ом слепого тыка.
Возможно, было где-то закономерно то, что я отправился туда, откуда до меня доносился шум человеческих голосов. Где-то завернув, я вдруг обнаружил, что дальше по коридору находится большой зал со скамейками, похожий на аудиторию для лекций в университете. По всем признакам, это был тупик, и мне требовалось возвращаться назад.
Увы, к этому моменту коридор вдруг начал наполняться толпой. У культистов в крепости, определённо, существовал распорядок. Так уж случилось, что на лекцию я «успел», и был вынужден её выслушать почти целиком, без шансов отпроситься в туалет у «преподавателя».
Подступающая толпа загородила мне выход из коридора, и мне пришлось пятиться от немытых тел до тех пор, пока я окончательно не забился в какой-то уголок. Счастье ещё, что на меня не наступил никто из культистов, набившихся в аудиторию, как сельди в банку.
И как назло, я не мог бабахнуть в зале чем-нибудь убойным. Даже десятки вчерашних крестьян не стоили поднятой тревоги. Тревога должна была прозвучать ровно в тот момент, когда дворфы станут палить из пушек, и никак иначе. Иначе я всё испорчу.
Спустя вечность времени, лекция кончилась и «преподаватель» выпустил меня из аудитории, скотина. Окрылённый, я побежал в невидимости по коридору, счастливый как никогда в жизни. Штурм должен был начаться с минуты на минуту, так что мысль продолжать поиски главарей я отбросил в сторону окончательно.
Лазутчик из меня оказался, как из… гм, ладно. Можно было смело идти на крепостную стену и дожидаться дворфов, чтобы чем-нибудь подсобить им в бою. И как назло, именно в этот миг случилось то, что потрясло меня до самой глубины души.
Культисты носили практически одинаковые, черные плащи с капюшонами, скрывавшими лица. Почти у всех они были истерты в хлам. У всех, кроме одного…
Выше всех на две головы, худой, как щепка, он также скрывал свое лицо капюшоном, но его мантия была на удивление чистой и даже на вид дорогой. Расписанная слегка светящимися рунами фиолетового цвета, она производила впечатление скорее магического артефакта, нежели предмета одежды. Да и мое чутье безошибочно указывало на наличие магии.
Но не это меня поразило! Капюшон на голове культиста слегка оттопыривался на месте ушей, как у меня! Вкупе с высоким ростом, можно было считать доказанным тот факт, что я только что повстречал высшего эльфа-культиста. Пока я пытался с треском уложить в голове немыслимое, эльф стал поворачиваться.
Интуиция завопила об опасности, и я метнулся в соседний проход раньше, чем успел о чем-то подумать.
— Мать твою, как это возможно?! — мысленным шёпотом я обращался ко всем высшим силам этого мира. У меня не укладывалось в голове то, что я видел. Кель’Дорей — и в рядах Культа проклятых!? Немыслимо! Невозможно! Как он посмел? Мразь! Чудовище! Тварь!
— Предатель! — едва слышно прошипел я, выходя из-за поворота. Острый кинжал сам скользнул мне в ладонь, и я шагнул вперёд, как неслышная тень. Я двигался безмолвно, как смерть во плоти. Как будто во мне проснулась память бесчисленных поколений предков, охотившихся на лесную дичь.
Ничто не могло насторожить мою жертву. Ничто.
Глава 20. Заряжай!
— Заряжай! — хрипло заорал седобородый дворф. Орудийные расчеты навели дула пушек на ворота.
— Пли! — с оглушительным грохотом раздались выстрелы. Тяжёлые каменные стены сначала содрогнулись, а затем раздался жуткий металлический скрежет от сбитых с петель ворот. Спустя ещё миг, они принялись оседать в облаке пыли.
— Нежить! Заряжай картечь! — предупредили товарищей те, кто имели зоркий глаз и успели заметить врагов там, где еще секунду назад были ворота.
— Огонь! — крикнул дворф, наводя литое дуло пушки прямо на цель. Раздался еще один выстрел, разбросавший по крепостному двору останки живых мертвецов.
— Иди к папе, — пробормотал дворф-стрелок, взяв на упреждение упыря, бегущего по крепостной стене с леденящими воплями. Меткое попадение экспансивной пули разнесло упырю голову на куски, что сразу воодушевило дворфа. Значит, ему не придётся их всех на куски рубить — голову оторвать достаточно, чтобы их сразить!
Позади отряда было оставлено множество порубленных в капусту врагов того же вида, что и подстреленный на стене упырь. Живые мертвецы не чувствовали боли, не ведали страха и усталости, благодаря чему становились почти идеальным противником против любой армии смертных, но дворфы… они не то, чтобы об этом не знали — им было просто плевать, какое пушечное мясо разваливать на куски. Мёртвое или живое.
Острые секиры рубили головы противников дворфов, а молодецкие удары молотами крошили хребты и превращали тела мертвецов в месиво из крови и костей. Разорванные сухожилия и мышцы уже не подчинялись злой силе, что подняла мертвецов из могил.
К этому моменту штурмовой отряд успешно занял позицию на возвышенности, и своё слово сказали стрелки, расстреливающие нежить почти безнаказанно.
После Второй войны, как подумал дворф-снайпер, это было как лёгкая прогулка. Здоровым зеленым засранцам-оркам тогда помогали мелкие зелёные засранцы-гоблины. Последние были ублюдками, больными на всю голову, и минировали даже те места, где это казалось совершенно невозможным. В любой момент прямо на голову мог рухнуть десант с дирижабля или бомба — оттуда же.
Пороховых ракет дворф особенно не опасался — привык, что гоблины вечно всё рассчитывают на глаз. И тот косил, как после кружки стальгорнского самогона.
— Легкая прогулка, — буркнул дворф, взяв на мушку очередного врага и отстрелив ему голову.
Дворфы наступали.
Я безмолвно скользил вперёд, преследуя свою будущую жертву. Мгновения промедления, пока я прятался за стеной, позволили эльфу-предателю пройти дальше по коридору и начать подниматься этажом выше. Следуя за врагом, я оказался в обширной зале без оконных проёмов, погружённой в лёгкий сумрак. Люстра с множеством свечей висла под высоким потолком и давала лишь скудный свет, которого мне, впрочем, хватало благодаря эльфийскому зрению.
Меня не могло выдать ничто. Ни один звук, ни один скрип — ничто не могло насторожить врага! И всё же… внезапно он обернулся, и на меня остро взглянули его глаза. Я сбился с мысли, когда вдруг увидел радужку его глаз, пылающих цветом свежепролитой крови. Испускаемый ею свет не имел ничего общего с мягким и ласковым отблеском в голубых глазах высших эльфов, детей Кель-Таласа и почитателей Солнечного колодца. В тусклом алом свете кожа лица предателя казалась мне тёмной, почти обсидианово-чёрной — но то был лишь обман зрения. На самом деле она была одного из бесчисленных оттенков серого цвета, что не меньше выбивалось из привычной любому кель’дорею картины. Изначально молочно-белая кожа эльфов с трудом усваивала солнечный свет, и лишь немногие могли похвастаться оттенком лица, который не был нежно розовым.
Мгновения промедления стоили мне потери внезапности. Глаза эльфа вспыхнули гневом, и в меня ударил плотный воздушный поток. Недостаточно резкий, чтобы на него ответил мой щит, он всё же оторвал мои ноги от пола и вынудил сотворить заклинание левитации.
Полминуты полёта обошлись бы мне в половину магического резерва, но теперь это не имело значения. Мысленно я уже тянулся туда, где внутри меня находился канал в Искривлённую пустоту. Даже простые отблески отдалённой магии, спрятанной от меня за плотной завесой, озарили моё сознание восторгом. Словно спустя целые сутки без капельки влаги, мне вдруг посчастливилось добраться до воды — а та оказалась чистым нектаром на вкус.
До пробуждения канала оставались считанные мгновения, которые враг не сидел, сложа руки. Я не успел воздеть ладони, собираясь поразить эльфа плетью молний, как вдруг в мою сторону полетело чёрное облако пыли.
Приблизившись, тёмная взвесь без всяких затруднений проникла сквозь магический щит, и меня охватила страшная судорога. Я замер, парализованный и неспособный пошевелиться из-за сведённых судорожным напряжением мышц.
«Целительная магия!» — во вспышке озарения осознал я. Некоторые приёмы магии лечения подходили как нельзя лучше, чтобы обезвреживать врага, и парализация была в их числе. Воздействие легко сжигалось любыми видами защиты, но мой щит маны просто не оказался настроен, чтобы на него отвечать!
Это была катастрофа. И поздно оправдываться, что я не предусмотрел такое использование магии целительства, когда создавал плетение.
Эльф резким движением откинул капюшон назад и холодно взглянул в мою сторону. Тёмно-серая кожа лица вкупе с алой радужкой глаз придавали ему вид в большей мере демонический, нежели свойственный эльфу. Почти белые волосы сильно контрастировали с цветом его лица, но и они казались слегка безжизненными, похожими на паутину.
— Кель-Талас отправил ликвидатора по мою душу именно сейчас, спустя столько лет? — голос эльфа прозвучал так, словно он был немало этому удивлён. Вдруг, хрипло закашлявшись, он начал… смеяться. Сбиваясь с дыхания, словно за долгое время он разучился простому смеху, чернокнижник презрительно хохотал над моей беспомощностью.
Внезапно смех оборвался, как по команде. Предатель задумчиво хмыкнул, и в его глазах возникло холодное выражение.
— Поздно теперь слать убийц, даже столь навострившихся в маскировке, — прошипел он, пристально разглядывая меня в лицо. Осёкшись, он резко успокоился и кивнул. — Но ты это уже понял, я вижу. Расскажешь это своим хозяевам в подробностях, когда вернёшься домой…
Изумление, нарисованное на моём лице, видимо, показалось эльфу настолько забавным, что он вновь расхохотался.
— Да, ты вернёшься домой своим ходом, чему ты удивлён, убийца? — смакуя собственные слова, прошептал чернокнижник и издал лёгкий смешок. — Только не совсем живым, но это же не беда, правда?
Я скривился в отвращении, насколько это позволяли мне сведённые судорогой мышцы. Всё это время, всё время этой вынужденной «беседы» я упорно пытался сосредоточиться на пробуждении канала. Но сделать это было не проще, чем перемножить трёхзначные числа, стоя на раскалённой сковороде босыми ногами. Парализованные от напряжения мышцы излучали боль, которую едва удавалось терпеть. Если бы сведённое судорогой горло позволило мне кричать, я бы кричал.