– Хорошо, что ты придерживаешься такой точки зрения, – возразил вампир хитро, глядя мне в глаза. – Но готов поспорить, ты не всегда так думала…
Я снова покраснела.
– К счастью, кроме тебя в этом и иных мирах обитает еще множество людей, которые не дадут мне умереть от голода.
– И какие же чувства самые вкусные? – замявшись, спросила я.
– М-м-м… – Чайный Вампир задумался, – мне нравится зависть. Она как крепкое вино, которое еще долго туманит голову. К тому же оставляет горькое послевкусие.
Я поежилась. Его красивое лицо сделалось хищным. Но спустя мгновение густые ресницы задрожали – передо мной снова был задумчивый философ.
– Так вот почему твоя беседка находится в Бахче-Ар. Поначалу я подумала, отчего не поставить ее где-нибудь на окраине Деревянного квартала, чтобы каждый желающий мог выпить чашку-другую в тени твоего сада? Зачем блуждать сквозь кофеумные пары, отыскивая огонек твоей жаровни? Но теперь понимаю – это крайняя точка, место, куда приходят отчаявшиеся, те, кому не поможет даже кофеум.
– Верно.
Он встал со своей оттоманки и погасил витражный фонарик на столе. Двигаясь по беседке бесшумно, Чайный Вампир скользнул мимо меня.
– Ничего не бойся, – шепнул он, накрывая меня одеялом. – Я не причиню тебе вреда.
– Почему? – я с трудом шевелила губами.
– Обещание, данное Аш-Эски…
– Не помню, чтобы вы о таком говорили…
Шахрийяр откинул полог с одного из окон и уставился в разгорающуюся рассветом морскую даль.
– Это было очень давно, еще до твоего рождения…
В ту ночь мне снились Шахрийяр и Амфорная Кошка, сидящие на песке у костра. Небо над ними было усеяно чужими древними звездами.
Абиссинка – прямая бронзовая статуэтка – молча вглядывалась в карие печальные глаза Чайного Вампира, а он протягивал ей свою пустую чашку, на дне которой плескалась гуща выпитой им до дна неразделенной любви.
Проснувшись от сладкого запаха ройбуша, я еще долго лежала, вдыхая кейптаунское утро.
Все четыре широких окна были раскрыты, и беседка больше походила на изящный павильон, чем на уютную комнату, в которой мы с Шахрийяром вели долгие беседы накануне.
Хозяина видно не было, так что я встала, сладко потянулась и налила себе чая из листьев красного кустарника, который рос только в окрестностях Кейптауна.
Из сада доносились тихие голоса, и я спустилась туда с тонкой чашкой в руках.
– …И лишитесь всего этого… – объяснял неторопливо Чайный Вампир. – Даже если вы захотите, вернуть прежние чувства будет невозможно.
В белом утреннем свете он выглядел еще удивительнее. Каштановые волосы схвачены на лбу тонкой тесьмой. Глаза ясные и чистые, как чай, который он приготовил.
Жестом Шахрийяр приказал мне не мешать ему.
«Можешь понаблюдать, если хочешь», – говорила его улыбка.
Напротив пила чай юная девушка. Я слышала это по голосу, хотя и не видела ее лица.
– У меня нет выбора, – скорбно говорила она. – Отец сказал, что выдаст меня замуж, так или иначе. Если не за этого купца, то за следующего. Но никогда, заявил он, я не стану женой простого каменщика…
Несчастная начала громко всхлипывать, и хозяин чайной беседки протянул ей белый батистовый платок.
– Но вы любите его?
– Люблю, – рыдая, кивнула гостья. – Да что толку, если мы не сможем быть вместе?
– Раз вы сумели прийти сюда, значит, отец не держит вас взаперти, – вслух рассуждал Чайный Вампир. – Почему бы не сбежать вместе со своим возлюбленным? Каменщик всегда найдет работу и сможет прокормить семью.
– Но я не могу! – с ужасом в голосе воскликнула она. – Уйти из дому и жить впроголодь? Оставить все свои чудные наряды и туфельки? Продавать в маленьких городках последние серьги и бусы, чтобы заплатить за ночлег в хижине и кусок ржаной лепешки?
Плечи ее затряслись еще сильнее.
– Нет-нет, я возненавижу его! Уж лучше расстаться сейчас, пока в моем сердце живет любовь, выйти замуж за другого и с печалью вспоминать…
– Боюсь, вам это не удастся, – внимательно глядя на нее, заявил Шахрийяр. – После того, как я… избавлю вас от несчастной любви, не останется ничего. Воспоминания превратятся в набор лиц, слов, действий. Как бы вам ни хотелось снова почувствовать прежнее, все будет напрасно.
– Но я не забуду его? – сморкаясь в платок, застонала гостья.
– Память останется при вас, но будет похожа… на бездушную хронику, – веселился Шахрийяр.
– Я согласна, – закивала девушка. – Только сделайте все побыстрее.
Чайный Вампир торжествующе посмотрел на меня, прежде чем взять из ее рук чашку. Он был голоден, я видела это по его глазам. Но они засияли, стоило Шахрийяру выпить последние капли.
В то же мгновение девушка упала в кресло без чувств.
– Так и думала! – Я подбежала к столику. – Красавица, которую я видела в каф-о-кане. Она умерла?
– Только некоторые ее чувства, – рассмеялся довольный хозяин беседки.
Теперь он почти не напоминал печального чайного вампира из моего сна.
– Ты – просто чудовище! – не слишком грозно ответила я, взяв юную незнакомку за руку.
И хотя ее нежная кожа чуть побледнела, в целом гостья не выглядела больной.
– Лучше отнести ее в беседку, – Шахрийяр легко поднял девушку на руки и уложил на оттоманку, на которой совсем недавно спала я.
– Ты выпил ее любовь…
– Как она и хотела, – подтвердил мои слова Чайный Вампир. – А перед этим подробно растолковал будущие последствия. Но, как видишь, страсть к прекрасным вещам, уютным залам и вкусной еде возобладала над чувствами к смертному.
Он протянул мне блюдо со сладостями и снова вышел в сад. Заняв плетеное кресло напротив, я спросила:
– И так происходит всегда?
– Нет, – покачал головой хозяин беседки. – Бывают ситуации, когда действительно нельзя ничего изменить: кто-то теряет близких и не может дальше жить без них, мечты некоторых разбиваются в прах.
– Но ведь неправильно так просто вычеркивать из жизни целые куски!
Негодование в моем голосе позабавило его.
– А я думал, для безнадежного мечтателя не существует запретов.
– Хватит заглядывать в мою чашку! – я накрыла ее рукой.
– Как правило, люди ищут легкие пути. Никто не хочет страдать.
– И это действительно им помогает?
– Тем, кто может жить с пустотой в душе, не обращая на нее внимания…
– Ну а ты воспользовался бы услугами чайного вампира? – Это был удар ниже пояса. – Если бы был безнадежно влюблен?
Он замолчал, потрясенный, а затем придвинул мое кресло к себе. Прохладные руки Шахрийяра коснулись моих онемевших пальцев, когда вампир безжалостно вынул из них почти пустую чашку.
Я не могла пошевелиться, даже вдохнуть, пока он смотрел на дно, изогнув черную бровь.
– А ты не простая, – в конце концов подвел итог хозяин чайной беседки. Затем встал с кресла и выплеснул остатки напитка под дерево. – Навещай меня, когда захочешь…
Не дожидаясь, пока оставившая свою любовь на дне чашки красавица проснется, я зашагала прочь от беседки. Пришлось все время спускаться с горы, но утренние улицы Бахче-Ар больше не казались спутанными. Без труда я нашла лавочку, в которой Фиджан с мечтателями курила кофеум накануне; сейчас ее двери были плотно закрыты, а терраса убрана. Прошла мимо обманчиво притихших домиков и быстро достигла Виноградных ворот. С виду они были плотно запертыми, но замка я не увидела и легко отворила створки, а затем прикрыла их за собой и продолжила спускаться к морю.
Когда я наконец вернулась в каф-о-кан, Халия внимательно посмотрела на меня, вдыхая анисовый кофеумный запах, въевшийся в мои волосы, но ничего не сказала.
«В конце концов, ты не дочь мне», – должно быть, подумала она.
Как бы то ни было, в тот день, как и в следующие, я подолгу работала, с удовольствием перебирая шершавые бобы какао, тщательно растирая миндаль и размешивая барбарисовый отвар. Пока однажды на пороге нашего каф-о-кана не появилась моя знакомая – разодетая в кружево и бархат Фиджан со скорбным выражением на лице.
Глава 4. Горечь любви
– Кажется, одна из посетительниц хочет видеть тебя, – не скрывая любопытства, сообщила мне Мале.
Гостей в разгар дня обслуживала она, а я помогала иногда подавать блюда с дымящимся кофе и тяжелые тарелки.
– Надо же, – с невозмутимым видом я отряхнула одежду и прошла из кухни в прохладный гостевой зал.
– Присядь, – попросила Фиджан ласково, указывая на циновку рядом со своей.
Я выполнила ее просьбу, безмятежно поставив на стол локти.
– Ежени, не думай обо мне плохо, – печально начала подруга. – Мне, наверное, не следовало тащить тебя в Бахче-Ар, но я не желала зла. Кстати, когда ты ушла оттуда? Тебя никто не обидел?
– Не волнуйся, со мной все в полном порядке, – заверила я и, припомнив высокую стройную фигуру Шахрийяра, добавила: – Я заночевала у друга.
– В Саду Желаний? – недоверчиво спросила девушка. – Ты не перестаешь меня удивлять… Тем не менее, я все еще должна объясниться. Поверь, я и не думала склонять тебя к кофеуму, просто иногда мы – безнадежные мечтатели – в самом деле безнадежны…
– Фиджан, не нужно оправдываться. Ничего плохого не случилось. Наоборот, я поняла нечто очень важное…
– Ну и славно, – лицо ее просветлело. – Ты ведь не бросишь наши собрания?
– Думаю, нет, – я улыбнулась.
Фиджан, вертевшая в руках чашку, полную мате, показалась мне чрезвычайно забавной. Больше всего ее заботил покой, незыблемость собственного, до мелочей продуманного мира. Именно потому моя подруга приходила в такой ужас от мысли, что я внезапно покину ее.
И даже понимая все это, я любила Фиджан. Мне нравилось, как она одевается, нравились ее легкость и беспечность, прекрасный вкус. Из ничего она могла устроить целое представление, возвести дворец из пары картонных коробок, состряпать пир из яблок, чая и ирисового варенья.