... я Черный Нож мой отец-покойник Черный Нож с издавна, с той поры как земля любила Черных Ножей...
Я ощущал первое касание к моей вшивой рубахе, горячее дыхание хищника над шеей...
...только помни. Победишь в схватке? Помни, что я могу ранить, могу умереть, но и ты будешь поранен, эй? Хочу, чтоб поразмыслил, драть-твою-мать...
И я вспомнил Орбека в Яме, Орбека в донжонском мятеже, и как он позаботился о Вере, все лиги, что мы прошли вместе за все годы после Дня Успения, и когда вернулся к ней, голос стал плоским, словно человек, раздавленный на дороге. - Вот зачем вы приставили ко мне сиделку, этого Маркхема.
Она подняла кожаный сверток, начала развязывать. - Если мой Орден забудет о... потенциальной опасности эзотериков... - произнесла она тихо, - лицо дяди послужит неумолимым напоминанием. Как и новые шрамы Рыцаря Аэдхарра.
- Ха.
- А вы не обычный эзотерик. Никто не желает, чтобы вы подняли руку против нас.
- Я так далеко не задумываю.
Она помедлила, держа наполовину распущенный сверток поперек алтарного выступа. - Неужели?
Я лениво поскреб наслоения шрамов и рубцов, что покрывали мои костяшки. - Полагаю, зависит от того, что будет с ним.
Это казалось полезной ложью.
- Он был схвачен во время акта непокорности.
- Что это значит, во имя Ада?
- Любой огриллон Хрила должен выказать покорность перед любым Рыцарем. Дело в том, что огриллоны были выведены эльфами ради...
- Знаю, как они были выведены. Орбек не принадлежит Хрилу, он фримен Анханы.
- На Бранном Поле все огриллоны принадлежат Хрилу. Он отказался покориться.
- На это и я поставил бы.
... Черные Ножи не кланяются...
Тихое шипение раздалось в голове, словно зажглась лампочка автопилота. - Поставил бы.
- Вместо того он выкрикнул свое имя - словно это боевой клич ...
- Ага.
- И напал. - Она раскрыла сверток. - С этим.
Внутри были оба ка-бара, те, что он любил носить в рукавах, эмоциональная, чтоб ее, компенсация за отрезанные боевые когти - а также изящный черный "Автомаг" калибра 10 мм.
Взяв за ствол, она передала "Автомаг" мне.
Я подошел, чтобы взять. Медленно. Чувствуя себя старым и слабым. Но каждый шаг навстречу срезал с меня десяток лет. Взял оружие и взвесил на ладони. Рукоять была удлинена для руки побольше моей - для Орбековой лапы. Он был увесистым, наверное, заряженным. Я вынул магазин и проверил. Да, он был заряжен.
Я вставил магазин, дернул затвор и направил ствол в гладкий пол. - Рыцарь выжил?
Она мягко ответила: - Один выжил.
Голос заставил меня поднять глаза, утонув в ее глазах.
Я спросил: - Вы?
В неверном свете я мог различить шрамы, выглядевшие как новые, вроде тех, что нашел у печени: длинное алое пятно у левого уха, и волнистый диск с палец размером прямо между ключиц. Готов был спорить на хорошую сумму, что ряса скрывает хренову кучу таких дырок.
Орбек всегда был звездой стрелкового клуба.
Я поглядел на ствол, на нее, и снова на ствол. - Драть меня козлом...
Она положила ножи и вытянула руки. - Если желаете отомстить заранее, к вашим услугам.
Я отступил на шаг, опустил ствол. - Знаю, как работает сила Хрила. Знаю, какой вы можете стать быстрой. - Еще шаг назад. - Но смогу пустить сливу вам в глаз, прежде чем шевельнетесь.
- Уверена.
По спине ползла влага. Я облизал губы и ощутил пот. - Какого хрена вы творите?
- Жду вашего решения.
У меня почти потемнело в глазах. - Даже если я решу вас застрелить?
- Да.
Я кинул взгляд на лестницу. Если палец дрогнет на крючке, мне понадобится стартовать резко.
Ее взор оставался спокойным. Ровным. Пустым.
Ожидающим.
Уже очень давно не убивал женщину.
Мерцание памяти, двадцать лет разрыва: сломанное лицо ее дяди, глаз висит на зрительном нерве под развороченной глазницей, пробитый, сочащий стекловидную влагу по носогубной складке, мимо угла рта. Христос, подумал я, эта семейка слишком прочно вплелась в мою жизнь.
Я резко, сердито мотнул головой. Было совсем не подходящее время для такой хрени.
К тому же, всякому, кто вплелся в мою жизнь, приходится несладко.
- Это же, - проскрежетал я сквозь зубы, - самое говенное дерьмо, каким меня пичкали в жизни.
- И?
- Чтоб меня. - Автомат стал тяжелым: словно наковальню держать в руке. - Надо бы вас застрелить за то, что вытащили сюда.
- Ваш брат - воин, повидавший кровь?
- А это тут при чем?
- По бокам стояли двое Рыцарей-Искателей. - Печальная отстраненность ее взгляда стала чуть менее отдаленной. Но столь же печальной. - Он застрелил сначала их.
Я смотрел. Она на меня. Через минуту я моргнул. Она - нет.
- Что?
- Повторить?
Ствол повис. Мне было все равно. Я о нем забыл. - Вы стояли к нему спиной. Или еще что. Он не видел вашего знака.
- Не так.
- Не знал, кто вы.
- Знал.
- Ни малейшей клятой возможности. Ни шанса, ни в Аду, ни в этой трепаной шпильке. Никак.
- Но так и было.
- Если он хотел умереть, мог бы просто снести себе дурацкую голову.
- Да.
- Тогда почему?
- Вопрос, тревожащий меня уже третий день. Он был зачарован? Каким-то образом усмирен? Его разумение было перехвачено; или это простое отчаяние и желание, чтобы смерть его запомнили? Немалое дело - быть сраженным Кулаком Самого Хрила.
Она положила руку на алтарный блок, вероятно, подумала, что нужно подпитаться его силой. - Когда я узнала о вашем появлении, подумала, что вас могут заинтересовать ответы на эти вопросы.
Я всматривался в нее. Она не возражала.
Довольно скоро я пожал плечами, положил оружие на кожаную обмотку. Уставился в сторону города, чтобы скрыть выражение лица. - Хочу повидаться с ним. Этой ночью.
- Фримен, доступ гражданских в Изолятор...
Горло перехватило, мой голос стал хриплым, он скрежетал, будто раскаленный напильник. - Я его ближайший, чтоб вас, родственник.
- Вы вправду требуете?
Я посмотрел на браслет из рубцов на правом запястье. Погладил пальцем неровную кожу, вспоминая...
Вспоминая, как полз по шахте анханского Донжона, полумертвые ноги судорожно и бесполезно дергаются, фонарь в руке, связка ключей в другой. Вспоминая, как нашел Орбека прикованным к стене.
Вспоминая, что с ним сделали.
- Да, настаиваю.
- В качестве непосредственного члена его семьи, вы имеете право посетить вашего огриллона в эту, последнюю ночь его жизни. Скажите Лорду Тарканену, что такова моя воля.
- Он не мой... а, в дупу всё.- Я уставился вниз, на туманное пятно закатного света, светившее с платиновой крыши. - Спасибо.
- Таков наш путь.
- Мы закончили здесь? Лучше меня оставить одного, прежде чем тоска уступит место гневу.
- Гневу на кого? - Ее глаза все выразили без слов. Тоска была гранью мира, гнев - мифическим чудищем где-то за пределами. - Вы станете карать меч за деяния его носителя?
-Я такое уже делал. - Я снова отвел глаза. - Но и этот рассказ не хотелось бы заводить именно сейчас.
- Не предпочтете ли вы ударить по тем, кто истинно виновен?
Я-то думал, этому конец. Реально думал. Не особенно верю в правосудие и - как говаривал Ма'элКот - месть служит невольным маркером духовного могущества. Однако...
Это был Орбек.
Я вздохнул. - Слушаю.
Вот и еще один шаг, с которым мои ошибки привели ко всей этой говенной буре.
Тот мой приятель, сочинитель книг, сказал бы: "ты сам рассказываешь историю и можешь что угодно переменить". Возможно, это правда. Но тогда я знал. Чувствовал.
Мы оказались на границе: в одном из тех невыразимо сложных фрактальных пунктов, когда малейший жест способен вызвать лавину, и абсолютно невозможно предсказать, как все уляжется. Мы были бабочками в Гонконге, и шепот наших крыл уже летел, чтобы изменить направление пятибалльного урагана в Атлантике.
Я могу это ощутить, потому что так и делаю. Когда дыхательным упражнением вхожу в мыслезрение, именно что вижу: черный Поток, саму энергию перемен. Космическую паутину причинности. Квантовые дыры возможностей, острова порядка в сердечных ритмах хаоса.
Адова яма, я не только так делаю. Если верить своре слабоумных зубрил, свившей осиное гнездо в щели моей задницы, в этом весь я.
Трахнуть их всех в мозги. История не о них ведется.
Она тяжело вздохнула, рука отвердела на алтарном блоке. - Ваш брат попал в дурную компанию. Здесь, на Бранном Поле. Боюсь, правда еще мрачнее: он стал членом Дымной Охоты.
- Если вы действительно желаете узнать, что происходит, почему не выслать кого-то из рыцарей с опросным листом? С этим вашим чувством истины...
- Оно не наше, фримен, а Хрилово. И даже оно имеет... пределы. - Индиговый взор потемнел. - В Монастырях об этом не ведают?
Я был невозмутим. - И все-таки. Вы думаете, я смогу сделать то, чего не можете вы? И что же?
- Уверена, что не смогу догадаться. - В голосе снова появилась некая зависть; я вдруг сообразил, что она была тут с начала разговора, усиливаясь при слове "фримен". - Полагаю, это решать вам и вашей совести.
- Ага. Совесть. Точно. - Я вздохнул. - Что я должен сделать?
- Вы присягнете Призыву Долга, что будет засвидетельствовано и освящено Нашим Владыкой Отваги.
- Хотите, чтобы я работал на вас. - Я прищурился. - Идея не так хороша, как эти звучные слова.
- Вы... работали бы... не на меня, на Хрила.
- Ему тоже может не понравиться.
- На Бранном Поле нет вопроса, нравится нам что-то или нет, фримен. Нужно, чтобы враги Нашего Владыки претерпели Его правосудие.
- Ваше правосудие, - сказал я, кивнул на автомат.
Глаз ее были блеклыми, как зимний сумрак. - Одно и то же.
- Весьма забавное совпадение, а?
- Не для меня.
- Особо не спорю. Что же включает в себя эта чепуха о Призыве Долга?
- Через меня вы принесете присягу Служить Хрилу в требуемом деле. Ваша клятва будет Свидетельствована самим Владыкой Битв, ваша исполнительность будет усилена Его Волей, пока Он будет доволен, как вы исполняете задание. Раз возложенный, Призыв Долга абсолютен: вы будете верно исполнять условия Его Призыва, со всей решительностью и презрев иные заботы.