Есть и еще одна каста на Горе, помимо музыкантов, членов которой вообще практически не рассматривают, как кандидатов в рабство. Это каста игроков. Это люди, которые зарабатывают на жизнь игрой в Каиссу, играя за призы, взимающих плату за игру с ними, обучая за деньги, устраивая турниры, комментируя игры, и тому подобным. Они — в массе своей бедняки, но по большому счету не испытывают серьезных затруднений, зарабатывая себе на еду и ночлег сыграв одну — две партии. Всеобщая любовь и уважение, что гореане питают к игре в Каиссу, вероятно и объясняет практически полную неприкосновенность от работорговцев, предоставленную членам касты игроков. Рабам, кстати, крайне редко разрешают играть в Каиссу. В некоторых городах это вообще противозаконно. Как полагают гореане, даже прикосновение раба к фигурам является оскорблением игры, и может быть сурово наказано.
Напротив, танцовщицы, некоторые из которых спокойно посапывали в сторонке, все были рабынями. Немногие из свободных женщин посмели бы исполнить гореанские танцы перед сильными мужчинами. Сделай они так, и как долго они могли ожидать оставаться свободными? Станцуй какая-нибудь женщина в таком виде, перед мужчинами, и любой из них сразу скажет, что в ее сердце живет рабыня. А раз так, давайте наденем на нее ошейник! Независимо от того, что может быть правдой в этих рассуждениях, но это — факт, почти все танцовщицы на Горе — рабыни. В действительности верно и обратное, большинство самых красивых и возбуждающих гореанских рабынь — танцовщицы. И они стоят весьма дорого, и речь уже идет о золоте.
Я опустилась на колени перед низким столом подле помощника распорядителя зала. Я принесла с собой круглое пустое серебряное блюдо, диаметром около восемнадцати дюймов. Распорядитель зала прошел весь путь до этого места вместе со мной, и в конце, не отрывая от меня глаз, присел рядом.
Я, покорно, низко склонила свое тело, а затем плавно и изящно, выпрямилась и подняв голову, встретилась с глазами помощника. Затем, я подняла поднос вверх, к нему, как бы предлагая то что на нем якобы лежало, как если бы это могли бы быть сочные фрукты, в то же самое время утонченно приподнимаясь всем телом в его сторону.
— Фрукты, Господин? — предложила я.
— Ну и как это выглядело? — спросил распорядитель зала своего помощника.
— Хорошо, — признал ассистент. — Вы хотите использовать это в будущем?
Мастер пира, переступил через низкий стол, и встал позади него.
— Повтори еще раз, Тиффани, — приказал он.
Я ушла на исходную позицию, чтобы через мгновение вернуться снова.
— Да, — согласился мужчина. — Это было неплохо.
Нужно понимать, что девушка, конечно, предлагает гостю не просто сочные фрукты, лежащие на блюде, но, также и фрукты ее красоты, если его это заинтересует. Подобные предложения и приглашения являются подразумеваемым компонентом в таких выражениях как «мясо, Господин», «легкая закуска, Господин», «еда для Вашего удовольствия, Господин» и тому подобным. Классическим случаем такого предложения можно считать ситуацию, когда девушка приближается к гостю со спины, и шепчет «вина, Господин» прямо в ухо мужчины. Это отличается от обычного винного обслуживания, когда девушка встает перед мужчиной на колени, широко расставив ноги, и целуя кубок, если разрешено, затем, покорно опустив голову, протягивает руки, предлагая ему выпить вина. Впрочем, в обоих случаях, конечно ясно, что девушка — рабыня, и находится в полном распоряжении мужчины во всех смыслах.
— Теперь, предположим, что он протягивает руку и трогает Тебя? — сказал распорядитель зала.
Я прикрыв глаза, и разлепив губы, томно прошептала:
— Да, Господин! Спасибо, Господин! Пожалуйста, Господин!
— Ты должна быть готова к различным вариантам с этой ситуации, — предупредил мастер пира.
— Да, Господин, — сказал я.
В душе я жалела, что он не позволил своему помощнику потрогать меня в живую. Я просто жаждала прикосновения мужчины.
— Возможно то, чем Ты служишь, представляет для меня интерес, — сказал помощник, играя роль гостя. — Я пока не решил. Заинтересуй меня.
Поставив блюдо на стол, стоя на коленях в паре футов от него, я слегка наклонилась в его сторону, не отрываясь, глядя мужчине в глаза. Я сымитировала движение, как бы сбрасывая рабский шелк с плеч. Затем сделала вид что приподняла подол туники, показывая свои бедра. Потом, не отрывая своих колен от пола, подвигалась и покрутилась перед ним, демонстрируя ему себя в различных вызывающих позах и положениях.
В подобной демонстрации своего тела, довольно важным компонентом, возбуждающим интерес мужчины и побуждающим его к действию, является выражение лица женщины. Например, как надо поступить, если Вы заметили, что рассеянный взгляд мужчины остановился на Вас, и в нем заметны признаки интереса? Можно сделать вид возмущенной невинности его поступком, или изобразить негодование его столь откровенным осмотром. А можно симулировать скуку и автоматическую покорность, которые он может воспринять как вызов, и испытать желание превратить Вас в извивающуюся щлюху, умоляющую о его самом легком прикосновении. А можно, нахально сыграть высокомерную рабыню, гордо демонстрирующую красоту собственности своего Господина, показать свое бесстрашие перед этим чужаком, перед которым Вас вынудили уязвимо показываться, сделать вид, что Вы снисходите до его потребностей, и разрешаете ему бросать на Вас взгляды, и может быть, если он хорошо попросит, позволите прикоснуться. Вариантов множество.
На Горе рабыня рассматривается, как цельная женщина, которая хотя и порабощена, но обладает всей глубиной интеллекта и эмоций. На Горе она — цельная женщина, на которую надели ошейник. Гореанские рабовладельцы иного не приемлют.
Я демонстрировала себя, перед помощником распорядитель зала, как абсолютная рабыня. Короче говоря, я принимала перед ним рабские позы, выставляя свои самые соблазнительные места для его интереса и оценки.
Хотя это было уже поздно, и очень устали все, а не только рабыни, но я увидела, как вспотел лоб мужчины, и как он лихорадочно дернул рукой, смахивая пот с себя.
— Замечательно, Тиффани, — похвалил распорядитель зала. — Теперь можешь немного отдохнуть.
— Спасибо, Господин, — промурлыкала я, и подхватив со стола блюдо оставила мужчин.
Оставив блюдо на служебном столе, я метнулась туда, где сидели девушки из следующего класса.
— Привет, Эмили! А что Ты здесь делаешь? — спросила я опускаясь рядом с девушкой на колени.
— Насколько же Вы все красивые, — вздохнула Эмили. — Нам никогда не стать такими.
— Ерунда, — отмахнулась я. — И Ты, тоже будешь такой же красивой. Просто Вас еще не начали дрессировать.
— Возможно, — всхлипнула девушка, и посмотрела на меня красными от слез глазами.
— Так почему Ты здесь? — спросила я снова.
— Я не знаю, — ответила она. — Я, должно быть, вызвала недовольство у Эмильянуса. Мужчины пришли за мной, и без объяснений забрали из дома. А вчера они привели меня в эту школу.
— Ты все еще носишь его ошейник? — уточнила я.
— Да. Я все еще принадлежу ему, — сказала она, но оглянувшись вокруг себя, кивнула на других рабынь из ее класса, с горечью добавила: — Как другие.
— Мне, казалось, что Ты ему понравились, — заметила я.
— Я тоже так думала, — улыбнулась моя подруга.
— А Тебе он нравится? — спросила я.
— Я люблю его, — чуть снова не расплакавшись, сказала она, — а он отослал меня.
Я кивнула. Такое может случиться с рабыней, ведь она полностью подчинена желаниям хозяина.
— Он еще молод. Возможно, он просто испугался твоей любви, — предположила я.
— Возможно, — грустно улыбнулась Эмили.
Мы наблюдали за Кристэль, которая, как и я пару енов назад, демонстрировала свои прелести после притворного предложения фруктов.
— Какие Вы красивые женщины, — опять вздохнула Эмили.
— Этому нас научили наши ошейники, — усмехнулась я.
— Интересно, а мы сможем когда-нибудь стать таким же красивыми, — поинтересовалась у меня одна из девушек класса Эмили.
— Конечно же, сможете, — успокоила ее я.
— Я уже почти завидую Тебе, Тиффани, — призналась Эмили. — Как Ты выглядишь, как двигаешься, как держишься, какой возбуждающе красивой Ты стала, совсем как рабыня для удовольствий!
— Я все та же Тиффани, которой и была, — отмахнулась я.
— Нет, — убежденно сказала она. — Ты уже не та.
— Возможно, — не стала я спорить с подругой.
— Музыканты и танцовщицы могут уходить, — объявил распорядитель зала. — Тупа к столу! Предложи фрукты.
Музыканты, по-быстрому сложив инструменты, направились к выходу из комнаты, уводя с собой одиннадцать танцовщиц, ошейники которых они заблаговременно соединили легкой цепью.
В зале появился другой мастер плети, не тот, что вел дрессировку женщин нашего класса, и скомандовал:
— Класс, встать! Построиться в колонну по одному!
Эмили вместе с остальными девушками ее класса подскочили и быстро сформировали колонну, выстроившись четко по росту, причем первыми стояли самые высокие девушки.
— Всего Тебе хорошего, Эмили! — пожелала я девушке.
— И Тебе всего хорошего, Тиффани! — сказала она, и мы поцеловались.
— Марш в клетки, — скомандовал дрессировщик.
Я с грустью смотрела в след уходящей Эмили. Интересно, увижу ли я ее когда-нибудь снова.
Еще немного понаблюдав, как Тупа крутится перед ассистентом распорядителя зала, я бессильно вытянулась прямо на каменном полу.
— Отлично, Тупа, — донесся до меня усталый хриплый голос мастера пира, похоже, и его доконала эта репетиция.
— Всем на пол, на спины, — скомандовал мастер плети, — правые колени подняли, руки по бокам ладонями вверх.
Теперь все женщины лежали, прижавшись спинами к полу. Мы все знатно потрудились сегодня, и были изнурены до предела. Тем временем, наш мастер плети, о чем-то тихо переговаривался с распорядителем зала и его помощником. У нас уже не осталось сил даже на то, чтобы прислушаться к их разговору, мы могли только лежать на полу и отдыхать, в той позе, которую приказал нам принять дрессировщик, — в позе рабыни.