с места, не отступит
назад, — отзывается о нем Шурочка не без гордости.
— Далеко пойдет, — говорят ее тетушки. — Если бы вы его родили в Аме-‐
рике, мог бы президентом стать.
Максим Осипов. КЕЙП-‐КОД
8
Чего только не говорят про детей? А пока что жизнь Лео — это школа и до-‐
полнительные занятия: русский язык, французский, борьба. Еще разговоры с
родителями.
С разговорами появляются сложности. Лео хоть и владеет русским, стал от-‐
вечать родителям по-‐английски. Все эмигрантские семьи переживают нечто
подобное, оттого и приглашают учителей.
— А как он маленьким хорошо говорил! — Шурочка огорчена.
Они припоминают смешные словечки, которые произносил Лео. «Пикчу-‐
рескный» — про пестро одетого человека. А что? — могло бы такое слово су-‐
ществовать. Или вот «нос мочится», это когда он болел насморком. Все роди-‐
тели могут что-‐то такое про своих детей рассказать.
Скоро у Лео будет день рождения, придут мальчики, даже впервые — де-‐
вочки. Одна из них — Юля со странной фамилией Караваев-‐Шульц — ему оче-‐
видно нравится. Папа ее, Караваев, и мама, Шульц, — скрипачи, родили Юлю в
Испании, потом сюда перебрались, в не самый лучший оркестр.
Юля — первая в классе, ее родителям трудно платить, им делаются послаб-‐
ления, настолько она талантлива. Именно ради Юли — первой ученицы и
первой, надо думать, красавицы — Лео вверх тормашками стоял на окне.
По поводу этого происшествия выясняются некоторые подробности. Дети,
кто находился рядом, оцепенели от ужаса, кто подальше — побежал за учите-‐
лем, а Юля подошла к нему ближе всех, и Лео ей сказал по-‐французски: Tais-‐toi
et ne bouge pas. Почему нельзя было по-‐русски сказать: молчи и не двигайся?
Алекс спрашивает: а за ней, за Шурочкой, когда-‐нибудь ухаживали таким
способом? — О, ухаживали разными способами, в том числе самыми идиот-‐
скими. Теперь зато ей приходится наблюдать мальчишеский идиотизм из-‐
нутри.
Что подарить Лео на первую его круглую дату? А чего он сам хочет?
Лео хочет перестать заниматься русским, ему больше не нужен русский
язык.
Объявил — и ушел к себе. Алекс просит его спуститься в гостиную.
Лео спрашивает: а если бы они были выходцами из любой другой страны
второго или третьего мира?..
— Видишь ли… Культура там первый сорт, — Алекс показывает на полки с
книгами. — И наука, когда-‐то была. В смысле науки можно, конечно же, обой-‐
тись…
Сейчас он объяснит сыну, зачем действительно нужен русский язык.
— «Но я люблю, за что не знаю сам», — декламирует Алекс, — «ее лесов…»
«Ее степей…» Ах ты, забыл. «Разливы рек…» — Нет, совсем не помнит Алекс
этого стихотворения. — Ну, в общем, лесов, полей и рек, — смущенно смеется
он.
Вспоминает, как сам бросил музыку. Гены — великая вещь. Зубы у Лео бе-‐
лые-‐белые, он улыбается Алексу. Не зло, просто улыбается.
Максим Осипов. КЕЙП-‐КОД
9
В одну из суббот отец не поднимает трубку. Не откликается он и на следу-‐
ющий день. Родиона удается найти только к вечеру по московскому времени.
Он теперь какой-‐то паломщик или псаломщик, Алеша не понимает в этих де-‐
лах. Говорит: грешен, каюсь, давно у него не был и не звонил, паломническая
поездка на прошлой седмице… Что еще за «седмица»? — Родион три недели
не звонил старику.
Еще день: Родион съездил, но никто ему не открыл. Ключ есть, он под ков-‐
риком, но дверь почему-‐то не открывается. Может, сломался замок. А может,
отец дверь закрыл на задвижку. — На какую задвижку? Мы никогда ею не
пользовались. — Это в Америке у себя вы можете не запирать дверь, а у нас
жизнь опасная.
Недотепа — права была Шурочка. Пусть милицию вызовет, пусть вышибут
дверь.
— И пытаться нечего. — Внезапно Родион проявляет твердость: милиция
действует только по заявлению от родственников.
— Свет в квартире горит?
Родион не помнит. Разве что-‐то меняется от «горит — не горит»? Снова
ехать туда смысла нет. В тоне Родиона слышится: он — тоже человек.
— А соседи?
— А что соседи?
Алекс знает ответ: из-‐за музыки они у соседей были всегда на плохом счету.
И телефон работает. Родион проверил, позвонил на станцию. Как-‐нибудь
хватило ума. Алекс просит: давай не ссориться.
— Молиться надо, молиться, — твердит Родион.
Надо лететь в Москву — и срочно, но срочно не получается, виза нужна.
Кто-‐то передает слух, что всех уехавших восстановили в гражданстве — уез-‐
жали-‐то из другой страны. Алекс пробует выяснить это в консульстве, он им
пишет — по-‐русски, получает ответ по-‐английски: виза нужна.
Одна надежда, что отец в больнице.
— Либо в каком-‐нибудь доме творчества композиторов, — успокаивает его
Шурочка.
Какой там дом композиторов…
Через восемь ужасных дней Алекс приземляется в Шереметьево.
Он проходит таможню, меняет деньги, садится в такси.
Невысокий плотный водитель — теперь это самый распространенный
здесь тип мужчин — везет его к дому. Родион приехать в Шереметьево не су-‐
мел: заболел какой-‐то инфекцией. На улице холодно и темно: в октябре тут
темнеет раньше, чем в Бостоне.
Он с трудом узнаёт дом, хотя жил в нем — с шестьдесят пятого года, с рож-‐
дения. В окнах отца — свет, что плохо, наверное. Если бы отец находился в
больнице, он бы его потушил.
Ключ там, где всегда, под ковриком, Алекс вставляет его в замок. Рука дро-‐
жит, и пульс частый. Поворачивает замок, но открыть не может. Таксист — он
оставил его внизу — идет помогать. У таксиста тоже не получается.
Максим Осипов. КЕЙП-‐КОД
10
— Задвижка. У меня бабка… — бормочет таксист.
Он не слышит его. Дверь заперта изнутри. Начинается дрожь, которая, ста-‐
новясь то сильней, то слабей, будет сопровождать все московское путеше-‐
ствие Алекса.
В милиции он садится писать заявление. Выходит ужасно медленно: не пи-‐
сал ничего по-‐русски уже несколько лет, да еще от руки.
Милиционер смотрит на его мучения:
— Звони в МЧС, у них не такой геморрой… — Он имеет в виду: меньше фор-‐
мальностей.
На ступеньках подъезда Алекс ждет эту самую МЧС, раньше и слова такого
не было. В милиции спросить постеснялся, а у таксиста — забыл. Совсем плохо
ему одному. Американский телефон не работает. И дрожь — внутренняя,
внешняя, всякая.
Подъехали. Парни лет двадцати пяти. Владимир и Стас.
Документов не спрашивают. Идут за ним.
— Вы же говорили — второй.
Он понимает свою ошибку: в Америке принято иначе нумеровать этажи.
— Простите, недоразумение. — Дает им ключ.
— Понятно, — говорит Владимир. — Понятно. Купюра есть?
Алекс протягивает первую, что попадается под руку, — сто рублей.
Владимир просовывает ее в щель, дергает. Открыть не выходит.
Алекс догадывается:
— Может, надо сто долларов?
Стас улыбается: нет.
Алекс имел в виду, что доллары жестче, поэтому.
Ребята его правильно поняли. Нормально всё. Без обид.
— Но я ведь буду вам сколько-‐то должен, не правда ли?
— Никогда не отказываемся, — отвечает Стас.
Владимир прикладывает ухо к двери:
— Голоса.
Алекс тоже бросается к двери, слушает. Это радио. У отца всегда — радио.
Втроем они выходят на улицу, осматривают окно.
— Надо звонить на пульт, — Стас хлопает себя по карманам. — Курить кон-‐
чилось. У тебя есть, Володь?