены зала. Подойдя к столу, я опустилась на колени позади Эмильянуса.
— Вина, Господин? — прошептала я.
— Да, — кивнул он, протягивая ко мне свой кубок. — Спасибо, Тиффани.
— Да, Господин, — тихо сказала я, и отошла в сторону.
Вежливость у Эмильянуса, похоже, вошла в привычку, вероятно, как результат мягкости его воспитания, но она никоим образом не влияла на полноту неволи, в которой содержались его рабыни.
Хотя никто и не обязан быть вежливым с рабыней оказывающей им услуги, но любой мужчина, конечно, если того пожелает, может и поблагодарить ее. С точки зрения девушки, прекрасно осознающей, что на ее шее находится ошейник, подобная любезность иногда может показаться еще более пугающей, чем грубость или жестокость. Ни для кого из рабынь не секрет, как часто оказывается, что такие нежные и благородные юноши, оказываются глубоко развращенными своей абсолютной властью. Будучи рабыней, девушка отлично знает, что вежливая просьба такого вот господина снять предмет одежды эквивалентна категоричной команде «раздеться» какого-нибудь грубого надсмотрщика. И в том и в другом случае, она не медлит с повиновением.
Повинуясь жесту Тилы, я поставила сосуда с вином на служебный стол, и отошла к стене комнаты, где и встала на колени подле Эмили.
Приблизительно за ан до этого мы с Эмили стояли на кухне перед Тилой.
— Встаньте прямее, девушки, — скомандовала Тила, присматриваясь к нам. — Вы же не за ткацкими станками стоите.
— Тебе идут твои рабские шелка, Эмили, — отметила Тила.
— Спасибо, Госпожа, — зарделась моя подруга.
— Тебя это тоже касается, Тиффани.
— Спасибо, Госпожа, — с удовольствием отозвалась я.
На нас обеих были надеты алый шелковые туники рабынь для удовольствий. Шелковая ткань была настолько тонкой, что казалась почти прозрачной. Подобная одежда оставляла немного сомнений относительно изгибов наших фигур. А еще мы носили ошейники Эмильянуса.
Теперь мы были его собственностью. Двенадцать медных тарсков за каждую из нас были переданы на счет цеха № 7, ткацкой фабрики, компании Минтара. На наших левых лодыжках были застегнуты цепочки с рабскими колокольчиками. Как чувственно они позванивали, когда мы двигались по залу! Бицепсы левых рук каждой из нас, спиралью овивали варварские, змееподобные браслеты.
— Хотя Вас обеих и приобрели как домашних рабынь, и само собой, мы нуждаемся даже в большем количестве таких работниц, но ожидается также, что в случаях, подобных сегодняшнему вечеру, Вы будете прислуживать за обедом, — объяснила Тила. — Если честно, я подозреваю, что Господин имеет на Вас определенные виды, и простые домашние работы, это всего лишь начало вашего обучения.