В голосе его слышалась саркастическая нотка. Разговор принимал не тот оборот, что мне хотелось.
— Очевидно, таким образом вы делаете вид, что не заметили, как ударили и опрокинули нас, — сказала я. Меня охватило такое раздражение, что я уже не боялась его. — И не только опрокинули, но и бросили тонуть.
Гилхули уставился на меня.
— О чем это вы? — спросил он наконец. — Я никого не ударял. А если б ударил, то уж точно не бросил бы тонуть.
— Тогда откуда эта зеленая царапина на вашей лодке?
— Это треклятые сволочи из «Второго шанса» подговорили вас? — спросил он. — Если да, то…
Он вскинул кулак, и я быстро попятилась.
— Нет, — ответила я с безопасного расстояния, — треклятые сволочи, по вашему изысканному выражению, этого не делали. Не подговаривали меня ни на что, и, честно говоря, думаю, им не терпится, чтобы я уехала. Может быть, начнем сначала?
Он пристально смотрел на меня несколько секунд, потом медленно опустил руку.
— Здравствуйте, — сказал он наконец. — Я Падди Гилхули, владелец этой лодки, носящей имя «Проигранные дела». А вы?
— Лара Макклинток. Здравствуйте.
— Американка, да?
— Я из Торонто.
— Канадка. Случайно, не приятельница Алекса как-там-его, который получил Коттедж Розы?
Я кивнула.
— Его зовут Алекс Стюарт. Он мой друг.
— Так, — произнес Гилхули. — Я слышал, что с ним была женщина. Мне сказал мой адвокат. Он был там, но вы это знаете, потому что тоже там были. Ну, что хотите сказать о моей лодке? Красивая, не так ли?
— Красивая, — ответила я, — но только не в том случае, если впервые видишь ее мчащейся прямо на тебя, а потом скрывающейся, когда ты наглоталась морской воды из ее кильватерной струи.
— И когда же произошло это предполагаемое событие?
Его тон снова стал агрессивным.
— Вчера во второй половине дня. Спросите своих приятелей, — я указала на сидевших стариков. — Они подтвердят, что «Мар Маллой» притащили вчера в конце дня на буксире, а ее экипаж был насквозь мокрым.
— Малахи, это так?
Один из стариков на скамье кивнул.
— Так, Падди.
Гилхули нахмурился.
— Значит, вот когда моя лодка получила царапину?
Малахи глубоко задумался.
— Трудно сказать, Падди, — ответил он наконец. — Трудно сказать. Близился закат. Мы сидели в пивной, решили немного промочить горло. В бухту входило много лодок, а эту, — он указал на меня, — тащили на буксире. Суеты было много. — Второй старик приложил ладонь к уху и посмотрел на Малахи. — Не помнишь, была лодка Падди здесь, когда прибуксировали эту? — прокричал ему Малахи.
— Не помню, — ответил второй, подумав несколько секунд.
— А этого спрашивать бесполезно, — сказал Малахи, указав на третьего, который, отвернувшись от нас, смотрел в море. — Он почти все время где-то витает.
— Малахи, раз ты подтверждаешь ее историю, — сказал Гилхули, — то, может, подтвердишь и мою.
— Какую? — спросила я.
— Корк, — сказал Малахи. Прозвучало это «Карк», но я догадалась, о чем речь. — Он был в Корке, наш Падди. Утром сел в поезд. Весь день не показывался здесь. Правда, вижу я неважно. Но Кев хорошо видит, так ведь, Кев? — прокричал он. Кев кивнул.
— Ну, вот и разобрались, — сказал Гилхули. — Я сожалею о том, что случилось с вами, но никакого отношения к этому не имею.
— Не мог ли Конал О'Коннор взять вашу лодку?
— Конал О'Коннор! — воскликнул Гилхули. — Конал О'Коннор может поцеловать мою ирландскую задницу!
— Он цитирует Джеймса Джойса, — с внушительным видом сказал Малахи. — «Улисса».
— Это означает «нет»? — язвительно спросила я. — А Шон Макхью?
Гилхули промолчал, но я видела, как на его щеках играют желваки, и выглядел он так, словно у него вот-вот лопнет кровеносный сосуд.
— Думаю, ваш адвокат рассказал вам о представлении, которое устроил Эмин Бирн, — сказала я.
— Рассказал. Чушь собачья. Я считал, что он умнее. Хотя вряд ли можно винить умирающего.
— Я назову вам наше указание, если вы назовете свое, — сказала я.
— Вы имеете в виду «морскую зыбь»? Там же был мой адвокат.
— Я знаю и другое указание, Майкла Дэвиса, — ответила я. Собственно говоря, я знала два, если считать то, которое сушила в своей гостиничной комнате в надежде, что там появится что-нибудь разборчивое, но раскрывать сразу все не следовало. — Мы думаем, что поиски этой вещи, что бы она ни представляла собой, могут оказаться интересными.
— Интересными? В этих людях из «Второго шанса» нет ничего интересного. Совершенно ничего.
Гилхули бросил тряпки в ведро и пошел прочь.
— Вы будете судиться с этой семьей за часть наследства? Бирн предположил, что, возможно, вы на это пойдете, и там был ваш адвокат. Как его зовут?
— Дермот Шанахан. А как я буду платить ему гонорар? — злобно спросил Гилхули.
Меня подмывало предложить ему продать свою любимую лодку, но я решила быть любезной.
— Могу угостить вас пивом или еще чем-нибудь? — спросила я, подумав, что выпивка развяжет ему язык и я узнаю, в чем причина вражды между ним и семьей Бирнов.
— Там, откуда я приехал, девушки ждут, чтобы их пригласили! — бросил он через плечо, уходя.
— Падриг, я приглашаю вас не на свидание, — ответила я его удаляющейся спине. — Просто выпить. Угрюмые, вызывающе ведущие себя мужчины не в моем вкусе. Вы задираетесь со всеми из принципа или у вас просто дурное настроение? Кстати, меня не интересует, как ведут себя ваши знакомые девушки.
И не называйте меня девушкой, мысленно добавила я. Но Гилхули шел дальше, словно не слыша.
Я повернулась к старикам на скамье, они смеялись так, что по щекам катились слезы. Точнее, смеялись двое. Третий, который еще не обращался ко мне, казалось, вел долгий спор с собой или со столбом на пристани.
— Если не интересуетесь угрюмыми молодыми людьми, — сказал наконец Малахи, утирая глаза, — что скажете о веселых стариках? Нас здесь трое. Я неважно вижу, Кев неважно слышит, а Денни, как сами видите, слегка странный — надеюсь, понимаете, о чем я. Но вместе мы кое-что собой представляем.
Мне пришлось тоже засмеяться.
— Давайте, садитесь. — Он указал на ветхий стул в нескольких футах от скамьи. — Выпьете? — И достал из стоявшей возле скамьи сумки бутылку виски и два жестяных стаканчика.
— Для меня сейчас слишком раннее время, — ответила я. — Но спасибо. Меня зовут Лара, — и стала пожимать им руки перед тем, как рискнуть сесть на стул. Даже Денни прекратил разговор с собой и мягко пожал мне руку. Малахи, Кев и Денни были одеты в серые шерстяные брюки, белые рубашки и черные рыбацкие шляпы.
— Братья? — спросила я.
Малахи и Кев дружно кивнули.
— Кев и я братья. Денни наш друг. Мы все названы в честь святых: я — святого Малахи, Кев — святого Кевина, а Денни — святого Дениса. Падди, разумеется, тоже — в честь величайшего ирландского святого Падрига.[11] Он неплохой, наш Падди, — добавил Малахи, когда перестал смеяться и перевел дыхание. — Правда, держится слегка вызывающе. Тут вы правы.
Двое других согласились.
— Он не стал бы опрокидывать вас в воду, — сказал Кев.
— И не бросил бы тонуть, — добавил Малахи. Поставил стаканчики на землю перед скамьей, бережно наполнил их, подал брату и другу, а сам остался с бутылкой. — За то, чтобы вы попали в рай до того, как дьявол узнает, что вы мертвы, — сказал он, подняв бутылку в тосте, и сделал большой глоток. Другие тоже выпили.
— Падди не ладит с людьми из «Второго шанса», так ведь? — спросила я. Раз Падриг не захотел сказать сам, может быть, скажут они.
— Совершенно не ладит, — подтвердил Малахи, — но эти ребята из большого дома сейчас со всеми в натянутых отношениях. Вот Эмин хорошо относился к парню. Подарил ему эту лодку.
Я ждала, но Малахи ничего больше не добавил. Я думала, как далеко могу зайти в наведении справок, чтобы старики не разозлились на меня и не замкнулись. Мне казалось, что меня, иностранку, будут терпеть только, пока я веду себя благоразумно.
— Здесь очень красиво, и день стоит замечательный, — сказала я, оглядываясь вокруг. Так оно и было: море, лодки, каменистый берег, простирающийся в обе стороны, часть его была окутана дымкой.
— Да, слава Богу, — согласился Малахи.
— Как думаешь, хочет она послушать историю? — спросил Кев брата. — Денни рассказывает хорошие истории, — сказал он мне.
— Нет, не хочет, — неожиданно сказал Денни, словно выйдя из транса.
— Хочу, конечно, — ответила я.
— Брось ты, Денни, — сказал Кев. — Расскажи историю этой славной девушке.
Я подумала, в какое раздражение пришла, когда Гилхули назвал меня девушкой, но услышать это от Кева было приятно. Пути феминизма не всегда просты.
— Молодые уже не слушают историй Денни, — прошептал мне Малахи. — Поэтому он рассказывает их столбу и пристани. Чтобы не забыть.
— Что ты там говоришь? — спросил Кев, толкнув локтем брата. — Погромче!
Малахи свирепо посмотрел на него.
— Почему он их не записывает? — спросила я. Малахи как будто пришел в ужас.
— Эти истории нельзя записывать. Это их испортит. Они слишком уж особенные.
— Расскажи ей историю про золотое кольцо, — сказал Кев, ткнув рукой друга.
— Нет, не стоит, — сказал Малахи. — Ее все знают. Расскажи про зеркало. Она самая лучшая!
Денни не произнес ни слова.
— Ладно, Денни, — раздраженно сказал Малахи. — Рассказывай, какую хочешь.
— Какую-нибудь из старых, — добавил Кев. — Думаю, у вас есть что-то, чтобы Денни промочить горло, так ведь? — сказал он, печально глядя на уже пустую бутылку. — Небольшое возлияние, чтобы он разговорился?
— К сожалению, нет, — ответила я, — поскольку не знала, что познакомлюсь с вами. Но в следующий раз обязательно прихвачу. Что Денни любит?
— Виски, конечно, — ответил Малахи.
— Я тоже, — сказал Кев. — И не обязательно самое лучшее. Сойдет любое.