выдержать. Встречи с тем, кто проводил собесе-‐
дование.
— Тридцать лет в армии! Взрывали его — семьдесят пять раз! Понимаете?
Семьдесят пять! Все погибли, с кем начинал служить! — Лопоухий и правда
находится под впечатлением: — Но главное, как он концентрируется на тебе.
Максим Осипов. КЕЙП-‐КОД
19
Пока ты рядом, он твой. Весь! При нем нельзя изворачиваться, хитрить. Такой
укол, — показывает на грудь, — и ты понимаешь: он видит все, что у тебя там
написано! Даже то, чего ты сам про себя не знал!
— Что же он, этот ваш… — спрашивает Алекс, — какой-‐нибудь генерал?
Ох, как нехорошо посмотрел Лео на Алекса!
Друг его, однако, не останавливается:
— В том-‐то и дело — даже не офицер! Сержант-‐майор! Есть такой чин.
Лео поворачивается к товарищу: его родителям, вероятно, не слишком ин-‐
тересны подробности. Но тот рассказывает взахлеб:
— Пошел в армию простым рекрутом. Представляете, какой путь? Рядовой,
рядовой первого класса, капрал…
Алекс прикрывает глаза.
— Все хорошо? — тихо по-‐русски спрашивает его Шурочка.
Да, просто свет. Солнце яркое.
— …Сержант, штаб-‐сержант, мастер-‐сержант…
Шурочка встает с места, прикрывает жалюзи.
— …Первый сержант, команд-‐сержант… — Наконец, с торжеством объявля-‐
ет: — Сержант-‐майор сухопутных войск!
Алекс вздрагивает. Такое впечатление, что сержант сейчас вломится в
дверь. Со своими медалями и протезами.
Шурочка спрашивает Лопоухого:
— И каким же образом определилась ваша судьба?
Сержант-‐майор сказал, что он должен пойти в армию рядовым.
Вот как. А Лео? Что он Лео сказал?
А Лео он предрек огромное будущее. И не только в армии. Лео может стать
верховным главнокомандующим, так он думает.
— Не-‐е-‐ет, — Алекс вдруг оживляется. — Только не верховным главноко-‐
мандующим, Лео родился в другой стране! Кого вы наслушались, мальчи-‐
ки? — Алекса вдруг развезло. Он смеется, но смеется один.
Нет-‐нет, у него не истерика. Просто удачно вышло — про верховного глав-‐
нокомандующего. Но в сегодняшнем разговоре это был последний его успех.
Напряжение идет на убыль.
У них там много всего в Академии. Там, между прочим, и девушки учатся.
Немного, но есть. Вообще там — всякое разное. Кино, философия. Водное поло.
Еврейский хор.
Алекс пробует вспомнить: есть в еврейской музыке многоголосье? Ладно,
не идет к делу. Поют в унисон.
— Хорошо, Лео, но ты ведь не в хор устраиваешься петь. Могут отправить
куда-‐нибудь. В тот же Афганистан.
Отвечает опять Лопоухий. Кто его спрашивает?
Могут, говорит, еще как. Больше того, сам он мечтает туда отправиться. Не
хотелось бы, чтоб операция кончилась, пока он не успеет там побывать.
— Но ведь вам придется… — Шурочка никогда не касалась подобных
тем. — Вам придется стрелять, убивать людей?
Максим Осипов. КЕЙП-‐КОД
20
Она, может, хочет сказать, что и армия не нужна? — Лопоухий довольно
развязно обводит глазами дом:
— Лучше будет, если вас всех замочат тут, а?
Она вообще — следит за политикой?
Шурочка встает с места: нет, не следит.
Лео трогает товарища за руку. Смысл ясен — пойди покури.
Они должны простить его друга, у него очень правые убеждения.
Когда Лопоухий выходит на улицу, а Шурочка — в соседнюю комнату,
Алекс все-‐таки говорит:
— Ты должен иметь в виду, если что… Можно заплатить и за год, и за два, и
за сколько надо, пойти в нормальный университет. Идея самостоятельности…
Независимости… — Алексу кажется: если удастся сосредоточиться, он найдет
что сказать.
Он, Алекс, мечтал и мечтает… — О чем? Лео даже ленится спрашивать. — О
чем-‐то другом. Надо пересказать ему собственный разговор с отцом. Какой
тогда год был — восемьдесят третий, наверное? Тут очень хорошо все работа-‐
ет, думает вдруг. Не с его, Алекса, темпераментом можно переубедить челове-‐
ка, пусть он даже твой сын.
В эту минуту Шурочка стоит возле полки с камушками, переводит дыхание.
Страшно рассуждать о каком-‐то выборе. Типичная демагогия, думает она,
мужская, тупая. Что-‐то несопоставимое. Ни с их жизнью, ни с чем.
Отдышалась немножко. Надо бы перед расставанием что-‐нибудь ему пода-‐
рить на память. Вот — Максима Максимыча. Рябой, с выщерблинами — если
здесь просверлить тоненькое отверстие, можно на шее носить. Шурочка знает,
как Лео поступит с Максимом Максимычем: не поймет, кто такой, рассмеется,
зашвырнет подальше, сразу, как выйдет за дверь, — в океан.
Шурочка медлит, потом идет к мужчинам, в гостиную.
— Не получилось? — одними глазами спрашивает у Алекса.
Лео перехватывает ее взгляд, улыбается матери: нет.
После отъезда Лео с товарищем они какое-‐то время молчат. Потом Шурочка
говорит:
— Мало у нас детей.
— А были б еще, — отвечает Алекс, — они бы тоже отправились в Афгани-‐
стан.
Кроме Шурочки, у него теперь никого нет. Алекс знает: так это и останется
до конца — его ли, ее, все равно.
Надо бы привить ему вкус к путешествиям, думает Шурочка. А то впереди
не жизнь, а сплошной эпилог.
5.
Прошло два с небольшим года. Лео почти не звонит. И не любит, когда сами
они звонят. За каждую отличную оценку в Академии начисляют баллы, на них
Максим Осипов. КЕЙП-‐КОД
21
покупается право не стричься, не убирать комнату, ходить в увольнительную.
Лео стрижется коротко и порядок всегда любил, так что накопленный капи-‐
тал он, вероятно, тратит на увольнительные. Возможно, приедет на День бла-‐
годарения. На прошлый не приезжал. То ли был наказан, то ли болел, то ли
куда-‐то еще отправился. Подробности неизвестны. Это его, Лео, жизнь.
А ведь, в сущности, и не ссорились.
Алекс теперь слушает много музыки. Приобрел рояль.
— Не худший способ преодолеть кризис среднего возраста, — так он ком-‐
ментирует свои занятия.
— Лучше бы завел себе девушку.
Он что же, совсем плохо играет? — Нет, не плохо, но Шурочка может позво-‐
лить себе пошутить: опасаться ей нечего.
На самом деле он даже для любителя играет неважно. Жалуется, что паль-‐
цы не слушаются. С теми пьесами, которые когда-‐то знал, ему теперь, конечно,
не совладать. Подолгу надо разбирать текст, трудно учить наизусть, но, может,
все-‐таки были данные? Какие-‐то были, у всех какие-‐то данные есть. В любом
случае сожалеть не приходится: кем бы он стал? Кем-‐нибудь вроде Юлиных
родителей? У них-‐то, наверное, получше, чем у него, были данные.
Рояль он поставил так, чтобы из-‐за него видеть воду. В ноты надо смотреть
и на руки, а не любоваться на океан. А, ладно, Алекс не профессионал. Макси-‐
мум, на что он может рассчитывать, — доучить «Овец» до такого уровня, что-‐
бы играть их себе самому и Шурочке. «Пусть овцы пасутся мирно» — одна из
самых любимых им пьес. Он смотрит один голос, другой. Полифония — слож-‐
ная вещь. Алекс помнит, как мать играла этот хорал, и как отец ее слушал —
оба такие старые, они всегда казались Алексу старыми. Однажды, переставляя
с места на место коробки с бумагами, нашел фотографию — за роялем мама,
сзади отец стоит. Вероятно, сам и снимал. Здесь родители не кажутся особен-‐
но старыми.
Сейчас, когда у Алекса есть много денег и времени, да и тело еще не дает о
себе знать, он все больше задумывается над общими вопросами. За что чело-‐
век отвечает сам, а за что — родители? Вообще, отвечает ли? Если да, перед