— Да, Господин, — она прошептала.
— Ты знаешь места на Горе, где, можно было бы найти таких людей? — спросил Клавдий у Шейлы.
— Есть несколько таких мест, Господин, — ответила она.
— Назови хотя бы одно такое место, — потребовал Клавдий.
Женщина побледнела от страха. Она повернулась к Хассану, своему господину, но от одного взгляда мужчины у нее испарились все колебания. Ей нечего было ожидать от него, ни мягкости, ни милосердия.
— Дом Самоса, в Порт-Каре, — тихо прошептала она.
Клавдий вначале бросил взгляд на Мениция, а потом пристально посмотрел на Лигурия.
— Я предпочитаю не комментировать эти вопросы, — гордо выпрямляясь, ответил тот.
От его фигуры веяло гордостью и силой. Это был мужчина, как мне казалось, который мог бы стать подходящим господином рабыне живущей в сердце почти любой женщины. Я отдавала себе отчет в том, что много раз в его присутствии чувствовала беспомощное возбуждение и страх той рабыни. Шейла избегала встречаться с его глазами. Она больше не была Татрикс. Теперь она была ничем, всего лишь раздетой и закованной в цепи рабыней.
— Несомненно, пытки могли бы вынудить Тебя пересмотреть свое решение, — заметил Мениций.
— Верно, — согласился Лигурий. — Но только готов ли Аргентум ради этого пожертвовать своей честью?
Клавдий смотрел на Лигурия.
— Клавдий? — растерянно спросил Мениций.
— Лигурий прав, — подтвердил Клавдий, — он прибыл к нам как свободный человек, по собственному желанию. Мы гарантировали ему неприкосновенность в Аргентуме, и обещали безопасный выход за стены города.
— Но он же делал все возможное, чтобы направить наше расследование по ложному пути, лжесвидетельствовал, и подделал улики, — послышался возмущенный голос.
— Лживая тварь! — поддержал его второй голос.
— На кол его! — закричал какой-то мужчина.
— На кол! — послышались крики со всех сторон.
Мужчины вскакивали с мест, размахивали руками, горячились, грозя кулаками Лигурию. Один только бывший первый министр Корцируса спокойно стоял и улыбнулся. Он уже чувствовал себя победителем. Какой мелочью была бы его смерть по сравнению с пятном бесчестья на гербе Аргентума. Честь целого города бала гарантией его свободы.
— Уведите бывшего первого министра Корцируса с наших глаз, — приказал Клавдий, — чтобы он не соблазнял меня подвергнуть опасности поручительство моего города. Пусть снимут с него кандалы, как только он окажется в своих покоях, и держат его там под арестом.
Два гвардейца подхватили Лигурия за руки.
— Мы должны тщательно расследовать внезапно открывшиеся обстоятельства, — объяснил Клавдий Лигурию, — и сделать соответствующие выводы. Возможно, что у нас может возникнуть потребность в Вас для дальнейшего расследования, и Ваши свидетельства на слушаниях, аналогичных сегодняшнему. В любом случае Вы останетесь здесь, пока наше расследование не будет завершено. Тогда, и только тогда, слово Аргентума будет соблюдено. Такова наша воля.
— Это полностью соответствует нашим договоренностям, — надменно ответил Лигурий. — Я подчиняюсь Вашему решению также охотно, как если бы был вынужден соблюдать его по необходимости.
— А давайте будем расследовать тысячу лет! — весело крикнул кто-то.
— Это не метод Аргентума, — улыбнулся Клавдий.
По жесту Клавдия солдаты повели Лигурия из зала.
— Вы возражаете, Мениций, друг мой? — поинтересовался Клавдий.
— Я не знал о гарантиях, предоставленных Аргентумом, — сказал Мениций. — Конечно, при этих обстоятельствах, у Вас практически нет простора для маневра.
— В некотором смысле, я даже чувствую к нему жалость, — признался Клавдий, глядя в след Лигурию. — Он, сильный мужчина, безжалостный и влиятельный, гордый и властный, позволил женщине сделать из себя простофилю, и плясать под ее дудку.
— Давайте сюда ту рабыню, — велел Клавдий, указав на Шейлу, и захныкавшую женщину вздернули на ноги и с бряканьем цепей подтащили и швырнули на колени перед Убаром.
— Эта женщина, — ткнул пальцем Клавдий в Шейлу, — была, согласно свидетельствам и доказательствам, письменным и устным, признана прежней Татрикс Корцируса. И, в конечном счете, сей факт был признан, даже ей самой.
Он сверху вниз посмотрел на Шейлу, и спросил:
— Кто схватил Тебя и доставил сюда, рабыня?
— Хассан из Касры, Господин, — ответила она.
— Таким образом, награда однозначно принадлежит Хассану из Касры, — провозгласил Клавдий, — Принесите и передайте ему деньги!
Один из офицеров покинул зал. А Хассан обойдя столы вышел вперед и встал подле своей коленопреклоненной рабыни. Через несколько инов в зал возвратился офицер, внеся на плече тяжелый, туго набитый мешок. Этот мешок, который должен был весить как минимум фунтов девяносто — сто, он довольно мягко опустил на пол перед столом.
— В этом мешке, — объявил Клавдий, — скрупулезно посчитанные, находятся полторы тысячи золотых статериев Аргентума, отчеканенных монетным двором, Убара. Но ради своей уверенности в этом вопросе, Вы можете потребовать проверки.
Хассан задумчиво посмотрел вниз на Шейлу.
— Желаете ли, чтобы сюда принесли весы? — поинтересовался Клавдий. — Мы не посчитаем это оскорблением. Если какое-либо несоответствие будет выявлено, возможно, допущенное по невнимательности, то мы это сразу урегулируем.
— Нет, — отмахнулся Хассан. — Нет нужды тащить сюда все эти гири, рычаги, цепи и чаши.
— В таком случае, примите заслуженную награду, — заявил Клавдий. — Вы действительно заслужили ее.
— А что ждет эту женщину? — поинтересовался Хассан, указав на Шейлу.
— Кол для нее уже давно установлен не стене, — пожал плечами Клавдий. — И, наверное, уже заждался ее.
— Полторы тысячи золотых монет, — усмехнулся Хассан. — Мне кажется это многовато за простую рабыню.
— Но это же Вы сами, насколько я это знаю, — улыбнулся Клавдий, — стали тем, кто заключил ее шею в стальное кольцо, и вскоре после этого, раскаленным железом, превратил ее в рабыню.
— Ну, да, кажется, я припоминаю что-то подобное, — улыбнулся Хассан, и вновь мазнув взглядом по фигуре Шейлы, спросил ее: — Ты — на самом деле рабыня?
— Да, мой Господин, — ответила она, — и только Вы знаете, на сколько я рабыня.
Я был взволнована тем, что она сказала это. Каждая женщина, в самой глубине ее сердца, мечтает найти мужчину, которому она должна будет служить. Мужчину, который выведет на свет глубоко скрытую в ней рабыню, мужчину, который бескомпромиссно согнет беспомощную ее к своему желанию. Очевидно, в Хассане Шейла нашла именно такого мужчину.
— Ты готова к передаче Клавдию и высшему совету? — спросил Хассан.
— Да, Господин, — сказала она. — Я прошу только, разрешить мне в последний раз поцеловать Ваши ноги, чтобы выразить этим уважение и почтение, а также, мою благодарность за радость, которую Вы подарили мне за эти несколько дней, что я Вам принадлежала. Они были самыми драгоценными в моей жизни.
И она нежно поцеловала его ноги, демонстрируя почтение и любовь мужчине, который сделал ее рабыней. На мои глаза навернулись слезы.
А Хассан засмеялся, и его смех был подобен реву дикого зверя. Шейла, пораженная его реакцией, удивленно подняла на него свои глаза.
— Ты что, действительно решила, что я притащил Тебя сюда, — смеялся охотник, вытирая выступившие слезы, — чтобы передать Клавдию и совету?
— Конечно, Господин, — признала Шейла.
— Вот уж, нет! — сквозь смех проговорил он.
По залу прокатились возгласы удивления.
— Ты еще поцелуешь мои ноги полторы тысячи раз, мой сладкий багаж, — пообещал Хассан, — по крайней мере, по одному поцелую за каждой золотой что Ты мне будешь стоить!
— Да, Господин, — пораженно крикнула она, упираясь головой в пол.
— Эта женщина была Татрикс Корцируса, не так ли? — усмехнулся мужчина.
— Да, — согласился изумленный Клавдий. — Это было установлено, и даже подтверждено ее собственными добровольным признанием.
— И, таким образом, я заслужил награду, полностью и безусловно, если бы только я захотел этого? — спросил Хассан.
— Конечно, — озадаченно признал Клавдий.
— И это все, чего я хотел, — заявил охотник. — Действительно, это — все, что я когда-либо хотел получить.
— Не понимаю, — развел руками Клавдий.
— Много лет назад, я впервые услышал о Татрикс Корцируса, ее властности, ее легендарной гордости и красоте. Меня заинтриговала эта женщина. И вдруг к удивлению всех она пропала. И никто не смог найти ее. Мне было любопытно узнать, на что это будет походить, иметь такую женщину в моем ошейнике, светлокожую, золотоволосую Татрикс с севера, заставить ее ползать передо мной, кричать и отдаваться, сделать ее женщиной принадлежащей мужчине, — объяснил Хассан.
Я смотрела на Шейлу, плачущую от счастья у его ног, и непрерывно целующую их.
— Я люблю Вас, Господин, — сквозь слезы повторяла она.
— Так что, захватив ее, я сделал ее моей рабыней, и только моей, — заявил Хассан из Касры.
— Получается, у Вас никогда не было намерений, передать ее нам? — спросил один из членов высшего совета.
— Нет, — ответил охотник. — Имей я такое намерение, я не стал бы лишать ее девственности и порабощать ее.
— И у Вас никогда не возникало никаких сомнения по этому поводу? — поинтересовался тот же мужчина.
— Даже будь у меня любые сомнения, — улыбнулся Хассан, — они исчезли в тот момент, когда я увидел ее, и понял, что теперь я буду держать ее своей собственной рабыней.
— Но зачем же, в таком случае, Вы притащили ее сюда? — удивленно спросил член совета.
— Чтобы Вы смогли увидеть ее униженную и беспомощную, ну и для моей собственной славы, — усмехнулся Охотник на рабынь.
— Ну, что ж, наверное, приятно видеть бывшую Татрикс Корцируса своей униженной рабыней, — с усмешкой признал мужчина.
— Это точно, — согласился Хассан.
— А что, если мы отберем ее у Вас? — вдруг спросил его мужчина.
— Вы не станете этого делать, — уверенно сказал Хассан. — Это уже будет воровством.