Дерьмо.
Гахх. Она оставила...
Клятые штыри в запястьях.
И - ахххр, драть меня и драть, лодыжки сцеплены еще одним штырем, ахх, дрянь...
Надо было догадаться... слишком легко она меня отпустила...
- Говори, крольчонок.
И я встречаюсь с ней глазами и говорю обещанную правду: - Его не остановить.
И сразу же огромная стопа налегла на горло - такая широкая, что разом раздавит сукину сыну шею...
- Повтори, крольчонок. Скажи в последний раз.
Если она не раздавит гортань, скажу, что люблю ее.
Слабыми дрожащими руками я хватаюсь за ее лодыжку, сразу же опускаю руки и надеваю на лицо маску отчаяния.
Руки работают. До плеч. Может, и ноги, если вытерплю боль.
Это сделала она. И с креста сняла.
Люблю ее сильно, очень сильно.
Мне не нужна Дисциплина Контроля. Пение в ушах преображает ночь в страну сияющих чудес, глушит крики и рев, обращая в далекую мелодию крови.
Дорогая... они играют нашу песню...
Собственный локоть чуть не заткнул мне рот, но я выдавливаю плачущие жалобы, сражаясь с громадной когтистой лапой. - Ты не... не остановить заклинание... готово... все что можешь... порубить в куски и сжечь...
Она склоняется, не снимая тяжелой ноги с шеи. Позвонки трещат и скрипят, связки растянуты. Слюна каплет на лицо. Воняет гнилью. - Я слишком нежна с тобой, крольчонок.
Сдвигаю левую руку на три дюйма. Ее глаза не мигают. Она не заметила движения. Ребро кисти сейчас оказалось напротив правого запястья с штырем.
О мой бог, как я люблю эту суку.
У меня есть идея. Нечто особенное.
Я так ее люблю, что сейчас поимею.
Любимым способом кроль...
Правая рука взлетает во весь мах, от груди - сил в ней очень мало, но я помогаю левой... Штырь, что в правом запястье, вонзается ей под колено.
Скрипит по кости, не могу сказать, моя это кость или ее - я накачался адреналином по самые яйца и не чувствую боли.
Она визжит, словно я схватил ее за соски и сказал "хуррк!"
... а я прикладываю и левую, этот штырь проникает в коленную чашечку, нога поднимается и железо ходит под сухожилием, застревая, так что я уже сижу, а ее нога опускается между двух моих, скованных. Потрепанная нервная система поддается, вокруг все сереет и расплывается...
Но между нами есть одно фундаментальное отличие. На улицах, на ринге, в Приключениях - я много раз почти терял сознание, не знал, что с ногами - рана, кровотечение, я одной рукой зажимал живот, а второй прикрывал голову...
Короче, есть опыт.
А Драная Корона, кто она? Не Марада, не Преторнио. Даже не Тизарра. Если не спеша разобрать орешки, Корона - просто сучка с дурной привычкой играться заемной силой.
Вот почему, когда мир частично приходит в фокус, она еще орет, словно макака-ревун с порубленной башкой, и пытается стряхнуть мои ноги.
Но затем вспоминает, что тяжелее на сотню фунтов, а бритвенно-острые боевые когти висят как раз надо мной.
Я могу лишь поднять левую руку, когда ее правая опускается, и в невероятно малую долю секунды я замечаю соотношение ее кулака и моего предплечья, образ расцветает и я меняю угол без участия рассудка.
Кулак падает. Боевой коготь вонзается в трапециевидную мышцу и скребет по ключице, но не заходит глубоко, потому что я заслонился ладонью, и торчащий штырь походит на упертую в землю рогатину, которой останавливают лошадей.
А всадником тут служит кулак Короны.
Острие входит ей между пальцев, она снова визжит и отшатывается, визжит...
Только тут оба мы вспоминаем, что кулак, которым она меня потчует, кулак, который я пронзил...
Тот самый, что держит шар Реальности...
БЕЛАЯ ПУСТОТА
Мир снова темнеет, возвращаясь к существованию...
Мы все еще скреплены - моя рука к ее колену -
Но вторая рука свободна. У нее нет кулака. Лишь культя, сожженная до кости.
Трясу ладонью, раскаленный добела остаток штыря выпадает из обугленной плоти, по ее лицу гуляет слабый красный отсвет и я догадываюсь, что это пылают мои волосы и мне плевать, совсем всё равно.
Штырь воткнулся в почву рядом с моим черепом.
Мы соединены Нездешней Силой.
Она смотрит вниз, и в желтых глазах я вижу величайший дар.
Ее страх.
Ибо теперь мы Знаем друг дружку. Но тот обалдуй с кровоточащим сердцем, что сказал "Понять значит простить", явно жил не в моем гребаном районе.
Я ухмыляюсь ей. - Скайкак Нерутч-хайтан...
Катаю ее имя во рту.
- Скайкак Нерутч-хайтан... - Левая рука в спазме, нервный шок от сквозного ожога; я делаю вид, что это знак ей. - Думаю, этот танец за мной.
Она неловко машет рукой и обрубком руки, пытаясь отскочить, и я удерживаю ее скованными ногами, и цепляюсь за колени, и хватаюсь выше, так что встаю, рука достает ей до шеи. Мой вес не дает ей упасть назад, и мы шатаемся вместе.
Позади нее стена, а дальше лишь кольца черного кизячного дыма поднимаются в небо.
Кажется, это мой звездный час.
Наконец - то.
Прощайте, мудаки. Прощайте, вы, мешки с говном, вы, смотрящие на меня, сжав руками член или потирая щелку.
Надеюсь, неплохо провели время. Поцелуйте меня в зад.
Стена ударяет ей под колени, скованные лодыжки посылают в голову рычащее белое пламя, а стена не так высока, чтобы нас удержать, и я туже сжимаю ей шею и любовно шепчу в рваное ухо...
- Когда очнешься в Аду, ты, гнойная дыра в крысиной жопе, я уже буду тебя ждать. Чтобы убить еще раз.
... и двигаю руку с штырем ей в глаз.
Ее рефлексы на уровне: отдергивает голову от острия...
- так что штырь -
- я ведь даже не целился именно в глаз, знаете ли, какая разница, все равно скоро всё закончится -
- попадает в скулу, над челюстью. У человека там расположен особо чувствительный нерв, часть тройничного -
- вызывая трансцендентально приятственный трубный визг, спина выгибается крутой аркой -
Похоже, у огриллонов тоже есть такое нервное плетение. Мы падаем за стену.
Движением, скорее похожим на судорогу, я расцепляю лодыжки и мы начинаем медленный полет во тьму.
Почему нет? Как говорил в Гартан-Холде наш основной наставник по Единоборствам...
Болит сейчас. Пройдет потом.
Гааа -
- хотел бы услышать, как сосун скажет это снова с пятидесятипенсовым гвоздем в затраханном ахилловом сухожилии...
Но я дергаю ногами и обнимаю ее тушу, мы летим, и я чертовски уверен, что приземление...
БАМ!
Падаем дергаемся царапаемся...
БАМ БУМ БОМ АЙ ВАЙ
звезды в пыли
дыши
- уупс -
дыши, треклятый, дыши...
- уупс -
Звезды
хряк бряк
и за окном огромен звездный свод
пыльный песок оседает вокруг
на меня
в глаза и нос и
трахайте меня до крови я еще
жив
один маленький изъян
хряк бряк
изъян... во всем сучьем плане...
вертикальный город не столь уж вертикален.
Скорее это неровный склон.
Я в одном из домов... стены высоки... крыши нет уже тысячу лет...
С усилием, которое бы привело бы Сизифа на вершину затраханного холма, я поворачиваю голову.
Город сверху бросает достаточно света - горит стоянка - что я могу видеть тело Драной Короны в развалинах, всего в десяти футах.
Она выглядит хуже, чем чувствую себя я.
То есть: мертва.
Думаю, можно даже плохо работающими руками подобрать кусок камня и проверить.
Так и будет.
Только...
Только надо передохнуть...
Да.
Как-нибудь на неделе.
Ладно, в жопу дыхание. Я пойду... пойду...
Как только открою глаза.
Ведь я не могу избавиться от гало - вроде ауры при мигрени, призматические лучи звездного света кристаллизуются на битом камне, ползут по окровавленному лицу Драной Короны, мерцают на руках и ногах...
Это не глаза. Это проклятая вселенная меняет фокус...
Ничего такого.
Ничего такого не происходит.
Но отрицание не удержит звезды на небе.
Отрицание не остановит вращение стен...
дрыг
И над открытыми глазами висит потолок из акустической плитки, неширокая труба...
... под спиной вместо камней платформа Портала Уинстона...
... вместо тысячелетних выкрошенных стен заброшенного города - белые латексные перчатки и хирургические маски и синие антимикробные костюмы фельдшеров Студии...
... кладущих меня на каталку в закручивающем кости урагане: ставь скорее - ампулу эпи - без наркоза, без наркоза, только стероиды - и влекущих меня по коридору из незапоминающейся стерильной плитки, и лишь у одного парня настоящее лицо, и я тянусь к нему и хватаю за руку.
- Я... это реально... Мне снился крест... не знаю сколько раз... или вы затащили меня в сон...
Парень с лицом - за тридцать, бледный и вяловатый, бесцветные глаза и слишком полные губы, почти уже лысый - едва поспевает за фельдшерами неотложки, смотрит на штырь в кровоточащем запястье с ужасом и отвращением и восхищением, словно у него рвота и стояк одновременно. - О, о нет, сотрудник Майклсон, - говорит он, - ох, это все полностью реально. Полностью.
- Я дома? - Новые слезы находят старые запекшиеся дорожки на щеках, они обжигающе горячи. - Вы вытащили меня, вытащили домой...
- Я был в контакте с, э, вашим патроном, то есть бизнесменом Вило, - говорит он, прыгая около каталки, уже запыхавшись. - Он подписал экстренный перенос, и он, ммм, уполномочил меня, э, пересмотреть ваш контракт - когда вы поправитесь, конечно...
- Мне все равно, - отвечаю я. - Все равно. Просто... спасибо, вот и все... спасибо. О боже. О, благодарю вас, бога ради. Я даже не знаю имени...
- О, я... Я. - Он сдается и встает, машет мне вслед.
- Коллберг, - кричит он. - Сотрудник, я администратор Коллберг. Подлатайтесь, и у нас будет что обсудить. Большая сделка...
Он машет снова. - Большая сделка.
Пратт и Красный Рог
Отель "Пратт и Красный Рог" был небольшой, но отлично организованной гостиницей в три этажа, чуть больше двадцати номеров. Он занимал красивое местечко вблизи пристаней, не так далеко от таможни. Я заплатил рикше и прошел через фойе, оставляя на полу капли.