Кельтские мифы — Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

Как памятник литературы «Мабиногион», передаваемый из уст в уста, по-видимому, складывался довольно долго, наверняка претерпев к тому же на последнем этапе редакцию монахов, хотя религиозной дидактики здесь нет и в помине. В конце концов он стал представлять разные эпохи и множество персонажей от древнейших мифологических до более поздних и реальных. Рядом с реальными людьми живут волшебники, в повествования о тяжком ратном труде неожиданно вторгаются сказочные мотивы, история сочетается с псевдоисторией, боги общаются со смертными, смертные наделены чертами богов…

Если в первых «мабиноги» можно усмотреть некоторые социальные приметы раннефеодальной эпохи как детства народа, то в последних – о короле Артуре – очевидно тяготение к романтическому и в общем-то абстрактному противопоставлению королевства Артура как царства добра и остального мира как царства зла, куда рыцари уезжают совершать подвиги. И хотя они совершают много подвигов, зла не становится меньше в черном лесу, окружающем королевство Артура, но и не ослабевает желание рыцарей постоять за свою честь, за честь дамы, за честь своей земли. На этом заканчивается повествование о героях и вождях, королях и богах, простых смертных и волшебниках, мужах и женах долгой истории валлийского народа.

Одиннадцать сказаний, представляющих сложившийся в веках литературный памятник «Мабиногион», составляют яркую, словно мозаичную, картину валлийской жизни, которой придают единство два параметра: известная, хотя и менявшаяся, география обитания и вполне определенное, хотя и продолжительное, историческое время.

Л. Володарская

Мабиногион

Часть I

Пуихл, король Даведа

Короля Даведа звали Пуихлом, и он был господином над семью округами Даведа. Как-то раз, отдыхая в своем главном дворце в Нарберте, он задумал поохотиться и избрал для этого Глин Ких. Не медля нимало, он в тот же вечер выехал из Нарберта и на ночь остановился в Хлуин Диарвиде. Поутру он уже был в Глин Кихе, на опушке леса спустил собак, затрубил в рог – и пошло веселие. Псы мчались что было мочи, Пуихл за ними, и вскоре свита потеряла его из виду. Когда он остановился и прислушался, то лай был впереди и сбоку, только сбоку собаки лаяли совсем не так, как те, что бежали впереди.

Наконец между деревьями показался просвет, и Пуихл нашел свою свору, которая ждала его на краю большого поля. Тотчас справа появились олень и другая свора. Половину пути не добежал олень до леса, когда его догнали и повалили наземь сверкавшие белой шерстью и красными ушами псы, подобных которым король не видел во всю свою жизнь.

Пуихл подъехал поближе и, отгоняя чужих собак, стал натравливать на оленя своих.

Тем временем прискакал на светло-сером жеребце-великане всадник в охотничьем платье из серой шерсти и с охотничьим рогом на шее.

Он сказал:

– Вождь, я знаю, кто ты, но не хочу тебя приветствовать.

– Наверно, – ответил Пуихл, – твое звание не позволяет тебе первым приветствовать меня.

– Нет, дело не в звании.

– В чем же я виноват?

– Клянусь небом, тебе неведомы законы приличия.

– В чем я виноват, вождь?

– Нет ничего хуже, чем отгонять от добычи чужих псов и натравливать на нее своих. В этом ты виноват, и хотя я мог бы тебя отпустить, клянусь небом, даже сто оленей не стоят того позора, которым я тебя заклеймлю!

– Ты прав, вождь, но позволь мне искупить зло и стать твоим другом.

– Чем же ты искупишь зло?

– Чем положено по твоему званию, но мне неведомо, кто ты.

– В своей стране я – коронованный король.

– Пусть удача сопутствует тебе, господин. Но откуда ты и как тебя зовут?

– Я – король Аннувина[3], и зовут меня Араун.

– Господин, – спросил Пуихл, – чем мне заслужить твою дружбу?

– Ты заслужишь мою дружбу, – сказал король, – если победишь Хавгана. Его владения рядом с моими, и он все время нападает на меня. Избавь меня от него. Тебе это не составит труда. И я буду тебе другом.

– Я с радостью. Скажи только, как это сделать.

– Скажу. Но знай, я не прошу о невозможном. И, клянусь, я буду тебе преданным другом. Ты поедешь в Аннувин вместо меня, и самая прекрасная дама в Аннувине станет твоей. Я сделаю так, чтобы все принимали тебя за меня и чтобы ни один паж и ни один воин не усомнился в том, что ты – это я. Так, начиная с завтрашнего дня, пройдет год, а через год мы встретимся здесь.

– Будь по-твоему, – согласился Пуихл, – но как мне узнать врага?

– Ровно через год мы поклялись сойтись у реки, и ты явишься в моем обличье и покончишь с ним одним ударом. Однако берегись. Если он попросит тебя ударить его еще раз, не делай этого, как бы он ни просил. Я вот не утерпел, и он взял надо мной верх.

– Но скажи, как мне оставить на год мое королевство? – спросил Пуихл.

– Ни один твой подданный, ни один мужчина и ни одна женщина, не узнают, что я – не ты, пока я буду править в твоем королевстве.

– Тогда у меня нет причин отказывать тебе, и я отправляюсь в путь.

– Желаю тебе удачи, – сказал Араун. – Пусть будет прямой твоя дорога. И позволь мне проводить тебя до границы моего королевства.

Араун скакал рядом с Пуихлом, пока не показался дворец.

– Отныне мой двор и все мое королевство в твоей власти. Иди смело во дворец. Никто не узнает в тебе чужака. Только советую тебе сначала приглядеться к нашим обычаям, а уж потом поступай как знаешь.

Распрощавшись с Арауном, Пуихл отправился во дворец, оглядел там все спальни и залы и решил, что красивее дворца не может быть на земле. В одном из залов он задержался, чтобы снять с себя охотничье платье, и тотчас к нему вышли пажи, которые приветствовали его и помогли ему раздеться, а потом явились два рыцаря и унесли его платье, но сначала накинули Пуихлу на плечи синий с золотом плащ. Через несколько минут зал наполнился челядью. Пришли воины, достойнее и наряднее которых Пуихл еще не видел в своей жизни. Следом за ними в платье из желтого блестящего шелка явилась королева, и Пуихл подивился ее необычайной красоте. Она пригласила его омыть руки, а потом они уселись за стол, королева по одну сторону от Пуихла, а тот, кого он принял по меньшей мере за графа, – по другую.

Пуихл заговорил с королевой и вскоре был очарован ее умом и веселостью, которыми она превосходила всех благородных дам. Они ели мясо, пили вино, пели песни и произносили здравицы, и ни в одном дворце на земле не было столько мяса, и столько вина, и столько посуды, украшенной драгоценными каменьями.

Целый год Пуихл охотился и пировал, слушал песни менестрелей и беседовал с придворными, пока не приблизился день, назначенный для сражения. Об этом дне помнил не только он, но и все жители королевства, даже с самых дальних окраин, и, когда Пуихл поскакал на коне к знакомому месту, с ним вместе поскакали все его приближенные. Наконец путь им преградила река, и Пуихл, приподнявшись на стременах, сказал:

– Мои верные рыцари, слушайте меня и запоминайте. Я привел вас сюда, но это моя битва. Я сам сражусь с моим врагом, ибо в этом деле замешаны только мы двое: он претендует на мои земли, я – на его. Вы не должны мне помогать. Стойте в стороне и смотрите, кто из нас одержит победу.

Соперники поскакали навстречу друг другу, и тот, кто был в обличье Арауна, ударил копьем прямо в центр Хавганова щита, расколол его надвое и пробил доспехи Хавгана, который упал, смертельно раненный, на землю, не в силах нанести ответный удар.

– О вождь, – вскричал Хавган, – по какому праву ты убил меня? Я не причинил тебе зла и даже в мыслях не держал, что могу пасть от твоей руки. Но коли так суждено и ты меня ранил, заверши начатое – добей меня.

– О нет, я не сделаю этого, чтобы не раскаяться потом.

– Мои верные рыцари, – воззвал Хавган, – унесите меня домой, ибо настал мой смертный час. Никогда больше не пировать мне с вами.

– Рыцари, – сказал тот, кто был в обличье Арауна, – держите совет, кому быть моими подданными, а кому это не по душе.

– Господин, – ответили рыцари, – мы все будем твоими подданными, потому что никто другой не вправе быть королем Аннувина.

– Ваша правда, – отвечал им Пуихл в обличье Арауна, – кто с миром ко мне идет, того я принимаю с миром, а кто не хочет мира, тому придется узнать крепость моего меча.

Рыцари принесли Пуихлу присягу на верность, и к полудню следующего дня оба королевства были под властью Пуихла. Потом он, дабы не нарушить своего обещания, поскакал в Глин Ких.

Король Аннувина ждал его, и они оба несказанно обрадовались друг другу.

– Господь воздаст тебе за твою дружбу, – сказал Араун. – Мне все известно. Когда же ты приедешь домой, то своими глазами увидишь, что я сделал для тебя.

– Пусть Господь воздаст за твои дела.

Араун вернул Пуихлу, королю Даведа, его истинное обличье, а себе – свое и отправился в Аннувин. Он был счастлив увидеть вновь своих воинов и свою челядь. Они же, не ведая о его перевоплощении, приняли его с обычной учтивостью. В этот день Араун устроил пир и никак не мог наговориться со своей королевой и своими воинами. Когда же настала ночь, все отправились спать.

Пуихл тоже вернулся в свой дворец и стал у всех допытываться, заметили ли они разницу между его правлением в последний год и во все прошедшие годы.

– Господин, никогда еще ты не был столь добр и столь щедр. Никогда еще твоя справедливость не сияла так над всеми твоими подданными, и никогда еще они не ценили ее так высоко.

– Клянусь небом, не меня вам надо благодарить за это.

И Пуихл обо всем поведал своим подданным.

– Воистину, господин, мы благодарим небо за то, что оно послало тебе такого друга, а тебя просим: не отнимай у нас то, к чему мы привыкли за последний год.

– Клянусь небом, я ничем вас не обижу, – пообещал Пуихл.

С того времени Пуихл, король Даведа, и Араун, король Аннувина, крепко подружились и еще долго обменивались подарками – конями и псами, соколами и драгоценностями, – какие только могут доставлять удовольствие королям.

Оттого что Пуихл год прожил в Аннувине и разумно управлял королевством, да к тому же благодаря своему мужеству и силе в один день объединил два королевства, его стали называть не Пуихл, король Даведа, а Пуихл, вождь Аннувина.

Однажды Пуихл затеял в Нарберте пир, и с ним были многие его воины. Когда они утолили свой первый голод, Пуихл встал и отправился на вершину горы, что находилась возле его дворца и называлась Горсет Нарберт.

– Господин, – спросил один из воинов, – знаешь ли ты, что тот, кто посидит здесь, не может уйти, не получив ран или не узнав чуда?

– Мне ли бояться ран с такими воинами? Что же до чуда, то не возражаю. Посижу-ка я и посмотрю, что будет.

Пуихл поднялся на вершину и стал ждать. Рано ли, поздно ли, ему явилась в золотом сиянии дама на огромной белой кобыле, которая несла ее на гору.

– Воины, – спросил Пуихл, – кто знает эту даму?

– Никто, господин, – ответили ему воины.

– Тогда пусть один из вас подойдет к ней и спросит, как ее зовут и откуда она пожаловала к нам.

Один из воинов встал и пошел навстречу даме, но она как будто не заметила его и проехала мимо. Он было побежал следом за ней, но и она пришпорила кобылу, и он понял, что ему не догнать ее.

Тогда он сказал Пуихлу:

– Господин, никому на всей земле не догнать ее без доброго коня.

– Твоя правда, – согласился Пуихл. – Иди во дворец и возьми самого быстрого коня, какого только найдешь.

Воин выбрал себе лучшего коня, выехал на нем на равнину и вонзил ему в бока шпоры. Но чем быстрее летел его конь, тем дальше была дама. В конце концов она придержала кобылу, но конь уже едва не падал от усталости. Пришлось воину повернуть обратно – туда, где сидел Пуихл.

– Господин, – сказал воин, – никому не под силу догнать эту даму. В наших краях нет ни одного коня и ни одной кобылы резвее, чем у нее. Я не смог исполнить твой приказ.

– Наверное, это и есть чудо, – заметил Пуихл.

Он предложил вернуться во дворец, и тем закончился день. Утром все занимались своими обычными делами, пока не наступил час обеда, и опять, едва утолив первый голод, Пуихл сказал:

– Сегодня мы вновь поднимемся на вершину горы. А ты, – обратился он к самому юному воину, – позаботься привести туда самого быстрого коня, какого только сыщешь в округе.

Юноша сделал, как ему было приказано.

Пуихл и воины поднялись на вершину, и едва они расселись там, как вновь показалась та же дама – в том же одеянии и на той же кобыле.

– Смотрите! – крикнул Пуихл. – Вчерашняя дама. Скорее, юноша, узнай, кто она и откуда.

– С радостью, – ответил юноша.

Дама была в эту минуту в точности напротив них, но, когда юноша вскочил на коня и вонзил шпоры ему в бока, она отъехала уже довольно далеко. Кобыла шла шагом, и юноше показалось, что он легко догонит ее, но не тут-то было. Чем сильнее он пришпоривал своего коня, тем больше он отставал, хотя кобыла совсем не прибавляла шагу. Наконец юноша понял, что дело нечисто, и повернул назад.

– Господин, – сказал он Пуихлу, – мой конь не может бежать быстрее.

– Верно, никому не под силу догнать даму, – успокоил его Пуихл, – хотя, мне кажется, она явилась сюда с поручением к кому-то из нас. Но ей мешает ее торопливость. Давайте лучше возвратимся во дворец.

Они возвратились во дворец и провели ночь за пиршественным столом да с веселыми песнями.

На другой день они занимались каждый чем хотел, пока не наступил час обеда. Когда же с едой было покончено, Пуихл спросил:

– Где воины, которые вместе со мной поднимались вчера и позавчера на вершину горы?

– Мы здесь.

– Сейчас мы опять взойдем на вершину, – сказал он. – А ты, – обратился он к пажу, который ходил за конем, – оседлай моего коня и, не теряя времени, приведи его мне. Не забудь про шпоры.

Юноша отправился исполнять приказание, а король и его воины взошли на гору и уселись на вершине. Недолго им пришлось ждать. Все было как прежде, но только на сей раз сам Пуихл решил отправиться в погоню за дамой.

Не успел он вскочить в седло, как дама проскакала мимо, и он поспешил за ней вдогонку.

Сначала ему показалось, что он легко одолеет разделявшее их расстояние, но, как он ни пришпоривал жеребца, у него ничего не получалось. В конце концов он понял, что, даже если загонит коня, ему все равно не настичь даму, и он взмолился:

– О госпожа, во имя того, кого ты любишь сильнее всех, прошу тебя, остановись!

– С радостью, – отвечала она, – и твой жеребец устал бы гораздо меньше, попроси ты меня об этом раньше.

Она попридержала кобылу и, откинув с лица покрывало, устремила на Пуихла пытливый взор.

– Госпожа, – спросил Пуихл, – откуда ты и кто приказал тебе совершить это путешествие?

– Я путешествую по собственному почину и рада, что встретила тебя.

Пуихл был приятно поражен ее словами, потому что красотой она превосходила всех девиц и всех дам, которых ему когда-либо приходилось видеть.

– Госпожа, – спросил он, – что привело тебя в наши края?

– Я же говорю, – отвечала дама, – что непременно желала встретиться с тобой.

– Для меня ничего не может быть приятнее! – воскликнул Пуихл. – Но кто ты и как тебя зовут?

– И это я скажу тебе, господин. Меня зовут Хрианон, и я – дочь Хевейта Хена. Он пожелал отдать меня замуж против моей воли, а мне не нужен никакой другой муж, кроме тебя, если ты меня не отвергнешь. Поэтому я приехала к тебе узнать твой ответ.

– Клянусь небом, у меня только один ответ. Выбирай я даже между всеми дамами и девицами на земле, я бы выбрал тебя.

– Тогда, если ты не кривишь душой, то приедешь за мной. Или меня отдадут другому.

– Чем скорее наступит день встречи, тем лучше, – сказал Пуихл. – Скажи, куда мне ехать, и не будет счастливее человека на земле, когда я сяду на коня и отправлюсь в путь.

– Ровно через год, день в день, ты должен приехать во дворец Хевейта, а я прикажу накрыть богатый стол.

– С радостью исполню твое желание.

– Господин, – сказала она на прощание, – желаю тебе быть в здравии, чтобы ничто не помешало тебе исполнить обещание. А теперь мне пора в обратный путь.

На этом они расстались, и Пуихл возвратился к своим воинам, однако, сколько они ни пытали его, он не отвечал на их расспросы, переводя разговор на другие темы.

Миновал год, и Пуихл, призвав к себе сто рыцарей, приказал им облачиться в доспехи и сопровождать его во дворец Хевейта Хена.

Там Пуихла с превеликой радостью встретило множество людей. Они не пожалели сил и приготовились, как могли, к его приезду. Весь дворец был отдан в его распряжение.

В празднично убранной пиршественной зале уже накрыли столы, и все поспешили рассесться по своим местам: Хевейт Хен по правую руку от Пуихла, Хрианон – по левую, а остальные согласно своему званию. Все ели, пили и веселились, когда в шелковых королевских одеждах в зал вошел юноша и обратился с приветствием к Пуихлу и его воинам.

– Да будет небо благосклонно к тебе, – ответил ему Пуихл. – Найди себе место и садись с нами.

– Нет, – отказался юноша. – Я пришел сюда просителем, и потому не откажи выслушать меня.

– Говори.

– Господин, у меня к тебе просьба.

– Проси чего хочешь. Я ни в чем не откажу тебе.

– Ах! – воскликнула Хрианон. – Зачем ты так ответил?

– Он уже ответил, и все его слышали, – возразил ей юноша.

– Чего же ты хочешь? – спросил Пуихл.

– Дама, которую я люблю всем сердцем, собирается стать твоей женой, но я прошу тебя, отдай мне ее вместе с праздничным пиром, который будет сегодня во дворце.

Пуихл долго молчал.

– Молчи не молчи, ничего не поделаешь, – заявила Хрианон. – Ни один муж на земле еще не поступал глупее тебя.

– Госпожа, – отвечал ей Пуихл, – я же не знал, кто он такой.

– Так знай, что это ему – Гваулу, сыну Клида, – хотят меня отдать против моей воли. У него много земель и много воинов, и тебе придется подчиниться, иначе ты покроешь себя позором.

– Госпожа, мне непонятны твои речи. Никогда я не сделаю так, как ты говоришь.

– Отдай меня ему, а я обещаю, что никогда не буду ему принадлежать.

– Как ты это устроишь?

– Я дам тебе небольшой мешок, но смотри не потеряй его. Когда же Гваул попросит у тебя еды, и вина, и всего, что будет на пиру, скажи, что не ты владелец этого, потому что я устроила пир для воинов и придворных. Таким должен быть твой ответ. Что же до меня, то мне придется обручиться с ним, и я буду его невестой ровно год, а через год, день в день, ты явись сюда с мешком. Возьми с собой сто воинов и спрячь их в саду. Когда веселье будет в самом разгаре, войди в залу – но не забудь надеть нищенские лохмотья и захватить мешок – и попроси у Гваула еды. Только еды, и больше ничего, а я уж позабочусь, чтобы вся еда и все вино из семи округов перешли в твой мешок, но чтобы с виду он казался пустым. Когда столы опустеют, Гваул спросит тебя, полон ли твой мешок, а ты ему отвечай, что мешок не будет полон, пока какой-нибудь знатный и богатый господин не поднимется из-за стола и ногами не утрамбует его со словами: «Довольно уж тут всего». Не беспокойся, я заставлю Гваула подойти к тебе, а ты не зевай, поскорее запихни его в мешок с головой и покрепче завяжи. Потом хватай свой охотничий рог и труби что есть мочи. Пусть твои воины немедля бегут во дворец.

– Господин, – не утерпел Гваул, – отвечай же мне.

– Как я сказал, так и сделаю.

– Господин, – сказала тогда Хрианон, – пир я приготовила не для тебя, а для воинов Даведа и наших воинов. Его нельзя подарить. Через год, возможно, я приготовлю пир для тебя и тогда по-настоящему стану твоей женой.

Гваул завладел своей добычей, а Пуихл ни с чем возвратился в Давед. Прошел год. Наступил назначенный день. Гваул, сын Клида, явился к Хевейту Хену на свой пир и был принят с почетом. И Пуихл, вождь Аннувина, тоже прискакал к Хевейту Хену и спрятал сто воинов, как велела ему Хрианон. Не забыл он и о мешке, и о ветхих лохмотьях, и о дырявых сапогах.

Дождавшись, когда веселье войдет в полную силу, он переступил порог пиршественной залы и поклонился Гваулу, сыну Клида, и всем дамам и мужам, что сидели за столами.

– Господь с тобой, – сказал Гваул.

– Господин, небеса не оставят тебя своими заботами, если ты исполнишь мою просьбу.

Гваул согласился его выслушать, но сказал:

– Я с радостью исполню твою просьбу, если она будет разумной.

– Мне не много нужно, лишь наполни мясом этот небольшой мешок.

– Твоя просьба разумна, и я с радостью исполню ее. Принесите ему мяса.

Многие гости повскакали со своих мест и принялись наполнять мешок. Но не тут-то было. Они и дна не прикрыли своими приношениями.

– Скажи, а твой мешок не бездонный? – спросил Гваул.

– Нет, клянусь небом. В него не так много и помещается, если только богатый и знатный господин не побрезгует влезть в него и утоптать его со словами: «Довольно уж тут всего».

Хрианон не стерпела:

– Поднимайся, Гваул, сын Клида, и побыстрее.

Гваул не стал ей противоречить и забрался в мешок с ногами. Пуихл быстро затянул мешок, покрепче завязал веревки и затрубил в рог. Его воины тоже не заставили себя ждать, и скоро весь дворец был в их руках. Воинов Гваула они бросили в темницу, а Пуихл тем временем снял с себя лохмотья и драные сапоги. Когда он со своими воинами возвращался в пиршественную залу, каждый из них, заходя, ударял по мешку и спрашивал:

– Кто там?

А потом сам себе отвечал:

– Барсука поймали.

Так они забавлялись, и ни один не упустил случая стукнуть по мешку ногой или палкой. Если кто входил в залу, то непременно спрашивал:

– Что за игру вы затеяли?

И они отвечали:

– Мы играем в «барсука в мешке».

Вот так и появилась эта игра, о которой прежде не знали.

– Господин, – сказал тот, кто сидел в мешке, – послушай меня, ибо я большего стою, чем быть забитым тут до смерти.

– Он правду говорит, господин, – подтвердил Хевейт Хен. – Послушай его, хуже не будет.

Пуихл согласился.

– Послушай и моего совета, – сказала Хрианон. – Тебе сейчас надо заплатить много денег и просителям, и менестрелям, так пусть он заплатит им вместо тебя. И еще возьми с него клятву, что он никогда не будет мстить тебе за сегодняшнее. Этого довольно.

– Я все сделаю, – с радостью крикнул из мешка Гваул.

– Что ж, тогда и я с радостью заключу с тобой мир, как советуют мне Хевейт и Хрианон.

– Да, так мы тебе советуем, – подтвердили они.

– Принимаю, – сказал Пуихл. – Ищи себе поручителей.

– Мы будем его поручителями, – сказал Хевейт, – пока его люди не выйдут на свободу.

После этого выпустили из мешка Гваула, сына Клида, и его воинов – из темницы.

– Теперь потребуй, чтобы он назвал заложников, – сказал Хевейт, – которые останутся вместо него.

Хевейт сам подсказал Пуихлу, кого лучше взять, чтобы Гваул не обманул его.

– Давай заключим договор, – предложил Гваул.

– Мне довольно того, о чем говорила Хрианон, – ответил ему Пуихл.

Но они заключили договор и вписали в него пункт о заложниках.

– Поверь, господин, я так сильно избит, что мне требуется лекарь, столько ссадин и синяков у меня на теле. Позволь мне покинуть дворец, ведь я оставлю вместо себя рыцарей, которые все сделают, что ты им прикажешь.

– Я не против, – сказал Пуихл. – Иди.

И Гваул отправился восвояси.

И пиршественная зала, и дворец уже были убраны и готовы принять Пуихла с его воинами. Они немедленно уселись за столы, как сидели ровно год назад, и стали есть-пить и веселиться, а когда наступило время идти спать, Пуихл и Хрианон вместе удалились в свои покои.

Наступило утро.

– Мой господин, – сказала Хрианон, – поднимись и одари менестрелей. Сегодня никому не отказывай.

– С превеликим удовольствием, – ответил ей Пуихл, – и сегодня, и завтра, и во все дни, что мы будем пировать.

Пуихл приказал всем замолчать, а просителям, менестрелям подходить по одному и называть, какие подарки им хотелось бы получить. Потом все опять уселись за столы, и веселье продолжалось своим чередом. Пока не кончился пир, Пуихл не отверг ни одну, даже самую малую просьбу.

Потом он сказал Хевейту:

– Мой господин, с твоего разрешения завтра я отправляюсь домой в Давед.

– Отправляйся, и пусть с тобой будет удача. Только назначь день, когда Хрианон должна последовать за тобой.

– Мы едем вместе.

– Таково твое желание, господин? – спросил Хевейт.

– Да, клянусь небом, – ответил Пуихл.

На другой день Пуихл и Хрианон выехали в Давед и нигде не останавливались, пока не показался дворец в Нарберте, а там уж их ждали по-праздничному накрытые столы. Множество знатных мужей и жен приехали их поздравить, и всем Хрианон припасла богатый подарок: браслет, кольцо или драгоценный камень.

Два года правили Пуихл и Хрианон своим королевством, богатея день ото дня и ни о чем не тревожась.

На третий год призадумались воины Пуихла, отчего это у их любимого вождя и названого брата до сих пор нет наследника, и порешили они поговорить с ним, а для этого выбрали город Преселай, что тоже в Даведе.

– Господин, – сказали они, – увы, ты уже не так молод, как некоторые из нас, и мы боимся, что с этой женой у тебя не будет наследника. Возьми себе другую жену, и пусть она родит тебе сыновей. Не вечно ты будешь с нами, и, хоть ты любишь свою жену, придется тебе подчиниться.

– Не так уж долго она моя жена, – возразил им Пуихл. – Все еще может быть. Дайте мне год, а потом я сделаю, как вы пожелаете.

Рыцари согласились.

Год был на исходе, когда Хрианон родила мальчика, который появился на свет в Нарберте. В ту ночь, когда Хрианон рожала, много женщин собралось во дворце, чтобы ухаживать за матерью и младенцем, и все они спали, и Хрианон вместе с ними. Шесть женщин, что были в покое Хрианон, изо всех сил боролись со сном, но к полуночи все-таки заснули и пробудились только на рассвете. Пробудились – и не нашли младенца.

– Ой! – вскрикнула одна из женщин. – Мальчика нет!

– Нет! – испугалась другая. – Даже если нас убьют, нам и этого мало за наше ротозейство!

– Неужели ничего нельзя сделать? – заплакала третья.

– Можно, – заявила четвертая.

– Что же? Что? Что? – загалдели все разом.

– Недавно ощенилась борзая. Надо взять у нее пару щенков, убить их, вымазать лицо и руки Хрианон кровью, а вокруг разбросать собачьи кости. Скажем, она сама убила своего сына, и ей ни за что не поверят, потому что она одна, а нас шестеро.

Так они и сделали.

Хрианон проснулась и спросила:

– Где мой сыночек?

А ей ответили:

– Госпожа, не спрашивай нас о своем сыне. Бог знает сколько синяков и ссадин заработали мы, сражаясь с тобой, потому что никогда еще не видели женщину сильнее тебя. Разве не ты убила и съела своего сына? И не вздумай обвинять нас в его смерти!

– Стыда у вас нет, но Бог все видит, – ответила им Хрианон. – Ваши обвинения лживы. Наверное, вы все напридумывали из страха, но клянусь Божьим именем, что не оставлю вас в беде.

– Не будем мы брать на себя чужую вину.

– Не надо брать на себя ничью вину, просто скажите правду.

Как ни умоляла Хрианон своих прислужниц, как ни грозила им Божьей карой, они упорно стояли на своем.

Наконец проснулся Пуихл и следом за ним все его воины и вся прислуга во дворце. От него ничего нельзя было скрыть, потому что злая весть уже распространилась по стране и о ней узнали все, кому надо и не надо было знать. Рыцари явились к Пуихлу и потребовали, чтобы он прогнал от себя жену, так как она совершила великое преступление. Пуихл же им ответил, что они имеют право требовать этого, только если его жена бесплодна.

– Она родила мне сына, поэтому я не прогоню ее, а если она совершила преступление, то пусть понесет за него наказание.

Хрианон послала во все стороны гонцов, чтобы они привели к ней учителей и мудрецов, но так как она решила не вступать в спор со своими прислужницами, то ей пришлось подвергнуться наказанию. Семь лет она должна была оставаться в Нарберте и семь лет изо дня в день сидеть у коновязи рядом с воротами и всем, кто проходил мимо, рассказывать о своем преступлении, а если кто из стражников или гостей желал, то на своей спине нести их во дворец. Правда, таких почти не находилось.

Прошло несколько месяцев.

В то время в Гвент Ис Койде правил Тайрнион Турив Влиант, и разумнее его не было рыцаря на всем свете. На конюшне у него жила самая красивая на земле кобыла. В первую ночь мая она всегда жеребилась, но никто ни разу в глаза не видел ни одного из ее жеребят.

И вот Тайрнион сказал жене:

– Жена, не кажется тебе странным, что наша кобыла каждый год жеребится, а мы еще ни разу не видели ни одного жеребенка?

– Что же поделаешь!

– Наступает ее время, – продолжал Тайрнион, – и пусть проклянут меня небеса, если я все не разузнаю.

Он приказал привести кобылу во дворец, а сам вооружился и стал ждать ночи. Не долго ему пришлось ждать, потому что вскоре на свет появился большой и красивый жеребенок. Он стоял на длинных ножках, и Тайрнион, не в силах превозмочь любопытство, подошел к нему, но не успел даже подивиться тому, какой он большой, как поднялся шум, а потом в окно просунулась лапа с когтями и схватила жеребенка за гриву. Тайрнион немедля вытащил меч и отрубил лапу, так что и жеребенок, и лапа остались при нем.

В тот же миг послышался шум и кто-то завыл. Тайрнион выскочил из дома, но никого не смог разглядеть в ночной тьме. Неожиданно он вспомнил, что оставил дверь открытой, и решил вернуться, боясь, как бы чего не случилось. У порога лежал младенец в свивальнике, и Тайрниону показалось, что он больше и сильнее, чем другие младенцы в его возрасте.

Тайрнион закрыл дверь и отправился наверх к жене.

– Госпожа, – окликнул он ее, – ты спишь?

– Нет, мой господин. Я спала, но когда ты пришел, я проснулась.

– Смотри, я принес тебе мальчика, если, конечно, ты оставишь его при себе, ведь у тебя нет детей.

– Что случилось, мой господин?

– Случилось вот что, – сказал Тайрнион и поведал ей все, как было.

– Господин, была одежда на ребенке?

– Была шелковая пеленка.

– Значит, он родился у знатных людей. С твоего позволения пусть он останется во дворце мне на радость. Сейчас я позову служанок и скажу им, что родила мальчика.

– Я согласен, – ответил Тайрнион.

Они сделали, как договорились, и без промедления окрестили мальчика, нарекли его именем Гури Вахлт Айрин, потому что волосы у него были как чистое золото.

Прошел год. Малыш крепко стоял на ножках и больше походил на трехлетнего, чем на годовалого ребенка. Прошел еще год, и ему уже можно было дать лет шесть, не меньше. А к концу четвертого года он вовсю одаривал конюхов, чтобы они позволяли ему купать лошадей.

– Мой господин, – спросила как-то жена Тайрниона, – а где жеребенок, которого ты спас в ту ночь, когда нашел нашего мальчика?

– Я приказал конюхам позаботиться о нем.

– Прикажи привести его и подари малышу, ведь жеребенок родился в ту же ночь.

– Что ж, я не против, – сказал Тайрнион. – Пусть его приведут.

– Да благословит тебя Бог, господин.

Так у Гури Вахлта Айрина появился свой конь. Жена Тайрниона сходила к конюхам и приказала им особенно заботиться о жеребенке, чтобы он не подвел, когда мальчику придет время сесть в седло.

Шли годы, и до дворца Тайрниона дошла весть о проступке и наказании Хрианон. Тайрнион пожалел бедную женщину и стал с тех пор всех, кто приходил к нему, расспрашивать о ней. А потом он загрустил и задумался. Все чаще и внимательнее он смотрел на своего приемного сына и находил в нем сходство с Пуихлом, вождем Аннувина, которого не раз сопровождал в походах.

Больше всего Тайрнион грустил оттого, что поступает неправильно, задерживая у себя сына Пуихла, ведь теперь он знал, кто отец Гури Вахлта Айрина. В первый же раз, когда Тайрнион остался наедине с женой, он сказал ей, что нечестно скрывать у себя чужого ребенка, когда несчастная госпожа Хрианон подвергается тяжкому наказанию, ведь им точно известно, что у них живет сын Пуихла, вождя Аннувина. Жена сразу с ним согласилась, и они порешили отослать мальчика к Пуихлу.

– Трижды мы будем в выигрыше, – сказала она Тайрниону. – Разве не отблагодарит нас Хрианон за спасение от тяжкого наказания? Разве не отблагодарит нас Пуихл за то, что мы вырастили его сына и вернули его в добром здравии? И разве мальчик, ведь он доброго нрава, сможет отказаться от своих названых родителей и не сделать для нас все, что только в его силах?

На том и порешили.

На другой день Тайрнион облачился в лучшие одежды, взял с собой двух рыцарей и мальчика, который мигом вскочил на жеребца, подаренного ему Тайрнионом, и вчетвером они тронулись в путь. Довольно быстро они добрались до Нарберта и возле дворца увидели Хрианон, покорно сидевшую у коновязи. Они приблизились к ней, и Хрианон сказала:

– О воины, остановитесь, и я всех по очереди донесу до дворца в наказание за то, что я убила своего сына.

– Прекрасная госпожа, – отвечал ей Тайрнион, – как ты могла подумать, что я позволю тебе тащить меня на себе?

– И меня не надо, – заявил мальчик.

– Правильно, мы можем сами дойти, – поддержал его приемный отец.

Путники вошли во дворец, где их приняли благосклонно, тем более что на этот день был назначен пир в честь возвращения Пуихла от границ Даведа. Они умылись с дороги, и Пуихл, не скрывая радости при виде Тайрниона, пригласил его за стол. Тайрнион сел между Пуихлом и Хрианон, рыцари Тайрниона – по другую сторону от Пуихла, и между ними – сын Пуихла.

Когда они утолили голод, то принялись петь и рассказывать всякие были и небылицы. Тут как раз Тайрнион и поведал о том, как приютил мальчика и как они с женой вырастили его, словно он был их собственным сыном.

– Госпожа, – сказал Тайрнион, обратившись к Хрианон, – вот твой сын. Тот, кто оболгал тебя, совершил злое дело. Когда весть о твоей беде дошла до нас, горько стало у меня на душе, но я подумал – любой воин сразу скажет: это сын Пуихла.

– Да, – подтвердили воины.

– Боже мой! – воскликнула Хрианон. – Если это правда, пришел конец моим мучениям!

– Госпожа, – сказал Пендаран Давед, – ты назвала своего сына Прадери, и пусть его зовут Прадери, сын Пуихла, вождя Аннувина.

– А может быть, его другое имя больше ему подходит? – возразила Хрианон.

– Как ты его назвал? – спросил Пуихл у Тайрниона.

– Гури Вахлт Айрин.

– Нет, нет, – не согласился Пендаран. – Пусть его зовут Прадери.

– Это правильно, – подтвердил Пуихл. – У мальчика должно быть имя, которое ему дала мать, когда, счастливая, в первый раз прижала его к груди.

На том и порешили.

– Тайрнион, – сказал Пуихл. – Господь воздаст тебе за все, но и наш мальчик никогда не забудет, что ты для него сделал.

– Мой господин, – отозвался Тайрнион, – моя жена выходила его и от всей души горевала, когда ей пришлось с ним расстаться. Нам хватило бы и того, чтобы он всегда нас помнил.

– Господь свидетель, – сказал Пуихл, – пока я жив, ты ни в чем не узнаешь нужды. Когда же в силу войдет мой сын, он станет заботиться о тебе. Если все согласны с моим решением, то пусть так и будет. До сих пор ты растил и учил мальчика, а теперь черед Пендарана Даведа. Придется вам подружиться, потому что отныне вы оба приемные отцы моего сына.

Никто не возразил против решения Пуихла. Мальчик отправился в замок Пендарана Даведа, и с ним вместе рыцари его отца. А Тайрнион Турив Влиант со своими рыцарями поехал домой, в свои владения, заручившись дружбой и любовью Пуихла, вождя Аннувина, и его жены Хрианон, которые хотели подарить ему множество драгоценных каменьев, великолепных лошадей и отборных псов, но он от всего отказался.

С тех пор все жили счастливо в своих владениях. Прадери, сына Пуихла, вождя Аннувина, растили и воспитывали с превеликим тщанием, поэтому он стал прекраснейшим юношей и самым искусным воином в королевстве.

Шли годы. Пуихл, вождь Аннувина, состарился и умер.

Прадери разумно правил семью округами Даведа, и его любили не только его подданные, но и все, кто его знал. К своим владениям он присоединил три округа Астрада Тави и четыре округа Кардигана, и они стали называться семью округами Сайссихлуха. Когда он – Прадери, сын Пуихла, вождя Аннувина, – присоединил эти земли к своим, то пожелал взять себе жену. Больше других ему понравилась Киква, дочь Гвинна Глойва, сына Глойда Вахлта Аидана, сына короля Каснара, одного из самых знатных людей на всем острове.

На этом кончается первое сказание.

Бранвен, дочь Хлира

Бендигайд Вран, сын Хлира, стал коронованным королем острова, а прежде был лондонским королем.

Как-то после полудня он был в Харлехе, что в Ардидуи, при своем дворе, и сидел на утесе, глядя в открытое море, вместе со своим братом Манавитаном, сыном Хлира, и братьями по матери Ниссиеном и Эвниссиеном, а также многими другими знатными рыцарями. Его братья по матери приходились сыновьями Айроссвиту, а мать звали Пенардин, дочь Бели, сына Маногана. Один из братьев был добрым юношей и обыкновенно старался всех помирить в своей семье, даже когда страсти накалялись и начинали сверкать мечи. Этого юношу звали Ниссиеном. Зато другой брат в любую минуту мог столкнуть лбами своих сородичей, хотя бы в это время между ними царили мир и покой.

Как бы то ни было, сидели они на утесе, когда тринадцать кораблей показались возле южного берега Ирландии и взяли курс прямо на них. Ветер был попутный, и корабли шли скоро.

– Я вижу вдали корабли, – сказал король. – Они быстро приближаются. Пусть все воины наденут доспехи и возьмут оружие в руки. Выясните, что им тут надо.

Рыцари облачились в доспехи и сошли на берег. Поглядев на корабли вблизи, они подумали, что не бывает ничего прекраснее на свете. В вышине развевались блестевшие на солнце шелковые флаги. Помедлив, один корабль выдвинулся вперед, и на нем узким концом был поднят в небо щит – знак мира. Потом корабли подошли поближе, чтобы удобнее было спустить лодки, которые доставили на берег рыцарей, со всей почтительностью приветствовавших короля. Не сходя с утеса, король выслушал все, что они пожелали ему сказать.

– Господь с вами, – молвил он в ответ, – и добро пожаловать к нам. Кому принадлежат корабли и кто из вас старший?

– Господин, с нами прибыл Матолух, король Ирландии. Ему принадлежат все корабли.

– Зачем он прибыл к нам? – спросил король. – И собирается ли он сходить на берег?

– Господин, он прибыл к тебе с просьбой и не сойдет на берег, пока ты не исполнишь его просьбу.

– О чем это вы?

– Господин, он хочет заключить с тобой дружеский союз и просит в жены Бранвен, дочь Хлира. Если ты ему не откажешь, Могучий Остров[4] и Ирландия станут еще сильнее.

– Что ж, – сказал король, – пусть сходит на берег, и мы обсудим с ним все, что полагается.

Его слова передали Матолуху.

– Я с радостью сойду на берег, – сказал он.

На берегу его встретили с превеликим почетом и препроводили за накрытые столы. За полночь пировали вместе воины Матолуха и воины Бендигайда, а на другой день держали совет и постановили отдать Бранвен в жены Матолуху. А Бранвен была одной из трех самых знатных девиц острова и самой прекрасной из всех дам и девиц на земле.

Свадьбу решили играть в Аберфрау, и все отправились туда – Матолух со своими воинами по морю на кораблях, а Бендигайд со своими воинами по земле. В Аберфрау все сразу же уселись за праздничные столы. По одну сторону король Могучего Острова и Манавитан, сын Хлира, а по другую сторону – Матолух и рядом с ним Бранвен, дочь Хлира. Столы были накрыты под деревьями, над ними натянули шатры, потому что ни в одном доме не смогли бы с удобствами разместиться воины и гости Бендигайда Врана. Много ли, мало ли времени прошло – все ели, пили, веселились, а когда веселье стало стихать, отправились на покой, и в эту ночь Бранвен стала женой Матолуха.

На другое утро, когда все проснулись, воины Бендигайна и воины Матолуха поставили своих коней рядом, заняв весь берег от дворца до самого моря.

Случилось так, что Эвниссиен, любитель строить козни, о чем мы уже говорили, случайно забрел на то место, где стояли кони Матолуха, и спросил, кому принадлежат кони.

– Это кони Матолуха, короля Ирландии, – ответили ему, – который взял в жены твою сестру Бранвен. Это его кони.

– Неужели отдали в жены мою сестру и даже не спросили у меня совета? За что мне такое оскорбление?

С этими словами Эвниссиен скользнул между конями и кому губы порезал до зубов, кому уши чуть не до черепа, кому хвосты до самых спин, а если он мог дотянуться до лошадиных глаз, то и их как не бывало. Словом, он оставил воинов Матолуха без коней.

Воины пожаловались Матолуху, что у них нет ни одного здорового коня.

– Господин, верь нам, – сказал один из них, – тебе нанесли тяжкое оскорбление, и это сделано не случайно.

Матолух очень удивился.

– Если меня хотели оскорбить, то зачем отдали мне в жены высокородную девицу, да еще любимицу всей родни?

– Господин, ты видишь, как все обернулось. Для тебя нет другого пути, как вернуться на корабль.

Матолух, нимало не медля, поспешил на берег.

Когда до Бендигайда дошла весть, что Матолух без высочайшего позволения покинул двор, он послал к нему гонцов. Гонцами были Итик, сын Анараука, и Хевейт Хир, которые догнали Матолуха и спросили, почему он в спешке покинул короля и королевский двор.

– Сказать по правде, – ответил им Матолух, – знай я раньше, ни за что бы не приехал. Никогда еще мне не приходилось терпеть такие оскорбления. Одного только я не могу понять.

– Чего же? – спросили гонцы.

– Сначала Бранвен, дочь Хлира, одна из трех знатных дам Могучего Острова и дочь короля, стала моей женой, а потом мне нанесли оскорбление. Вот я и не понимаю, почему оскорбление было нанесено после того, как она стала моей женой.

– Господин, поверь нам, ни король, ни королевский совет не собирались тебя оскорблять, ведь оттого, что случилось с тобой, больше бесчестья Бендигайду Врану, чем тебе.

– И я так думаю, – согласился с ними Матолух. – Но теперь уже ничего не поправишь.

Гонцы возвратились к Бендигайду Врану и передали ему слова Матолуха.

– Его уже ничем не остановить, – сказал Бендигайд. – Но он сбежал как враг, и нам нельзя с этим примириться.

– Надо еще раз послать к нему гонцов.

– Правда ваша. Поднимайтесь, Манавитан, сын Хлира, и Хевейт Хир, и Иник Глев Асгвид. Скачите к Матолуху и скажите ему, что мы дадим по одному здоровому коню взамен каждого покалеченного. А кроме коней, чтобы он не держал на нас зла, мы дадим ему столько серебра, сколько он сам весит, и еще золотую тарелку с его лицо. Убедите его: то, что сделано, сделано не по моей воле, но виновник – мой брат по матери, и мне нелегко в наказание лишать его жизни. Уговорите Матолуха возвратиться, и мы заключим с ним мир на любых условиях.

Гонцы отправились вслед за Матолухом и постарались держаться с ним как можно приветливее, пока передавали ему послание короля.

– Я созову совет, – ответил им Матолух.

Он ушел держать совет со своими приближенными, и они решили, что если он откажет королю Бендигайду, то позор падет на него самого, поэтому лучше ему возвратиться с миром.

Все вновь сели за пиршественные столы, как будто ничего не случилось. Бендигайд Вран и Матолух беседовали между собой, но Бендигайду показалось, что Матолух совсем не так весел, как прежде, и он подумал, что, верно, плата за оскорбление показалась Матолуху не слишком высокой.

– Послушай, – сказал Бендигайд, – что-то ты сегодня не веселишься. Если ты недоволен, то не хмурься, завтра я дам тебе все, что ты пожелаешь, не говоря уж о конях.

– Да будет с тобой милость Господня, – отозвался Матолух.

– Я дам тебе котел, но это не обычный котел. Если в него поместить мертвого, то на другой день он встанет здоровехонек, разве что никогда больше не заговорит.

Матолух обрадовался подарку и развеселился.

Наутро ирландскому королю вручили всех коней, какие были в конюшне, а потом его повезли в другое место, где ему дали столько жеребят, сколько не хватило коней, и с тех пор это место называют Талеболион.

На другой вечер они опять сидели рядом за пиршественным столом.

– Господин, – спросил Матолух у Бендигайда, – кто дал тебе котел, который ты подарил мне?

– Его дал мне чужеземец, который побывал в наших краях, с условием, что я смогу его подарить, если захочу, но тоже чужеземцу.

– Как звали того чужеземца?

– Хлайсар Хлайсгивневид из Ирландии. Он был со своей женой Камедай Камайнвохл, которая убежала из Железного дома в Ирландии, отчего под ногами у них горела земля, и им пришлось искать у нас защиты. Странно, что ты не слышал об этом.

– Нет, кое-что я слышал и могу рассказать тебе. Как-то раз я охотился в Ирландии и оказался возле озера, которое называется Котел-озеро. В это время из него выходил великан с рыжими волосами, тащивший на спине котел. Он был широк в плечах и страшен на вид, и следом за ним шла женщина. Но если мужчина мне показался великаном, то женщина была раза в два выше его и шире. Они подошли ко мне и поздоровались.

«Куда вы держите путь?» – спросил я.

«Через один месяц и две недели, – ответил мужчина, – у этой женщины родится сын. И этот сын, который родится через один месяц и две недели, будет вооруженным на битву воином».

Я пригласил их к себе во дворец. Прошел год. Все было хорошо. А потом среди моих подданных поднялся ропот. Люди не хотели, чтобы великаны жили под моей опекой, потому что не прошло и трех месяцев, как они своими бесчинствами вызвали к себе всеобщую ненависть. Мой народ не стерпел и потребовал, чтобы я расстался с ними, чтобы выбрал между ними и своими владениями. Я созвал совет, потому что не знал, как избавиться от великанов, ведь по своей воле они ни за что не покинули бы мой дом, а выгонять их против их воли означало ввязываться в драку. Словом, мои советники придумали соорудить комнату из железа. Когда же комната была готова, то собрались все кузнецы и вообще все мужчины, способные держать в руках молоток и пилу, и натаскали такую кучу угля, что она была выше потолка. Мужчина-великан, женщина, их дети вошли в комнату, и им принесли много всякой еды и много вина. Они сели есть и пить, а когда они напились допьяна и уснули, мои люди разожгли уголь и поддерживали огонь, пока железо не покраснело. Мы слышали, как они держали совет. Мужчина не желал сдаваться, но, когда железо побелело, он рванулся и выбил стену плечом. Жена тоже выскочила следом за ним, и больше мы их не видели. Вот он-то, наверно, – сказал Матолух, – и явился к тебе.

– Наверно, – подтвердил Бендигайд Вран. – И он подарил мне котел.

– Как ты их встретил?

– Я расселил их по разным местам, и они быстро расплодились. Сейчас живут себе припеваючи, охраняют мое королевство и служат мне верой и правдой.

В тот вечер Матолух и Бендигайд много говорили друг с другом, не забывая время от времени слушать менестрелей, да и о других развлечениях тоже, а когда спать им захотелось больше, чем веселиться, они отправились по своим покоям. Пир продолжался и на другой день, и на третий, а потом Матолух взошел на свой корабль и отплыл вместе с Бранвен в Ирландию. Тринадцать кораблей вышли в море в Абер Менае.

В Ирландии обрадовались возвращению короля. Всем хотелось взглянуть на королеву Бранвен, и она никого не отпустила без подарка: колечка, или браслета, или драгоценного камня, который не стыдно показать, выходя от королевы. Так прошел год. Бранвен была счастлива в Ирландии, где все ее почитали и любили. Тем временем она забеременела и в положенное время родила сына, которого назвали Гверн, сын Матолуха, и отдали на воспитание таким приемным родителям, о которых можно только мечтать.

А на другой год в Ирландии вдруг поднялся шум из-за обиды, нанесенной Матолуху в Камбрии[5]. Его названые братья, по крайней мере те, что были к нему ближе других, открыто бранили его, и у него не было другого способа добиться мира в собственном доме, как только разрешить им отомстить за себя. А они придумали изгнать Бранвен из королевских покоев и заставить ее стряпать на весь двор, да еще приказали мяснику каждый день после того, как он покончит с рубкой мяса, подходить к ней и бить ее в ухо. Такое они придумали ей наказание.

– Господин, – говорили Матолуху его советники, – запрети своим кораблям и лодкам заходить в Камбрию, а если к нам придет корабль из Камбрии, брось всех, кто на нем будет, в темницу, чтобы в Камбрии ничего не узнали о наших делах.

Матолух послушался своих советников и поступил, как они сказали. Так прошло три года.

Бранвен же поселила в крышке, которой накрывали квашню, скворца, научила его говорить и рассказала ему о своем добром брате. А потом она написала письмо и не стала скрывать, какие горести и унижения ей приходится терпеть в доме мужа. Привязав письмо к крылу скворца, она велела ему лететь в Британию, и скворец, благополучно одолев все препятствия, отыскал Бендигайда Врана в Арвоне, где тот держал совет, сел ему на плечо и расставил крылья, чтобы Бендигайд обратил внимание на письмо. Все поняли, что это не простой скворец.

Бендигайд Вран взял письмо, и, когда прочитал его, великая печаль охватила камбрийца из-за мучений Бранвен. Нимало не медля, он разослал гонцов в разные стороны, чтобы поскорее собрать большой совет. На совете Бендигайд поведал о страданиях дочери Хлира, и решено было плыть в Ирландию, а в Британии оставить семь королей и над ними Карадаука, сына Брана, и чтобы жили они в Эдейрнионе. Бендигайд Вран со своими рыцарями взошел на корабль и отправился в путь. Тех же, кто остался вместо него, звали Карадаук, сын Брана, и Хевейт Хир, и Иник Глев Асгвид, и Итик, сын Анараука Гвахлтгруна, и Фодор, сын Эрвихла, и Гулх Минаскурн, и Хлассар, сын Хлайсара Хлайсгивневида. С ними был еще юный паж Пендаран Давед. Они все вместе правили островом, а главным над ними был Карадаук, сын Брана.

Бендигайд Вран с воинами отплыл в Ирландию и быстро добрался до мелкой воды при слиянии двух рек, Хли и Архана, как их тогда называли. Там королю пришлось оставить корабль и на себе перетащить поклажу на берег Ирландии.

На берегу их увидели свинопасы Матолуха, которые тотчас отправились к своему королю.

– Привет тебе, господин, – сказали они.

– Господь с вами, – отозвался Матолух. – Какие несете новости?

– Господин, у нас для тебя необычная новость. На море, на том месте, где раньше не было ни травинки, теперь вырос целый лес.

– Это и вправду чудо. Видели вы еще что-нибудь?

– Видели, господин, высокую гору возле леса, которая не стояла на месте, а на вершине горы гребень и по обе стороны от него по озеру. И лес, и гора, и все там все время движется.

– Воистину, – изумился Матолух, – из нас никто об этом не знает, разве что Бранвен.

И он послал гонцов за Бранвен.

– Госпожа, – спросили они, – знаешь ли, о чем говорят эти люди?

– Мужи с Могучего Острова приплыли сюда, ибо они прослышали о моих бедах.

– О каком это лесе говорят свинопасы?

– О корабельных мачтах, – ответила она.

– А что за гора рядом с кораблями?

– Это Бендигайд Вран, мой брат, который добрался до малой воды. Ни одному кораблю не под силу перевезти его по ней, слишком он тяжел.

– О каком гребне они говорят и о каких озерах?

– В Ирландию он прибыл в гневе. Гребень – это нос, а глаза – озера.

Воины Ирландии в спешке собрались на совет и стали думать, как им быть с Бранвен и Бендигайдом.

– Господин, – сказали они Матолуху, – нам ничего не остается, как перейти реку Линон и обрушить мост, чтобы брат твоей жены не мог пересечь ее. Ибо на дне этой реки лежит огромный валун, который притягивает корабли, и ее не одолеет даже маленькая лодка.

Ирландцы ушли за реку и обрушили мост.

Бендигайд Вран со своими кораблями и рыцарями явился следом за ними на то место, где раньше был мост.

– Господин, – сказали его вожди, – нам известна эта река, и через нее без моста нельзя перейти. Говори, что нам делать.

– Нечего мне сказать вам. Но кто хочет быть вождем, будет и мостом. Так что мостом буду я.

В первый раз такое было сказано в Британии, а потом уж многие повторяли.

Бендигайд в самом деле лег поперек реки, и на него положили доски, по которым все его воинство перешло на другой берег.

Когда же он вновь поднялся на ноги, его уже поджидали гонцы от Матолуха. Они с почтением приветствовали Бендигайда и сказали, что их повелитель не держал в голове дурных мыслей.

– Матолух отказался от своего королевства в пользу Гверна, сына Матолуха, твоего племянника и сына твоей сестры, и тем он заплатил за зло, причиненное Бранвен. И еще Матолух согласен поселиться, где ты ему скажешь, будь то в Ирландии или на Могучем Острове.

– Я могу отобрать у него королевство и без его согласия, – заявил Бендигайд Вран. – А если нет, вот тогда будем держать совет. Таково мое слово, и другого не ждите.

– Если у нас будет приятная весть для тебя, мы немедленно сообщим, – заверили его гонцы. – А ты подожди нашего ответа.

– Идите, – приказал им король, – да возвращайтесь побыстрее.

Гонцы в мгновение ока были у Матолуха.

– Господин, приготовь что-нибудь получше для Бендигайда Врана, а то он и слушать нас не хочет.

– Друзья мои, что вы мне посоветуете?

– Господин, только одно. До сих пор никто не слышал, чтобы у него был настоящий дом. Так почему бы тебе не построить дом? И пусть на одной половине поселится он со своими воинами, а на другой – ты со своими воинами. Да еще откажись от своего королевства и воздай ему положенные почести. Тогда, может быть, он заключит с тобой мир.

Гонцы отправились обратно к Бендигайду Врану.

Он держал совет, и на совете было решено, что он согласен на предложение Матолуха. Бранвен сама уговаривала его, потому что ей не хотелось, чтобы воины Бендигайда разрушили ее королевство.

Мир был заключен. Дом построен. Он получился большой и крепкий.

Однако ирландцы задумали недоброе. Они решили якобы украсить дом, прикрепив к каждой из ста колонн по два резных крюка, а на каждом крюке висело по кожаному мешку, а в каждом мешке сидел вооруженный воин. Но первым во главе войска Могучего Острова явился Эвниссиен и, обшарив острым взглядом все углы, заметил мешки на колоннах.

– Что в этом мешке? – спросил он у ирландцев.

– Мясо, господин, – ответили они.

Эвниссиен долго щупал мешок, пока не нащупал человеческую голову, и так сжал ее, что треснул череп. Тогда он оставил этот мешок и перешел к следующему.

– Что тут? – спросил он у ирландцев.

– Мясо, – ответили они.

С воином в этом мешке Эвниссиен поступил точно так же, как с воином в первом мешке, и так же он поступил с остальными воинами – всего двумястами, кроме одного.

Подойдя к последнему мешку, опять спросил, что в нем.

– Мясо, – ответили ирландцы.

Эвниссиен вновь принялся ощупывать воина, пока не добрался до его головы, и, хотя на голове у него оказался шлем, Эвниссиен все равно его убил. Потом он запел:

Другое мясо в этом мешке,

Не такое, как в остальных,

Его можно брать в битву.

Воины вошли в дом: ирландцы – с одной стороны, а воины с Могучего Острова – с другой. Они расселись и приступили к переговорам. В конце концов королем провозгласили сына Матолуха и Бранвен. Едва заключили мир, Бендигайд Вран подозвал мальчика к себе. Потом мальчик подошел к Манавитану. Всем воинам он понравился. А когда после Манавитана он, радостный, подошел к Ниссиену, сыну Айроссвита, обидевшись, спросил Эвниссиен:

– Почему мой племянник и сын моей сестры не подходит ко мне? Король он Ирландии или нет, я все равно люблю его.

– С удовольствием посылаю его к тебе, – молвил Бендигайд Вран, и мальчик весело подошел к Эвниссиену.

«Клянусь небом, – сказал про себя Эвниссиен, – я сейчас совершу убийство».

Не успели мужи опомниться, как он схватил мальчика за ноги и сунул головой в самый огонь. Бранвен, сидевшая между братьями, увидела, что ее сын горит, и тоже бросилась в огонь, но Бендигайд Вран успел одной рукой схватить ее, пока другой рукой нащупывал свой щит. Все, кто был в доме, забегали и закричали, и воины стали торопливо надевать на себя доспехи.

Пока воины занимались доспехами, Бендигайд Вран прикрывал Бранвен щитом, прижав ее к груди.

Ирландцы разожгли костер под котлом и стали складывать в него убитых, пока котел не наполнился доверху, и на другой день все их воины были в строю, разве что говорить они уже не могли. Когда Эвниссиен увидел, сколько полегло воинов Могучего Острова, которых никто не думал оживлять, он воскликнул в сердцах:

– Горе мне! Великую беду я навлек на Могучий Остров! Пусть небо покарает меня, если я не найду достойный выход!

Он лег среди мертвых ирландцев, и два необутых ирландских воина положили его в котел, приняв за своего, а он, вытянувшись, поднатужился, сколько хватило сил, и котел распался на четыре части; правда, сердце Эвниссиена тоже не выдержало и разорвалось.

Благодаря ему воины Могучего Острова не были побеждены, но и победителями они не стали, ибо лишь семеро из них избежали смерти, и даже Бендигайд Вран был ранен отравленной стрелой в ногу. Спаслись же Прадери, Манавитан, Глинай Айл Таран, Талиесин, Анаук, Гридиен, сын Мириела, и Хайлин, сын Гвинна Хена.

Бендигайд Вран приказал, чтобы ему отрубили голову.

– Возьмите мою голову, – сказал он, – отнесите ее на Белую гору в Лондоне и похороните ее там лицом к Франции. Долгий путь ждет вас впереди. В Харлехе вы будете пировать семь лет, и вам будут петь птицы Хрианон. Моя голова не станет вам в тягость, как не была никогда. В Гвалесе, что в Пенвро, вы проживете без забот сорок лет и еще сорок лет, и голова будет целой и невредимой, но когда вы откроете дверь в сторону Абер Хенвелена и Корвахла, тогда не медлите и собирайтесь в путь, чтобы похоронить мою голову в Лондоне.

Воины отрубили голову Бендигайду Врану, и все семеро отправились в обратный путь. Бранвен была восьмой. Они добрались до Абер Алау в Талеболионе и присели отдохнуть, когда Бранвен отыскала глазами Ирландию, потом Могучий Остров и заплакала.

– Горе мне! Зачем я, несчастная, родилась на свет, если из-за меня погибли два острова!

Она громко застонала, и горе разбило ей сердце. Воины вырыли могилу, насыпали над ней четырехгранный холм и оставили Бранвен лежать на берегу Алау.

Потом все семеро пошли дальше в Харлех и не забыли взять с собою голову своего короля. По дороге они встретили множество мужчин и женщин.

– Кто теперь над вами король? – спросил их Манавитан.

– Касвахлаун, сын Бели, захватил Могучий Остров и сел королем в Лондоне.

– А что сталось с Карадауком, сыном Брана, и семью рыцарями, оставленными править островом?

– Касвахлаун напал на них и убил шестерых. У Карадаука же сердце разорвалось от горя. Он видел меч, убивавший его сотоварищей, но не видел, кто держит меч, потому что Касвахлаун надел на себя чудесное покрывало, чтобы никто не видел, как он убивает законных правителей, но меч-то был виден всем. Да и Касвахлаун был рад, что ему не пришлось убивать Карадаука, потому что он – сын его двоюродного брата и его племянник.

Карадаук был уже третьим, чье сердце, не выдержав горя, разорвалось в одночасье.

– Пендаран Давед, – рассказывали люди, – юный паж, оставленный со взрослыми мужами, убежал в лес и тем спасся.

Воины пошли дальше в Харлех и там остановились на отдых, достали мясо, вино и едва сели на землю, как к ним прилетели три птички и запели песню, с которой ни одна не сравнится в сладкозвучии. Хотя на самом деле птицы были далеко от берега, воинам казалось, что они совсем рядом, и они заслушались их. Так прошло семь лет.

Через семь лет воины направились в Гвалес, что в Пенвро. Там они нашли красивое место прямо над морем, а внизу большую пещеру и в ней три двери, из которых две были открыты, а третья закрыта, потому что из нее открывался вид на Корнвахл.

– Смотрите, – сказал Манавитан, – эту дверь не трогайте.

Всю ночь они пировали и веселились, но что ели и что пили – не запомнили. Не запомнили они и песни, которые слышали в эту ночь, зато забыли о своих печалях. Восемьдесят лет, пируя и веселясь, они прожили в Гвалесе, ни разу не наскучив этой жизнью. Никто из них не считал пройденных лет и не задумывался, почему с ними голова Бендигайда Врана, а не он сам.

Однажды Хайлин, сын Гвинна Хена, не выдержал и сказал:

– Я не я буду, если не открою дверь и не посмотрю, что там за нею.

Он открыл дверь и увидел Корнвахл и Абер Хенвелен. Сразу же рыцари вспомнили обо всех своих бедах и обо всех друзьях и товарищах, погибших в Ирландии. Вспомнили они и о злой участи своего короля. Больше они не могли медлить и тотчас отправились в Лондон. Они похоронили голову Бендигайда Врана на Белой горе, и это была уже третья могила на их пути, и самая несчастливая из всех, потому что ее потом разрыли, а пока ее не разрыли, ни один чужеземец не ступил ногой на эту землю, не захватил ее и не подчинил своей воле.

Такова история рыцарей Могучего Острова, отправившихся в Ирландию.

В Ирландии же никого не осталось в живых, кроме пяти женщин на сносях, успевших спрятаться в пещере в Ирландской пустоши. В одну и ту же ночь все они разродились здоровыми сыновьями, которых бережно растили, пока они не превратились во взрослых мужей и не задумались о том, что пора им обзаводиться женами. Каждый из пяти юношей взял в жены мать своего друга, и они стали править страной и населять ее.

Пятеро юношей поделили между собой Ирландию, и как они поделили ее, так она поделена и до наших дней. Осмотрев земли, где раньше шли сражения, юноши отыскали там много золота и серебра.

Так заканчивается второе сказание, в котором рассказывается о несчастье Бранвен, ставшем третьим несчастьем для острова, а также о великом веселье Брана, когда воины ста сорока стран и еще десяти отправились в Ирландию отомстить за обиду Бранвен, а также о семилетнем пире в Харлехе, о птицах Хрианон и о голове короля, похороненной спустя восемьдесят лет после его смерти.

Манавитан, сын Хлира

Когда семеро мужей, о которых мы говорили, похоронили голову Бендигайда Врана на Белой горе в Лондоне, положив ее лицом к Франции, Манавитан посмотрел на Лондон и на своих товарищей и тяжело вздохнул, так у него было безрадостно на сердце.

– Горе мне, Господь Всемогущий! – вскричал он. – Один я на всей земле сегодня без крова!

– Господин, – сказал Прадери, – не печалься. Король Могучего Острова – твой двоюродный брат, и хотя он несправедливо поступил с тобой, ты ведь никогда не претендовал на его земли и владения. Не первого тебя он лишил наследства, а третьего.

– Ты прав, хоть и горько мне видеть его на месте Бендигайда Врана. Никогда я не смогу жить с ним в одной стране.

– Послушай моего совета, – попросил Прадери.

– Слушаю, если тебе есть что сказать.

– В моем владении семь округов, – продолжал Прадери, – и там живет моя мать Хрианон. Я дам ее тебе в жены и дам семь округов в придачу, и хоть сейчас у тебя ничего нет, прекраснее этих семи округов все равно ничего не будет. Моя жена – Киква, дочь Гвинна Глойва. Но эти семь округов я получил в наследство и могу отдать их тебе и Хрианон, если тебя мучает то, что у тебя ничего нет.

– Спасибо, вождь. Господь вознаградит тебя за твою дружбу, но я отказываюсь от твоих владений.

– Я покажу тебе, что такое дружба, если ты мне позволишь.

– Позволю, друг, и Господь вознаградит тебя. Я пойду с тобой, чтобы повидаться с Хрианон и взглянуть на твои земли.

– И хорошо сделаешь, – обрадовался Прадери. – Поверь мне, ты никогда не встречал более сладкоречивой дамы, и красавицей она была на диво в свои лучшие годы. Она и теперь прекрасна.

Они отправились в путь, и, как ни длинна была дорога, в конце концов они добрались до Даведа, а в Нарберте счастливые Хрианон и Киква сразу же приказали готовить пир. Манавитан заговорил с Хрианон, и чем дольше он говорил с ней, тем больше она ему нравилась, и он думал, что никогда еще ему не случалось видеть даму красивее, чем Хрианон.

– Прадери, – заявил он, поразмыслив. – Я сделаю, как ты сказал.

– А что он сказал? – спросила Хрианон.

– Госпожа, – ответил Прадери, – я предложил тебя в жены Манавитану, сыну Хлира.

– Мне радостно слышать твои слова, – не стала возражать Хрианон.

– И я тоже рад, – сказал Манавитан. – Пусть Господь вознаградит того, кто умеет быть настоящим другом.

Еще не кончился пир, как Хрианон стала его женой.

– Празднуйте и пируйте, – сказал Прадери, – а я отправляюсь в Хлойгир засвидетельствовать мое почтение Касвахлауну, сыну Бели.

– Господин, – возразила Хрианон, – Касвахлаун сейчас в Кенте, и ты можешь еще попировать с нами, пока он не вернется оттуда.

– Я подожду, – согласился Прадери.

Кончился пир, они объехали весь Давед, много охотились и развлекались, как могли. Обозревая свои владения, они с каждым днем убеждались, что нигде нет земли красивее, охоты лучше, меда и рыбы больше, и так подружились все четверо, что им и в голову не приходило расстаться хотя бы ненадолго.

Тем не менее Прадери съездил-таки в Оксфорд к Касвахлауну и был у него дорогим гостем, и все славили Прадери за то, что он приехал засвидетельствовать королю свое почтение.

После возвращения Прадери и Манавитан вновь принялись за пиры и веселье. Главный пир был устроен в Нарберте, ибо там находился главный дворец короля и там его короновали на правление. Едва они утолили первый голод, как встали из-за стола, оставив слуг накрывать вторую перемену, и все четверо в сопровождении свиты отправились на Горсет Нарберт. Они отдыхали там, как вдруг раздался гром, словно начиналась гроза, и на землю опустился такой плотный туман, что в двух шагах ничего не было видно. Потом туман рассеялся и вновь стало светло, как прежде. Друзья посмотрели туда, где раньше паслись стада и стояли жилища, но не увидели ни дыма, ни огня, ни единого следа человеческого обитания. Дворец, правда, стоял на месте, но совершенно пустой, словно в нем никогда не жили ни люди, ни собаки. Да и на горе сидели лишь Прадери с женой и Манавитан с женой, а их свиты и след простыл.

– Господь Всемогущий, куда же все подевались? – вскричал Манавитан. – Где моя челядь и где мои воины? Надо пойти посмотреть.

Они возвратились в пиршественную залу, но там тоже никого не было. Тогда они поднялись на крепостную стену и обошли все спальни – нигде никого. Даже в кухне никого не осталось.

Четверо друзей не стали долго грустить. Они пировали, и веселились, и охотились, и исполняли все свои желания. Они обошли всю страну, заглянули в каждый дом, и везде их встречали лишь дикие звери. Рано ли, поздно ли, у них кончились запасы мяса и вина, и Манавитан с Прадери принялись охотиться и искать мед не для забавы, а ради пропитания. Так прошел один год, потом другой, и в конце концов им стало совсем нечего есть.

– Нельзя больше ждать, – сказал Манавитан. – Надо ехать в Хлойгир.

Они отправились в Хлойгир и поселились в Херефорде. Там Прадери взялся делать седла, а Манавитан золотил луки и покрывал их синей глазурью, как, он видел, делал Хлайсар Хлайсгивневид. И глазурь у него была точно такая же. Ее до сих пор называют Кахл Ласар – синяя глазурь, потому что придумал и сотворил ее Хлайсар Хлайсгивневид.

Пока Манавитан и Прадери занимались этим ремеслом, ни одно седло местных мастеров не нашло себе покупателя во всем Херефорде, и седельщики сильно приуныли из-за этого. Шутка сказать, никто не хотел у них ничего покупать, всем подавай седла чужеземцев. Тогда они собрались на совет и постановили убить Манавитана и Прадери.

Манавитан и Прадери не знали об этом, но, когда их предупредили добрые люди, они решили бежать.

– Клянусь небом, – говорил Прадери, – мы должны не бежать, а убить здешних невежд.

– Ну нет, – возразил Манавитан. – Если мы сцепимся с ними, о нас пойдет худая слава и, не дай бог, нас еще бросят в темницу. Лучше нам переселиться в другой город.

Так они и сделали.

– Что будем делать теперь? – спросил Прадери.

– Будем делать щиты, – ответил Манавитан.

– А ты знаешь, как они делаются?

– Попробуем, авось получится.

И они принялись делать щиты, вспоминая самые красивые, какие только видели раньше, и еще они покрывали их глазурью, как прежде покрывали седла. Припеваючи жили Манавитан и Прадери, зато из местных мастеров ни один не мог продать ни одного щита. К тому же Манавитан и Прадери работали быстро и за короткое время могли снабдить щитами целое войско, так что в конце концов городские мастера сошлись на совет и постановили их убить. Однако и на сей раз Манавитан и Прадери заранее об этом узнали, даже сами слышали, что говорили о них горожане.

– Прадери, – сказал Манавитан, – нас хотят убить.

– Зачем нам бежать? Давай сами нападем на них.

– Нет. Касвахлаун со своими людьми прослышит об этом и убьет нас. Придется нам перебираться в другой город.

Так они и сделали.

– Чем займемся теперь? – спросил Манавитан.

– Чем тебе больше нравится, – ответил Прадери. – Мы много что умеем.

– Будем шить башмаки. Вряд ли среди башмачников найдутся храбрецы, которые захотят с нами подраться и тем более нас убить.

– Это еще как сказать, – усомнился Прадери.

– Так и скажем, – заявил Манавитан. – Я научу тебя шить башмаки. Выделывать кожу мы не станем, купим ее у торговцев, а сами будем только шить.

Они начали с того, что накупили лучшей кожи, какую только смогли найти в городе, а потом заключили договор с золотых дел мастером и заказали ему застежки для своих башмаков, и не простые застежки, а золоченые, причем Манавитан сам научил мастера золотить их особым способом. Так Манавитан стал мастером золотых башмачков, и с тех пор другим башмачникам не удалось сбыть ни одной пары. Башмачники скоро поняли, что им грозит разорение (потому что Манавитан кроил башмаки, а Прадери их шил, и дело у них спорилось), и тогда они, собравшись все вместе, постановили убить чужаков.

– Прадери, – сказал Манавитан, – башмачники хотят нас убить.

– Долго мы еще будем терпеть? – возмутился Прадери. – Давай первыми нападем на них.

– Нет, мы не станем их убивать, но и в Хлойгире больше не останемся. Поедем-ка мы в Давед. Пора нам посмотреть, что там делается.

Они возвратились в Давед и сразу направились в Нарберт. Там они разожгли очаг и стали охотой добывать себе мясо. Прошел месяц. Манавитан и Прадери собрали псов со всей страны и целый год прожили в Даведе, пробавляясь охотой.

Как-то утром Манавитан и Прадери проснулись, кликнули собак и отправились в лес. Собаки бежали впереди, но едва первые из них приблизились к небольшому кустику, с виду похожему на все остальные, как поджали хвосты и опрометью бросились обратно.

– Надо посмотреть, что там, – сказал Прадери.

Когда они подошли поближе, из куста поднялся дикий кабан с белой как снег шерстью. Подбадриваемые людьми, псы бросились на него, а он, чуть подавшись назад, и не думал от них бежать, пока Манавитан и Прадери не подошли еще ближе. Тогда он еще немного подался назад, а потом уж пустился наутек. Они бросились за ним и бежали без передышки, пока не увидели впереди большой красивый замок, построенный на том самом месте, где, как они знали, раньше не водилось не то что людского жилья, а и порядочного камня. Вепрь вбежал в замок, собаки – за ним. Вепрь и собаки уже скрылись в замке, а Манавитан и Прадери еще не пришли в себя от изумления. С вершины горы Горсет они высматривали своих собак, но те как сквозь землю провалились.

– Господин, – вызвался Прадери, – я пойду в замок и поищу там наших собак.

– Ну нет, – возразил ему Манавитан, – глупо так запросто идти в замок, который мы в первый раз видим. Послушай моего совета, не ходи туда. Этот замок построил тот, кто сотворил колдовство на нашей земле.

– Не могу же я бросить своих собак на произвол судьбы.

Как ни уговаривал его Манавитан, Прадери твердо стоял на своем. Когда он приблизился к стенам замка, то не увидел ни мужчины, ни женщины, ни собаки, ни вепря. Он вошел в ворота, но внутри тоже никого не было. Зато посреди залы из мраморного пола бил фонтан, а рядом с фонтаном на мраморной подставке стояла золотая чаша, и везде висели золотые цепи, конца которым не было видно.

Прадери восхитился искусной работой мастера, сотворившего чашу. Он подошел ближе и хотел было взять ее в руки, но стоило ему руками коснуться чаши и ногами – мраморной подставки, как радость покинула его, и он застыл на месте, не в силах выговорить ни слова или хотя бы пошевелить пальцем.

Манавитан ждал Прадери до самого вечера, а вечером, поняв, что не видать ему больше ни друга, ни собак, вернулся во дворец. Едва он вошел, как Хрианон спросила его:

– Где Прадери? И где собаки?

– Послушай, – ответил он, – что случилось.

И обо всем рассказал Хрианон.

– Что ты за воин, – упрекнула его Хрианон, – если бросил в беде лучшего друга.

С этими словами она покинула дворец и направилась к замку по дороге, о которой ей рассказал Манавитан. Ворота замка оказались открытыми, и Хрианон, войдя, почти сразу увидела Прадери, который держал в руке чашу. Она подошла к нему.

– Господин мой, что ты тут делаешь?

Она хотела взять у него чашу, но только коснулась ее, как приросла к мрамору и больше не произнесла ни слова. Тем временем наступила ночь, прогремел гром, на землю спустился туман, замок исчез, и они вместе с ним.

Когда Киква, дочь Гвинна Глойва, поняла, что Прадери и Хрианон не вернутся во дворец и они остались вдвоем с Манавитаном, она сильно опечалилась. Ей даже расхотелось есть и стало безразлично, жива она еще или уже умерла.

Манавитан все видел.

– Ты ошибаешься, если ведешь себя так из страха передо мной. Клянусь небом, сколько я проживу на земле, столько буду тебе верным другом. Знаешь, давным-давно я поверил Прадери, и как я дружил с ним, так буду дружить с тобой. Не бойся меня. Я призываю небеса в свидетели, что сделаю для тебя все, что в моих силах, пока Господу угодно ниспосылать на нас несчастья.

– Господь вознаградит тебя, – отозвалась Киква. – Ты правильно меня понял.

Киква вновь обрела твердость и была этому рада.

– Воистину, госпожа, не след нам оставаться тут, когда мы потеряли наших собак и не можем добыть себе еды, – сказал Манавитан. – Пойдем в Хлойгир. Там легче прокормиться.

– Так и сделаем, – согласилась Киква.

И они отправились в Хлойгир.

– Господин, – спросила Киква, – чем мы будем жить? Какое ты выберешь ремесло?

– Нечего мне больше выбирать. Буду шить башмаки, как прежде.

– Господин, – сказала тогда Киква, – это ремесло не годится для высокородного вождя.

– Ничего. Им я, по крайней мере, прокормлюсь, – ответил ей Манавитан.

Едва придя в город, он сразу же взялся за дело – стал шить башмаки и золотить застежки к ним. Сколько он ни шил башмаков, все с легкостью продавал, а остальные башмачники никак не могли сбыть свой товар с рук. Никто им ничего не заказывал, и никто у них ничего не покупал. Так прошел год. Башмачники очень завидовали Манавитану и, не выдержав, сошлись на совет, но один добрый человек предупредил вождя о том, что башмачники хотят его убить.

– Господин, – спросила Киква, – что нам делать?

– Возвратимся в Давед, – сказал ей Манавитан.

Они опять возвратились в Давед, правда, теперь Манавитан захватил с собой мешок с зерном. Они пришли в Нарберт, и Манавитан, как никогда, обрадовался, что вновь видит землю, на которой он охотился вместе с Прадери и Хрианон. Он стал ловить рыбу и загонять оленей в лесу, а потом потихоньку принялся готовить землю и засеял одно поле, другое и третье. Никогда еще на земле не было пшеницы лучше, и таких тучных колосьев еще ни один человек в глаза не видывал.

Подошло время уборки урожая. Манавитан осмотрел свои поля.

– Завтра я буду жать, – сказал он Кикве.

Он провел ночь в Нарберте, а когда рано утром вернулся на поле, то не нашел на нем ничего, кроме ободранных стеблей. Ни один колос не осыпался на землю, все они были аккуратно срезаны и унесены неведомо куда. Манавитан очень удивился.

Он пошел на другое поле – посмотреть, как там дела.

– Я буду жать завтра, – сказал он.

Наутро он вернулся на поле, и опять оно было голым-голо.

– Господь Всемогущий! – воскликнул он. – Кто бы ни начал войну против меня, он собирается довести ее до конца и погубить вместе со мной мою страну.

Он пошел взглянуть на третье поле и увидел, что там выросла пшеница, краше которой не найти на всей земле. Тогда Манавитан сказал:

– Если я не буду беречь урожай этой ночью, опять случится беда. Тот, кто опередил меня сегодня и вчера, наверняка намерен поступить так и завтра. По крайней мере, надо узнать, кто это.

Он взял меч и пошел сторожить свое поле, но прежде все рассказал Кикве.

– Что ты будешь делать? – спросила она.

– Буду сторожить.

Так Манавитан оказался вечером в поле, а в полночь зашумело кругом, загудело, и он увидал полчище мышей, которых невозможно было пересчитать. Сначала он ничего не понял, но, когда мыши направились на поле и каждая залезла повыше на стебель, а потом, нагнув его своей тяжестью, принялась перегрызать его, так что не осталось ни одного незанятого колоса, Манавитан пришел в ярость.

Однако ему было не легче сладить с мышами, чем с птицами в небе. Но за одной мышью, самой неловкой, он все-таки погнался, с трудом поймал ее, сунул в рукавицу и принес во дворец, а там сразу направился в залу, где Киква разожгла огонь, и повесил рукавицу на крючок.

– Господин, что в этой рукавице? – спросила Киква.

– Воришка, который грабит меня.

– Что же это за воришка, если помещается в рукавице?

– Я тебе скажу.

И Манавитан рассказал Кикве, как мыши пришли на его поле и унесли всю пшеницу.

– Одна из этих мышей сейчас у меня в рукавице, – закончил свой рассказ Манавитан, – и завтра утром я ее повешу, а если мне удастся переловить их всех, то я их всех перевешаю.

– Господин, – молвила Киква, – никогда я не слышала ничего чудеснее, только мне кажется, что для такого высокородного вождя унизительно возиться с мышами. Не трогай ты их и эту отпусти домой подобру-поздорову.

– Горе мне, если я не перевешаю всех, которых мне удастся поймать. А ту, что я уже поймал, я точно повешу.

– Воистину, господин, незачем мне защищать этих зверюшек, – уговаривала его Киква. – Я лишь хочу уберечь тебя от беды. А ты делай, как пожелаешь.

– Если бы ты назвала мне хоть одну причину, почему я должен отпустить мышь, я бы это сделал, – сказал Манавитан, – но ты, госпожа, пока не назвала ни одной.

– Делай как хочешь.

Манавитан отправился на Горсет Нарберт, не забыв прихватить с собой мышь. На вершине он воткнул в землю две раздвоенные на концах палки, но едва он это сделал, как увидел приближающегося к нему школяра в лохмотьях. Семь лет не появлялись на этом месте ни звери, ни люди, кроме четверых, из которых двое тоже пропали.

– Господин, – сказал школяр, – пусть будет добрым твой день.

– Тебе тоже всех благ, – ответил Манавитан. – Откуда путь держишь?

– Из Хлойгира, господин, а почему ты спрашиваешь?

– Потому что вот уже семь лет я не видел здесь ни одного человека, кроме четырех, да вот теперь вижу тебя.

– Я иду домой. А ты чем занят, господин?

– Вешаю вора, который меня ограбил.

– Вора? – переспросил школяр. – Я вижу мышонка у тебя в руках, а ведь человеку твоего звания не пристало касаться такого низкого существа. Отпусти его.

– Клянусь небом, не отпущу. Этот мышонок грабил меня на моих глазах, а я поймал его и повешу.

– Господин, я не хочу, чтобы человек твоего звания так унижал себя, потому возьми у меня фунт, который мне дали из милости, и отпусти мышонка.

– Не отпущу, – стоял на своем Манавитан, – и не продам его.

– Как пожелаешь, господин, – сказал школяр. – Просто я еще не видел, чтобы человек твоего звания касался руками мыши.

И пошел своей дорогой.

Когда Манавитан положил поперечину на две раздвоенные палки, он увидел священника в богатых одеждах и на коне.

– Господин, пусть будет добрым твой день.

– Тебе тоже всех благ, – сказал Манавитан. – Благослови меня.

– Пусть будет с тобой благословение Господне. А что, господин, ты делаешь?

– Вешаю вора, которого поймал на месте преступления.

– Кто же этот вор?

– А вот, видишь, мышонок. Он грабил меня, а я его поймал.

– Господин, не касайся руками этого недостойного существа, лучше отпусти его.

– Ни за что, клянусь небесами, не отпущу мышонка и не продам его.

– Ты прав, господин, покупать тут нечего, но я не хочу смотреть, как ты унижаешь себя, поэтому лучше я дам тебе три фунта, и ты отпустишь его.

– Ни за какие деньги, – стоял на своем Манавитан. – Он провинился и должен быть повешен.

– Что ж, делай как знаешь.

И священник поехал дальше.

Когда Манавитан накинул петлю на шею мышонка, откуда ни возьмись явился епископ со свитой. Манавитан застыл на месте, когда епископ подошел к нему.

– Благослови меня, епископ, – попросил он.

– Пусть будет с тобой благословение Господне. А что ты делаешь?

– Вешаю вора, которого поймал на месте преступления.

– Не мышонка ли, которого я вижу в твоих руках?

– Да. Он воровал у меня зерно.

– А… Уж коли я оказался тут, то, пожалуй, дам тебе семь фунтов, чтобы человек твоего звания не марался о столь недостойное существо. Отпусти его, и я дам тебе деньги.

– Я поклялся небесами, что не отпущу его.

– А если я дам тебе двадцать четыре фунта, отпустишь?

– Не отпущу.

– Если ты не хочешь отпустить его за двадцать четыре фунта, я отдам тебе всех коней, которых ты тут видишь, и все мешки с добром, и семь лошадей, которые их везут.

– Нет, клянусь небесами.

– Тогда назови свою цену, – предложил епископ.

– Назову, – согласился Манавитан. – Пусть Прадери и Хрианон вновь станут свободными.

– Будь по-твоему.

– Все равно я не отпущу мышь.

– Чего же ты хочешь?

– Расколдуй семь округов Даведа.

– Будь по-твоему. Отпусти мышь.

– Не отпущу, клянусь небом. Я хочу знать, кто эта мышь.

– Она – моя жена.

– Все равно я не отпущу ее. Зачем она пришла ко мне?

– Чтобы погубить тебя, – ответил епископ, – потому что я – Хлуид, сын Килкойда. Я заколдовал семь округов Даведа, чтобы отомстить за Гваула, сына Клида, у которого научился колдовству. За Гваула, сына Клида, я отомстил Прадери. За игру в «барсука в мешке», в которую с Гваулом сыграл Пуихл Пен Аннувин при дворе Хевейта Хена. Когда ты поселился здесь, все мои родичи пришли ко мне и попросили превратить их в мышей, чтобы они могли погубить твой урожай. Это мои родичи растащили зерно с твоего первого поля и со второго тоже. А на третью ночь ко мне явилась моя жена со своими дамами, и я превратил их в мышей. Моя жена носит моего ребенка. Не будь она в тягости, ни за что бы тебе не поймать ее. Но что было, то было. Я освобожу Прадери и Хрианон и расколдую Давед. Теперь ты знаешь, кто эта мышь. Освободи ее.

– Не освобожу, клянусь небесами.

– Чего же ты хочешь?

– Чтобы ты никогда больше не колдовал в Даведе и никто другой не колдовал.

– Сделаю. А теперь отпусти ее.

– Нет, ни за что.

– Чего же тебе надо?

– А вот чего. Чтобы никто никогда больше не мстил ни Хрианон, ни Прадери, ни мне.

– И это я тебе обещаю. Мудро ты сделал, что попросил об этом, а то не сносить бы тебе головы.

– Ага, этого я и боялся.

– Ну а теперь ты отпустишь мою жену?

– Нет, клянусь небесами, пока не увижу живыми и здоровыми Прадери и Хрианон.

– Вот они.

Тотчас появились Прадери и Хрианон. Манавитан подошел и, поздоровавшись, сел рядом с ними.

– Эй, вождь, отпусти мою жену. Разве ты не получил все, что хотел?

– С радостью отпущу ее.

Манавитан разжал кулак.

Хлуид прикоснулся к мыши волшебной палочкой, и она превратилась в прекрасную молодую женщину.

– Манавитан, оглянись кругом, – сказал Хлуид. – Ты увидишь свои земли ухоженными и людей здоровыми.

Манавитан встал и огляделся и, куда бы он ни посмотрел, везде видел либо людское жилье, либо пасущееся стадо.

– Какие же знаки неволи носили на себе Прадери и Хрианон?

– Прадери носил на шее дверной молоток от моего дворца, а Хрианон – ослиные хомуты, которые снимали с ослов после того, как они привозили во дворец сено.

Вот что они носили. Поэтому третье сказание назвали сказанием о Меннвайр и Менорд.

На этом заканчивается третье сказание.

Мат, сын Матонви

Мат, сын Матонви, был господином над Гвинетом, а Прадери, сын Пуихла, был господином над двадцатью одним округом на юге, в которые входили семь округов Даведа, и семь округов Морганука, и четыре округа Кередигиауна, и три – Астрад Тави.

Надо сказать, что Мат, сын Матонви, жить не мог, если рядом с ним не было какой-нибудь девицы, и изменить это могла лишь война. В то время с ним жила Гойвин, дочь Пебина из Дол Пебина, что в Авроне, и она была самой прекрасной из девиц, которые когда-либо жили на земле.

Мат все время проводил в Кайр Датиле, что в Арвоне, и потому не мог следить за порядком в своих владениях, но у него были два племянника, Гилвайтви, сын Дона, и Гвидион, сын Дона, сыновья его сестры, и они занимались его хозяйством.

Девица была при Мате неотлучно, когда ее полюбил Гилвайтви, сын Дона, и полюбил так сильно, что захотел умереть и стал из-за своей любви таять на глазах. Он очень изменился и телом и душой, и вскоре даже близкие с трудом узнавали в нем прежнего Гилвайтви.

Как-то раз его брат Гвидион внимательно посмотрел на него.

– Юноша, ты, часом, не заболел? – спросил Гвидион.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что вижу, как ты переменился.

– Мой брат и господин, меня губит не болезнь.

– А что же?

– Ты знаешь, – сказал Гилвайтви, – все здесь принадлежит Мату, сыну Матонви, и мы даже шепотом ничего не можем сказать, чтобы ветер не отнес ему наши слова.

– Да, это мне известно, – кивнул головой Гвидион. – Но будь спокоен, я знаю твою тайну: ты любишь Гойвин.

Гилвайтви, поняв, что брату все известно, тяжело вздохнул.

– Молчи и не вздыхай. Если ты сам не можешь ее получить, я сделаю так, что и Гвинет, и Повис, и Дехай-барт будут сражаться за нее. Поэтому развеселись и положись на меня.

И они отправились к Мату, сыну Матонви.

– Господин, – сказал Гвидион, – до меня дошли слухи, что в округе появились невиданные прежде звери.

– Как их называют? – спросил Мат.

– Свиньи, господин.

– На кого они похожи?

– Они небольшие, но кожа у них мягче кожи теленка.

– Небольшие?

– Они меняют свои имена. Теперь их зовут хрюшками.

– Кто же ими владеет?

– Прадери, сын Пуихла. Их прислал ему Араун, король Аннувина.

– Как их у него забрать?

– Я оденусь бардом и отправлюсь к нему, прихватив с собой еще одиннадцать бардов.

– Он тебе откажет.

– Мое путешествие не будет напрасным, господин, я вернусь со свиньями.

– Что ж, тогда собирайся в путь.

Гвидион и Гилвайтви, взяв с собой еще десять мужей, явились в Кередигиаун, который теперь известен как Хритлан Тайви, где был дворец Прадери. Так как они изображали бардов, то их радостно встретили, и Прадери усадил Гвидиона рядом с собой за стол.

– Сказать по правде, – не выдержал Прадери, – я бы с удовольствием послушал кого-нибудь из твоих товарищей.

– Господин, – ответил ему Гвидион, – у нас есть обычай. В первый вечер, когда нас принимают во дворце, поет старший из нас. Позволь, и я с радостью спою для тебя.

Надо сказать, что Гвидион был самым искусным сказителем из всех, кто жил тогда на земле, а на сей раз он особенно постарался, да и сам Прадери слушал его как зачарованный.

Потом Гвидион спросил Прадери:

– Господин, угодно ли тебе, чтобы кто-нибудь другой высказал тебе нашу просьбу, или позволишь сказать мне?

– Говори, – сказал Прадери.

– Тогда слушай, господин, мою просьбу. Дай мне тех животных, что были привезены тебе из Аннувина.

– Ничего не было бы проще, – воскликнул Прадери, – если б я с моими подданными не заключил соглашения! Свиней нельзя увезти отсюда, пока их не станет в три раза больше, чем было сначала.

– Господин, я могу освободить тебя от твоего обещания. Вот как я это сделаю. Сегодня ты не дашь мне ни одной свиньи, но и не откажешь в моей просьбе, а завтра мы устроим обмен.

Вечером Гвидион со своими людьми удалился в отведенные им покои, и они стали держать совет.

– Увы нам, друзья мои, Прадери не отдаст свиней.

– Что ж, надо иначе завладеть ими.

– Я все устрою, – сказал Гвидион.

И он стал творить колдовство. Вскоре, откуда ни возьмись, появились двенадцать боевых коней и двенадцать черных борзых. Все борзые с белой грудью, и каждая в ошейнике и на поводке на вид из чистого золота. На конях тоже были двенадцать седел из железа и золота и точно такие же уздечки. С конями и псами Гвидион пришел к Прадери.

– Здравствуй, господин.

– Господь с тобой.

– Господин, я пришел освободить тебя от твоего слова. Не дари и не продавай свиней. Обменяй их с прибылью для себя. Двенадцать коней с упряжью и под седлами и еще двенадцать псов с ошейниками и поводками, да еще двенадцать позолоченных щитов я дам тебе за них.

Двенадцать грибов он превратил в двенадцать щитов.

– Что ж, – сказал Прадери, – будем держать совет.

И они порешили отдать Гвидиону свиней, а за то взять у него лошадей, и собак, и щиты.

Гвидион и товарищи покинули дворец, не забыв забрать свиней, и отправились в обратный путь.

– Ах, друзья мои, нам следует торопиться, – сказал Гвидион. – Чары имеют силу ровно сутки.

Всю ночь они мчались, не останавливаясь, через Кередигиаун по направлению к тому месту, которое до сих пор называется Мохдрев. На другой день они так же в спешке пересекли Менелит, лишь на ночь задержавшись в городе Мохдрев, что между Кери и Арвистли. Наутро они покинули его и ехали до самого Коммота, что в Повисе, который по той же причине стали называть Мохнант, и там они переночевали, а потом добрались до округа Хрос, и то место, в котором они заночевали, тоже стало называться Мохдрев.

– Храбрые мужи, – сказал Гвидион, – мы должны как можно быстрее добраться до Гвинета, потому что за нами вдогонку уже собирают войско.

Они явились в самый большой город в Архлехвете и там построили свинарник, отчего городу навеки дано имя Крайвирион, а после того как они построили свинарник, они отправились к Мату, сыну Матонви, в Кайр Датил. Там все были в доспехах.

– Что случилось? – спросил Гвидион.

– Прадери призвал двадцать один округ, чтобы снарядить за вами погоню, – отвечали им люди. – Удивительно, что вы так долго добирались и все-таки ускользнули от него.

– Где же свиньи? – спросил Мат.

– В свинарнике, который мы построили в соседнем округе, – ответил Гвидион.

Тут они услышали, что трубят в рог, и увидали войско, которое в боевом порядке направлялось в Пенард, что в Арвоне.

В ту ночь Гвидион, сын Дона, и его брат Гилвайтви возвратились в Кайр Датил, и Гилвайтви силой взял ложе Мата, сына Матонви. Он выгнал из покоев всех дам, а Гойвин заставил остаться.

Когда рассвело, братья возвратились к Мату, сыну Матонви, и стали держать совет, в каком округе им лучше дождаться Прадери с его войском. Долго они совещались и в конце концов решили стоять в Гвинете, что в Арвоне. Между двумя Майнорами – Майнор Пенатом и Майнор Койд Алином – они расположились в ожидании, и там Прадери напал на них. В жестокой битве погибло много воинов с обеих сторон, но воины с юга были обращены в бегство. Не останавливаясь, они бежали до Нанткохла, где их догнали воины Мата, вновь устроившие резню, и бежали дальше – до места под названием Дол Пен Майн, где они почувствовали себя в безопасности и стали искать мира.

Прадери был вынужден оставить заложников, которыми стали Гурги Гвастра и еще двадцать три знатных мужа, и после этого, не вступая в битву, добрался до Трайт Маура, но, когда он с остатками войска бежал в Меленрид, никто не мог помешать простолюдинам стрелять в него. Прадери послал к Мату послов, которые умоляли его простить подданных Прадери, оставив Прадери и Гвидиону, сыну Дона, который сотворил зло в доме Прадери, разбираться в своих обидах.

– Клянусь небесами, – сказал Мат послам, – если Гвидион, сын Дона, согласен, то и я тоже. Я никого не неволю сражаться на поле боя без крайней нужды.

– Твоя правда, – отвечали послы. – И Прадери то же говорит: пусть Гвидион станет с ним лицом к лицу, а воины тут ни при чем.

– Клянусь Богом, я не буду просить народ Гвинета сражаться из-за меня. И если Прадери готов биться со мной один на один, я с радостью принимаю его вызов, – заявил Гвидион.

Послы все от слова до слова передали Прадери, и он сказал:

– Воистину никто не скажет, что я кого-то просил сражаться вместо себя.

Прадери и Гвидион вооружились и вышли друг против друга. Силой, напором и колдовством Гвидион одолел и убил Прадери, который был похоронен на Майн Тириауке, что возвышается над Меленридом. Там могила Прадери.

В печали воины с юга отправились домой, и ничего в этом не было удивительного, потому что в походе они потеряли своего господина и многих самых лучших воинов, не говоря уж о конях и оружии.

Зато воины Гвинета вернулись домой радостными.

– Господин, – сказал Гвидион Мату, – разве не правильно мы поступим, если освободим заложников, которых нам оставил Прадери? Не пристало нам держать их в узилище.

– Освободи их, – приказал Мат.

Так юноши из страны Прадери получили свободу и возвратились домой живыми и невредимыми.

Мат поскакал в Кайр Датил, а Гилвайтви с другими родичами Мата отправился объезжать его владения.

Едва Мат вошел в свои покои, он приказал готовить ложе, желая отдохнуть, положив ноги на колени Гойвин.

– Господин, – сказала ему Гойвин, – придется тебе поискать другую девицу и класть ноги ей на колени, потому что я нечиста перед тобой.

– Как это?

– Меня взяли силой, господин, и я кричала, поэтому все во дворце знают, как было дело. И надругались надо мной твои племянники, господин, сыновья твоей сестры, Гвидион, сын Дона, и Гилвайтви, сын Дона. Злое дело сотворили они со мной, а тебя обесчестили.

– Ты права! – вскричал Мат. – И я не пощажу их. Но сначала позволь мне вознаградить тебя. Потом я займусь ими. Будь моей женой и прими в свои руки владение моими землями.

Гвидион и Гилвайтви долго боялись появляться при дворе, но не покидали владений Мата, пока он не запретил своим подданным кормить их. Не сразу они пересилили страх, но не стерпели голода.

– Господин, – сказали они, – здравствуй.

– Уж не за вознаграждением ли вы пожаловали ко мне?

– Господин, мы вверяем себя твоей воле.

– По вашей вине я потерял много могучих воинов и много оружия. А чем вы искупите другую вину передо мной, ведь вы обесчестили меня? Я уж не говорю о Прадери. Но все-таки вы пришли ко мне и готовы подчиниться моей воле, поэтому я назначу вам наказание.

Он взял волшебную палочку и, коснувшись ею Гилвайтви, превратил его в оленя. Гвидион бросился было бежать, но не тут-то было. Мат и его коснулся волшебной палочкой, и он тоже стал оленем.

– Я назначил вам одинаковое наказание, поэтому будьте вместе и будьте друзьями, и пусть душа и природа у вас станут оленьими. А через год приходите вновь.

Прошел год. Кто-то зашумел возле дворца, потом залаяли собаки.

– Посмотрите, – приказал Мат, – что там такое.

– Господин, там два оленя и олененок с ними.

Мат встал и вышел из дворца. Он увидел трех оленей и поднял волшебную палочку.

– Год вы были оленями, а теперь год побудьте дикими вепрями. – Он коснулся племянников волшебной палочкой.

– Олененка я возьму к себе и окрещу его.

Мат нарек его Хадуном.

– Вы же идите и будьте душой и природой тем, чем вы стали с виду. Через год, день в день, приходите вновь.

Прошел год, и опять громко залаяли дворцовые собаки. Все домочадцы Мата сбежались посмотреть, что происходит во дворе, а потом вышел сам Мат, и ему явились три зверя, два взрослых и один молодой, правда, очень большой для своего возраста.

– Я его возьму, – сказал Мат, – и окрещу его.

Он коснулся его волшебной палочкой, и тотчас вепренок превратился в красивого юношу с рыжими волосами, которого Мат нарек Хахдуном.

– Что же до вас, то вы были вепрями, а теперь побудьте волками. – Он коснулся их волшебной палочкой. – Душой и природой станьте такими, какие вы с виду, а через год приходите.

Прошел год, и вновь поднялся шум, залаяли собаки, и Мат вышел во двор. Он увидел двух взрослых волков и одного крепкого волчонка с ними.

– Я его возьму, – сказал Мат, – и окрещу его. У меня и имя ему припасено – Блайтун. Теперь их трое у меня.

И он запел:

Три сына лживого Гилвайтви,

Три верных воина,

Блайтун, Хадун и Хахдун Длинный.

Он коснулся палочкой взрослых волков, и они превратились в людей.

– За зло, которое вы мне причинили, вы сполна ответили позором и бесчестием. А теперь, – крикнул он слугам, – готовьте для них драгоценные умащения, мойте их и одевайте в лучшие одежды.

Как он сказал, так и было сделано.

Умытые и разодетые пришли юноши к Мату, сыну Матонви.

– Ну что ж, мои родичи, вы отбыли наказание, а теперь я предлагаю вам дружбу. Дайте мне совет: не знаете ли вы девицу, которая подошла бы мне в жены?

– Господин, – отвечал Гвидион, сын Дона, – нет ничего легче. Тебе нужна Арианрод, дочь Дона и твоя племянница, дочь твоей сестры.

Они привезли ее к нему, и она предстала перед ним.

– Девица, – спросил Мат, – ты и в самом деле девица?

– Не знаю, господин, я такая, какая есть.

Тогда он взял волшебную палочку и низко опустил ее.

– Перешагни через нее, и я сам скажу тебе, кто ты.

Она перешагнула через палочку, и тотчас появился светловолосый юноша. Он окликнул ее, и Арианрод бросилась к дверям. А еще появился младенец, которого никто не успел разглядеть, потому что Гвидион, быстро завернув его в бархатное покрывало, спрятал в сундуке в изножии кровати.

– Пусть будет так, – сказал Мат, сын Матонви. – Окрестите этого юношу и нареките Диланом.

Юношу повели крестить, а потом он взял и уплыл в море, в котором обрел свою природу и мог жить лучше всякой рыбы. Поэтому-то его и назвали Дилан, сын Волны. Волна всегда поддерживала его, а смертельный удар ему нанес его дядя Гованнон. Это был третий и роковой удар.

Гвидион спал на своей кровати, как вдруг услышал тихий плач, который доносился до него из сундука. Плач был не такой громкий, чтобы все его слышали, но Гвидион проснулся, торопливо открыл сундук и увидел малыша, который изо всех сил разворачивал бархатное покрывало. Гвидион взял его на руки и отнес женщине, чтобы она его выкормила.

Прошел год.

К концу первого года малыш уже был ростом с двухлетнего ребенка, а к концу второго года сам отправился во дворец. Гвидион увидел его, и мальчик узнал его и полюбил больше кого бы то ни было. Так мальчик жил при королевском дворе, пока ему не исполнилось четыре года, а ростом и умом он был с восьмилетнего.

В один прекрасный день Гвидион отправился в путь и взял с собой мальчика. Они подъехали к замку Арианрод, и Арианрод вышла поздороваться с Гвидионом, и Гвидион тоже поздоровался с ней.

– Что за мальчик с тобой? – спросила она.

– Мой сын, – ответил он.

– Горе мне! – воскликнула она. – Зачем ты меня позоришь? Зачем ты ищешь моего бесчестья и никак не успокоишься?

– Если ты мучилась от стыда так же, как я, воспитывая мальчика, то невелик был твой стыд.

– Как его зовут?

– У него нет имени.

– Пусть так и будет. Никто его не наречет, пока я сама не нареку его, когда захочу.

– Клянусь небом, ты злая женщина. Но что бы ты ни говорила, мальчик получит имя. Тебя мучает одно – никто больше не называет тебя девицей.

В ярости Гвидион покинул Арианрод и возвратился в Кайр Датил.

На другое утро он взял мальчика и отправился с ним по берегу моря до самого Абер Меная. Там Гвидион из осоки и морских водорослей сделал лодку, а из сухих веток и сухой осоки у него при помощи колдовства получилась хорошая кожа. Когда же он покрасил ее, то и вовсе никому еще не доводилось видеть ничего красивее. Он поставил в лодке парус и поплыл с мальчиком по морю к замку Арианрод.

Он стал шить башмаки и занимался этим до тех пор, пока его не заметили из замка, и тогда он поменял обличье свое и мальчика, чтобы их никто не узнал.

– Что за люди там в лодке? – спросила Арианрод.

– Кожевники, – ответили ей.

– Посмотрите, что у них за кожа и какую работу они делают.

Когда слуги Арианрод подошли к лодке, Гвидион как раз золотил и красил кожу, о чем они и доложили своей госпоже.

– Что ж, – сказала Арианрод, – снимите мерку с моей ноги, пусть они сошьют для меня башмаки.

Гвидион сшил для нее башмаки, но не по мерке, и когда она их надела, то они оказались ей велики.

– Слишком велики, – сказала Арианрод, – но все равно заплатите им. И пусть они сошьют другие, поменьше.

Гвидион сшил другие, но они оказались ей малы.

– Скажите им, что эти не налезают мне на ноги.

Слуги передали Гвидиону слова Арианрод.

– Клянусь, я больше не буду шить ей башмаки, пока своими глазами не увижу ее ноги.

С тем слуги вернулись к Арианрод.

– Ладно, – молвила она, – так и быть, спущусь к ним.

Она вышла из дворца, и, когда приблизилась к лодке, Гвидион был занят тем, что кроил башмаки, а мальчик сшивал их.

– Здравствуй, госпожа, – приветствовал ее Гвидион.

– Господь с тобой. Никак не пойму, почему ты не можешь по мерке сшить мне башмаки.

– Раньше не мог, а теперь у меня получится как надо.

Тут невесть откуда прилетел крапивник. Мальчик выстрелил и попал ему в лапу прямо между мышцей и костью.

– Твердая у тебя рука, с такой и на льва можно идти.

– Небо не будет к тебе благосклонно, но мальчик все-таки получил имя, и хорошим именем ты его нарекла. Хлев Хлав Гифес будет он зваться отныне. Лев с твердой рукой.

Кожа исчезла, словно ее никогда не было. Вновь появились водоросли и осока, и Гвидион больше не шил башмаки.

– Ты прав. Лучше ты ничего не мог придумать, чтобы мне насолить.

– Пока еще я не насолил тебе, – ответил Гвидион, возвращая мальчику его облик.

– Что ж, – не сдалась Арианрод. – Пусть будет так. Но мальчику никогда не взять в руки оружия, пока я сама не одарю его им.

– Клянусь небом, – вскричал Гвидион. – Злись не злись, а у мальчика будет оружие.

Они отправились в Динас Динхлев и там жили, пока Хлев Хлав Гифес не научился легко управляться с конем. Он вырос в прекрасного лицом и телом юношу, но Гвидион знал, что ему свет не мил без коня и меча, и призвал его к себе.

– Завтра мы уезжаем, – сказал он, – так что гляди веселей.

– Хорошо.

На другой день, едва занялась заря, Гвидион и Хлев Хлав Гифес отправились к берегу моря, а потом в сторону Брин Ариена. На вершине Кевн Клидно они нашли для себя коней и поехали в замок Арианрод. Приблизившись к воротам, они приняли обличье двух юных друзей, разве лишь Гвидион был с виду посильней своего товарища.

Слугу, который стоял у ворот, он послал к хозяйке:

– Иди и скажи в замке, что мы барды из Гламоргана. – Слуга отправился исполнять приказание.

– Впусти их, – приказала Арианрод, – на них благословение Господне.

Встретили бардов в замке с превеликой радостью и богатые столы накрыли в пиршественной зале. Когда съели все мясо, Арианрод завела с Гвидионом разговор о сказках и сказаниях, ведь Гвидион был отменным сказителем, а когда пришло время покинуть пиршественную залу, Гвидион и юноша отправились в приготовленные для них покои.

Еще было темно, когда Гвидион встал с ложа и призвал к себе все силы своего колдовства и своего могущества. Вскоре поднялся несусветный шум, словно много людей одновременно взялись трубить в роги и кричать что было мочи. В дверь постучали, и Арианрод попросила Гвидиона и юношу впустить ее. Юноша открыл дверь, и в покои в сопровождении девицы вошла Арианрод, запричитав с порога:

– Ах, добрые юноши, беда у нас.

– Мы слышим, там трубят и кричат, – подтвердил Гвидион. – Может быть, ты знаешь, что это значит?

– Поверишь ли, моря не видно, столько там кораблей спешит к берегу. Что нам делать?

– Госпожа, – ответил Гвидион, – я дам тебе совет. Прикажи закрыть ворота и защищай свой замок, а мы тебе поможем.

– Господь воздаст вам за вашу доброту, если вы поможете нам, а оружия у нас много.

Она отправилась за оружием и доспехами и вернулась с двумя девицами, которые несли все, что нужно.

– Госпожа, – сказал Гвидион, – ты помоги моему товарищу, а мне помогут твои девицы. О, я слышу, воины уже близко.

– Так я и сделаю.

И Арианрод, не мешкая, помогла своему сыну облачиться в доспехи.

– Ты закончила? – спросил Гвидион.

– Закончила, – ответила она.

– Я тоже, – сказал Гвидион. – А теперь позволь нам снять доспехи, потому что они нам не нужны.

– Как же так? – вскричала Арианрод. – Ведь замок окружен!

– Нет, госпожа, никто его не окружал.

– Кто же тогда шумел?

– Это я шумел, чтобы ты нарушила клятву, ведь ты по доброй воле и собственными руками снарядила своего сына на битву, и теперь уже ничего не изменишь.

– Господи! – вздохнула Арианрод. – Не ждала я от тебя такого коварства. Много юношей могло погибнуть сегодня из-за поднятой тобой суматохи. Пусть будет так. Но ему не взять в жены девицу из тех, что живут теперь на земле.

– Ты злобная тварь, и никто не должен тебе помогать. А жена у него будет.

Гвидион и Хлев Хлав Гифес пошли к Мату, сыну Матонви, и пожаловались ему на жестокую Арианрод. Заодно Гвидион рассказал, как заставил ее дать юноше оружие.

– Ладно, – проговорил Мат, – давай попробуем сотворить для него жену из цветка. Он уже взрослый, и нет на земле юноши краше его.

Из цветка дуба, цветка ракиты и цветка таволги они сотворили девицу, какой еще не видывали глаза человека, а потом окрестили ее и нарекли Блодайвет.

За свадебным пиром Гвидион сказал:

– Нелегко человеку жить, не имея своей земли.

– Ты прав, – согласился с ним Мат. – Отдам-ка я молодым свой лучший округ.

– Какой округ, господин?

– Округ Динодиг.

В наши дни это Айвионит и Ардидуи.

В округе Динодиг, в том месте, которое называлось Мир И Кастехл, во дворце поселились Хлев Хлав Гифес и Блодайвет. Хлев Хлав Гифес был храбр и справедлив, и его подданные любили его и его жену.

Как-то раз, когда он гостил в Кайр Датиле у Мата, сына Матонви, Блодайвет шла по двору и, услыхав, что трубят в рог, увидала оленя, бежавшего из последних сил. Следом за ним появились собаки и охотники, а за собаками и охотниками – множество пеших людей.

– Пусть кто-нибудь помоложе сбегает и узнает, чье это воинство.

Юный гонец во всю прыть помчался исполнять ее приказание.

– Здесь Гронв Пебир, король Пенхлина, – сказали ему.

И гонец вернулся к своей госпоже.

Гронв Пебир загнал оленя и убил его на берегу реки Кинвайл, где он пробыл до темноты, отгоняя от оленя собак, а потом подошел к воротам замка, где жила Блодайвет.

– Наверно, вождь плохо о нас подумает и всем расскажет, если мы не пустим его на ночь.

– Ты права, госпожа.

Ворота отворили, гостя провели во дворец, и сама Блодайвет вышла поздороваться с ним.

– Госпожа, пусть Господь благословит тебя.

Они сели ужинать. Когда Блодайвет смотрела на Гронва Пебира, ее сердце переполнялось любовью. И его сердце, когда он смотрел на нее, тоже переполнялось любовью. Гронв Пебир не стал скрывать от Блодайвет своих чувств и прямо сказал ей, что любит ее. Блодайвет обрадовалась, и до утра они проговорили о своей любви, которая расцвела всего за одну ночь.

На другое утро им предстояло разлучиться, но Блодайвет попросила Гронва Пебира:

– Молю тебя, останься еще на один день.

День и ночь они провели в разговорах о том, как им поступить, чтобы больше не разлучаться.

– Есть только один способ, – сказал Гронв Пебир. – Ты должна выспросить у Хлева Хлава Гифеса, какой смертью ему предсказано умереть. Сделай это под видом заботы о нем.

На другой день Гронв собрался в путь.

– Молю, не покидай меня, – попросила его Блодайвет.

– Если ты не хочешь, я не поеду, но ты сама знаешь, король может сегодня возвратиться.

– Завтра я обещаю отпустить тебя.

И опять он собрался в дорогу, и опять Блодайвет не пожелала расстаться с ним.

– Ты помнишь, что я тебе сказал? – спросил ее Гронв. – Разузнай, какая смерть ему предсказана, только постарайся быть с ним понежнее.

Наконец возвратился домой Хлев Хлав Гифес. Весь день он и его жена провели за пиршественным столом в беседах и песнях, а ночью, ложась спать, он о чем-то спросил Блодайвет, но она ему не ответила. Он просил еще раз, но снова не получил ответа. Ни одного слова он, как ни старался, не смог из нее вытянуть.

– Ты заболела? Что с тобой?

– Я думаю о том, о чем мы никогда не говорим, потому что боюсь, как бы ты не умер и не оставил меня одну.

– Господь благословит тебя за твою заботу обо мне, но пока Он Сам меня не заберет, убить меня не так-то легко.

– Ради Бога и моего спокойствия, скажи мне, какой смертью ты умрешь. Я ничего не забуду и поберегу тебя.

– Пожалуйста, если хочешь. Мне суждено умереть от раны, нанесенной копьем, которое должны закаливать целый год и к которому нельзя прикасаться, разве что во время воскресного жертвоприношения.

– Это все?

– Нет, не все. Меня убьют не в доме, не вне дома, не на коне, не без коня.

– А как же?

– Я тебе скажу. Возле реки надо поставить чан для купания, над чаном возвести крышу и хорошенько укрепить ее, потом притащить убитого козла и положить его рядом с чаном. Когда я поставлю одну ногу ему на спину, а другую – на край чана, тот, кто ударит меня копьем, нанесет мне смертельную рану.

– Что ж, – сказала Блодайвет, – будем надеяться, небо нам поможет.

Едва она все разузнала, как послала к Гронву Пебиру гонца, и Гронв взялся калить копье. Ровно через год оно было готово, и в тот же день он сообщил об этом Блодайвет.

– Господин, – сказала Блодайвет мужу, – я все думаю и никак не могу представить то, о чем ты рассказал мне. Покажи, как ты должен встать на козла, а я приготовлю чан.

– Что ж, я покажу тебе.

Блодайвет немедля послала известить Гронва, и он тотчас примчался. Она спрятала его в кустах на горе, которую теперь называют Брин Кивергир, что на берегу реки Кинвайл. Еще она приказала собрать на другом берегу, прямо против Брина Кивергира, всех коз и козлов, каких только можно было отыскать в округе.

На другой день она сказала мужу:

– Господин, я приказала поставить чан и возвести над ним крышу. Все готово!

– Хорошо. Пойдем поглядим.

И они вместе отправились поглядеть на чан.

– Ты войдешь? – спросила она.

– Войду, – ответил он.

– Господин, – не унималась его жена, – ты говорил о каких-то зверях. О козлах, кажется?

– Правильно. Одного козла надо убить и принести сюда.

Принесли козла. Хлев поднялся в чане на ноги, оделся и одной ногой стал на козла, а другой на край чана.

Тут выскочил из своего укрытия Гронв и отравленным копьем ударил Хлева Хлава Гифеса в бок. Обыкновенно такое копье легко вытаскивается, но на этот раз наконечник намертво застрял в теле несчастного, который с громким криком обернулся орлом и взлетел в небо. Больше его не видели.

Едва он скрылся из глаз, как Гронв и Блодайвет вместе отправились во дворец и всю ночь не разлучались. На другой день Гронв вступил во владение Ардидуи и стал править там, захватив в свои руки и Ардидуи и Пенхлин.

Тем временем слухи о том, что произошло, достигли ушей Мата, сына Матонви. Но как ни велико было его горе, еще сильнее горевал Гвидион.

– Господин, – сказал Гвидион, – не знать мне покоя, пока я не доищусь правды.

– Господь тебе в помощь, – напутствовал его Мат.

Гвидион покинул дворец и отправился в путь. Он миновал Гвинет и Повис, а когда добрался до Арвана, то пошел в Майнор Пенат к вассалу своего воспитанника. Тот с радостью принял его в своем доме и пригласил переночевать.

Хозяин и вся его челядь спали в том же доме, и последним пришел свинопас.

– Эй, парень, твоя свинья вернулась сегодня домой? – спросил хозяин дома.

– Вернулась. Она сейчас вместе с остальными.

– А куда она уходит? – спросил Гвидион.

– Каждый день, когда открывают свинарник, она словно проваливается сквозь землю.

– Сделай одолжение, подожди меня, прежде чем открывать свинарник.

– С радостью, – ответил свинопас.

Ночью все разошлись по своим местам, а утром, едва рассвело, свинопас разбудил Гвидиона. Он встал, вышел во двор и замер возле свинарника. Едва свинопас открыл дверь, как свинья скользнула наружу и бросилась что было мочи прочь. Гвидион побежал за ней, а она – к реке и потом к ручейку, который теперь называется Нант И Хлев. На берегу ручья она остановилась и принялась за еду. Гвидион спрятался за деревом и увидел, что свинья ест сгнившее мясо и блевотину. Он посмотрел наверх. На вершине дерева то сидел тихо, то встряхивался всем телом орел, и тогда на землю падало гнилое мясо. Гвидион не усомнился, что орел этот и есть Хлев. Он запел:

Дуб растет между двумя берегами,

Темно стало на небе и на земле,

Неужели по ранам не узнать мне,

Что ты Хлев?

Орел немного спустился и вновь уселся на ветку. Тогда Гвидион опять запел:

Дуб растет на холме,

Разве не мочит его дождь? Не ломают его

Девятью двадцать бурь?

На ветке сидит Хлев Хлав Гифес!

Орел слетел на самую нижнюю ветку, и тогда Гвидион запел в третий раз:

Дуб растет у подножия холма!

Великий могучий дуб!

Боюсь я просить,

Сядь, Хлев, мне на колени.

Орел слетел с дерева и уселся ему на колени, а Гвидион, коснувшись его своей волшебной палочкой, вернул ему человеческий облик. Но как же он был жалок на вид! От него только и осталось, что кости и кожа!

Гвидион увез Хлева с собой в Кайр Датил и приставил к нему лучших лекарей Гвинета. Года не прошло, как Хлев Хлав Гифес оправился.

– Господин, – сказал он Мату, сыну Матонви, – настало время взыскать с того, кто причинил мне столько бед.

– Правильно, – ответил Мат. – Не должен он владеть тем, что ему не принадлежит по праву.

– Чем быстрее я восстановлю справедливость, тем лучше.

Мат, сын Матонви, и Хлев Хлав Гифес призвали к себе мужей со всего Гвинета и отправились в Ардидуи.

Первым в Мир И Кастехл прискакал Гвидион. Когда Блодайвет услыхала о нем, она призвала к себе своих девиц и убежала с ними за реку Кинвайл, а потом стала карабкаться на гору, чтобы спрятаться в замке, стоявшем там, но девицы были так напуганы, что все время оглядывались, и вскоре одна за другой попадали в озеро. Они все утонули, кроме Блодайвет, которую Гвидион вытащил на берег.

Он сказал ей:

– Я не убью тебя, но, видит Бог, ты пожалеешь об этом. Отныне быть тебе птицей, но не такой птицей, как другие, из-за позора, который ты навлекла на себя, убив Хлева Хлава Гифеса. Днем тебе придется прятаться, потому что другие птицы, едва завидев, будут гнать тебя отовсюду. Имя же ты сохранишь прежнее, и звать тебя будут Блодайвет, как теперь зовут.

И Блодайвет стала совой по-теперешнему, и ее ненавидят все птицы. До сих пор в Уэльсе сову иногда называют Блодайвет.

Гронв Пебир убежал в Пенхлин и сразу же послал гонцов к Хлеву Хлаву Гифесу спросить, заберет он обратно только свои земли, или прибавит к ним владения Гронва, или, может быть, удовольствуется золотом и серебром за то зло, которое Гронв ему причинил.

– Нет, клянусь небом, не это мне нужно, – ответил Хлев Хлав Гифес. – Пусть он явится на то место, где я стоял, когда он поразил меня копьем, а я буду стоять на его месте и метну в него копье – этого я хочу и на меньшее не согласен.

Гонцы все слово в слово пересказали Гронву Пебиру.

– Неужели мне придется согласиться? Мои верные воины, мои родичи и названые братья, неужели нет среди вас ни одного, кто пошел бы вместо меня?

– Нет, – ответили они.

До сих пор их называют третьим племенем предателей, потому что они отказались принять на себя удар, предназначенный их господину.

– Что ж, – вздохнул Гронв Пебир, – ничего не поделаешь.

Два врага встретились на берегу реки Кинвайл, и Гронв встал на то место, где прежде стоял Хлев Хлав Гифес, когда Гронв метнул в него копье, а Хлев – на место Гронва.

Гронв Пебир попросил Хлева:

– В нашей вражде виновата женщина с ее хитростями, поэтому позволь мне защититься плитой, что лежит на берегу.

– Пожалуйста, я не возражаю, – ответил Хлев Хлав Гифес.

– Господь вознаградит тебя.

Гронв притащил плиту и укрылся за ней, но это его не спасло.

Хлев Хлав Гифес метнул копье, и оно пробило и плиту, и грудь Гронва. Так умер Гронв Пебир. До сих пор на реке Кинвайл в Ардидуи лежит на берегу плита с дыркой. Ее и теперь называют Хлев Гронв.

Во второй раз Хлев Хлав Гифес отвоевал свои владения и стал жить, не зная горя, во дворце. Говорят, потом он стал господином над Гвинетом.

На этом заканчивается еще одно сказание.

Часть II

Сон Максена Вледига

Максен Вледиг, император Рима, был красивее, добрее и мудрее всех императоров, которые правили до него. Как-то раз он собрал на совет королей и сказал им:

– Завтра я собираюсь на охоту.

На другой день рано утром он вместе со своей свитой поехал в долину реки, что текла по направлению к Риму. До полудня охотился Максен и с ним тридцать два коронованных короля, которые были его вассалами. Но не ради удовольствия отправился император на охоту, а чтобы побыть на равных с королями.

Солнце стояло высоко в небе, и от жары императора разморило. Он заснул, а его подданные окружили его и подняли на копьях щиты, чтобы защитить от солнца. Один щит, покрытый золотом, положили ему под голову.

Максен спал и видел сон. Вот этот сон.

Он будто идет вдоль реки к ее истоку и поднимается на высокую гору. Он думает, что эта гора упирается в небо, а когда переваливает через нее, ему кажется, что перед ним лежит земля, красивее которой он никогда не видел. В море с вершины горы бегут широкие и могучие потоки. Он идет вниз, и в устье самой большой реки стоит огромный город, окруженный крепостными стенами с высокими башнями самых разных цветов. Еще он видит флот, равного которому ни у кого нет. Один корабль выделяется среди других размерами и красотой. Над водой обшивка у него с одной стороны золотая, с другой – серебряная. С корабля на берег перекинут мост из рога нарвала, и императору кажется, что он поднимается по нему. Ветер надувает паруса, и корабль плывет по морю-океану и приплывает к прекраснейшему на свете острову. Максен пересекает его из конца в конец и добирается до самых дальних уголков. Он видит долины и ущелья, скалы немыслимой высоты и крутые откосы. Потом он видит другой остров, а между ним и островом лежит земля, равнины на ней раздольны, как море, а горы бескрайни, как леса. С горы он видит реку, которая впадает в море, а в устье реки – замок, прекраснее которого еще не зрили глаза человека, и он входит в замок, потому что ворота открыты. Потолок в просторной зале золотой, стены сплошь украшены драгоценными каменьями, и двери тоже золотые. В зале серебряные столы и золотые скамьи. Прямо перед императором играют в шахматы два светловолосых юноши, одетые в платье из дорогого черного шелка. На головах у них золотые венцы со сверкающими бесценными бриллиантами, рубинами и другими драгоценными камнями. На ногах – котурны из великолепной кожи с застежками из красного золота.

Возле колонны император замечает седого старца в кресле из слоновой кости с двумя орлами красного золота. Все пальцы у старца в кольцах, запястья в золотых браслетах, на шее – золотое крученое ожерелье, и волосы прихвачены золотой диадемой. Осанка у него королевская. Перед ним на столе – золотая шахматная доска, рядом с ним – золотой жезл, а в руке он держит нож, которым вырезает шахматные фигурки.

Неподалеку в золотом кресле сидит девица, но из-за ее красоты смотреть на нее так же невыносимо, как на полуденное солнце. Белое шелковое одеяние украшено на груди красным золотом, красная накидка покрывает ей плечи, золотая повязка с рубинами и другими драгоценными камнями – лоб. Еще на ней золотой пояс. И она краше всех девиц на земле.

Девица встает со своего кресла, подходит к императору, и он обнимает ее за шею, а потом они вместе садятся в золотое кресло, которое оказывается вовсе не тесно для двоих. Он обнимает девицу за шею и прижимается щекой к ее щеке, но тут лай собак, и клацанье щитов, и удары копий, и ржание коней разбудили императора.

Он проснулся, но сердцем остался с девицей, потому что его переполняла любовь к ней.

– Господин, – услыхал он, – не пора ли тебе обедать?

Император вскочил на коня, и несчастнее его не было человека на земле, когда он ехал в Рим.

Прошла неделя. Все во дворце веселились, услаждая себя вином и медом из золотых кубков, а император тосковал в одиночестве. Все внимали песням и сказаниям, а император тосковал в одиночестве. Он старался заснуть. Когда ему это удавалось, он видел во сне возлюбленную девицу, а когда просыпался, то опять тосковал, потому что не знал, где ее искать.

Однажды его постельничий, который хотя и был постельничим, но был еще королем римлян, заговорил с ним.

– Господин, – сказал он, – народ Рима ругает тебя.

– За что же ему меня ругать? – спросил император.

– За то, что ты совсем забыл о нем. Даже не обращаешься к нему с речами, как должно господину. Вот они и заговорили о тебе плохо.

– Юноша, приведи ко мне мудрецов Рима, и я скажу им, отчего я тоскую.

Мудрецы Рима пришли к императору, и он сказал им:

– Я видел сон, мудрецы Рима, и во сне мне явилась девица, из-за которой я потерял покой.

– Господин, – ответили ему мудрецы, – если ты считаешь, что мы достойны советовать тебе, то слушай. Ты должен послать трех гонцов в три разные стороны, и пусть каждый из них ровно год ищет для тебя красавицу из твоего сна. Ты не будешь знать, в какой день и час тебе привезут добрые вести, и надежда поддержит тебя.

Ровно год гонцы путешествовали по свету, но, возвратившись, смогли сказать не больше, чем когда покидали Рим. Император опечалился еще больше, решив, что не видать ему девицы.

– Господин, – посоветовал ему король римлян, – поезжай на охоту той же дорогой, которой ты ехал во сне.

Император так и сделал. Вскоре он выехал на берег реки.

– Смотрите, здесь я был, а потом повернул на запад.

Тринадцать гонцов императора помчались в ту сторону и увидели высокую гору, подпиравшую небо. Не останавливаясь, они поскакали дальше, привязав к шлемам знаки гонцов, иначе враги могли бы их убить. Перевалив через хребет, они увидели прямо перед собой широкую равнину и стекающие с гор реки.

– Смотрите, эту землю видел наш император.

В устье могучей реки, вливавшейся в море, они увидели порт, и многочисленный флот, и один корабль, который был больше других.

На корабле они одолели море, высадились на острове Британия, пересекли его и оказались в Сноудоне.

– Смотрите, это видел наш император.

Они продолжали путь, пока не оказались в Англеси, а там и в Арвоне.

– Смотрите, это тоже видел наш император.

На пути у них был замок Абер Сайн, и ворота замка оказались открытыми, и зала была в точности такой, как рассказывал император.

– Смотрите, это он тоже видел во сне.

Они вошли в залу, и там, сидя за золотой скамье, двое юношей играли в золотые шахматы, седой старец в кресле из слоновой кости вырезал шахматные фигурки, и девица тоже была рядом в золотом кресле.

Гонцы упали на колени.

– Долгих лет жизни императрице Рима!

– Добрые люди, вы вроде бы с виду достойные мужи, и незачем вам так глупо шутить!

– Госпожа, мы не шутим. Император Рима увидел тебя во сне, и с тех пор жизнь ему стала не в жизнь. Придется тебе, госпожа, решать: или ты едешь с нами по доброй воле и становишься императрицей Рима, или император сам приедет сюда и возьмет тебя в жены.

– Ну нет, добрые люди, как бы я ни хотела, не могу вам поверить. Если император меня любит, пусть приезжает.

День и ночь гонцы гнали коней. Когда одни кони падали от усталости, они покупали других и наконец достигли Рима, предстали перед императором и попросили дозволения говорить.

– Мы проводим тебя, господин, – сказали они, – через море и через равнину к тому месту, где живет твоя девица, потому что теперь мы знаем, кто она и откуда и как ее зовут.

Император немедленно дал армии приказ выступать, и гонцы стали впереди воинов. По суше и по морю добирались они до острова Британия. Император завоевал остров, отобрал его у Бели, сына Маногана, и его сыновей и направился прямо в Арвон. Он узнал места, по которым проезжал, и когда увидал замок Абер Сайн, сказал:

– Смотрите, в этом замке я видел возлюбленную девицу.

Он въехал во двор замка и вошел в залу, а там Канан, сын Айдава, и Адеон, сын Айдава, играют в шахматы, и Айдав, сын Карадаука, восседает в кресле из слоновой кости и вырезает шахматные фигурки, а возле него девица в золотом кресле, которую император полюбил во сне.

– Долгих лет жизни императрице Рима!

Император обнял ее, и в ту же ночь она стала его женой.

На другой день утром девица попросила у императора свою девичью часть, и он сказал ей, чтобы она сама назвала, что хочет получить. Она попросила для своего отца Британию от Ла-Манша до Ирландского моря вместе с тремя близлежащими островами, с тем чтобы они подчинялись императрице Рима, а еще попросила возвести три замка в Британии в трех местах, на которые она сама укажет. Самый большой замок она приказала возвести в Арвоне, и римляне привезли туда много римской земли, благодатной для императора. Еще два замка – Кайрхлеон и Кайрмартен – построил для нее император.

Как-то раз Максен отправился поохотиться в Кайрмартен и оказался на вершине Брев Ваура, где приказал развернуть шатер. С тех пор это место называют Кадайр Максен. Императору потребовалось видимо-невидимо людей, чтобы возвести там замок, и он назвал его Кайрвиртин. Еще Елена надумала провести дороги от одного замка к другому через всю Британию, и их стали называть дорогами Елены Лиатаук. Она была британкой, и ни для кого, кроме нее, мужчины Британии не стали бы строить эти дороги.

Семь лет император жил на острове, а надо сказать, что в те времена у римлян был закон: если император семь лет живет на чужбине, он перестает быть императором Рима и ему даже запрещается въезд в Рим.

Народ избрал другого императора, и тот написал угрожающее письмо Максену, в котором была всего лишь одна фраза: «Приезжай, если собираешься приехать». Максен получил это письмо в Кайрхлеоне и написал ответ человеку, который мнил себя императором Рима: «Если приеду в Рим, то приеду».

Максен с армией все же отправился в Рим, покорив по дороге Францию, и Бургундию, и все прочие земли, и стал лагерем возле Рима.

Ровно год простоял он там и ни на шаг не продвинулся по сравнению с первым днем. Тогда к нему явились братья Елены Лиатаук с небольшим воинством, в котором могучих воинов было в два раза больше, чем во всей армии римлян. Императору сообщили о прибытии британского войска, ставшего лагерем рядом с его армией. Еще ему сообщили, что Рим не видел прежде столь красивого и обученного воинства, в котором все воины были под стать друг другу.

Елена захотела взглянуть на войско, хотя она не удивилась, услышав о красоте британцев. Канан, сын Айдава, и Адеон, сын Айдава, вышли вперед и приветствовали императора, а он, обрадовавшись им, обнял их обоих.

Британцы поглядели, как воюют римляне, и Канан сказал Адеону:

– Если мы не возьмем город, они этого и подавно не сделают.

Ночью братья измерили высоту стен, послали своих людей в лес рубить деревья и сколотили по лестнице для каждых четырех воинов.

Надо сказать, что в полдень оба императора садились обедать и сражение затихало до конца трапезы. Британцы же плотно поели утром, выпили столько вина, сколько было нужно, чтобы укрепить свои силы, и, пока императоры обедали, они приставили лестницы к стенам и вошли в город.

У нового императора не было времени даже взять в руки меч, когда они навалились на него и убили его и с ним многих других воинов. Три дня и три ночи британцы сражались за город, не пуская в него воинов Максена, пока не покорили его.

Тогда Максен сказал Елене Лиатаук:

– Госпожа, меня удивляет, что твои братья сражаются не за меня.

– Господин, – ответила ему Елена, – мои братья – самые мудрые мужи на земле. Иди в Рим и попроси у них город, и, если он в их власти, они с радостью отдадут его тебе.

Император вместе с Еленой отправился в Рим, и там он потребовал, чтобы ему отдали власть в городе, а ему ответили, что никто ее не брал и никто не может отдать ее, кроме воинов с острова Британия. Ворота Рима отворились, император взошел на свой трон, и народ Рима покорился ему.

– Теперь, когда вся империя в моей власти, – сказал Максен, обращаясь к Канану и Адеону, – я даю вам войско, чтобы вы могли завладеть любыми землями, какими пожелаете.

Братья покинули Рим и завоевали много земель, замков и городов. Они убивали всех мужчин и щадили всех женщин. Так продолжалось, пока самые юные воины не стали седыми старцами.

– Скажи, ты остаешься тут или возвращаешься в страну, откуда пришел? – спросил в конце концов Канан своего брата Адеона.

Адеон решил идти домой, и с ним ушли многие воины, а Канан с остальными воинами поселился на завоеванных землях.

Он держал совет с теми, кто остался, и они отрезали языки всем женщинам до единой, чтобы они не испортили их британскую речь. За это мужчин из страны Арморики прозвали бриттами, и посейчас у них в ходу язык с острова Британия.

Этот сон называют сном императора Максена Вледига, императора Рима. Конец.

Сказание о Хлите и Хлевелисе

Бели Великий, сын Маногана, имел трех сыновей: Хлита, Касвахлауна и Наниава, и, говорят, еще четвертого – Хлевелиса. После смерти Бели королевство Британия перешло в руки старшего сына Хлита, и он благополучно правил в нем, перестраивая стены Лондона и укрепляя их бесчисленными башнями. А потом он приказал своим подданным строить дома, с которыми никакие другие дома в других королевствах не могли бы сравниться. Он был воином и к тому же щедро раздавал мясо и вино тем, кто нуждался. А еще у него было много городов и замков, но один замок он любил больше остальных и жил в нем большую часть года, поэтому его называли Кайр Хлит, а потом Кайр Лондон.

Хлит любил Хлевелиса больше остальных братьев за мудрость и неболтливость. Прознав, что король Франции умер, не оставив наследника, и все свои земли и владения передал в руки единственной дочери, Хлевелис пришел к Хлиту, чтобы подать ему совет и предложить помощь. Вовсе не из собственной выгоды, а ради богатства и процветания всей семьи он решил ехать во Францию и просить девицу выйти за него замуж. Королю Британии пришлась по душе расторопность брата.

Когда корабли были готовы к отплытию, на них взошли многие вооруженные рыцари, и они, снявшись с якорей, поплыли во Францию. Сойдя на берег, Хлевелис тотчас послал гонцов известить знать Франции о своих планах.

Рыцари и принцы Франции собрались на совет и порешили отдать девицу в жены Хлевелису и с нею отдать ему королевскую корону, чтобы он мудро и счастливо правил Францией до конца своих дней.

Прошло время, и три бедствия поразили Британию, каких не знали в других землях. Первое бедствие – неведомое племя кораниан, захватившее остров. Кораниане владели таким знанием, что стоило кому-то поговорить даже шепотом, как ветер относил к ним произнесенные не для чужих ушей слова. Поэтому они были непобедимы.

Вторым бедствием был страшный крик, проносившийся над всей Британией в канун Майского дня. Он проникал в сердца людей и так всех пугал, что мужчины бледнели и теряли свою силу, женщины рожали недоношенных детей, юноши и девицы забывали о своей любви и все животные и растения на земле и в воде становились бесплодными.

Третье бедствие заключалось в том, что, сколько бы еды ни заготовили жители на год, все пропадало, кроме того, что съедалось в первый день.

От второго и третьего бедствия никто не знал избавления, потому что никто не знал их причин, зато от первого британцы все же надеялись избавиться.

Короля Хлита одолевали тоска и печаль, потому что он тоже не знал, как спасти свой народ от страшных бедствий, и, созывая на совет всех знатных мужей страны, он спрашивал у них, что же делать. В конце концов Хлит, сын Бели, отправился к Хлевелису, своему брату и королю Франции, просить совета.

Корабли готовили к отплытию тайно, чтобы чужое племя не проведало о том, что задумали король и его советники. Наконец они отплыли во Францию.

Когда до Хлевелиса дошла весть о приближении британского флота, он поначалу не понял, зачем явился его брат, и, снарядив вдвое больше кораблей, встретил его в море. Увидев это, Хлит приказал всем сопровождающим его кораблям стать на якорь, а сам поплыл навстречу брату, который тоже приказал своим кораблям остановиться. Они встретились и обнялись с братской любовью.

Хлит поведал брату о своих бедах, Хлевелис сказал, что ему все известно, а потом они заговорили о другом, боясь, как бы ветер не подхватил их слова и не отнес к коранианам. Хлевелис велел отлить большой медный рог, чтобы с его помощью вести беседы о бедствиях, постигших Хлита. Однако поначалу, какие бы слова они ни произносили в рог, до них доносились только грубые и враждебные речи, и Хлевелис догадался, что им мешает демон, поэтому он приказал промыть рог вином. Когда благодаря вину они избавились от демона, Хлевелис сказал брату, что у него есть насекомые, часть которых он сохранит для себя на всякий случай, а часть отдаст ему, чтобы он, как придет нужда, бросил их в воду. Хлевелис уверил Хлита, что насекомые в силах истребить племя кораниан, и посоветовал ему, когда он возвратится домой, собрать британцев и небританцев будто бы для заключения мира, а когда они придут, обрызгать всех водой с насекомыми. Хлевелис обещал Хлиту, что не пострадает ни один британец.

– Что же до второго бедствия, – сказал Хлевелис, – то в твоей стране живет дракон, а другой дракон из другой страны все время сражается с ним и хочет его одолеть. Поэтому твой дракон так страшно кричит.

Слушай же. Когда ты возвратишься домой, прикажи измерить остров в длину и в ширину и в самом центре его вырой яму. Помни, она должна быть точно посреди острова. Поставь в яму чан и налей в него самого лучшего меда, а сверху покрой чан куском шелка. Сам останься неподалеку и следи.

Ты увидишь, как дерутся страшные чудовища. Потом они поднимутся в небо и превратятся в драконов. Но и это еще не все.

Замучив друг друга до полусмерти, они в обличье свиней упадут на покрывало и провалятся в чан. Когда же они вылакают весь мед до самого донышка и заснут, ты не медли, заворачивай их в покрывало и закапывай в землю в таком месте, где они не смогут вылезти наружу. И радуйся, потому что, пока они под землей, Британия не будет знать беды.

– Причина третьего бедствия, – продолжал Хлевелис, – могущественный колдун. Это он, погружая всех в сон, отбирает у британцев мясо и вино. Поэтому тебе надо самому посторожить свои запасы. А чтобы он не усыпил тебя, поставь рядом чан с ледяной водой и, только почувствуешь, что засыпаешь, лезь в него.

Хлит возвратился в Британию и немедленно созвал на совет британцев и кораниан, а потом сделал так, как его научил Хлевелис. Бросил насекомых в воду и обрызгал этой водой британцев и кораниан, после чего кораниане погибли, а британцы даже ничего не почувствовали.

Потом Хлит измерил остров в длину и в ширину и в Оксфорде, как раз посередине, приказал вырыть яму и поставить в нее чан с отборным медом. Сверху он покрыл чан куском шелка. Ночью Хлит не пошел спать и через некоторое время увидел бьющихся насмерть драконов. Когда, полуживые от усталости, они упали в прикрытый шелком чан и, вылакав весь мед, заснули, Хлит связал их и зарыл в укромнейшем месте в Сноудоне, которое прозвали Динас Эмрайс, а до того звали Динас Фараон. С тех пор во владениях Хлита перестали слышать страшные крики.

Когда с драконами было покончено, король Хлит приказал накрыть столы к пиру, но сел за них один, а подле себя поставил чан с ледяной водой, в который то и дело нырял, чтобы не уснуть. Долго он ждал, но только после третьей стражи до его ушей донеслись радостные возгласы и песни. Наконец он увидел великана с мечом и корзиной, в которую тот побросал все, что было на столе, и собрался уходить. Король Хлит даже удивился, как много всего поместилось в корзину.

Король закричал:

– Подожди! Подожди! Много ты натворил бед, но больше этому не бывать! Выходи на поединок.

Великан поставил корзину на пол, и между ним и королем началась битва не на жизнь, а на смерть. В конце концов Хлит одолел великана: верно, судьба была к нему благосклонна, и великан запросил у него пощады, но король сказал ему:

– Ты принес столько бед, а я должен тебя пожалеть?

– За все зло, которое я причинил, я отплачу сторицей, – сказал великан. – И больше никогда не буду обижать людей. Отныне вернее меня ты не сыщешь вассала.

И король простил его.

Вот так король Хлит, сын Бели, избавил остров Британию от трех бедствий и до конца своих дней мирно правил в своем королевстве. Это и есть сказание о Хлите и Хлевелисе. Конец.

Килхух и Олвен, или Турх Труит

Килит, сын короля Келатона, пожелал взять в жены такую девицу, которая была бы ему помощницей в делах, и он выбрал Голайтит, дочь короля Анлаута. Сыграв свадьбу, молодые и их подданные стали молить Бога благословить их наследником, и Бог послал им сына. Едва Голайтит понесла, она словно лишилась разума и бродила где ни попадя, однако, когда пришел ей срок разрешиться от бремени, разум вернулся к ней. Как-то раз она отправилась гулять на гору, где был свинарник, и, испугавшись свиней, родила там мальчика, которого свинопас принес во дворец.

Мальчика окрестили и нарекли Килхухом, потому что его нашли возле норы, вырытой свиньями. Тем не менее он был славного рода и даже приходился двоюродным братом Артуру. Поначалу его отдали няньке.

Королева же Голайтит тяжело заболела и призвала к себе своего мужа:

– Скоро я умру, и ты возьмешь себе другую жену, которую даст тебе Господь, но не обижай ради нее нашего сына. Заклинаю тебя, не женись, до того как на моей могиле не зацветет двумя цветками шиповник.

Килит обещал.

Еще она просила его каждый год приходить на ее могилу, чтобы она не заросла травой.

Королева умерла, и король стал каждое утро посылать на могилу слугу посмотреть, не растет ли на ней что-нибудь. В конце седьмого года королю надоело исполнять обещание, данное им королеве.

Как-то раз он отправился на охоту и, подъехав к могиле, чтобы проверить, не пора ли ему подумать о новой жене, увидел там цветущий шиповник. Тогда король призвал на совет своих рыцарей, чтобы они сказали, где ему искать жену.

Поднялся один из рыцарей.

– Я знаю жену, которая тебе подходит, – сказал он, – но она жена короля Догеда.

Рыцари подумали-подумали и решили, что придется увезти ее силой. Они отправились к королю Догеду, убили его и привезли королеву к Килиту вместе с одной из ее дочерей. Заодно они завоевали владения короля Догеда и присоединили их к владениям Килита.

Как-то королева отправилась на прогулку, и по дороге ей попалась на глаза хижина, в которой жила древняя-предревняя беззубая старуха.

Королева спросила:

– Скажи, бабушка, нет ли детей у мужа, который увез меня силой?

И та ответила:

– Детей у него нет.

– Горе мне, – вскричала королева, – я отдана мужу, у которого нет детей!

– Не печалься, – успокоила ее старуха. – Твой сын станет его наследником. Но уж коли ты все равно печалишься, у него есть один сын.

Радостная вернулась королева во дворец и спросила мужа:

– Зачем ты прячешь от меня своих детей?

– Что ж, не буду прятать, – сказал король и послал гонцов за сыном.

Едва Килхух приехал, как мачеха завела с ним такой разговор:

– Хорошо бы тебе заиметь жену, а у меня есть дочь, достойная любого короля.

– Рано еще мне жениться, – ответил ей сын Килита.

Тогда мачеха сказала:

– Клянусь, не будет у тебя жены, пока ты не признаешь женой Олвен, дочь Аспатадена Пенкаура.

Заалелся юноша, потому что все его существо пронзила любовь к девице, которую он никогда не видел.

– Сын мой, что с тобой? Какая тоска тебя гложет? – спросил юношу отец.

– Мачеха сказала, что не будет у меня жены, пока я не признаю женой Олвен, дочь Аспатадена Пенкаура.

– Нет ничего проще, – сказал отец. – Артур – твой двоюродный брат. Поезжай к нему, пусть он режет тебе волосы[6], а ты проси его о помощи.

Килхух выбрал коня-четырехлетку, накинул на него золотую уздечку и надел на него золотое седло. Для себя он взял два острых серебряных копья с железными наконечниками, которыми можно было бы до крови ранить ветер и которые были быстрее падающей июньским утром росинки, повесил на пояс меч с рукоятью из чистого золота и не забыл о роге из слоновой кости.

Впереди бежали две борзые с белой грудью и в ошейниках с рубинами до самых ушей. Та, что бежала слева, перебегала на правую сторону, а та, что справа, – на левую, и они метались вокруг Килхуха словно чайки. Боевой конь мчался вперед, и только комья земли летели у него из-под копыт, а копыта мелькали как ласточки – два вверху и два внизу и опять два вверху и два внизу.

На Килхухе был пурпурный плащ с четырьмя золотыми яблоками в четырех углах, и каждое яблоко стоило столько же, сколько сто коров. И его золоченые сверху донизу сапоги стоили не меньше, чем триста коров.

Не приминая траву, его конь быстро бежал к воротам Артурова дворца.

Подъехав, Килхух крикнул:

– Эй, привратник!

– Вот он я. Если ты явился не с добром, я тебя не пущу. Я здесь привратником каждый первый день января, а все остальное время ворота стерегут Хиандау, Гогигук, Хлайскеним и Пеннпингион, который ходит на голове, потому что бережет ноги. Он не задирает их к небу и не опускает на землю, а перекатывается по полу, как круглый камень.

– Открывай ворота.

– Не открою.

– Это почему же?

– Нож воткнут в мясо, и вино налито в рога. Веселье у короля Артура, и вход заказан всем, кроме сына короля из дружественной страны или ремесленника с поделками. Однако твоим псам требуется отдых и отдых требуется твоему коню. Да и для тебя пожарят и наперчат мясо, подадут вино и споют песни. Еды, которую принесут в гостевой покой, хватит на пятьдесят мужей. Тебе там будет не хуже, чем в Артуровой зале, к тому же много там перебывало чужеземцев, которым не положено переступать порог дворца. Красавица взобьет для тебя подушки и убаюкает тебя колыбельной, а завтра, когда ворота откроются для всех, для тебя они откроются в первую очередь. Ты войдешь в Артурову залу и себе по вкусу выберешь место за его столом.

– Ну уж нет, – ответил юноша. – Или ты открываешь ворота, и тогда мы поладим, или не открываешь, и тогда я обесчещу твоего господина и накличу на тебя беду. Трижды крикну я, и все умрут от Пенгвайда в Корнвахле до Динсола на севере и до Эсгайра Ойрвела в Ирландии. Все беременные женщины во дворце разродятся до срока. В сердце у них поселится болезнь, и они никогда больше не понесут.

– Все равно, – сказал ему Глевлвид Гавайлваур, – ты не нарушишь законов Артура до того, как я поговорю с ним.

Глевлвид отправился во дворец.

Артур спросил его:

– О чем ты хочешь мне сообщить?

– Половина моей жизни осталась позади и твоей – тоже. Я был в Кайр Се и Ассе, в Сахе и Салахе, в Лоторе и Воторе, побывал я в Индии Великой и Индии Малой, бился в сражении при Дай Анире, когда двенадцать заложников привезли из Хлахлина. Еще я был в Европе, и в Африке, и на островах Корсики, и в Кайр Братухе, Братахе, Вертахе, и это я был с тобой, когда ты убил всех из семьи Клиса, сына Мерлина, и когда ты убил Мила Ди, сына Дикима, и когда ты завоевал Грецию на востоке. И я был в Кайр Ойте, и в Аннойте, и в Кайр Невенхире. Девять высших властителей, прекрасных собой, я видел там, но ни один из них не сравнится красотой и гордыней с тем, кто стоит теперь у твоих ворот.

– Если ты шел сюда шагом, то обратно беги бегом, – приказал ему Артур. – Подними всех, кто может держать факел, кто еще может открыть глаза, и пусть они все приветствуют его и служат ему, пусть подают вино в золоченых рогах и жареное и перченое мясо на блюде, пока не нажарят нового мяса и не принесут нового вина. Неприлично нам не принять такого мужа, когда на улице дождь и ветер.

Сказал Кай:

– Клянусь рукой моего друга, если ты послушаешь моего совета и впустишь мужа во дворец, ты не нарушишь законов нашего двора.

– Ты прав, благословенный Кай. Честь для нас, что он посетил нас, и чем любезнее мы будем с ним, тем больше мы послужим нашей славе.

Глевлвид возвратился к воротам, отпер их, и, хотя еще не было мужа, который не сходил бы у ворот с коня, сын Килита не сошел с коня.

– Приветствую тебя, правитель острова, – сказал Килхух, – и пусть мое приветствие даже нижайшее к нижайшим будет выше любого другого и равным ко всем твоим гостям, твоим воинам и твоим вождям. Всех я приветствую и тебя вместе со всеми. Будь славен ты во веки веков на своем острове.

– И я приветствую тебя, – сказал Артур. – Садись между воинами и послушай наших менестрелей. Веселись, как король, пока ты среди нас. А когда я стану вручать подарки моим иноземным гостям, твои руки тоже не останутся пустыми.

– Я приехал к тебе не за мясом и не за вином. Есть у меня к тебе просьба, которую ты должен исполнить, иначе я опорочу тебя во всех четырех концах земли, где теперь восхваляют тебя.

– Коли не хочешь остаться с нами, – сказал Артур, – говори свою просьбу, и ты все получишь, что потребуешь. Это так же точно, как то, что ветер сушит, солнце ходит вокруг земли, море окружает сушу, а суша лежит внутри моря. Только не проси у меня мой корабль, мою мантию, мой меч Каледвулх, и мое копье Хронгомиант, и мой щит Ванебгуртихир, и мой кинжал Карнвеннан, и мою жену Гвенхвивар. Клянусь небом, все остальное я тебе дам.

– Тогда благослови мои волосы.

– С радостью.

Артур отрезал серебряными ножницами золотую прядь и спросил, кто отец юноши.

– На сердце у меня теплеет, когда я смотрю на тебя, поэтому и знаю: в жилах у нас течет одна кровь. Скажи мне, кто ты.

– Скажу. Я – Килхух, сын Килита, сына короля Келатона, и Голайтит, дочери короля Анлаута.

– Правильно. Ты мой двоюродный брат. Все я тебе дам, что ни попросишь, только скажи, что тебе надо.

– Поклянись мне чистотой неба и верностью твоих подданных.

– С радостью клянусь.

– Тогда помоги мне найти Олвен, дочь Аспатадена Пенкаура. И твоих воинов я прошу о том же. И Кая, и Бедвира, и Грайдаула Гахлдонида, и Гвитира, сына Грайдаула, и Грайда, сына Эри, и Кантелига Каварвита, и Татала Твихла Голая, и Майлвиса, сына Байтана, и Крахура, сына Неса, и Киберта, сына Дайре, и Перкоса, сына Поха, и Хлибера Байтаха, и Корвила Берваха, и Гвинна, сына Нита, и Эдайрна, сына Нита, и Гадви, сына Герайнта, и короля Флевтира Флама, и Риауна Пебира, сына Дората, и Брадвена, сына Морина Манаука, и самого Морина Манаука, и Дахлдава, сына Кимина Кова, и сына Алина Даведа, и сына Сайди, и сына Гуриона, и Ихтрида Ардавада Када, и Канваса Кирвагила, и Гухрира Гвартегвраса, и Исперира Эвингата, и Гахлкойта Говананата, и Диаха, и Гратаха, и Нертаха, сыновей Гвауртира Карваха (сии мужи явились из пределов Ада), и Килита Канхастира, и Канастира Канхлау, и Корса Кант-Эвина, и Эсгайра Гилхуха Гованкауна, и Дристурна Хайарна, и Глевлвида Гавайлваура, и Хлоха Хлаувинниаука, и Айнваса Адайниаука, и Синноха, сына Сайтведа, и Гвенвинвина, сына Нава, и Бевида, сына Сайтведа, и Гобрви, сына Эхела Вортвитухла, и самого Эхела Вортвитухла, и Майла, сына Ройкола, и Дадвайра Дахлпенна, и Гарвили, сына Гвитаука Гвира, и самого Гвитаука Гвира, и Горманта, сына Рикка, и Мену, сына Тайргвайта, и Дигона, сына Алара, и Селива, сына Смойла, и Гисга, сына Атая, и Нерта, сына Кедарна, и Дридваса, сына Трафина, и Турха, сына Перива, и Турха, сына Аннваса, и Иону, короля Франции, и Села, сына Селги, и Терегуда, сына Иайна, и Силиена, сына Иайна, и Брадвена, сына Иайна, и Морена, сына Иайна, и Сиауна, сына Иайна, и Крадаука, сына Иайна (они были вассалами Кайрдатала, родичи Артура с отцовской стороны).

Еще Дирмига, сына Кау, и Джистика, сына Кау, и Этмика, сына Кау, и Ангхаута, сына Кау, и Ована, сына Кау, и Келина, сына Кау, и Коннина, сына Кау, и Мабсанта, сына Кау, и Гвингада, сына Кау, и Хлуибира, сына Кау, и Кота, сына Кау, и Майлика, сына Кау, и Канваса, сына Кау, и Ардвиада, сына Кау, и Эргариада, сына Кау, и Неба, сына Кау, и Гилду, сына Кау, и Калкаса, сына Кау, и Хиайла, сына Кау (его помощи еще никто никогда не просил).

Еще Самсона Винсиха, и Талиесина, лучшего из бардов, и Манавитана, сына Хлира, и Хлари, сына короля Каснара, и Асперни, сына Флерганта, короля Арморики, и Саранхона, сына Глатвира, и Хлаура Айлерва, и Аннианниаука, сына Мену, сына Тайгвайта, и Гвинна, сына Нуивре, и Флама, сына Нуивре, и Герайнта, сына Эрбина, и Эрмида, сына Эрбина, и Давела, сына Эрбина, и Гвинна, сына Эрмина, и Кандрвина, сына Эрмина, и Хавайта Инхленна, и Айтона Ваура Врадика, и Райдуна Арви, и Горманта, сына Рикка (брата Артура по матери, а отцом его был Пенханев из Корнвахла), и Хлаунротеда Варваука, и Нодаула Варива Турха, и Берта, сына Кадо, и Храйдуна, сына Бели, и Искована Хайла, и Искавина, сына Панона, и Морврана, сына Тегида (никто не посмел его ударить в битве при Камлане[7] из-за его уродства, все думали, будто он помощник дьявола; волосы у него были как шерсть у оленя).

Еще Санта Брида Ангела (никто не коснулся его копья в битве при Камлане из-за его красоты, все думали, будто он ангел – посланец Бога). Еще Канвила Санта (третий воин он был, который спасся в битве при Камлане и ускакал от Артура на своем коне Хенгройне).

Еще Ихтрида, сына Эрима, и Айса, сына Эрима, и Хенваса Адайнауга, сына Эрима, и Хенбедестира, сына Эрима, и Сгилти Аскаундройда, сына Эрима (эти три мужа были славны такими тремя достоинствами: за Хенбедестиром никто не мог угнаться ни бегом, ни на коне, а от Хенваса Адайнауга не убегал ни один четвероногий зверь дальше чем на акр[8], прежде чем Хенвас убивал его, а Сгилти Аскаундройд, если господин приказывал ему быть гонцом, никогда не искал дорогу полегче, а бежал напрямую, и если лес вставал перед ним, то он бежал по верхушкам деревьев; за всю свою жизнь он не смял ни одной травинки и не погубил ни одной из них, так легок был его шаг).

И Тайти Хена, сына Гвинхана (когда его владения погибли, поглощенные морем, и сам он едва спасся, то явился он к Артуру, а его нож был знаменит тем, что к нему не подходила ни одна рукоять, и из-за этого заболел Тайти Хен и зачах до смерти).

Еще Карнетира, сына Гованиона Хена, и Гвенвинвина, сына Нава Гассевина, Артурова защитника, и Хласгадрита Эмиса, и Гурботи Хена (дядями они приходились Артуру, будучи братьями по матери).

И Килванавида, сына Гориона, и Хленхлеауга Витела с окраины Ганиона, и Даванвала Мойла, и Динарда, короля Северных земель, и Тайрнона Турива Блианта, и Тегвана Глофа, и Тегира Талгехлауга, и Гурдинала, сына Эбрая, и Морганта Хайла, и Гвистила, сына Хрина, сына Нвитона, и Хлуитая, сына Нвитона, и Гвидре, сына Хлуитая (чьей матерью была Гвенабви, дочь Кау; его ранил родной дядя Хиайл, из-за чего началась вражда между Хиайлом и Артуром).

Еще Дрема, сына Дремидида (который из Гехли Вика в Корнвахле мог разглядеть поутру комара в Пен Блатаоне, что в Северной Британии).

Еще Айдиола, сына Нера, и Глуитина Сайра (который построил Эхангвен, залу Артура).

И Канира Кайнварваука (когда ему сообщили, что у него родился сын, он так сказал своей супруге: «Госпожа, если это мой сын, его сердце всегда будет холодным и в руках у него не будет тепла; если он мой сын, то он будет донельзя упрямым; и еще одно свойство будет у него: что бы ни было у него в руках или на спине, большая ноша или маленькая, никто не увидит ее; и еще одно свойство будет у него: в огне он не сгорит, в воде не утонет; и еще одно свойство будет у него: не найдется на земле никого, кто бы лучше его служил своему господину»).

И Хенваса, и Хенвинеба (старых товарищей Артура).

И Гвахлгойка (еще одного; стоило ему прийти в город, будь там хоть триста домов, но, если ему хотелось, он никому уснуть не давал, пока не отправлялся дальше).

И Бервина, сына Геренхира, и Париса, короля Франции, и Ослу Гахлехлваура (который всегда носил при себе нож с широким лезвием; когда Артур со своими гостями приблизились к стремительному потоку и стали искать место поуже, чтобы перейти через него, Осла Гахлехлваур положил поперек него свой нож, и тотчас вырос на том месте мост для войск трех островов Британии и соседних трех островов со всем их добром).

И Гвитауга, сына Менестира (который убил Кая и которого убил Артур вместе с его братьями, чтобы отомстить за Кая).

И Гаранвина, сына Кая, и Амрена, сына Бедвира, и Эли Амира, и Храя Хруида Дариса, и Хрина Хридверна, и Эли и Трахмира (славных охотников Артура).

Еще Хлуитая, сына Келкойда, и Хинабви, сына Гуриона, и Гвинна Годиврона, и Гвайра Датарвенитауга, и Гвайра, сына Кадехла, сына Таларианта, и Гвайра Гухлида Эннвира, и Гвайра Паладира Хира (дядей Артура со стороны матери).

И сыновей Хлуха Хлаувинниауга (из-за бурливого моря).

И Хленхлеауга Витела, и Артерхауга Прадайна.

И Каса, сына Сайди, и Гурвана Гвахлта Авуина, и Гвихленнхина, короля Франции, и Гвиттарта, сына Ойта, короля Ирландии, и Гарселита Витела, и Панаура Пена Багада, и Флайдора, сына Нава, и Гвиннхивара, правителя Корнвахла, и Девона (девятый муж, до конца стоявший в битве при Камлане).

И Кели, и Киели, и Гихла Койса Хита (который одним прыжком умел покрыть триста акров, и никто в Ирландии не мог превзойти его).

И Сола, и Гвадина Оссола, и Гвадина Одиайта (Сол мог целый день простоять на одной ноге, под ногами же Гвадина Оссола даже самая крутая гора превращалась в плоскую равнину, а из-под ног Гвадина Одиайта, если он шел по камням, летели искры – это он расчищал дорогу для Артура, если ему мешала какая-нибудь преграда).

И Хирерума, и Хиратрума (когда они отправлялись в гости, три округа варили, жарили и парили, и они ели до полудня и пили до ночи, пока не наставала пора идти спать. И тут они с жадностью набрасывались на вшей и клопов, словно век не ели; после них не оставалось в закромах ни жирного, ни постного, ни свежего, ни соленого, ни вареного, ни сырого).

И Хиарвара, сына Афлауна (он просил у Артура столько еды, сколько вместит его живот, и из-за этого начался в Корнвахле третий по счету голод; никогда он не улыбался, разве только если набивал брюхо).

И Гваре Гвахлта Айрина.

И обоих отпрысков Гасты Храми – Гвитрида и Гвитная Астриса.

И Сирина, сына Сигнедита (у него была такая широкая грудь, что он мог выпить до последней капли все море, на котором стояли на якоре три сотни кораблей).

И Хракамури из свиты Артура (какой бы ни показали ему амбар, пусть даже для зерна с тридцати полей, от одного его удара цепом и стропила, и балки, и все доски превращались в овес, аккуратно ссыпанный на пол).

И Дагавлунга, и Анойта Вайдауга.

И Хира Айтила, и Хира Амрая (тоже из свиты Артура).

И Гвевила, сына Гвестада (у которого, если он грустил, нижняя губа свисала до пояса, а верхняя прикрывала голову вместо колпака).

И Ихтрида Варива Драуса (который мог покрыть своей рыжей бородой сорок восемь стропил Артурова дворца).

И Элидира Гаварвита.

И Аскардава, и Аскидита (тоже из свиты Артура, его гонцы, у которых ноги были быстрее мысли).

И Браса, сына Брассетаха (с горы Черных Папоротников, что в Северной Британии).

И Гудолвина Горра.

И Булха, и Кавулха, и Севулха, сыновей Клетива Кавулха и внуков Клетива Дивулха. (Три их щита – три огненных солнца. Три их копья – три безудержные молнии. Три их меча – трое безжалостных убийц: Глас, Глессик и Глайсад. Три их пса – Кахл, Киахл и Кавахл. Три их коня – Хуирдатуд, Другдатуд и Хлуирдатуд. Три их жены – Ох, Гарим и Диаспад. Три их внука – Хлихед, Невед и Айссивед. Три их дочери – Друг, Гвайт и Гвайтав Охл. Три их служанки – Эхайбрид, дочь Кавулха, Гораскурн, дочь Нерта, Эвайдан, дочь Канвелина Кайдауда Пуихла, получеловека.)

И Дунна Диессика Инбенна, и Айладира, сына Пена Хларкая, и Каледира Вихлта, сына Нвитона, и Савила Бена Ихела, и Гвалхмая, сына Гвиара, и Гвалхаведа, сына Гвиара, и Гухрира Гвалстауда Иайтойта (который знал все языки земли), и священника Кеткрума.

И Клиста, сына Клиствайнада (который, будь он даже на семь локтей под землей, все равно услышал бы, как на расстоянии пятидесяти миль просыпается утром муравей).

И Медира, сына Метредита (который из Гехли Вика мог попасть в крапивника на Эсгайр Ойрвеле, что в Ирландии).

И Гвиауна Хлагада Ката (который мог срезать перепонку с глаза комара, не потревожив его).

И Ола, сына Олвита (за семь лет до его рождения у его отца украли свинью, и когда он подрос, то выследил вора и привел домой семь стад свиней).

И епископа Бедвини (который благословлял еду и питье Артура).

Во славу златоволосых дочерей нашего острова. Во славу королевы Гвенхвивар, и ее сестры Гвенхвиах, и Раттиай, единственной дочери Клеменхихла, и Хрелемон, дочери Кая, и Таннвен, дочери Гвайра Датарвенитауга.

И Гвен Аларх, дочери Канвила Канбуха.

И Айрнайд, дочери Клидно Айтина.

И Энрадрег, дочери Тидватара.

И Гвеннуледир, дочери Гваледира Карваха.

И Эртиднид, дочери Трафина.

И Айролвен, дочери Гудолвина Горра.

И Телери, дочери Пайла.

И Индег, дочери Гарви Хира.

И Морвит, дочери Ириена Хрегеда.

И Гвенлиан Дег – волшебницы.

И Крайталад, дочери Хлита Хлау Эрайнта (она была самой красивой из всех девиц на Могучем Острове и на трех островах по соседству, и из-за нее Гвитир, сын Грайдаула, и Гвинн, сын Нита, бились каждый первый день мая).

И Эхлаиа, дочери Неола Кинн-Крога (она прожила три жизни).

И Эссихлт Винвен, и Эссихлт Вингил.

Так говорил Килхух, сын Килита, чтобы добиться своего.

И сказал ему Артур:

– Вождь, я никогда не слыхал ни об этой девице, ни об ее родичах, но я с радостью пошлю гонцов, чтобы они отыскали ее. Дай мне время.

– Я готов ждать ровно год.

Артур разослал гонцов во все свои земли, чтобы они нашли девицу. Ровно через год его гонцы возвратились, зная об Олвен не больше того, что им было известно за год до этого.

Килхух сказал:

– Все совершили свои подвиги, а я уеду ни с чем, но увезу с собой твою честь.

Тогда выступил вперед Кай:

– Ты слишком торопишься, вождь. За что ты поносишь Артура? Поедем с нами, или мы отыщем девицу, или ты признаешь, что нет такой девицы на свете.

Кай мог вдохнуть воздух и не дышать под водой девять дней. И еще девять дней и девять ночей он мог не спать. Рану, которую наносил Кай, не брался лечить ни один лекарь. Чего только не умел Кай! Если ему хотелось, он мог стать выше самого высокого дерева. Внутри у него горел жаркий огонь, и, когда шел дождь, все мгновенно высыхало под его рукой, а когда его спутники замерзали, он был для них вместо печки.

Еще Артур позвал Бедвира, который всегда был там, где был Кай, и с которым никто не мог сравниться в быстроте, кроме Артура и Дриха Айла Кибтара. И пусть у него была одна рука, три не могли бы быстрее убить врага на поле брани, чем его одна. И еще у него было копье, которое поражало с такой же силой, как девять обыкновенных копий.

Позвал Артур и Кантелига Разведчика.

– Иди и ты с вождем.

Никто лучше его не мог разведать все в чужой стране, а он это делал как в своей собственной.

Позвал и Гухрира Гвалстаута Иайтойта, потому что он знал все языки на земле.

Позвал и Гвалхмая, сына Гвиара, потому что он никогда не возвращался домой, не исполнив задуманного. Он был лучшим ходоком и лучшим рыцарем, и он был племянником Артура, сыном его сестры и его двоюродного брата.

Еще Артур позвал Мену, сына Тайгвайта, чтобы в чужой стране он заколдовал рыцарей и они стали невидимыми для других, зато сами могли бы все и всех видеть.

Воины отправились в путь и не останавливались до тех пор, пока им не открылась широкая равнина, а на ней стоял большой замок, прекраснее которого не видели на земле. Но как они ни торопились, они ни на фут не приблизились к замку ни в первый день, ни во второй. Лишь на третий день замок оказался почти рядом, но путь к нему преградила отара овец, конца и края которой не было видно. На вершине холма стоял пастух в кожаной одежде, а возле него косматый мастиф размером с девятилетнего жеребца: пес этот не потерял еще ни одного ягненка, не говоря уж о взрослой овце. Все на своем пути он сметал и уничтожал, и не осталось на равнине ни дерева, ни кустика, которых он не сжег бы до корней своим дыханием.

Тогда сказал Кай:

– Иди, Гухрир Гвалстаут Иайтойт, и поздоровайся с этим человеком.

– Кай, – ответил тот, – не должен я выходить вперед тебя.

– Тогда пойдем вместе.

Тут вышел Мену, сын Тайгвайта.

– Не бойтесь, – сказал он, – я наложу заклятие на пса, и он никого не тронет.

Они поднялись на холм, на котором стоял пастух.

– Как живется-можется, пастух?

– И вам пусть можется не хуже, чем мне.

– Да ты не вождь ли?

– Никто меня не обидит, если я сам себя не обижу.

– Чьи это овцы и кому принадлежит замок?

– Глупые люди! Всем на земле известно, что здесь живет Аспатаден Пенкаур.

– А ты кто?

– Я – Кистеннин, сын Давнедига, и мой брат Аспатаден Пенкаур не любит меня из-за моего богатства. А вы кто такие?

– Нас послал Артур на поиски Олвен, дочери Аспатадена Пенкаура.

– Ох, не в добрый час пришли вы сюда, ведь никто еще не возвращался живым от Аспатадена Пенкаура.

Пастух встал. Килхух вручил ему золотое кольцо, но не налезло оно ему на палец, и он положил его в перчатку. Потом он пошел домой и отдал кольцо на хранение жене. Она же вытащила кольцо из перчатки и спросила:

– Где ты взял это кольцо, если тебе нельзя владеть никаким добром?

– Пошел я к морю наловить рыбы, – сказал Кистеннин. – Вдруг вижу выброшенный на берег труп. Прекраснее его мне еще не случалось видеть. Ну, я снял кольцо у него с пальца.

– Нет, муж, море не разрешает своим мертвым носить украшения.

– Ох, жена, того, кому принадлежало это кольцо, ты увидишь сегодня вечером.

– Да кто он такой? – спросила женщина.

– Килхух, сын Килита, сына короля Келатона, от жены его Голайтит, дочери короля Анлаута, и он пришел сюда за Олвен.

Женщина услыхала это и обрадовалась случаю повидать племянника, сына своей сестры, но и опечалилась, потому что знала, что никто еще не уходил живым из замка, если приходил просить в жены Олвен.

Тем временем посланцы Артура подошли к воротам, и она, услыхав их шаги, радостная побежала им навстречу. Кай незаметно вытащил полено из поленницы, и, когда она захотела обнять гостей, он подставил ей полено, и оно стало мягче веревки.

– Эй, женщина, – воскликнул Кай, – будь то моя шея, никто бы больше не смог выразить мне свою любовь. Недобрая твоя радость.

Гости вошли в дом и были приняты с почетом. Вскоре все развеселились. Тогда хозяйка открыла каменный сундук, который стоял возле очага, и оттуда появился юноша с белокурыми вьющимися волосами.

Сказал тогда Гухрир:

– Жалко такого красавца, хоть и знаю я, что это не его вина.

– Последний он у нас, – сказала женщина. – Двадцать три сына убил у меня Аспатаден Пенкаур, и нет у меня надежды спасти последнего.

– Отпусти его с нами, – предложил Кай. – И он не будет убит, разве что вместе со мною.

Когда все насытились, женщина спросила:

– Зачем вы пришли сюда?

– Мы пришли просить Олвен в жены этому юноше.

– Ради бога, пока никто в замке вас не видел, возвращайтесь туда, откуда пришли.

– Господь свидетель, мы не уйдем отсюда, не повидав девицу.

– Она когда-нибудь приходит к вам? – спросил Кай.

– Каждую субботу она приходит мыть голову и снимает все свои кольца, но никогда не забирает их сама и не присылает слуг забрать их.

– А она придет, если кого-нибудь за ней послать?

– Клянусь Богом, я не возьму грех на душу и не предам ту, что доверяет мне, разве вы поклянетесь, что не причините ей вреда.

– Клянемся, – сказали гонцы Артура.

Тогда женщина послала за Олвен, и Олвен пришла.

На ней было платье из огненного шелка, а на шее – золотой воротник, украшенный изумрудами и рубинами. Волосы у нее были желтее цветка ракитника, кожа белее морской пены, а руки и пальцы прекраснее лесных анемонов среди лугового многоцветья. Глаза прирученного сокола или трижды линявшего ястреба не так сверкают, как сверкали ее глаза. Грудь у нее была белее лебединой, а щеки краснее, чем самая красная роза. И не было воина, который, взглянув на нее, не отдал бы ей свое сердце. И где она ступала, тотчас вырастали четыре цветка белого клевера. Поэтому звали ее Олвен.

Она вошла в дом и села рядом с Килхухом на ближайшую скамью, а он, едва ее увидел, тотчас узнал.

Сказал ей Килхух:

– Ах, я узнал тебя, девица. Пойдем со мной, чтобы никто не говорил плохого ни о тебе, ни обо мне. Давно я тебя люблю.

– Не могу, – отвечала Олвен. – Я обещала отцу, что не стану ничьей женой, не спросив у него совета, потому что его жизнь закончится с моей свадьбой. Но чему быть, того не миновать. Если ты выслушаешь меня, я дам тебе совет. Иди к отцу и проси, чтобы он отдал меня тебе, но, чего бы он ни потребовал от тебя, ни в чем ему не отказывай, и тогда получишь меня, а если откажешь хоть в чем-нибудь, не только меня не получишь, но и жизни своей лишишься.

– Как ты сказала, так я и сделаю, – обещал ей Килхух.

Олвен возвратилась во дворец, и воины Артура пошли следом за ней. Не поднимая шума, они убили девять привратников, охранявших девять ворот замка, и девять псов, не успевших подать голос, и вошли в главную залу.

– Будь благословен Богом и людьми, Аспатаден Пенкаур.

– И вам того же, зачем бы вы ни пришли ко мне.

– Мы пришли просить, чтобы ты отдал свою дочь Олвен в жены Килхуху, сыну Килита, сына короля Келатона.

– Куда подевались мои слуги и мои пажи? Поднимите мне веки, чтобы я мог получше разглядеть моего будущего зятя!

Слуги тотчас вставили в его глаза распорки.

– Приходите завтра, – сказал Аспатаден Пенкаур. – Завтра я дам ответ.

Воины поднялись и пошли к двери, а Аспатаден Пенкаур схватил одну из отравленных стрел, что лежали рядом с ним, и метнул ее в Бедвира. Однако Бедвир перехватил стрелу и проткнул ею колено Аспатадена Пенкаура так, что тот взвыл от боли.

– Будь ты проклят, зять! Теперь я навечно запомню тебя, потому что никто не вылечит мое колено. Хуже овода ужалило меня отравленное железо. Будь проклят кузнец, который выковал стрелу, и будь проклята наковальня, на которой он ее выковал! Зачем он сделал ее такой острой?!

Воины Артура провели ночь в доме пастуха Кистеннина, а на другое утро, едва рассвело, они поспешили в замок и сказали, войдя в залу:

– Аспатаден Пенкаур, отдай нам свою дочь, и мы дадим ей приданое и заплатим ее девичью часть тебе и двум женщинам из ее рода. А коли ты откажешь нам, не быть тебе живым.

Он ответил:

– Еще живы ее четыре прабабки и четыре прадеда, и мне нельзя не спросить у них совета.

– Будь по-твоему.

Воины встали, а Аспатаден Пенкаур схватил вторую стрелу и метнул ее им вслед, однако Мену, сын Тайгвайта, перехватил ее и метнул в Аспатадена Пенкаура, попав ему прямо в грудь, так что острие вышло у него из спины.

– Проклятый зять! – вскричал Аспатаден Пенкаур. – Железо впилось в меня, как конская пиявка! Проклят будь горн, в котором ее калили, проклят будь кузнец, который ее ковал! Зачем он сделал ее такой острой?! Теперь не смогу я всходить на гору, чтобы не перехватывало у меня дыхание и не болела грудь! Как же мне есть мясо?!

Воины Артура вернулись к пастуху и сели за стол.

В третий раз они пришли во дворец, и Аспатаден Пенкаур сказал им:

– Не берите в руки стрел, если хотите уйти отсюда живыми! Где мои слуги? Пусть поднимут мне веки, чтобы я мог еще раз взглянуть на своего зятя.

Воины встали, и Аспатаден Пенкаур схватился за последнюю ядовитую стрелу, но Килхух поймал ее и, метнув обратно, попал прямо в глаз Аспатадену Пенкауру. Острие стрелы вышло у него из затылка.

– Проклятый зять! – вскричал Аспатаден Пенкаур. – Никогда больше не смотреть мне, как всем людям! Если я пойду против ветра, то глаза у меня будут слезиться и пылать огнем, и каждый раз, когда поднимется в небе молодая луна, голова у меня будет кружиться. Будь проклято пламя, в котором ковали стрелу! Ядовитая стрела кусает больнее бешеной собаки.

Воины покинули его.

А на другой день они пришли во дворец и сказали:

– Не кидай больше нам вслед стрелы, если не хочешь, чтобы они тебя жалили, чтобы они в тебя впивались, чтобы они тебя кусали, да больнее прежнего.

– Отдай мне свою дочь, а если не отдашь, то поплатишься жизнью, – потребовал Килхух.

– Кто пришел за моей дочерью? Пусть подойдет поближе, чтоб я мог его разглядеть.

Слуги поставили кресло для Килхуха, чтобы он сел лицом к лицу с Аспатаденом Пенкауром.

Спросил Аспатаден Пенкаур:

– Ты пришел за моей дочерью?

– Я, – ответил Килхух.

– Поклянись, что будешь вести себя честно. И когда я получу то, что потребую от тебя, моя дочь станет твоей.

– С радостью клянусь, – сказал Килхух. – Говори, чего ты хочешь.

– Не торопись. Видишь вон ту гору?

– Вижу.

– Так выруби все деревья, выжги все корни, и вспаши землю, и засей ее в один день, и в тот же день пусть вырастет на ней пшеница. Из той пшеницы я прикажу наделать пирогов и наварить вина к твоей свадьбе с моей дочерью. Ты должен управиться в один день.

– Это нетрудно исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Никому не вспахать эту землю, кроме Амайтона, сына Дона, а он не придет тебе на помощь ни по доброй воле, ни по принуждению.

– И это нетрудно исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Гованнон, сын Дона, должен прийти и наладить плуг, а он работает только на своего законного короля, и силой его не заставишь работать.

– И это нетрудно исполнить.

– Не торопись. Еще тебе понадобятся два запряженных вместе серо-коричневых быка Гвулулида, чтобы вспахать эту землю, а он не даст их тебе ни по доброй воле, ни по принуждению.

– И это нетрудно исполнить.

– Не торопись. Еще ты должен дать мне желтого и пятнистого быков, запряженных вместе.

– И это нетрудно исполнить.

– Не торопись. Ты дашь мне двух рогатых быков, которые стоят по разные стороны горы, но запряжены в одно ярмо. А на самом деле они – Нинниау и Пайбау, которых Бог покарал за их грехи.

– И это нетрудно исполнить.

– Не торопись. Видишь вон ту красную вспаханную землю?

– Вижу.

– Когда я в первый раз встретил мать этой девицы, девять бушелей льняного семени были посажены там, и ни одно семя не взошло. Ни белое, ни черное. Но я не теряю надежды. Ты тоже посади лен, а когда он вырастет, пусть из него соткут ко дню свадьбы белый плат для твоей невесты.

– И это нетрудно исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Мед в девять раз слаще, чем пчелиный, ты должен приготовить без помощи пчел, чтобы сварить из него брагу к свадебному пиру.

– И это нетрудно исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Нет нигде и ни у кого красивее бутыли, чем у Хлуира, сына Хлуириона. Ни в какую другую не поместится столько браги, но ни по доброй воле, ни по принуждению он не даст ее тебе.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Есть у Гвитная Гаранхира корзина. Даже если сойдутся вместе трижды девять человек, всем хватит в ней мяса. В день, когда моя дочь станет твоей женой, я хочу есть из этой корзины, но не дает он ее никому ни по доброй воле, ни по принуждению.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. У Гулгауда Гододина есть рог, который ты должен принести на свадебный пир. Но он никому не дает его ни по доброй воле, ни по принуждению.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Вспомнил я еще об арфе Тайрту, которая сама играет, пока ты хочешь ее слушать. Но он не дает ее никому ни по доброй воле, ни по принуждению.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Нам понадобится еще котел Диурнаха Витела, сенешаля Одгара, сына Айта и короля Ирландии, чтобы сварить в нем мясо для свадебного пира.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Еще надо мне вымыть голову и сбрить бороду, и ты должен принести мне клык Аскитарвина Пенбайта, но не мертвого, а живого.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Никому на всей земле не под силу это, кроме Одгара, сына Айта и короля Ирландии.

– И это легко исполнить.

– Не торопись. Никому не доверю я хранить этот клык, кроме Кау из Северной Британии. Он правит трижды двадцатью округами в Северной Британии и ни по доброй воле, ни по принуждению не покинет свои владения.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Мне надо намочить и выпрямить волосы, чтобы постричь их, а намочить их я могу только в крови черной колдуньи, дочери белой колдуньи из Пен Нант Говида, что находится в Аду.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Кровь нужна мне теплой, и для этого не годятся никакие бутыли, кроме бутылей Гудолвида Горра, который может наполнить их горячим питьем на востоке и привезти его горячим на запад. Но он не даст их тебе ни по доброй воле, ни по принуждению.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Наверно, многие захотят попить свежего молока, а его у нас не хватит на всех, если не будет у нас бутылей Хриннона Хрина Барнаула, в которых молоко никогда не прокисает. Но он не даст их тебе ни по доброй воле, ни по принуждению.

– И это легко исполнить.

– Не торопись. На всей земле не найти гребня, бритвы и ножниц, которыми можно привести в порядок мои волосы, такие они густые, кроме гребня, бритвы и ножниц, что находятся за ушами Турха Труита, сына короля Тареда. Но он не отдаст их ни по доброй воле, ни по принуждению.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Никому не под силу завладеть Турхом Труитом без помощи Дридвина, отродья Грайда, сына Эри.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. На всей земле нет поводка, который мог бы удержать его, кроме поводка Гурса Канта Эвина.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. На всей земле нет ошейника, который удержал бы его, кроме ошейника Канхастира Канхлау.

– И это легко исполнить.

– Не торопись. Тебе понадобится цепь Килита Канхастира, чтобы прикрепить ошейник к поводку.

– И это легко исполнить.

– Не торопись. На всей земле нет охотника, который мог бы управиться с этим псом, кроме Мабона, сына Модрона. Его увезли от матери, когда ему было три дня от роду, и никто не знает, где он теперь, живой он или мертвый.

– И это легко исполнить.

– Не торопись. Только Гвинн Магдун, конь Гвету, быстрый, как волна, подходит Мабону, сыну Модрона, для охоты на вепря Труита, но он не даст его тебе ни по доброй воле, ни по принуждению.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Ты не найдешь Мабона, потому что никто не знает, где он, кроме Айдойла, его родича и сына Аира. А его искать без пользы, потому что он приходится Мабону двоюродным братом.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Гарселит Гвителиан – лучший охотник во всей Ирландии, и никто не справится с Турхом Труитом без него.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Поводок надо сплести из волос, взятых из бороды Дихлиса Варваука, но не мертвого, а живого, и не срезанных, а вырванных деревянными щипцами. А он, пока жив, не позволит этого сделать ни по доброй воле, ни по принуждению. Если же он умрет, то и борода его не нужна, потому что волосы в ней станут ломкими.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Нет на земле охотника, который управился бы с двумя такими отродьями, кроме Каледира Вихлта, сына Нвитона, который в девять раз злее любого зверя в горах. Он-то уж не пойдет за тобой ни по доброй воле, ни по принуждению, и ты не получишь мою дочь.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Не дастся никому вепрь Труит, кроме Гвинна, сына Нита, которого Господь поставил над дьяволами в Аннувине, чтобы они не погубили всех людей. Без него никак нельзя обойтись.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Нет такого коня на земле, который выдержал бы Гвинна на охоте за Турхом Труитом, кроме Ди, коня Мора из Ойрветауга.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Пока не будет тут Гуихленнхина, короля Франции, без пользы охотиться на Турха Труита. А зачем ему ради тебя покидать Францию?

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Нельзя идти на охоту на Турха Труита без сына Алина Даведа. Он лучше всех умеет управляться с собаками.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Нельзя отправляться на охоту на Турха Труита без Анеда и Айтлема. Они бегают быстрее ветра, и, когда бы ни спускали их на зверя, без добычи они не возвращались.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Артур и его рыцари тоже должны принять участие в охоте на Турха Труита, а он муж могучий и не подчинится тебе, сколько бы ты его ни уговаривал.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Ты не можешь отправиться на охоту без Булха, и Кавулха, и Севулха, внуков Клетива Дивулха. Три их щита – три огненных солнца. Три их копья – три безудержные молнии. Три их меча – трое безжалостных убийц: Глас, Глессик и Глайсад. Три их пса – Кахл, Киахл и Кавахл. Три их коня – Хуирдатуд, Другдатуд и Хлуирдатуд. Три их жены – Ох, Гарим и Диаспад. Три их внука – Хлихед, Невед и Айссивед. Три их дочери – Друг, Гвайд и Гвайтав Охл. Три их служанки – Эхайбрид, дочь Кивулха, Гораскурн, дочь Нерта, и Эвайдан, дочь Канвелина. Когда они трубят в рог, а остальные кричат, то все думают, будто небо падает на землю.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Еще тебе нужен меч Гурнаха Великана, потому что только этим мечом можно убить Турха Труита. А он никогда не даст его тебе ни по доброй воле, ни в подарок, ни за плату, ни по принуждению.

– И это легко исполнить, хотя ты думаешь иначе.

– Не торопись. Одолей хоть какие опасности, не спи хоть все ночи напролет, а не принесешь требуемого – не видать тебе моей дочери.

– И кони у меня есть, и рыцари есть в подмогу. Господин мой и родич Артур все исполнит для меня. Я возьму твою дочь в жены, а ты умрешь.

– Иди и не забудь, ты кормишь и одеваешь мою дочь, пока исполняешь мои поручения. А исполнишь все, бери ее в жены.

За весь день не встретили воины никого на своем пути, а к вечеру увидели неподалеку замок, наверно, самый громадный на земле. Из него – глядите-ка! – вышел человек в три раза больше любого смертного.

Рыцари заговорили с ним:

– Откуда ты идешь, о великий муж?

– Из замка.

– А чей это замок?

– Откуда вы, если не знаете, кому принадлежит замок? Хозяин его – Гурнах Великан. Это всем на земле известно.

– А как встречают гостей в его замке?

– Ох, спаси и сохрани вас Господь. Никто еще не выходил из него живым, а чтобы войти в него, нужно уметь или знать что-то особенное.

Воины подошли к воротам.

– Эй, привратник! – позвал Гухрир Гвалстаут Иайтойт.

– Здесь я, – откликнулся привратник. – Чего ты кричишь?

– Открывай ворота.

– Не открою.

– Почему же не откроешь?

– Уже нож в мясе и вино в роге – веселится Гурнах Великан в пиршественной зале, и не велено никого пускать, кроме особых умельцев.

– Вот и хорошо, привратник, – сказал Кай. – Ведь я как раз умелец.

– А что ты умеешь?

– Я лучше всех чищу мечи.

– Пойду скажу Гурнаху Великану. На все его воля.

Привратник вошел в залу, где веселился Гурнах, и Гурнах спросил его:

– С чем пришел, привратник?

– У ворот ждут мужи. Они хотят видеть тебя.

– Ты узнал у них, что они умеют делать?

– Узнал, – ответил привратник. – Один сказал, что он мастер чистить мечи.

– Он мне нужен. Уже давно я ищу кого-нибудь начистить до блеска мой меч и никого не могу найти. Впусти его, если он и вправду такой умелец.

Привратник вернулся к воротам, открыл их и впустил одного Кая, а потом Кай, как полагается, приветствовал Гурнаха Великана, и для него принесли кресло, которое поставили напротив трона Гурнаха. Гурнах спросил его:

– Правду сказали мне, что ты мастер чистить мечи?

– Нет такой тайны в этом деле, которую бы я не знал.

Принесли меч Гурнаха, и Кай, взяв в руки синий точильный камень, спросил, до синего или до белого блеска чистить меч.

– Делай так, как если бы это был твой меч.

Кай до блеска начистил одну сторону лезвия и показал свою работу Гурнаху.

– Оцени, – сказал он.

– Я бы ничего не пожалел в моих владениях за то, чтобы весь меч стал таким. Однако мне удивительно, что такой муж, как ты, странствует один.

– Ты прав, благородный господин, не один я пришел к тебе, только муж, который странствует со мной, не владеет моим искусством.

– Кто же он тогда?

– Позови привратника, и я скажу ему, как его узнать. Наконечник на его копье сам слетает с древка, и не успеешь моргнуть, как он уже, окровавленный, вновь на древке.

Привратник открыл ворота, и в залу вошел Бедвир.

– Хоть и не знает Бедвир моего искусства, зато своим владеет в совершенстве.

Среди тех, кто остался за воротами, разгорелся спор, что им делать дальше, после того как Каю и Бедвиру удалось-таки проникнуть во дворец, и тогда сказал свое слово юноша, который пришел с ними, единственный сын Кистеннина-пастуха, велевший остальным стать как можно ближе к нему, когда он будет проходить мимо стражи. Беспрепятственно все они миновали три стражи и, оказавшись во дворе замка, вскричали:

– Великое дело сделал ты! Нет тебе равных на земле!

С тех пор сына Кистеннина стали звать Горай, сын Кистеннина.

Нимало не медля, воины разошлись по разным покоям, чтобы незаметно для Великана перебить его слуг и вассалов.

До блеска начистив меч, Кай отдал его Гурнаху Великану и спросил:

– Доволен ли ты?

– Доволен, – ответил Великан, – ты поработал на славу.

И сказал Кай:

– В том, что твой меч ржавеет, виноваты ножны. Дай их мне, и я заменю в них деревянные части.

В одну руку он взял ножны, в другую меч, подошел к Великану и стал рядом с ним, а потом, сделав вид, словно хочет вложить меч в ножны, взмахнул им и одним ударом отсек Великану голову. Потом Кай и его спутники обошли весь замок и взяли столько добра и драгоценностей, сколько смогли унести.

Миновал ровно год, прежде чем рыцари пришли к Артуру с мечом Гурнаха Великана.

Когда они рассказали Артуру, как провели год, он спросил:

– За что мы теперь возьмемся в первую очередь?

– В первую очередь нам надо отыскать Мабона, сына Модрона, а это никак невозможно сделать прежде, чем мы отыщем его родича Айдойла, сына Аира.

Тогда Артур и все воины с Британских островов отправились на поиски Айдойла и, рано ли, поздно ли, добрались до замка Гливи, где жил в заточении Айдойл. Взошел Гливи на башню и крикнул сверху:

– Артур, что тебе надобно от меня? Знай, что нет у меня ни зерна, ни овса и живу я в своем замке без радости и утешения. Зачем тебе причинять мне зло?

– Не со злом я пришел к тебе, – ответил Артур. – Ищу я твоего узника.

– Отдам я тебе своего узника, хотя и не собирался никому его отдавать, а ты сочти это за помощь тебе.

Тогда воины Артура сказали ему:

– Господин, поезжай домой. Не след тебе исполнять то, с чем мы сами справимся.

Артур ответил им:

– Поезжай ты, Гухрир Гвалстаут Иайтойт, ибо тебе известны все языки, что есть на земле, – и птичьи и звериные тоже. И ты, Айдойл, поезжай на поиски своего двоюродного брата. Ну а вы, Кай и Бедвир, за что ни беретесь, все у вас получается. Постарайтесь же и теперь для меня.

Артуровы воины отправились дальше и ехали до тех пор, пока не повстречался им Дрозд из Килгури. И Христом Богом взмолился Гухрир:

– Скажи нам, если знаешь: где теперь Мабон, сын Модрона, которого похитили, когда ему было всего три дня от роду и он лежал на ложе рядом со своей матерью?

Ответил Дрозд:

– Когда я в первый раз прилетел сюда совсем молодым, здесь стояла кузня. С тех пор ее забросили, и только я каждый вечер точу тут свой клюв, а он у меня теперь совсем маленький, с орешек. Верно, небеса прогневались на меня, если за всю жизнь я ни разу не слышал о муже, о котором ты спрашиваешь. Но я знаю, чем пособить гонцам Артура. Неподалеку живут звери, явившиеся на землю еще до меня. Я покажу дорогу к ним.

Он привел Артуровых мужей к Оленю из Реданвре.

– Послушай, Олень из Реданвре, мы пришли к тебе, посланцы Артуровы, потому что ты дольше всех живешь на земле. Скажи, не слышал ли ты о Мабоне, сыне Модрона, которого похитили от его матери, когда ему было всего три дня от роду?

– Когда я поселился тут, вокруг была голая равнина, на которой рос один молоденький дубок. Он стал могучим дубом с сотней веток, а потом состарился и погиб, и на его месте лишь сухой пенек торчит из земли. Все время я живу на этом месте и ни разу не слышал о муже Мабоне. Но я знаю, чем пособить гонцам Артура.

И Олень проводил их к Сове из Кум Каулвида.

– Сова из Кум Каулвида, я привел к тебе гонцов Артура. Не слышала ли ты о Мабоне, сыне Модрона, которого похитили от матери, когда ему было три дня от роду?

– Не слыхала. Когда я поселилась здесь, на месте широкой низины была узкая горная долина, заросшая лесом. Потом пришли люди. Они выкорчевали лес, потом здесь вырос новый, а этот лес – уже третий по счету. Вот и мои крылья стали похожи на сухие обрубки, но ни разу я не слыхала о муже, которого вы разыскиваете. Однако я знаю, чем пособить гонцам Артура. Провожу-ка я вас к самому старому жителю земли, который во многих местах побывал и многое повидал, – к Орлу из Гверн Абви.

Сказал Орлу Гухрир:

– Орел из Гверн Абви, мы, гонцы Артура, пришли к тебе спросить: не слышал ли ты о Мабоне, сыне Модрона, которого похитили от матери, когда ему было три дня от роду?

Ответил Орел:

– Давно я живу на свете, и, когда я поселился здесь, тут не было ничего, кроме высокой скалы, с вершины которой я каждую ночь любовался на звезды, а теперь она не выше пяди, но ни разу я не слышал о муже, которого вы разыскиваете. Правда, давно это было, искал я, чем бы утолить голод, и долетел до Хлин Хлива. Там я увидел Лосося и вонзил в него когти, обрадовавшись, что надолго мне хватит еды. Не тут-то было. Уволок он меня чуть не на самое дно, и я тогда еле спасся. Собрал я родичей, и все вместе мы полетели объявить ему войну, а он послал к нам своих гонцов, и мы заключили с ним мир. Потом он явился сам и умолил меня вытащить из его спины пятьдесят гарпунов. Если он ничего не слыхал, так и не знаю, кто еще слышал о муже Мабоне. Скачите вперед, я покажу вам дорогу к дому Лосося.

– Лосось из Хлин Хлива! – крикнул Орел, когда они добрались до места. – Я привел к тебе Артуровых гонцов. Они хотят знать: не слыхал ли ты, где живет Мабон, сын Модрона, которого похитили от матери, когда ему было три дня от роду?

– Я скажу вам, что знаю. Когда наступает прилив, я поднимаюсь вверх по реке до самых стен Глостера и каждый раз слышу там горький плач. А чтобы вы поверили, пусть два мужа сядут мне на спину и сами убедятся в правоте моих слов.

Кай и Гухрир Гвалстаут Иайтойт добрались на спине Лосося к стенам крепости, и тяжкие стоны и скорбный плач донеслись до них из подземелья.

Спросил Гухрир:

– Кто плачет в каменном замке?

– Здесь любому есть что оплакать, потому и я плачу, Мабон, сын Модрона, ибо не было еще на земле несчастнее узника, даже Хлиду Хлау Эрайнту и Грайду, сыну Эри, не сравниться со мной в бедах.

– Как нам тебя вызволить? Отдадут ли тебя за золото-серебро или драгоценные каменья, или придется нам обнажить мечи и сразиться за твою свободу?

– Ни золото, ни серебро, ни драгоценные каменья не вызволят меня из темницы.

Гухрир и Кай помчались к Артуру и рассказали ему о том, что Мабон, сын Модрона, томится в неволе. Тогда Артур созвал всех воинов, что жили на острове, и они отправились в Глостер. Воины Артура атаковали крепость с суши, а тем временем Кай, пробившись сквозь стену, вынес на своей спине Мабона.

Потом Артур возвратился домой, и свободный Мабон решил присоединиться к нему.

Спросил Артур:

– Что нам теперь делать?

– Надо отыскать волчат Гасты Храмхи.

– А где их искать?

– В Абер Дай Клетиве.

Поскакал Артур в Абер Клетив к Трингаду, чтобы спросить, не знает ли он, где Гаста Храмхи.

– Какое у нее обличье? – спросил Трингад.

– Обличье волчицы. И при ней два волчонка.

– Она режет мои стада. И живет она в Абер Клетиве в пещере у подножия горы.

Артур взошел на корабль «Прадвен», а его воины отправились по берегу искать логовище Гасты Храмхи. Они окружили волчицу с двумя волчатами, и Господь по просьбе Артура вернул ей прежний облик.

А воины Артура по одному, по двое направились кто куда.

Как-то раз Гвитир, сын Грайдаула, бродя по горам, услыхал стон и жалостный плач. Он не стал медлить и помчался что было мочи на голос. Мечом он сбросил муравьиную кучу на землю и спас ее от пожара. В благодарность за это муравьи отдали ему девять бушелей льняного семени, которые Аспатаден Пенкаур требовал от Килхуха.

– Прими от нас Божий дар. Этого тебе не даст ни один человек.

Все девять бушелей льняного семени они собрали и потеряли только одно семечко, которое, еще не успело стемнеть, отыскал и принес Гвитиру хромой муравей.

Как-то раз сидели Кай и Бедвир на сигнальной башне, что на вершине Плинлиммона, где гуляет самый сильный ветер, и, оглядываясь кругом, заметили на юге столб дыма, который прямо поднимался в небо, не клонясь ни в какую сторону.

И Кай сказал:

– Клянусь рукой моего друга, это костер разбойника!

Они бросились в сторону костра, и когда приблизились к нему, то увидели Дихлиса Варваука, который опалял шкуру вепря.

– Послушай, – крикнул Бедвир Каю, – там разбойник, самый худший из всех, которые когда-либо убегали от Артура. Ты его знаешь?

– Знаю, – ответил ему Кай. – Это Дихлис Варваук. Ни один поводок на земле не удержит Дридвина, отродье Грайда, сына Эри, кроме поводка, сплетенного из его бороды, но и тот порвется, если волосы не будут вырваны у него живого деревянными щипцами. Мертвый Дихлис Варваук нам без пользы.

– Что нам делать? – спросил Бедвир.

– Пусть он съест столько мяса, сколько в него влезет, и заснет крепким сном.

Тем временем они приготовили деревянные щипцы. Убедившись, что Дихлис Варваук заснул, Кай вырыл у него под ногами яму, глубже которой никто не видывал на земле, и сильным ударом сбросил в нее Дихлиса Варваука. Деревянными щипцами Бедвир и Кай выщипали у него волосок за волоском всю бороду, а потом убили его.

После этого они отправились в Гехли Вик, что в Корнвахле, не забыв прихватить с собой поводок, сплетенный из волос Дихлиса Варваука, и отдали его Артуру из рук в руки.

Тогда Артур сочинил:

Поводок сплел Кай

Из бороды Дихлиса, сына Айрая,

Не убей ты его, он бы тебя убил.

Кай разгневался на него, и воинам с Острова едва удалось вновь примирить Кая и Артура. Но с тех пор, какие бы ни обрушивались на Артура и его воинов беды, Кай ни разу не пришел ему на помощь.

Спросил Артур:

– Что нам теперь делать?

– Надо отыскать Дридвина, отродье Грайда, сына Эри.

Незадолго до этого Крайталад, дочь Хлита Хлау Эрайнта, обручилась с Гвитиром, сыном Грайдаула, но не успела она стать его женой, потому что явился Гвинн, сын Нита, и силой увез ее.

Гвитир, сын Грайдаула, немедля собрал войско и пошел войной на Гвинна, сына Нита, но Гвинн победил его и взял в плен Грайда, сына Эри, и Глинная, сына Тарана, и Гургуста Ледлума, и Данварта, его сына. Еще он взял в плен Пенна, сына Нетауга, и Нвитона, и Каледира Вихлта, его сына.

Воины Гвинна, сына Нита, убили Нвитона, вынули у него из груди сердце и заставили Каледира съесть сердце его отца, отчего Каледир тронулся умом.

Прослышав об этом, Артур отправился на север, призвал к себе Гвинна, сына Нита, освободил всех своих воинов, которых Гвинн бросил в темницу, и повелел Гвинну, сыну Нита, и Гвитиру, сыну Грайдаула, заключить между собой мир на таких условиях: девица должна остаться в доме своего отца и никому не отдавать предпочтения, а Гвинн, сын Нита, и Гвитир, сын Грайдаула, будут сражаться за нее каждое первое число мая, покуда один из них не найдет свою смерть, и тогда победитель станет девице мужем.

Вот так Артур примирил двух воинов и завладел Магдуном, конем Гвету, и поводком Гурса Канта Эвина.

Потом Артур вместе с Мабоном, сыном Модрона, и Гваре Гвахлтом Айрином отправился в Арморику за двумя псами Глатмира Ледевика. Завладев ими, он отправился в Западную Ирландию на поиски Гурги Севери, и с ним поехал Одгар, сын Айта и король Ирландии. Потом на севере он взял в плен Каледира Вихлта, после чего поехал на поиски Аскитарвина Пенбайта. Мабон же, сын Модрона, явился, ведя на поводке двух псов Глатмира Ледевика в одной руке и еще Дридвина, отродье Грайда, сына Эри.

Артур принял участие в охоте со своим псом Кавахлом, а Кау из Северной Британии на Артуровой кобыле Хламрай первым же помчался в погоню. Он взял в руку острый топор и, встретившись лицом к лицу с вепрем, разнес ему топором голову, после чего вытащил у него из пасти клык. Вепря убили не те псы, о которых говорил Аспатаден, а Кавахл, пес Артура.

Разделавшись с Аскитарвином Пенбайтом, Артур и его гость возвратились в Гехли Вик, что в Корнвахле, и оттуда Артур послал Мену, сына Тайгвайта, разузнать насчет гребня, бритвы и ножниц, спрятанных за ушами Турха Труита: ведь если их уже нет, то незачем и тревожить его. Найти вепря было легче легкого, ибо он опустошил уже третью часть Ирландии. Мену отправился в путь и отыскал Турха Труита и Эсгайр Ойрвеле. Там, приняв обличье птицы, Мену уселся над его логовом и хотел вытащить из-за ушей вепря гребень, бритву и ножницы, да не тут-то было. Он лишь дернул его за щетину, отчего разъяренный вепрь встал во весь рост и так встряхнулся, что одна капля его яда упала на Мену. До конца своих дней Мену не оправился от болезней.

Тем временем Артур послал гонцов к Одгару, сыну Айта и королю Ирландии, спросить, не даст ли он ему котел своего сенешаля Диурнаха Витела. Одгар приказал Диурнаху Вителу отдать котел, но Диурнах ответил ему так:

– Господь свидетель, даже если бы Артуру выпал случай лишь взглянуть на котел, то и им он не должен был бы воспользоваться.

Гонцы Артура возвратились из Ирландии ни с чем.

Тогда Артур, взяв небольшую свиту, сел на корабль «Прадвен» и поплыл на нем в Ирландию. Там он направился в дом к Диурнаху Вителу, и воины Одгара поняли, что если не договориться с Артуром миром, то у них не хватит сил выиграть битву. Съев и выпив, сколько душе было угодно, Артур попросил отдать ему котел, но Диурнах Вител ответил так:

– Я бы отдал его кому угодно, будь на то слово Одгара, короля Ирландии.

Не успел он договорить, как вскочил Бедвир и водрузил котел на спину Хагвида, слуги Артура, который с материнской стороны был родичем Какмури, слуги Артура, в обязанности которого входило повсюду носить Артуров котел и разводить под ним огонь. Тогда Хленхлеауг Вител схватил Каледвулх и стал размахивать им, но воины Артура убили Диурнаха Витела и всех, кто был с ним. Потом явились другие ирландские воины, и вновь пошла битва, но Артур всех обратил в бегство, а сам со своими рыцарями отправился на корабль, унося с собой котел, доверху наполненный ирландскими деньгами. На берег он сошел в том месте, что зовется Порт Кертин, что в Даведе, где жил Хлуитен, сын Келкойда. Такова была цена за котел.

Артур кликнул всех воинов с трех островов Британии и с трех близлежащих островов и всех, кто был во Франции, и в Арморике, и в Нормандии, и в Южной стране, ибо все они были его верными и храбрыми бойцами.

Собрав войско, Артур пошел войной на Ирландию, и там началась паника. Когда корабль бросил якорь, к Артуру пришли ирландские святые и попросили у него защиты. Он даровал им защиту, а они в ответ благословили его. Потом пришли другие ирландцы и принесли ему мяса и вина вдоволь. Мирным был путь Артура до Эстайр Ойрвела в Ирландии, где обитал вепрь Труит со своими семью поросятами. Со всех сторон спустили на вепря псов, но целый день до вечера не могли ирландцы одолеть Труита, который к тому времени опустошил пятую часть Ирландии. На другой день вновь началась битва, и рядом с ирландцами встали воины Артура, и, хотя многих из них недосчитался Артур, не одолели они Труита. На третий день Артур сам вышел сразиться с вепрем, и девять дней и девять ночей продолжалась битва, но даже ни один поросенок не попал под горячую руку. Тогда воины спросили Артура, кто этот вепрь, и Артур рассказал им, что Труит был когда-то королем, но Господь за грехи обратил его в вепря.

Артур послал Гухрира Гвалстаута Иайтойта поговорить с вепрем, и Гухрир Гвалстаут Иайтойт, приняв обличье птицы, уселся над логовищем Труита, где тот прятался со своими семью поросятами. Попросил Гухрир Гвалстаут Иайтойт:

– Именем Того, Кто обратил тебя в вепря, молю тебя, сам ответь Артуру, а не хочешь, пошли навстречу ему кого-нибудь из своих сыновей.

Не смолчал Григин Гурих Эрайнт (на серебряную проволоку была похожа его щетина, и, шел ли он по лесу, шел ли по полю, нигде он не мог укрыться от чужих глаз из-за серебряного сверкания).

Ответил он так:

– Именем Того, Кто обратил нас в вепрей, я отказываю тебе, ибо не желаю говорить с Артуром. Неужели мало выпало нам страданий, чтобы и он тоже пошел на нас войной?

– Я так тебе скажу: Артуру нужны гребень, бритва и ножницы, которые прячет за ушами Турх Труит.

Сказал Григин:

– Хоть умри Артур, не получит он ничего. Завтра же, едва наступит утро, мы пойдем в земли Артуровы, и Артур еще пожалеет об этом.

Наутро Турх Труит со своими сыновьями отправился по морю в Валес, а Артур со своими воинами, лошадьми и собаками взошел на борт «Прадвена», чтобы без промедления плыть домой. Турх Труит явился в порт Клайс, что в Даведе, а корабль Артура стал на якорь в Маниве. На другой день Артуру стало известно, что Турх Труит идет по его земле и уничтожает все живое на своем пути, и Артур бросился за ним в погоню и настиг его, когда он резал стадо Каннваса Курра И Вагила, успев до прихода Артура перебить всех животных и всех людей в Абер Глетиве.

Завидев Артура, Турх Труит поспешил в Преселай, и Артуру с его воинами вновь пришлось догонять его. Артур послал за ним Эли и Трахмира с псом Дридвином, отродьем Грайда, сына Эри, и еще Гвартегида, сына Кау, с двумя псами Глатмира Ледевика, и еще Бедвира с собственным псом Артура – Кавахлом. Все воины Артура сошлись на берегу Навера, и к ним присоединились три внука Клетива Дивулха, славные своей победой над Аскитарвином Пенбайтом. И от берега Навера они направились в лощину Сум Кервин.

Здесь Турх Труит встретился с ними лицом к лицу и лишил жизни четверых из воинов Артура – Гвартегида, сына Кау, и Тараука из Ахлт Клуида, и Храйдуна, сына Эли Атвера, и Искована Хайла.

Расправившись с ними, Турх Труит не остановился и там же, в Кум Кервине, лишил жизни Гвидре, сына Артура, и Гарселита Витела, и Глева, сына Асгауда, и Искавина, сына Панона, но и сам тоже был ранен.

На другой день, едва взошло солнце, воины Артура вновь вступили в схватку, и он лишил жизни Хуандау, Гогигука и Пеннпингиона, трех воинов из окружения Глевлвида Гавайлваура, так что, Господь свидетель, не осталось у него больше никого, кроме Хлайскенима, который никому никогда добра не делал. А кроме них, Турх Труит убил еще многих жителей тех мест, не пожалев и Глуидина Сайра, главного зодчего Артура.

Во второй раз Артур догнал его в Пелимиауке, и там он лишил жизни Мадаука, сына Тайтиона, и Гвинна, сына Трингада, сына Неведа, и Айриауна Панхлорая. Потом вепрь отправился в Абертайви. Там он вновь сразился с воинами Артура и лишил жизни Калваса, сына Канана, и Гуихленнхина, короля Франции.

Оттуда Турх Труит бежал в Глин Асти, где собаки потеряли его след.

Артур призвал к себе Гвинна, сына Нита, и спросил, не слыхал ли он о Турхе Труите, но Гвинн, сын Нита, ничего ему не сказал, потому что ничего не знал о вепре.

Тогда все охотники отправились в Дафрин Хлахур. Там их встретили Григин Гурих Эрайнт и Хлуидауг Гованниад, сыновья Турха, и всех перебили, лишь один из воинов спасся. Немедленно помчался в Дафрин Хлахур со своими воинами Артур и спустил на молодых вепрей собак, и они подняли такой шум, что Турх Труит, услыхав его, пришел на помощь Григину Гуриху Эрайнту и Хлуидаугу Гованниаду.

С тех пор как Турх пересек Ирландское море, Артур в первый раз сошелся с ним лицом к лицу. Он направил на вепря своих собак и послал навстречу ему своих воинов, так что ничего не оставалось Турху Труиту, как бежать в Манит Аману, и там был убит один из его сыновей по имени Гвис.

Тогда он бежал в Дафрин Аману, и там были убиты его сыновья Бану и Бенвиг, так что из всех его сыновей в живых остались только Григин Гурих Эрайнт и Хлуидауг Гованниад.

В следующий раз Артур догнал вепря в Хлух Эвине, и Турх Труит, выйдя на бой, лишил жизни Эхела Вортвитухла и Гарвили, сына Гвитауга Гвира, и многих других воинов и собак без счета.

Из Хлух Эвина путь Турха Труита лежал в Хлух Тави, а оттуда в Кередигиаун, и за ним неотступно следовали Эли с Трахмиром и многие воины.

В Гарт Грегине рядом с Турхом бился Хлуидауг Гованниад, и он лишил жизни Хридвива Хриса, не считая прочих.

В Астрад Аве сына Турха поджидали мужи Арморики, и он лишил жизни Хирпайссауга, короля Арморики, и Хласгадрита Эмиса, и Гурботи Хена, Артуровых дядей, братьев его матери, но и сам был убит.

Турх Труит скрылся где-то между Тави и Айиасом, и Артур призвал к себе в устье реки Северн всех воинов Корнвахла и Девона и так сказал им:

– Турх Труит лишил жизни многих моих воинов, но, пока я жив, доблестные мужи, он не должен войти в Корнвахл. Больше я не буду гоняться за ним, я сойдусь с ним в смертельной схватке. Вы же поступайте как знаете.

Артур решил отправить воинов с собаками в Айиас, чтобы они, возвращаясь обратно к Северну, погнали Турха Труита туда, где его ждал Артур. С Артуром же были Мабон, сын Модрона, на коне Гвету и Горай, сын Кистеннина, и Мену, сын Тайгвайта, и они стояли лагерем между Хлин Хливаном и Абер Гви.

Артур напал на Турха Труита вместе с самыми храбрыми и самыми сильными воинами Британии. Среди них были и Осла Гахлехлваур, и Манавитан, сын Хлира, и Какмури, слуга Артура, и Гвингехли.

Они схватили Турха Труита за ноги и бросили его в Северн. С одной стороны подскакал к нему Мабон, сын Модрона, и, остановив коня, выхватил у Турха из-за уха бритву, а с другой стороны подскакал Каледир Вихлт и, не убоявшись намочить ноги в Северне, выхватил у него из-за уха ножницы. Только гребень они не успели взять, потому что, нащупав копытами дно, вепрь выскочил на берег, а тут уж ни пес, ни человек, ни конь не смогли его догнать до самого Корнвахла.

Трудно достались воинам бесценные вещицы, но еще труднее оказалось спасти из реки Какмури, которого тяжелые камни утащили было на самое дно, и Ослу Гахлехлваура, который, бросившись за вепрем, уронил в воду нож, тотчас скрывшийся в пучине, отчего ножны заполнились водой и потащили его на дно.

Артур со своим воинством вновь поскакал следом за вепрем в Корнвахл, и все, что было до этого, казалось ему потом детскими играми в сравнении с тем, что ему еще пришлось испытать, пока он не заполучил драгоценный гребень. А заполучив гребень, Артур погнал дикого вепря к морю, и никто не знает, куда он потом делся и вместе с ним Анад и Айтлем.

Победив Турха Труита, Артур возвратился в Гехли Вик, что в Корнвахле, чтобы совершить омовение и отдохнуть от трудов.

Спросил Артур:

– Все ли мы сделали?

И его воины ответили ему:

– Не все. Нам нужно заполучить кровь колдуньи Орти, дочери колдуньи Орвен, из Пен Нант Говида, что в Аду.

Артур отправился на север, где была пещера, в которой жила колдунья.

Гвинн, сын Нита, и Гвитир, сын Грайдаула, посоветовали Артуру послать вперед Какмури и Хагвида, его родича. Едва они вошли в пещеру, как колдунья бросилась на них и схватила Хагвида за волосы, а потом швырнула его на пол у своих ног. Правда, Какмури не растерялся и сам, схватив ее за волосы, потащил вон из пещеры подальше от Хагвида, но колдунья вывернулась и, колотя воинов руками и ногами, выгнала обоих.

Опечалился Артур, увидав своих рыцарей, избитых до полусмерти, и сам хотел пойти в пещеру, но Гвитир и Гвинн сказали ему:

– Негоже тебе сражаться со старой каргой. Пусть пойдут теперь Хирамрай и Хирайдил.

Они пошли, но если участь Хагвида и Какмури была незавидной, то им и вовсе худо пришлось. Господь свидетель, все четверо даже не пошевелились, когда их укладывали на Хламрай, кобылу Артура.

Тут Артур не выдержал и мигом очутился возле входа в пещеру с кинжалом Карнвеннаном в руке. Никто и не заметил, как он поднял руку и разрезал колдунью пополам, а ее кровь Кау собрал в бутыль и унес из Северной Британии.

Потом наступил черед Килхуха, который вместе с Гораем, сыном Кистеннина, и многими другими воинами, мечтавшими отомстить Аспатадену Пенкауру за причиненное им зло, отправился к его двору, не забыв взять с собой драгоценные и волшебные вещи.

Явился к Аспатадену Пенкауру и Кау из Северной Британии, который сначала сбрил ему бороду со щек, потом со щек кожу, а потом и все мясо до самых костей.

– Хорошо ли я побрил тебя? – спросил Килхух.

– Хорошо, – ответил Аспатаден Пенкаур. – Только благодари за это не меня, а Артура, без которого ты не получил бы ее. По своей воле я бы ни за что ее не отдал, потому что, потеряв ее, потеряю вместе с ней свою жизнь.

Горай, сын Кистеннина, схватил его за волосы, вытащил на главную башню и там отрубил ему голову, после чего водрузил ее на кол.

Так Килхух и Горай, сын Кистеннина, завладели замком и всеми богатствами Аспатадена Пенкаура.

В ту же ночь Олвен стала женой Килхуха и была его женой до самой своей смерти.

Воины Артура разбрелись кто куда, но все они рано или поздно возвратились домой.

На этом кончается история о том, как Килхух взял в жены Олвен, дочь Аспатадена Пенкаура.

Сон Хронабви

Мадауку, сыну Маредита, принадлежали все земли Повиса в горах Арвистли – от Порвойда до Гвайна. Но у него был брат Иорверт, сын Маредита, который ни в чем не мог с ним сравниться. Видя, сколь могуществен и почитаем его брат, Иорверт места себе не находил от горя и зависти, поэтому в конце концов он созвал всех своих приближенных и всех названых братьев и стал держать совет, как ему изменить свое положение. Решено было послать несколько человек заручиться поддержкой могучих и искусных воинов.

Тем временем Мадаук предложил Иорверту стать его управителем и иметь коней, оружия и почестей не меньше, чем у него, но Иорверт отказался.

Он отправился в Лойгрию и стал убивать людей, жечь дома и уводить пленных. Тогда Мадаук призвал к себе мужей Повиса, и они решили отправить по сто воинов в каждую из трех частей Повиса, чтобы те помешали Иорверту творить беззакония. Воины разместились в Ахликтуне, в Хрид Вилире и на равнине, что тянется от Абер Кайраука, издавна считавшихся лучшими землями в Повисе. Опасность везде поджидала Иорверта и его родичей, и даже в Нихластун Треване он не мог укрыться от воинов своего брата.

Одного из тех, кто отправился в погоню за Иорвертом, звали Хронабви. Хронабви, Канвриг Врахгох из воинов Маутун и Кадуган Врас из воинов Мойлвре из Канхлайта подошли к дому Хайлина Гоха, сына Кадугана, сына Итона, и увидели закопченные стены и высокий столб дыма над крышей, а внутри повсюду были кучи отбросов и лужи. На скользком полу нелегко было устоять, тем более что в некоторых местах ноги тонули в грязи по колено. Ветки падуба, объеденные коровами, кое-как прикрывали пол. А еще в этом мрачном доме было много пыли и ни одного человека, кроме старой карги, которая возилась с огнем. Едва огонь гас, ей, верно, становилось холодно, и тогда она подбрасывала в него горсть сечки[9], отчего все вокруг сразу заволакивало едким дымом, от которого свербило в носу и было трудно дышать. По другую сторону очага на полу лежала рыжая шкура теленка, предназначенная для гостей.

Воины уселись на ней и спросили у карги, где ее домочадцы, но старуха лишь буркнула в ответ что-то непонятное и опять замолчала. Тем временем в дом вошли краснощекий неотесанный мужлан с кудрявыми волосами и вязанкой хвороста за спиной и бледная худая женщина с сухими ветками в руках. Они кивнули гостям и развели жаркий огонь. Женщина сварила похлебку и подала ее гостям, прибавив к ней ячменный хлеб, сыр, молоко и воду.

Пока все ели, поднялся ветер, полил дождь и началась настоящая буря, поэтому воинам ничего не оставалось, как заночевать под ветхой, но все-таки крышей, тем более что они устали с дороги. Правда, ложе, предназначенное для них, было из пыльной соломы и кишело насекомыми, к тому же из него торчало много острых палок, так как коровы съели всю солому, подложенную в головах и в ногах. Протертый до основы ковер покрывал это убожество, а поверх него женщина постелила дырявую простыню и положила тощие подушки и такое же одеяло.

Спутников Хронабви и на таком неприглядном ложе сморил глубокий сон, а Хронабви, помучившись немного, решил перелечь на рыжую шкуру и вскоре заснул.

Едва сон смежил веки Хронабви, как ему показалось, будто он со своими спутниками пересекает равнину Аргингройг в сторону брода Хрид Гройс через реку Северн. Неожиданно он услыхал странный шум, какого ему еще не приходилось слышать, и, оглянувшись, увидел юношу на гнедом коне, а ноги коня были серой масти. На всаднике было платье из желтого атласа, затканное зеленым шелком. На боку у него, на поясе из оленьей кожи с золотой пряжкой, висел меч с золотой рукоятью в ножнах из дубленой кожи, привезенной из Кордовы. Поверх он повязал шарф из желтого атласа, затканного зеленым шелком, с зеленой бахромой. Зеленой была попона на коне, и плащ на всаднике был зеленым, как иголка на ели, а желтый цвет напоминал цветы ракитника. И такой зловещий вид был у всадника, что страх обуял воинов, и они поскакали прочь от него, а всадник помчался за ними. Когда его конь выдыхал воздух, Хронабви и его спутников словно ветер уносил вперед, а когда конь вдыхал воздух, они оказывались совсем близко к коню, чуть ли не у самых его ноздрей. Тогда они взмолились о пощаде.

– Не бойтесь, – сказал всадник, – я не причиню вам зла.

– Вождь, если ты так добр, то скажи, кто ты и откуда, – попросил Хронабви.

– Зачем мне скрывать? Я Итаук, сын Манио. Но меня знают не по имени, а по прозвищу.

– Как же тебя зовут?

– Я скажу тебе. Итаук Корт Придайн.

– Почему тебя так зовут, вождь? – спросил Хронабви.

– Я скажу тебе. Во время сражения при Камлане я был одним из гонцов Артура, которых он посылал к своему племяннику Медрауду. Безрассудство и страсть к сражениям одолевали меня, и это я разжег пожар ненависти между Артуром и Медраудом, когда император Артур послал меня к Медрауду, чтобы я урезонил его и убедил не идти войной на названого отца и родного дядю, дабы не погибли зазря сыны королей и других почтенных мужей острова Британия. Артур наставлял меня светлыми речами, а я потчевал Медрауда самыми черными, какие только приходили мне в голову. За это меня прозвали Итаук Корт Придайн. Из-за меня бились воины при Камлане. За три ночи до конца сражения я бежал в Хлех Лас, что в Северной Британии, и там принял наказание. Только через семь лет мне было даровано прощение.

Тут раздался шум хуже прежнего, и когда воины огляделись, то увидели краснощекого безбородого юношу, благородного с виду, который скакал на могучем жеребце, гнедом спереди. На всаднике было платье из красного атласа, затканного желтым шелком, и желтой была бахрома у него на шарфе. И попона на коне была желтой, как цветы ракитника, а все красное было таким красным, как самая красная кровь.

Всадник остановился и попросил Итаука взять под свою защиту маленьких человечков, которые были с ним.

– Если я чем-нибудь могу одарить, я одариваю, а теперь ты будешь им товарищем, как я был до сих пор.

С этими словами всадник поскакал дальше.

– Итаук, – спросил Хронабви, – кто этот всадник?

– Хриваун Пебир, сын короля Деортаха.

Воины отправились дальше и за милю от брода увидели по обеим сторонам дороги первые шатры и палатки, а потом услышали шум, какой бывает только от большого войска.

Когда они приблизились к реке, то увидели на островке Артура, по одну сторону которого сидел епископ Бедвини, а по другую – Гвартегид, сын Кау. Перед Артуром стоял высокий рыжий юноша в платье из черного, как гагат, атласа и сжимал в руках меч в ножнах. Лицо у него было белое, как слоновая кость, без бороды и усов, а брови черные, как гагат. Рука же, что виднелась между перчаткой и рукавом, показалась им белее лилии и толще лодыжки воина.

Итаук и все, кто был с ним, подошли к Артуру и почтительно приветствовали его.

– Господь с вами, – сказал Артур. – А где, Итаук, ты нашел этих маленьких человечков?

– Я нашел их на дороге, мой господин.

Император улыбнулся.

– Господин, – спросил Итаук, – почему ты смеешься?

– Итаук, – ответил ему Артур, – я не смеюсь. Просто мне обидно, что такие люди населяют остров после смерти тех, кто издавна живет здесь.

Тогда Итаук обратился к Хронабви:

– Видишь перстень с камнем на руке императора?

– Вижу, – ответил Хронабви.

– Благодаря этому камню ты ничего не забудешь из того, что увидишь сегодня, а не будь его, ты бы все позабыл.

К броду подошло войско.

– Итаук, – спросил Хронабви, – чье это войско?

– Хривауна Пебира, сына короля Деортаха. Его воинам почтительные слуги подносят мед, а дочерям британских королей не запрещено любить их. А заслужили они это тем, что во всех схватках всегда идут впереди.

Хронабви обратил внимание, что одежды на воинах и попоны на конях одного цвета – цвета красной крови, поэтому, когда один из рыцарей отделился от остальных, он напомнил ему огненный столб, устремленный в небо. Войско стало лагерем выше брода.

Вскоре к броду прискакало еще одно войско – сверху их одежды были белее лилии, а снизу – чернее гагата. Один из рыцарей выехал вперед и резко натянул поводья, отчего конь, встав на дыбы, облил водой с головы до ног и Артура, и епископа, и всех остальных, кто был поблизости, так что на них сухой нитки не осталось. Зато когда рыцарь развернулся, юноша, стоявший впереди Артура, ударил его коня промеж ноздрей мечом в ножнах, но с такой силой, что, будь меч обнажен, он непременно рассек бы ему голову до шеи.

Рыцарь наполовину вытащил меч из ножен и спросил юношу:

– За что ты ударил моего коня? Хотел ли ты нанести мне обиду или дать добрый совет?

– Дать совет, которого тебе не хватало. Уж не помутнение ли нашло на тебя, когда ты с ходу остановил коня и облил водой Артура, епископа и всех остальных, так что на них сухой нитки не осталось?

– Я принимаю твой совет.

И всадник возвратился к остальному войску.

– Итаук, – спросил Хронабви, – кто этот рыцарь?

– Нет красивее и мудрее его на всем острове. А зовут его Адаон, сын Талиесина.

– А кто ударил его коня?

– Нет никого на острове упрямее его, и зовут его Элпхин, сын Гвитно.

Тут заговорил высокий и статный муж, и в своей благородной и звучной речи он подивился тому, что видит здесь тех, кто в полдень должен сражаться у горы Бадон против Ослы Гахлехлваура.

– Вы можете выбирать, идти вам туда или нет, я же пойду и один! – воскликнул он.

– Хорошо сказано, – похвалил его Артур. – Мы все пойдем с тобой.

– Итаук, – спросил Хронабви, – кто так смело говорит с Артуром?

– Муж, который смело говорит с Артуром и к которому Артур прислушивается, – Карадаук Врайхврас, сын Хлира Марини и двоюродный брат Артура, его главный советник.

Итаук посадил Хронабви позади себя на коня, и, сохраняя порядок, большое войско двинулось в сторону Кевндитохла. На середине реки Итаук повернул коня, и Хронабви взглянул на долину, по которой шли к реке два новых войска.

Одно войско все было в белом, только на поясах из белого атласа чернела бахрома. Кони у них тоже были белые с гагатово-черными пятнами на коленях и шеях. И флаги у них были белые с черными точками.

– Итаук, – спросил Хронабви, – откуда это белое войско?

– Из Норвегии. Его привел король Марх, сын Майрхиона и двоюродный брат Артура.

И тотчас Хронабви увидел черное войско, разве только пояса у всех воинов были с белой бахромой и на шеях и коленях коней белели пятна. Флаги у них были черные с белыми точками.

– Итаук, – спросил Хронабви, – откуда это черное войско?

– Из Дании. Его привел король Эдайрн, сын Нита.

Когда Итаук и Хронабви нагнали войско, Артур и все его воины спешились у Кайр Баду, и Хронабви понял, что они с Итауком ехали той же дорогой, что и Артур.

Едва воины спешились, как в их рядах случилось великое брожение, и те, что стояли на флангах, повернулись к центру, а те, что стояли в центре, двинулись к флангам. Немного погодя Хронабви увидел рыцаря в кольчуге, и такая же кольчуга была на его коне, и все звенья на этих кольчугах были белее лилии, а заклепки краснее красной крови. Он ехал между воинами, и из-за него смешались их ряды.

– Итаук, – спросил Хронабви, – неужели войско бежит?

– Король Артур никогда не бежит, и, если бы он услышал сейчас твои слова, не жить бы тебе на свете. Рыцарь этот – Кай. Нет никого прекраснее Кая при дворе Артура, поэтому воины, стоящие с краю, потянулись взглянуть на него, а воины, которые были поблизости, бросились прочь от его коня.

Тут они услыхали голос, звавший Кадура, графа Корнвахлского, и Кадур вышел вперед, держа в руках меч Артура, на котором были два золотых змея, и, когда он вытащил меч из ножен, изо ртов у змей словно вырвались два столба пламени, и воины отвели глаза, чтобы не ослепнуть. Постепенно шум стих, и граф возвратился в свой шатер.

– Итаук, – спросил Хронабви, – кто этот человек с мечом Артура?

– Этот человек – Кадур, граф Корнвахлский, он вооружает короля в дни сражений.

И тотчас они услыхали голос, звавший Айринуиха Амхайбина, слугу Артура. Рыжий верзила с красным неприятным лицом, рыжими усами и колючей щетиной выехал вперед на рослом коне, и воины расступились перед ним. Слуга спешился и снял с коня поклажу. Он вытащил золотое кресло и ковер из узорчатого атласа, потом расстелил ковер перед Артуром, и во всех четырех углах на ковре было вышито золотыми нитками по яблоку, а посреди ковра он поставил кресло, в котором легко уместились бы три воина в доспехах. Тот ковер звался Гвенном, и у него было чудесное свойство: стоило ступить на него, и человек сразу становился невидимым, зато сам видел всех и всякого. И еще было у ковра чудесное свойство: какого цвета он был с самого начала, таким оставался всегда, что бы с ним ни делали.

Артур сел в кресло, и Овайн, сын Ириена, стал напротив него.

– Овайн, – сказал Артур, – сыграй со мной в шахматы.

– Слушаю, господин, – сказал ему Овайн.

Рыжий слуга принес доску из серебра и фигурки из золота, и они принялись играть.

Пока Артур с Овайном играли и наслаждались игрой, неподалеку появился белый шатер с красным балдахином, над которым взвился гагатово-черный змей с красными сверкающими глазами и огненно-красным языком, а рядом с шатром вытянулся в струнку юный паж с рыжими вьющимися волосами, голубыми глазами и рыжим пушком на подбородке, в платье из желтого атласа, в зеленых чулках и пестрых кожаных башмаках, застегнутых на золотые пряжки. На боку у него висел тяжелый меч с золотой рукоятью в ножнах из черной кожи, украшенных золотом.

Паж подошел к тому месту, где император играл с Овайном в шахматы, и почтительно приветствовал Овайна, который немало удивился тому, что паж приветствует его, а не императора Артура. Артур понял, о чем думает Овайн, и сказал ему:

– Не удивляйся тому, что паж приветствует тебя, ибо я его уже видел. К тому же он пришел к тебе.

– Господин, – спросил паж Овайна, – с твоего позволения юные пажи и слуги императора мучают твоих воронов и не дают им житья? Если не с твоего, то пусть император запретит им.

– Господин, – сказал Овайн, – ты слышишь, что говорит юноша, так будь добр, запрети трогать моих воронов.

– Играй, – приказал Артур.

Паж вернулся к шатру.

Одну партию они закончили и начали другую, когда краснощекий юный великан с вьющимися рыжими волосами, большими глазами и аккуратно подстриженной бородкой вышел из желтого шатра, увенчанного красным львом. На нем был плащ из желтого атласа, ниспадавший до земли и расшитый красным шелком, а на ногах – белые чулки и башмаки из черной кожи с золотыми застежками. В руках он держал тяжелый меч в ножнах из красной оленьей кожи, украшенных золотом.

Он подошел к тому месту, где Артур и Овайн играли в шахматы, и почтительно приветствовал Овайна.

Овайн смешался, но Артур был невозмутим.

Юноша спросил Овайна:

– По твоей воле слуги императора мучают твоих воронов до смерти? Если нет, то проси императора, пусть он им запретит.

– Господин, – взмолился Овайн, – будь добр, останови своих слуг.

– Играй, – приказал император.

И юноша вернулся в шатер.

Закончилась эта партия, и началась следующая, но едва они успели сделать по одному ходу, как совсем близко раскинулся огромный шатер, какого еще никто не видывал. Наверху над ним парил золотой орел, и драгоценный камень сверкал у него на голове. Из шатра вышел красивый, благородного вида юноша с густой гривой рыжих волос, с красными щеками и большими ястребиными глазами. Он был в плаще из синего атласа, и на правом плече у него красовалась золотая пряжка размером со средний палец воина. В руке он держал тяжелое, сверкающее золотом копье с наточенным острием, к которому был прикреплен флаг.

Едва сдерживая ярость, юноша быстрым шагом подошел к тому месту, где Артур играл в шахматы с Овайном, и они сразу поняли, что он пришел не с добром. Юноша почтительно приветствовал Овайна и сообщил ему, что его вороны убиты, а те, что еще живы, так изранены, что не поднимутся больше в небо.

– Господин, – попросил Овайн, – уйми своих людей.

– Играй, – сказал Артур, – если ты не против.

Тогда Овайн обратился к юноше:

– Возвращайся. Если увидишь где схватку, поднимай копье с флагом, и пусть будет, как угодно Господу.

Юноша бросился туда, где кипел бой, и поднял вверх копье, и, когда он поднял его, вороны стряхнули с себя немочь, взмахнули крыльями и, сильные духом, поднялись в небо. Вернув себе мужество, они опустились на головы обидчикам и, когтями разрывая им лица, плечи, руки, взмыли с ними под облака, победно хлопая крыльями и каркая во все горло. По всему небу поднялся великий стон раненых и умирающих людей.

Оторвавшись от шахмат, подивились Артур и Овайн на необычный шум и увидели приближающегося к ним рыцаря на коне странной масти с ярко-красным правым плечом и ярко-желтыми ногами до копыт. И рыцарь, и конь были облачены в тяжелые чужеземные доспехи. На боку у юноши на темно-зеленом кожаном поясе с украшениями из золота и слоновой кости и с гагатово-черной пряжкой висел в голубых ножнах меч с золотой рукоятью. Золотой шлем украшали бесценные каменья, а над ними сверкала золотом фигурка леопарда с глазами-рубинами. Как бы ни были храбры воины, как бы ни были закалены их сердца, но страшно им было взглянуть на леопарда и еще страшнее на рыцаря. В руке он держал копье, горевшее синим огнем и алевшее кровью убитых воронов.

Рыцарь приблизился к тому месту, где Артур и Овайн сидели за шахматами, и они увидели, что он растерян и обессилен. Юноша почтительно приветствовал Артура и сообщил ему, что вороны Овайна убивают его воинов.

Артур поглядел на Овайна и сказал:

– Запрети им.

– Господин, – ответил Овайн, – играй дальше.

Они вновь стали играть, а рыцарь вернулся туда, где шла битва.

Они играли, слыша страшный шум, стоны и крики людей и карканье воронов, поднимавших людей в небо и разрывавших их на части. Неожиданно к ним приблизился рыцарь на коне светло-серой масти, только левая нога у коня до копыта была гагатово-черной. Плащ на рыцаре был из узорчатого атласа с синей бахромой, а на боку у него, на поясе из красной оленьей кожи с золотыми блестками и с пряжкой из рога нарвала с черным язычком, висел тяжелый меч. На голове у него был золотой шлем, украшенный рубинами и увенчанный фигуркой огненно-рыжего льва с красным языком, высунутым чуть не на фут, и с красными глазами. В руке рыцарь держал тяжелое железное копье с серебряным наконечником, покрытым кровью.

Юноша почтительно приветствовал императора.

– Господин, – спросил он, – неужели тебе безразлична смерть пажей и воинов, сыновей знатных семейств с острова Британия? Без них как ты защитишься от врагов?

– Овайн, – сказал Артур, – запрети воронам убивать.

– Играй, господин, – ответил Овайн.

Они закончили партию и начали следующую, а когда заканчивали и ее, то рядом с ними поднялся великий шум. Кричали воины, которых вороны с карканьем разрывали в клочья и бросали на землю.

Тут появился рыцарь на пегом коне с горделиво посаженной головой, и левое плечо у его коня было красным, а правая нога снежно-белой, и доспехи на рыцаре и на коне сверкали золотым огнем. Плащ на рыцаре и попона на коне были бело-черные с золотой бахромой. Меч с золотой рукоятью висел на золотом поясе с застежкой из рога нарвала и с золотым язычком. На голове у рыцаря был шлем из желтой латуни, украшенный драгоценным хрусталем, а на шлеме восседал грифон с головой из драгоценного камня. В руке рыцарь держал железное копье с круглым лазурно-голубым древком. Серебряный наконечник был весь в крови.

В ярости рыцарь приблизился к тому месту, где Артур играл в шахматы, и, сказав ему, что вороны перебили всех его родичей и всех знатных юношей, потребовал, чтобы он приказал Овайну остановить воронов. Артур сделал, как он желал, а потом схватил золотые шахматные фигурки и стал их ломать и топтать, так что от них ничего не осталось.

Тотчас Овайн приказал Гуресу, сыну Хрегеда, опустить копье с флагом, и наступил мир.

Хронабви спросил у Итаука, кто были те трое юношей, которые сообщили Овайну о потерях среди его воронов.

Итаук ответил:

– Мужи, которые печалились о потерях Овайна, – его друзья и вожди Селив, сын Канана Гарвина из Повиса, Гугаун Глетаврит и Гурес, сын Хрегеда, который всегда поднимает флаг в день сражений.

– А кто были три мужа, которые сообщали Артуру о потерях среди его воинов?

– Самые храбрые и самые преданные из его мужей – Блатаон, сын Маухрета, Хриваун Пебир, сын короля Деортаха, и Хавайт Инхленн.

Тут явились от Ослы Гахлехлваура двадцать четыре рыцаря, желавшие заключить с Артуром перемирие на полтора месяца. Артур встал с кресла и, подойдя к высокому рыжему воину, приказал позвать на совет епископа Бедвини и Гвартегида, сына Кау, и Марха, сына Майрхиона, и Карадаука Врайхвраса, и Гвалхмая, сына Гвиара, и Эдайрна, сына Нита, и Хривауна Пебира, сына короля Деортаха, и Хриогана, сына короля Ирландии, и Гвенвинвина, сына Нава, и Хоуела, сына Эмира Хладау, и Гвилима, сына Хруива Врайнса, и Данеда, сына Ата, и Горая, сына Кистеннина, и Мабона, сына Модрона, и Передира Паладира Хира, и Хавайта Инхленна, и Турха, сына Перива, и Нерта, сына Кадарна, и Гобрви, сына Эхела Ворвитухла, и Гвайра, сына Гвестила, и Гадви, сына Герайнта, и Тристана, сына Тахлуха, и Мориена Манаука, и Гранвена, сына Хлира, и Хлахая, сына Артура, и Хлаувродета Варваука, и Кадура, графа Корнвахлского, и Морврана, сына Тегира, и Хриауда, сына Морганта, и Давира, сына Алина Даведа, и Гухрира Гвалстаута Иайтойта, и Адаона, сына Талиесина, и Хлари, сына Каснара Вледига, и Флевтира Флама, и Грайдаула Гахлдовита, и Гилберта, сына Кадгивро, и Мену, сына Тайгвайта, и Гуртмула Вледига, и Каурдава, сына Карадаука Врайхвраса, и Гилдаса, сына Кау, и Кадариайта, сына Сайди, и многих мужей из Норвегии и Дании, и многих мужей из Греции, так что целое войско собралось к нему на совет.

– Итаук, – спросил Хронабви, – кто этот рыжий муж, вокруг которого собрались воины?

– Его зовут Хрин, сын Майлгуна Гвинета. За ним в совете решающее слово.

– Итаук, – продолжал расспрашивать Хронабви, – почему рядом с почтенными мужами я вижу юнца Кадариайта, сына Сайди?

– Потому что его советы всегда самые лучшие.

Пришли барды и стали петь во славу Артура, но никто не понял их песен, кроме Кадариайта.

Уставшие с дороги посланцы с греческих островов привели двадцать четыре осла с грузом серебра и золота.

Тем временем Кадариайт, сын Сайди, предложил заключить полуторамесячное перемирие с Ослой Гахлехлвауром, а золото и серебро вместе с ослами отдать бардам в награду за их песни в былом и в будущем. Так и было решено.

– Хронабви, – спросил Итаук, – разве справедливо запрещать такому юноше участвовать в совете, созываемом его господином?

В это время встал со своего места Кай и сказал:

– Пусть тот, кто за Артура, будет с ним сегодня в Корнвахле, а кого не будет с ним – тот враг ему даже во время перемирия.

Все зашумели, и Хронабви проснулся.

Оказалось, что он три ночи и три дня проспал без просыпу на шкуре рыжего теленка.

Это и есть сон Хронабви. Но без книжки ни один бард и ни один сказитель не поведает его вам, потому что в нем слишком много разноцветной одежды и разномастных коней.

Часть III

Хозяйка источника

Король Артур в своем замке в Кайрхлеоне, что стоит на берегу реки Иск, мирно проводил время с Овайном, сыном Ириена, и Каноном, сыном Клидно, и Каем, сыном Канера, не говоря уж о Гвенхвивар, которая вместе со своими дамами обыкновенно вышивала возле окошка. Если вы спросите, был ли привратник у ворот Артурова дворца, то я скажу вам, что его не было. Вместо привратника гостей и случайных путников встречал Глевлвид Гавайлваур. Он почтительно приветствовал их, рассказывал об обычаях двора и препровождал кого в пиршественную залу, кого в приемный покой, кого в спальный.

Король Артур сидел посреди своего покоя в кресле из зеленого тростника, покрытого огненно-алым атласом. И такого же цвета подушка лежала у него под рукой.

– Если бы я не думал, что вы будете надо мной смеяться, – сказал Артур, – я бы поспал до обеда, а вы бы развлекались, рассказывая друг другу занятные истории. И пусть Кай принесет вам меда и мяса.

Король лег спать, а Канон, сын Клидно, попросил Кая принести обещанное Артуром.

– Я тоже хочу послушать, – возразил ему Кай.

– Ну нет, сначала исполни повеление Артура, а потом мы расскажем тебе самую лучшую из наших историй.

Кай отправился в кухню и вскоре вернулся с бутылью, и золотыми кубками, и еще несколькими вертелами, на которых было много жареного мяса. Все принялись за еду.

Подождав немного, Кай сказал:

– Теперь вы должны мне что-нибудь рассказать.

– Канон, – обратился к рыцарю Овайн, – твоя очередь рассказывать.

– Почему моя? – возразил Канон. – Ты старше и искуснее меня и больше видел необыкновенного в своей жизни. Ты и рассказывай.

– Нет, ты – первый, – настаивал Овайн. – Вспомни самое интересное.

Канон наконец согласился.

– Я был единственным сыном у матери и отца, но мне не сиделось на месте. Казалось, нет такого подвига, которого я не мог бы совершить. В конце концов, наскучив приключениями, доступными мне в наших владениях, я надел доспехи, взял в руки оружие и отправился в дальние страны. Рано ли, поздно ли, но я добрался до прекраснейшей на земле долины, где росли высокие деревья и текла река, а вдоль берега бежала тропинка, по которой я ехал до полудня, а потом до вечера, и когда долина осталась позади, то я увидел большой и богатый замок на берегу бурного потока.

Я подъехал поближе, а там стояли двое юношей в платье из золотого атласа, с золотыми обручами на золотых кудрях и с золотыми пряжками на башмаках. У обоих в руках было по луку из слоновой кости с тетивой из жил оленя и украшенные перьями стрелы из рога нарвала с золотыми наконечниками. Еще у них были ножи с золотыми лезвиями и рукоятями из рога нарвала, и они метали их в цель.

Неподалеку расположился еще не старый муж с аккуратно подстриженной бородой, в платье и плаще из золотистого атласа. Плащ у него был завязан на шее золотой лентой, и на ноги надеты башмаки из разноцветной кожи с золотыми пряжками.

Я тотчас подошел к нему с почтительным приветствием, и он ответил мне тем же, после чего повел меня в замок. Все, кто жил в замке, собрались в зале, и я увидел двадцать и четырех девиц, которые вышивали на атласе возле окна. Знаешь, Кай, самая дурнушка из них была прекраснее самой прекрасной девицы, которая когда-либо жила на острове Британия, и даже прекраснее самой Гвенхвивар, жены Артура, когда она, разодетая, появляется в церкви в день Рождества Христова или на Пасху.

Они встали при моем появлении. Шесть из них взяли под уздцы моего коня и сняли с меня доспехи. Еще шесть приняли от меня оружие и мыли и терли его, пока оно не заблестело. Еще шесть накрыли стол скатертью и принялись жарить мясо. Еще шесть сняли с меня пропитанные потом одежды и надели на меня другие – и рубаху, и дублет из доброго полотна, и плащ из желтого атласа с широкой золотой лентой поверху. Потом они положили на пол подушки, накрыли их красным полотном, и я сел.

Шесть девиц, что занимались моим конем, обиходили его лучше любого конюха в Британии. Потом они принесли серебряные чаши с водой и зеленые с белым полотняные полотенца, и я умылся с дороги.

Немного погодя тот муж, который привел меня в залу, сел за стол, я сел рядом с ним, а рядом со мной девицы, кроме тех, что стали нам прислуживать.

Стол был серебряный, скатерть из полотна, а вся посуда из золота, или из серебра, или из рога буйвола. Когда же нам принесли еду, клянусь тебе, Кай, много я ел разного мяса и много пил разных вин, но такого мяса и такого вина ни раньше, ни позже мне не доводилось пробовать.

Пока мы утоляли голод, никто не помешал мне ни единым словом, но, когда я насытился и они поняли, что мне больше хочется беседовать, чем есть, хозяин замка спросил, как меня зовут и откуда я приехал.

Я сказал, что с радостью отвечу на его вопросы, особенно если разговоры при его дворе не считаются нарушением закона.

«Вождь, – возразил мне хозяин замка, – мы бы раньше заговорили с тобой, но хотели дать тебе время утолить голод».

Я сказал, кто я, откуда и зачем отправился в чужие края. И еще сказал, что ищу воина сильнее меня, потому что если не найду такого, то стану господином над всеми.

Хозяин замка улыбнулся мне:

«Если бы я не боялся тебя огорчить, то показал бы тебе того, кого ты ищешь».

Конечно, он меня огорчил, и я не смог это скрыть.

«Если хочешь, – предложил он, – изведать свою слабость, а не свою силу, я помогу тебе. Спи сегодня в замке, а завтра поднимайся пораньше и поезжай по долине, пока не увидишь лес, в котором ты уже был. Дорога повернет направо, и ты поворачивай. В конце концов ты выедешь на прогалину, посреди которой увидишь холм. На самом верху холма сидит черный великан ростом с двух обыкновенных людей. У него всего одна нога и один глаз во лбу, зато в руках у него железная дубинка, и на земле не найдется двух людей, которым даже вместе под силу ее поднять. Не скажу, что этот муж отличается красотой, наоборот, он очень уродлив, но он страж леса. Вокруг него бродит тысяча диких зверей. Спроси у него, как тебе выйти с прогалины, и он, буркнув что-нибудь, покажет тебе дорогу. Если ты поедешь по ней, то найдешь, что ищешь».

Ночью я никак не мог заснуть и, когда наконец наступило утро, быстро встал, вскочил на коня и поскакал по долине к лесу, повернул направо и опять скакал до тех пор, пока не выехал на прогалину. Скопище диких зверей поразило меня в три раза сильнее, чем говорил хозяин замка. А черный человек и вправду сидел на вершине холма. Он был в точности такой, как мне сказали, только его уродство не поддается никакому описанию да его железную дубинку не подняли бы и четверо человек, не то что двое, а он, клянусь тебе, Кай, небрежно поигрывал ею одной рукой. По своей воле он ничего мне не сказал, но на мои вопросы ответил без проволочки. Я спросил у него, какую власть он имеет над дикими зверями.

«Смотри, человек!»

Он замахнулся дубинкой и так ударил ею оленя, что тот заорал не своим голосом, и на его крик вышло из леса столько зверей, сколько звезд на небе, и они заняли всю прогалину, так что мне и места не осталось. Там были змеи, драконы и много других, неведомых мне тварей. Черный человек, оглядев их, махнул рукой, отпуская их гулять и кормиться, и они поклонились ему, как вассалы своему господину.

«Видел, человек, какая у меня власть?» – сказал черный человек.

Тогда я спросил у него дорогу, но он сразу помрачнел и сделал вид, что не понял, куда мне надо. Я повторил свой вопрос, и он махнул рукой.

«Поезжай этой дорогой. Она приведет тебя к заросшему лесом склону. Поднимайся по нему, пока не увидишь открытое место, похожее на большую долину. Посреди растет высокое дерево, ветки на нем зеленее веток ели. Под этим деревом источник. Рядом лежит мраморная плита, а на плите стоит серебряная чаша с серебряной цепью, чтобы ее никто не унес. Возьми в руки чашу и плесни водой на мраморную плиту. Ты услышишь такой раскат грома, что подумаешь, будто в ярости сошлись небо с землей. А потом на тебя обрушится злой ливень, от которого ты нигде не спрячешься. Только это будет не дождь, а град, и, когда он закончится, вновь прояснятся небеса, но на дереве не останется ни одного листочка.

Прилетят птицы, сядут на ветки и запоют так сладко, как тебе еще не приходилось слышать. Когда же ты обо всем забудешь, кроме их пения, ты вдруг услышишь стоны и плач и увидишь на черном как уголь коне одетого в черный бархат рыцаря с копьем, увенчанным черным полотняным флажком. Он будет мчаться прямо на тебя. Если ты побежишь от него, он тебя догонит. Если же ты его одолеешь, тогда оставь свои поиски – ты самый сильный рыцарь на земле».

Я поскакал на гору, и все было, как мне сказали. Я подошел к дереву. Под ним был источник. Рядом лежала мраморная плита. На ней стояла чаша из серебра с серебряной цепью. Я набрал в чашу воды и вылил ее на плиту. Тотчас прогрохотал гром, и он был еще оглушительнее, чем сказал черный человек. Потом пошел град. Клянусь тебе, Кай, ни один человек не в силах пережить такой град. Он пробивал мне кожу и мясо и бил прямо по костям. Я развернул коня, закрыл ему голову и шею щитом, а сам спрятался под ним. Только так мне удалось спастись. Когда град закончился, я посмотрел на дерево, а на нем – ни одного листочка. Но небо было ясное, и вскоре прилетели птицы, расселись на ветках и запели. Клянусь тебе, Кай, никогда, ни раньше, ни позже, я не слышал такого пения. Когда же, очарованный, я забыл обо всем на свете, то услыхал голос из долины:

«О рыцарь, зачем ты здесь? За какое зло ты отплатил мне злом? Да будет тебе известно, что после сегодняшнего града ни человека, ни зверя не осталось на моей земле».

Появился рыцарь на черном коне и с черным флажком на копье. Мы сошлись с ним лицом к лицу, и вскоре он, не очень утруждаясь, одолел меня.

Тогда он подцепил на древко уздечку и увел с собой моего коня, не обращая на меня внимания и даже не пытаясь меня пленить или отнять у меня оружие и доспехи.

Возвращался я той же дорогой. Клянусь тебе, Кай, я сам не понимаю, как при виде черного человека не упал от стыда в первую же лужу. Ночь я провел в том же замке, в котором побывал накануне. Встретили меня еще лучше, кормили еще вкуснее, развлекали еще усерднее, и никто не спросил о том, что случилось возле источника, поэтому и я никому ничего не сказал.

Наутро, одевшись, я увидал оседланного темно-гнедого коня с алыми, как кровь, ноздрями, взял оружие и, благословив хозяев замка, вернулся домой. Конь все еще стоит у меня в конюшне, и я клянусь, что не расстанусь с ним, даже если мне предложат вместо него лучшего боевого коня на всем острове.

– Сказать по правде, Кай, – закончил свою историю Канон, – не слышал я еще, чтобы кто-нибудь признавался в столь нелестном для себя приключении, и воистину удивляет меня, что во владениях короля Артура ни один человек ни разу не обмолвился об источнике и рыцаре на черном коне.

– Что ж, – молвил Овайн, – почему бы нам не отправиться в путь и не отыскать этого рыцаря?

– Клянусь рукой моего друга, – возразил ему Кай, – твой язык часто болтает лишнее.

– Воистину, – вмешалась Гвенхвивар, – тебя бы надо повесить за непочтительные речи! Как ты смеешь дерзить столь достойному рыцарю, как Овайн?

– Клянусь рукой моего друга, всемилостивейшая госпожа, – ответил ей Кай, – не меньше твоего я восхищаюсь подвигами Овайна.

Тут проснулся Артур и спросил, долго ли он спал.

– Нет, мой господин, – ответил ему Овайн, – ты не долго спал.

– Не пора ли нам обедать?

– Пора, господин, – ответил Овайн.

Рог протрубил обед, и король, омыв руки, вместе с остальными сел за стол, а потом Овайн отправился в свои покои и осмотрел свое оружие и своего коня.

Утром, едва показалось солнце, он облачился в доспехи, сел на коня и отправился в путь по долам и горам. Рано ли, поздно ли, он оказался в долине, о которой говорил Канон, и сразу понял, что это именно она. Тогда Овайн поскакал вдоль реки и к концу дня увидал вдали замок. Те же золотоволосые юноши метали там ножи, и тот же рыжеволосый хозяин замка стоял неподалеку. Овайн почтительно приветствовал его, и хозяин приветствовал Овайна в свой черед.

Когда Овайн вошел в замок, то сразу оказался в покоях, где девицы, сидя в золотых креслах, вышивали по атласу, и они показались ему еще красивее и приветливее, чем со слов Канона. Они сразу же встали и начали угощать Овайна, и еда понравилась ему даже больше, чем Канону.

Когда он утолил первый голод, хозяин замка спросил его, куда он держит путь.

– Я ищу рыцаря, который стережет источник, – ответил Овайн.

Рыжеволосый хозяин улыбнулся и сказал, что не хочет отговаривать Овайна, как прежде не отговаривал Канона. Он объяснил Овайну, куда ему ехать, и потом все отошли ко сну.

На другое утро девицы оседлали для гостя коня, и он отправился искать прогалину с холмом и черным человеком на нем. Увидав черного человека, Овайн изумился больше, чем прежде изумился Канон, но все-таки спросил дорогу, а потом поскакал, куда ему было сказано, нашел зеленое дерево, источник, мраморную плиту возле него и серебряную чашу.

Он взял чашу в руки, наполнил ее водой и вылил воду на плиту. Тотчас прогремел гром и пошел град, еще сильнее, чем тот, о котором рассказывал Канон. Потом небо прояснилось и на дерево, на котором не осталось ни одного листочка, прилетели птицы. Они запели, и Овайну показалось, что он никогда не слышал ничего прекраснее. Он едва не позабыл обо всем на свете, но услыхал топот копыт и увидел скачущего к нему рыцаря. Овайн приготовился к битве. Когда они сошлись в первый раз, то сломали копья и им пришлось вытащить из ножен мечи. Овайн размахнулся и ударил изо всей мочи, да так, что разрубил рыцарю шлем, а потом и голову до самого мозга. Черный рыцарь понял, что смертельно ранен, развернул коня и поскакал прочь. Овайн погнался за ним, но никак не мог подъехать к нему поближе, чтобы нанести хотя бы еще один удар. Тем временем впереди показался замок. Черный рыцарь направился к воротам. Овайн за ним. Черный рыцарь въехал во двор. Овайн следом. Но входная решетка опустилась прямо позади седла и разрубила коня Овайна пополам. Овайн с передней частью коня оказался между двумя закрытыми воротами, и ему не было пути ни вперед, ни назад. В щель он разглядел улицу и ряды домов по обеим ее сторонам. А еще он увидел девицу с золотым обручем на вьющихся золотых волосах, в платье из желтого атласа и в башмаках из цветной кожи. Девица подошла к воротам и посетовала, что не может открыть их.

– Господь свидетель, госпожа, – сказал Овайн, – не легче мне выпустить тебя оттуда, чем тебе – меня отсюда.

– Воистину, – ответила девица, – печально, что я не могу тебя выпустить, ведь любая девица или жена на моем месте пожелала бы помочь тебе, ибо никогда я не встречала более верного рыцаря. Нет искреннее тебя друга, и нет преданнее тебя возлюбленного, поэтому я сделаю все, что смогу. Возьми мое кольцо, – продолжала она, – и надень его камнем вниз, а пальцы сожми в кулак. Пока ты его прячешь, оно тоже будет тебя прятать. Когда рыцари, посовещавшись, придут, чтобы тебя убить, они очень огорчатся, не найдя тебя. Я же буду ждать у коновязи. Ты увидишь меня, хотя я тебя не увижу, поэтому, когда подойдешь, положи руку мне на плечо, чтобы я знала – ты рядом. А потом следуй за мной.

Девица ушла, и Овайн сделал все, как она сказала. Когда за ним пришли, чтобы предать его смерти, то его не оказалось рядом с разрубленным пополам конем.

Овайн прошел между рыцарями, приблизился к девице и положил ей на плечо руку, после чего она привела его в просторные и красиво убранные покои и заперла дверь. Когда Овайн огляделся, то не увидел ни кусочка дерева, который не был бы расписан яркими красками, ни единой деревянной панели, не украшенной золотыми картинками.

Девица разожгла огонь, налила воды в серебряную чашу, повесила себе на плечо полотняное полотенце и предложила Овайну умыться с дороги. Потом она поставила перед рыцарем серебряный стол с золотым узором, застелила его скатертью из желтого полотна и уставила разными блюдами. Все, что Овайн когда-либо ел в своих путешествиях, стояло теперь на столе, только было несравненно лучше приготовлено. Да и никогда ему не приходилось видеть сразу такого разнообразия блюд и вин и такого множества золотой и серебряной посуды.

Овайн ел и пил до позднего вечера, пока не услышал шум в замке. Он спросил девицу, отчего такой переполох.

И она ответила:

– Причащают хозяина замка.

Овайн лег спать.

Ложем, которое приготовила девица, не побрезговал бы и сам Артур, и Овайну сладко спалось на полотняной простыне под меховым одеялом на атласной подкладке.

Однако посреди ночи его разбудил горестный вопль.

– Что это? – спросил Овайн.

– Умер хозяин замка, – ответила девица.

Едва рассвело, они услыхали громкий плач.

– Кто это плачет? – спросил Овайн.

– Хозяина замка несут в церковь, – ответила девица.

Овайн встал, оделся, открыл окно и увидел на улицах великое множество воинов в доспехах. С ними были женщины, которые на лошадях, которые пешком, и священники, все до единого распевавшие молитвы. Овайну показалось, что и плач, и молитвы, и звуки труб поднимались до самого неба и эхом возвращались обратно на улицы. Посреди толпы он разглядел покрытый белым полотном гроб с горящими свечами, который несли могущественные бароны.

Никогда еще не доводилось Овайну видеть более внушительного зрелища.

За гробом шла дама в золотом разорванном платье, с рассыпавшимися по плечам и покрытыми кровью золотыми волосами. На ногах у нее были башмачки из цветной кожи. Она так сильно сжимала руки, что удивительно, как не царапала ладони ногтями. Воистину прекраснее этой дамы Овайн еще никого не встречал, хотя скорбь ее была так велика, что она причитала громче, чем кричали мужи и трубили трубы. Едва Овайн увидел ее, как его опалила любовь.

Он спросил девицу, кто эта дама.

– Господь свидетель, нет на земле никого прекраснее, целомудреннее, великодушнее, мудрее и благороднее ее. Она – моя госпожа, хозяйка источника и жена рыцаря, которого ты убил вчера.

– Я ее люблю, – сказал Овайн.

– Она тоже полюбит тебя, – сказала она.

С этими словами она разожгла огонь и поставила на него горшок с водой, потом повесила на шею Овайну белое полотняное полотенце, вылила воду в серебряную чашу, взяла кубок из слоновой кости и стала мыть Овайну голову. Открыв деревянный ларец, она достала из него бритву с ручкой из слоновой кости с заклепками из золота, сбрила рыцарю бороду, высушила полотенцем волосы и принесла ему поесть. Никогда еще так искусно не угощали Овайна, и никогда еще ему так славно не прислуживали.

Когда он насытился, девица перестелила для него ложе.

– Поспи пока, а я пойду тебя сватать.

Овайн заснул, а девица заперла дверь и отправилась в замок, где все печалились и плакали, а поглощенная своим горем госпожа и вовсе не желала никого видеть.

Линед вошла к ней и почтительно приветствовала ее, но та ей не ответила. Тогда девица наклонилась к ней и спросила:

– Что с тобой? Отчего ты ничего не говоришь?

– Линед, – сказала тогда ее госпожа, – а с тобой что? Почему ты не пришла утешить меня в моем горе? Я возвысила тебя, а ты отплатила мне неблагодарностью. Ты неблагодарная, потому что не захотела разделить со мной мою печаль. Ты неблагодарная.

– Я-то думала, что у тебя больше здравого смысла. Разве так уж необходимо горевать о добром рыцаре, если тебе не суждено более им владеть?

– Господь свидетель, ни один рыцарь на земле не сравнится с ним.

– Ошибаешься, – возразила Линед. – Любой урод не хуже его, а может, даже и лучше.

– Клянусь небесами, – вскричала госпожа, – не по душе мне предавать тебя смерти, ведь я тебя вырастила, но из-за твоих злых слов мне придется это сделать! Уходи! Я прогоняю тебя!

– С радостью уйду, если единственная причина изгнания – то, что я служила твоему счастью, правда, без твоего ведома. Отныне пусть беда постигнет ту, что сделает первый шаг к примирению. Я не буду искать встречи с тобой, и ты не зови меня к себе.

С этими словами Линед направилась к двери. Госпожа тоже встала и, громко кашляя, пошла за ней следом. Линед оглянулась. Госпожа ей кивнула, и она решила не уходить.

– Ты очень злая, – укорила ее госпожа. – Но если уж ты заговорила о моем счастье, то договаривай до конца.

– Слушаю, госпожа, – повиновалась Линед. – Ты сама знаешь, что землю защищают только с оружием в руках. Поэтому нельзя медлить. Ты должна найти рыцаря, который поможет тебе.

– Где же его найти?

– Я тебе скажу. Если источник будет надежно защищен, то и мы заживем припеваючи, а защитить его может только рыцарь из дома Артура. Я пойду к Артуру, и пусть покарает меня Господь, если вернусь без воина, который будет не хуже прежнего охранять источник.

– Это трудно исполнить, – сказала госпожа. – Но все-таки пойди и сделай, что обещаешь.

Линед ушла под предлогом, что ей надо спешить ко двору Артура, а сама вернулась в покои, где заперла Овайна, и пробыла с ним там ровно столько, сколько ей понадобилось бы, чтобы доскакать до двора Артура, договориться с рыцарем и вернуться обратно.

Когда она решила, что времени прошло довольно, то приоделась и отправилась к госпоже, которая ей очень обрадовалась и тотчас потребовала рассказать, с чем она явилась.

– У меня добрые вести, – сказала Линед. – Я добилась своего и исполнила обещание. Когда представить тебе вождя, который приехал со мной?

– Приводи его завтра в полдень, а я прикажу прийти всем рыцарям и советникам.

Линед вернулась в свои покои.

На другой день Овайн в желтом атласном платье, в желтом атласном плаще с широкой золотой лентой и в сапогах из цветной кожи с золотыми пряжками в виде львов явился в покои хозяйки источника.

Она обрадовалась, но, пристально вглядевшись в него, спросила Линед:

– Рыцарь будто не устал с дороги?

– Ты права, госпожа. Но что в этом плохого?

– Клянусь, он убил моего господина.

– Тем лучше для тебя, госпожа, – сказала Линед. – Не будь он сильнее твоего господина, он не смог бы его победить. Что толку оплакивать прошлое?

– Возвращайся в свои покои, – приказала госпожа, – я буду держать совет.

На другой день хозяйка источника призвала к себе своих подданных и сообщила им, что ее владения остались без защиты, ибо защитить их можно только с помощью коня, оружия и военного искусства.

– Потому я вот что вам скажу, – заявила она. – Или один из вас берет меня в жены, или я посылаю гонцов в другие земли искать мне мужа и защитника.

Было решено искать мужа среди чужеземцев, и тогда хозяйка источника призвала епископов и архиепископов, чтобы они обвенчали ее с Овайном, которому ее подданные обещали служить верой и правдой.

С тех пор Овайн копьем и мечом защищал источник. Он делал так. Какой бы рыцарь ни явился биться с ним, он побеждал его, брал в плен и продавал задорого, а все деньги делил между подданными и другими рыцарями, за что был любим своими подданными. И так продолжалось три года.

В один прекрасный день Гвалхмай встретился с королем Артуром, который был чернее тучи. Гвалхмай тоже потемнел лицом и спросил Артура, какая беда с ним приключилась.

– Успокойся, Гвалхмай, – отозвался Артур. – Меня печалит, что уже три года нет с нами Овайна, и четвертый год мне не пережить. А все из-за Канона, сына Клидно. Не расскажи он о своем приключении, не потерял бы я Овайна.

– Для этого не надо собирать войско. Почему бы тебе не взять своих приближенных и родичей и самому не отправиться на поиски? Если его убили, мы отомстим за него. Если он в плену – освободим. А если жив и свободен – привезем обратно.

И они сделали, как сказал Гвалхмай.

Артур и его рыцари отправились на поиски Овайна, и было их три тысячи числом, не считая слуг. Канон, сын Клидно, показывал им дорогу. Артур приблизился к замку, в котором прежде побывал Канон и возле которого юноши все так же метали ножи, а за ними издали наблюдал рыжеволосый муж. Едва он заметил Артура, как почтительно приветствовал его и пригласил войти. Артур принял его приглашение. Как ни много народу приехало с Артуром, они не стеснили обитателей просторного замка. Девицы прислуживали мужам Артура, и даже пажи, приставленные к коням, чувствовали себя в замке не хуже, чем Артур в собственном дворце.

Наутро Артур поехал дальше, ведомый Каноном, и наконец увидел черного человека, который изумил его больше, чем когда он судил о нем по чужим рассказам. Тот показал Артуру дорогу, и, рано ли, поздно ли, Артур прискакал к зеленому дереву, под которым был источник, а рядом лежала мраморная плита, и на ней серебряная чаша, прикованная серебряной цепью.

Кай подошел к Артуру и сказал ему:

– Мой господин, мне известно предназначение всего этого, так что позволь мне вылить воду на плиту и принять первый бой.

Артур не стал спорить.

Кай набрал в чашу воды и вылил ее на мраморную плиту, после чего прогремел гром и пошел град. Такого грома рыцари никогда прежде не слышали, и многие спутники Артура пали замертво под градом, но потом небо посветлело и, рассевшись на голых ветках, сладко запели птицы. Появился на черном как уголь коне рыцарь в черном атласном плаще, и Кай сошелся с ним в бою, но вскоре он был выбит из седла и признал себя побежденным.

Рыцарь ускакал, и Артур со своим воинством расположился на ночлег.

На другое утро они вновь увидали знак на копье рыцаря, вызывающий их на бой. Кай подошел к Артуру и сказал ему:

– Мой господин, я был побежден вчера, поэтому позволь мне сразиться сегодня.

Артур разрешил. Кай помчался навстречу рыцарю, но тот одним ударом сбросил его с коня и, копьем пробив ему шлем, нанес тяжелую рану. Пришлось Каю ни с чем вернуться к Артуру.

После Кая многие воины Артура выходили на поединок с рыцарем, но он всех победил. Не вступали с ним в бой только Артур и Гвалхмай. Наконец Артур не выдержал и взял в руки копье, но Гвалхмай взмолился:

– Мой господин, позволь мне сразиться с ним.

Артур позволил, и Гвалхмай поскакал навстречу рыцарю. Атласный плащ и атласную попону для коня Гвалхмай недавно получил в подарок от дочери графа Хрангива, поэтому его никто не узнал. Весь день до вечера сходились рыцари, не в силах одолеть друг друга и хотя бы свалить с коня.

На другой день они бились на копьях, крепче которых трудно было бы найти на земле, и опять ни тот ни другой не назвал себя победителем.

На третий день соперники взяли копья еще крепче прежних. Оба были в ярости и, не зная отдыха, сражались до полудня, а в полдень нанесли друг другу такие удары, что лопнули подпруги и они оба упали на землю. Однако они не стали разлеживаться, тотчас вскочили на ноги и вытащили мечи. Все, кто видел этот бой, говорили потом, что им никогда не доводилось встречать более смелых и мужественных воинов. В полночь они все еще бились на мечах, и искры летели во все стороны.

В конце концов рыцарю удалось сбросить шлем с головы Гвалхмая, и он узнал его.

Овайн сказал:

– Не узнал я тебя, Гвалхмай, в твоем славном плаще. Возьми, брат, мой меч.

– Нет, Овайн, это ты победил меня, и ты возьми мой меч.

Артур, завидев, что они разговаривают, подошел к ним поближе.

– Мой господин Артур, – сказал Гвалхмай. – Овайн победил и не хочет брать мой меч.

– Милорд, – возразил Овайн, – это он победил и не хочет брать мой меч.

– Дайте мне ваши мечи, ибо нет между вами ни победителя, ни побежденного.

Овайн обнял Артура за шею, и Артур обнял его. Тут прибежали остальные воины, и всем захотелось обнять Овайна. И от таких объятий немудрено было бы лишиться жизни.

Отдохнув ночь, на другое утро Артур стал собираться в путь.

– Милорд, – обратился к нему Овайн, – рано ты хочешь ехать, ведь мы не виделись с тобой три года, и все три года я готовил для тебя пир, потому что знал, что ты будешь меня искать. Поживи в моем замке и дай отдых своим воинам. Пусть затянутся их раны.

И Овайн, и Артур, и Гвалхмай, и все остальные пришли в пиршественную залу хозяйки источника, и пир, который готовили три года, продолжался три месяца. Никогда они еще так славно не пировали.

Потом Артур стал готовиться к отъезду. Он послал гонцов к хозяйке источника с просьбой отпустить с ним Овайна на три месяца, чтобы тот смог побывать в Британии и повидаться с кавалерами и дамами Артурова двора. Как ни опечалилась хозяйка источника, она позволила Овайну уехать с Артуром, а Овайн, оказавшись в Британии, забыл обо всем на свете и пробыл там три года вместо трех месяцев.

В один прекрасный день Овайн сидел за столом в замке в Кайрхлеоне, что стоит на берегу реки Иск, и увидел во дворе девицу на взмыленной гнедой кобыле под золотым седлом. Девица выпустила из рук золотую уздечку, подошла к Овайну и сорвала у него с руки кольцо.

– С предателем и обманщиком, у которого нет ни сердца, ни совести, только так и должно поступать! – крикнула она и ускакала прочь.

Овайн сразу же все вспомнил и очень опечалился. Покончив с трапезой, он ушел в свои покои и стал готовиться к отъезду. На другой день он проснулся, но не пошел ко двору, а отправился куда глаза глядят, в бескрайние пустыни и голые горы, и оставался там, пока не истощил свое тело и не отрастил волосы. Он привечал диких зверей, кормил и поил их, пока они не привыкли к нему, но вскоре очень ослаб и не мог больше оставаться в горах. Тогда он спустился в долину и оказался в принадлежавшем вдовой графине саду, прекраснее которого не было на земле.

День стоял теплый, и графиня со своими девушками отправилась погулять возле озера, которое находилось как раз посреди сада. Нежданно-негаданно они набрели на незнакомого мужчину и очень испугались, но все же подошли поближе и даже потрогали его, желая удостовериться, что он не умер, а всего лишь лишился чувств из-за жары. Графиня вернулась в замок и дала одной из своих девушек флакон с драгоценным притиранием.

– Пойди в сад, – сказала она ей, – только возьми коня и одежду. Бальзамом тому человеку натри грудь там, где сердце, и, если в нем еще теплится жизнь, он непременно очнется. Оставь коня и одежду поблизости, а сама посмотри, что он будет делать.

Девушка вылила весь бальзам Овайну на грудь и спряталась неподалеку. Вскоре она увидела, что он пошевелил рукой, потом встал на ноги, оглядел себя и устыдился своего вида. Заметив поблизости коня и одежду, он с трудом доплелся до них, облачился во все новое и из последних сил взгромоздился в седло. Тут девушка вышла из своего укрытия и почтительно приветствовала незнакомца. Он ответил ей тем же и спросил, где он и кому принадлежит сад.

– Все здесь, и замок тоже, принадлежит вдовой графине, – сказала девушка. – Ее муж умер и оставил ей два графства; правда, одно у нее отобрал сосед, молодой граф, потому что она не захотела стать его женой.

– Как жаль, – вздохнул Овайн.

Девушка повела его в замок. Овайн спешился у дверей, и девушка показала ему его покои, разожгла огонь в очаге и ушла.

Она вернулась к графине и отдала ей пустой флакон.

– Куда же девался бальзам? – вскричала графиня.

– Разве я не весь должна была вылить на грудь чужеземцу?

– Ах, девушка, как мне простить тебя? Ты даже не представляешь, как мне жалко, что ты вылила бальзама на сто сорок фунтов, да еще на человека, которого я в первый раз в глаза вижу! Ну да ладно, пригляди за ним, пока он не оправится.

Девушка принесла Овайну мясо и вино. Она поила его и кормила, лечила его и стелила ему постель, пока он не окреп. Три месяца потребовалось рыцарю, чтобы вернуть себе прежний вид, и он стал даже прекраснее, чем прежде.

Как-то раз Овайн услыхал страшный шум и бряцание оружия и спросил у девушки, что бы это могло быть.

– Граф, – ответила она, – о котором я тебе говорила, стоит перед замком с бесчисленным войском.

Тогда Овайн спросил, нет ли у графини коня и оружия.

– Есть, – отвечала девушка. – Да такое оружие, что лучше не бывает.

– Тогда пойди к ней и скажи, чтобы она дала его мне, – сказал Овайн, – а то мне не с чем выйти к воинам.

– Слушаю.

Девица побежала к графине и все ей рассказала, но графиня только посмеялась в ответ.

– Ну конечно, – сказала она, – я дам ему коня, оружие и доспехи, каких он сроду не видывал, и даже буду рада, что он возьмет их сегодня, а то завтра у меня все равно ничего не останется. Хотя, право, не знаю, что он будет с ними делать.

Графиня приказала привести великолепного черного коня под седлом и принести доспехи для Овайна и для коня. Овайн облачился в доспехи, взял в руки меч и, вскочив на коня, с двумя вооруженными пажами отправился на поле битвы. Подъехав поближе, он увидел, что войску графа нет ни конца ни края. Овайн спросил у пажей, где сам граф.

– Вон там, – ответили они, – где четыре желтых шатра. Два впереди и два позади.

– А теперь, – приказал пажам Овайн, – возвращайтесь к воротам замка и ждите меня.

Они ускакали, а Овайн направился к тому месту, где стоял граф. Он выбил графа из седла, развернул его коня к замку и, хотя это было нелегко, притащил графа к воротам, где ожидали пажи. Они вошли в замок, и Овайн подарил графа приютившей его графине.

Он сказал ей:

– Вот я и отплатил тебе за твой благословенный бальзам.

Войска еще стояли лагерем вокруг замка, а граф уже вернул графине, как выкуп за свою жизнь, земли, которые он отнял у нее, и еще отдал ей половину своих владений, все свое золото, все серебро, все драгоценные камни, и это не считая заложников.

С тем Овайн и уехал. Графиня и ее подданные умоляли его остаться, однако Овайн предпочел новые странствия.

Как-то раз рыцарь ехал по лесу и услыхал громкий вопль. Он прислушался и, когда вопль повторился, поскакал на голос. Посреди леса стоял высокий холм, а на его склоне лежал серый камень с расселиной, в которой прятались змеи. Возле той расселины рыцарь увидел черного льва: едва тот делал заметное движение, как змея шипела на него. Овайн обнажил меч и подъехал поближе. Когда змея опять высунула голову, он, взмахнув мечом, отсек ее. Вытерев меч, Овайн поехал дальше своей дорогой, а лев последовал за ним, прыгая и увиваясь вокруг него, словно он не лев, а борзая.

Прошел день. Наступил вечер. Овайн решил отдохнуть. Он спешился и пустил своего коня кормиться на поляне, густо заросшей сочной травой, после чего разжег огонь, и лев натаскал ему столько веток, что хватило бы на три дня.

Ненадолго исчезнув, лев вернулся с большой косулей и положил ее перед человеком.

Овайн освежевал косулю и немного мяса оставил себе, а остальное отдал льву, который быстро расправился со своей долей.

Неожиданно Овайну показалось, будто рядом кто-то тяжело вздохнул. Потом он услышал еще вздох и еще… и еще… Овайн не знал, что подумать. В конце концов он крикнул в темноту:

– Кто там вздыхает – зверь, человек или бессмертный дух?

– Человек, – ответили ему.

– Кто ты?

– Меня зовут Линед. Я – служанка хозяйки источника.

– Что ты здесь делаешь? – удивился Овайн.

– Я здесь не по своей воле. Рыцарь короля Артура взял в жены мою хозяйку, но недолго оставался с ней, потому что соскучился по Британии, а уехав домой, забыл о моей госпоже. Он был верным другом, и я очень любила его, но у моей хозяйки есть два злых пажа, и они при мне назвали его обманщиком и предателем. Тогда я сказала, что им двоим не сравниться с ним одним, и они посадили меня в каменный склеп, обещав убить меня, если он меня не освободит. Послезавтра – последний день. Мне некого послать за рыцарем, которого зовут Овайн, сын Ириена.

– Ты уверена, что, узнай рыцарь о твоей беде, он непременно явился бы сюда?

– Уверена.

Мясо пожарилось, и Овайн разделил его на две части. Одну оставил себе, а другую отдал девице. Когда же они насытились, то за разговорами не заметили, как наступил рассвет.

Ни один страж не охраняет своего хозяина так, как лев стерег ночью Овайна.

Наутро Овайн спросил девицу, не знает ли она, где он может найти приют и пищу.

– Иди прямо, господин, – сказала девица, – потом иди вдоль реки и увидишь большой замок с башнями. Хозяин там граф, и нет никого гостеприимнее, чем он, на всей земле.

Овайн перебрался через реку и увидел замок. Он вошел в ворота, и его почтительно приветствовали слуги и хозяева. Конь был тотчас расседлан, а самого рыцаря повели в пиршественную залу, где тем временем накрыли богатый стол. Лев отправился стеречь коня, а Овайн наслаждался гостеприимством хозяев, которые, однако, не умели скрыть свою печаль и смотрели на него так, словно их ждала скорая смерть. Во главе стола сел граф, а напротив него – его единственная дочь, и девицы прекраснее ее Овайн не встречал. Вскоре пришел лев и улегся у ног Овайна, и Овайн давал ему со стола все, что ел сам. Печаль окружавших его людей удивляла Овайна, и, когда граф, утолив первый голод, поднял чашу в честь гостя, Овайн не выдержал.

– Если мое присутствие тебе не в тягость, то развеселись, – сказал Овайн хозяину.

– Клянусь небом, – заверил граф, – не в тебе причина нашей печали.

– А в ком?

– У меня есть два сына, – сказал граф, – и вчера они отправились в горы поохотиться, но попали в лапы чудища, которое живет там и пожирает людей. Завтра чудище обещало прийти сюда и на моих глазах убить сыновей, если я не отдам ему мою единственную дочь. С виду оно похоже на человека, только намного выше и сильнее.

– Да, есть отчего печалиться, – согласился Овайн. – И что ты собираешься делать?

– Уж лучше бы оно убило моих сыновей, чем принуждало меня выбирать между ними и дочерью.

Они еще поговорили о разных вещах, и Овайн отправился спать.

На другое утро раздался грохот, будто обрушились каменные стены. Это явился великан с двумя юношами. Граф не знал, как поступить, желая освободить сыновей, но при этом спасти дочь и свой замок.

Овайн надел доспехи, взял в руки оружие и вышел навстречу чудищу-великану. Лев шел следом за ним. Едва великан завидел вооруженного Овайна, он бросился на него, но первым его встретил лев.

– Я бы легко одолел тебя, – сказал великан, – если бы не этот зверь.

Овайн увел льва в замок и запер за ним ворота, а потом вернулся обратно, чтобы биться с великаном до победного конца.

Лев сначала яростно рычал, словно понимая, что Овайну приходится нелегко, а потом влез на крышу, с нее спрыгнул на стену и вниз на землю – на помощь хозяину. Он ударил великана лапой и распорол ему грудь от плеча до живота, так что сердце великана вывалилось наружу и он умер.

Живыми и невредимыми Овайн вернул отцу его сыновей.

Граф стал просить Овайна погостить у него, однако Овайн поблагодарил и отказался, потому что его ждала Линед.

Прискакав на луг, он увидел высокий костер и двух юных воинов с красивыми рыжими кудрями, которые вели за руки Линед. Овайн спросил, в чем виновата девица, и они слово в слово пересказали ему то, что накануне он узнал от самой Линед.

– Овайн не пришел ей на помощь, – заявили они, – поэтому мы ее сожжем.

– Но ведь он верный рыцарь и, знай он, что девица попала в беду, непременно явился бы сюда, чего бы это ему ни стоило. Впрочем, если вы не возражаете, я сражусь с вами вместо него.

– Что ж. И пусть Создатель рассудит нас.

Не раздумывая, воины бросились на Овайна и стали его теснить, но ему на помощь пришел лев, и юноши поняли, что им не справиться с обоими.

Тогда они заявили:

– Ты говорил, что будешь биться один, а на самом деле при тебе еще этот зверь. С ним нам труднее справиться, чем с тобой.

Овайн отвел льва туда, где сидела девица, закрыл дверь и подпер ее камнями, а сам вернулся, чтобы сражаться. К несчастью, Овайн еще не набрал прежнюю силу, и юношам показалось, что победа близка, но лев, почувствовав, что хозяину грозит беда, стал рваться из пещеры и в конце концов выскочил наружу. Он бросился на юношей и в мгновение ока убил их.

Так Линед спаслась от костра.

Овайн и Линед возвратились во владения хозяйки источника, а когда Овайн решил ехать ко двору Артура, то взял с собой жену, и они больше не расставались до самой смерти.

Овайн поскакал по дороге, которая вела к замку свирепого черного дикаря.

Там встретили его двадцать четыре прекраснейшие дамы со скорбными лицами и в жалких платьях, которые не стоили и двадцати четырех пенсов, и Овайн спросил их, о чем они печалятся, а дамы ответили ему:

– Мы все дочери графов, и все путешествовали со своими возлюбленными мужьями. Встретили нас тут с почетом и уважением, а потом усыпили, и, пока мы спали, дьявол, который владеет этим замком, убил наших мужей и забрал себе золото, серебро и драгоценные камни. Тела наших мужей до сих пор лежат непогребенные, но в замке много и других мертвецов. Вот о чем мы скорбим, вождь, и напрасно ты приехал сюда, потому что тебя ждет та же участь.

Овайн тоже опечалился и пошел вон из замка, а навстречу ему откуда ни возьмись рыцарь, да еще такой разодетый, словно вышел навстречу родному брату. Это и был свирепый черный дикарь.

– По правде говоря, я не ищу твоей дружбы, – сказал ему Овайн.

– Если по правде, то никуда тебе от нее не деться, – ответил черный дикарь.

Они сошлись в яростном поединке, и Овайн уже одолевал своего врага, заломив ему руку за спину, когда тот решил во что бы то ни стало спасти свою жизнь.

– Господин Овайн, – простонал черный дикарь, – мне предсказали, что ты убьешь меня. И ты уже почти исполнил предсказание. Я долго разбойничал, и мой дом был обителью греха, но, если ты даруешь мне жизнь, клянусь тебе, до самой моей смерти мой дом будет пристанищем для сирых и убогих.

Овайн поверил ему.

Переночевав в замке черного дикаря, Овайн отправился в путь, взяв с собой всех дам с их конями и драгоценностями. Когда же он наконец добрался до замка короля Артура, то Артур обрадовался ему еще больше, чем после первой разлуки. Что же до дам, то те из них, которые пожелали остаться при дворе, там и остались, а те, которые пожелали возвратиться домой, поехали дальше.

В любви и почете жил Овайн среди своих родичей при дворе короля Артура, пока не пришло время покинуть двор, и он покинул его вместе со своими воинами – тремястами воронами, которых Кенверхин оставил ему в наследство. С кем бы Овайну ни приходилось сражаться, с поля боя он всегда уходил победителем.

На этом заканчивается история о хозяйке источника.

Передир, сын Эвраука

Граф Эвраук владел Северным графством, и у него было семь сыновей; правда, доходы ему шли не столько от его земель, сколько от турниров, поединков и военных походов.

Как это часто случается с теми, кто посвящает жизнь сражениям, он был убит вместе со своими шестью сыновьями. Седьмого и последнего сына звали Передир, и он еще не дорос до войн и турниров, а то бы и его, верно, убили, как остальных. Мать Передира была женщиной мудрой и дальновидной и очень пеклась о благополучии своего единственного оставшегося в живых сына, поэтому, поразмыслив немного, она отправилась туда, где не было ни рыцарей, ни поединков, и взяла с собой лишь женщин, мальчиков и скудоумных мужчин, которым не по плечу битвы и сражения.

Больше всего на свете мать Передира боялась, что кто-нибудь приведет с собой коня или принесет меч, и тогда ей не удержать при себе сына.

Мальчик все дни проводил в лесу, швыряя палки, и как-то раз, увидав рядом с козами, которые принадлежали его матери, двух олених, очень удивился, почему у них нет рогов, если у всех остальных есть. Немного подумав, он решил, что они, должно быть, бегали где ни попадя и потому остались без рогов. Скорый на ногу, он быстро загнал олених в сарай, построенный в лесу для коз, и возвратился к матери.

– Матушка! – завопил он, увидев ее. – Ты знаешь, кого я сегодня встретил в лесу? Я встретил двух коз, которые долго бегали где ни попадя и потеряли рога, потому что за ними никто не присматривал. Никому не было до них дела, и пришлось мне загнать их в сарай.

И мать мальчика, и все, кто был с нею, удивились и пошли взглянуть на безрогих коз, а когда увидели олених, то удивились еще больше.

В другой раз по тропинке, огибающей лес, скакали на конях три рыцаря, которых звали Гвалхмай, сын Гвиара, Генайр Гвистил и Овайн, сын Ириена. Овайн и его товарищи преследовали рыцаря, накануне делившего яблоки при дворе Артура.

– Матушка, – спросил Передир, – кто это?

– Ангелы, сын мой.

– Я тоже хочу стать ангелом.

Передир выбежал на тропинку.

– Скажи мне, добрый человек, – спросил его Овайн, – не видел ли ты вчера или позавчера рыцаря?

– А кто такой рыцарь?

– Ну, такой, как я.

– Если ты ответишь на мои вопросы, то и я отвечу на твой.

– По рукам, – сказал Овайн.

– Что это? – спросил Передир, показывая на седло.

– Седло, – ответил Овайн.

Передир все выспросил у него о доспехах и об оружии: зачем они, для чего и как с ними управляться – и Овайн терпеливо ответил на все его вопросы.

– Теперь скачите вперед, – сказал Передир, – потому что я видел того, о ком вы спрашиваете. И я еду следом за вами.

Сказав так, Передир вернулся к матери.

– Матушка, это были не ангелы, а знаменитые рыцари.

Мать лишилась чувств, а Передир отыскал лошадей, которые возили хворост из леса да мясо и вино из города, и выбрал из них самую сильную, хотя и чересчур костлявую на вид. Потом он сложил мешок наподобие седла, водрузил его на пегую лошадку и так перекрутил веревки, что у него получились почти настоящие уздечка и стремена. Когда Передир напоследок зашел к матери, та уже очнулась от беспамятства.

– Сын мой, – спросила она, – ты хочешь покинуть меня?

– Да, матушка, с твоего благословения.

– Тогда послушай моего совета.

– Да, матушка, только говори быстрее.

– Поезжай ко двору Артура. Там ты найдешь самых сильных, самых храбрых и самых щедрых воинов. Увидишь по дороге церковь, не забудь прочитать «Отче наш», а коли захочешь есть или пить, но никто тебе ничего не предложит, бери мясо и вино сам, без спросу. Услышишь крики о помощи, тем паче женские, не медли и беги на подмогу. Найдешь дорогое кольцо, возьми его, а потом отдай кому-нибудь, и ты заслужишь добрую славу. Встретишь даму или девицу, будь поучтивее. Забудь свою прежнюю жизнь и постарайся стать ловким кавалером.

Когда она кончила говорить, Передир уселся на лошадь, взял дюжину остро заточенных рогатин и отправился в путь. Два дня и две ночи блуждал он без еды и питья по лесной чащобе, пока его глазам не открылась поляна, а посреди поляны шатер, который он принял за церковь и потому быстро прочитал «Отче наш».

Вход в шатер был открыт. Внутри стояло золотое кресло, а в кресле сидела красивая рыжеволосая девица. На голове у нее сверкал драгоценными каменьями золотой обруч, на руке горел огнем большой золотой перстень. Передир спешился и вошел в шатер, девица радостно с ним поздоровалась, а он возле самого входа увидел две бутыли с вином, две буханки пшеничного хлеба и много жареного мяса.

– Матушка наказала мне, если я захочу есть, без спросу брать мясо и вино, – заявил Передир.

– Бери, вождь.

Передир не заставил просить себя дважды, но, не забыв о девице, съел ровно половину мяса и выпил одну бутыль вина. Утолив голод, он преклонил колено перед девицей.

– Матушка наказала мне, если я увижу дорогое кольцо, брать его без спросу.

– Бери, душа моя.

Передир снял с ее пальца кольцо, сел на коня и отправился дальше.

Тем временем прискакал рыцарь, которому принадлежал шатер. Его звали Хозяином Поляны, и он сразу понял, что в шатре побывал кто-то чужой.

– Скажи, кто тут был? – спросил он девицу.

– Муж, который странно вел себя.

Девица рассказала рыцарю, каков из себя Передир и как он вел себя с нею.

– Скажи мне, – настаивал рыцарь, – он не сделал тебе ничего плохого?

– Нет, клянусь, он ничего плохого мне не сделал.

– А я клянусь, что не верю тебе, и, пока не найду его и не отомщу ему, ты не пробудешь на одном месте и двух дней кряду.

Рыцарь отправился на поиски Передира. А Передир ехал ко двору Артура. Тем временем там объявился другой рыцарь, который отдал привратнику тяжелое золотое кольцо, чтобы его пропустили в залу, где сидели Артур со своими воинами и Гвенхвивар со своими дамами. Паж как раз подавал Гвенхвивар вино, когда рыцарь, выхватив у него золотой кубок, облил вином лицо и грудь Гвенхвивар и больно ударил ее по щеке.

– Если у кого хватит храбрости поспорить со мной из-за кубка или отомстить за обиду, нанесенную госпоже, пусть едет на луг. Я буду ждать.

Рыцари опустили головы, не желая, чтобы на них пал жребий сражаться за честь Гвенхвивар, ибо знали: если рыцарь ведет себя таким образом, то, с колдовством или без колдовства, он уверен в своей непобедимости.

Пока они так размышляли, в залу, посреди которой в задумчивости стоял Кай, въехал Передир на пегой лошадке.

– Скажи, длинный человек, – спросил Передир, – вон там часом не Артур ли?

– А на что тебе Артур?

– Матушка наказала мне ехать к Артуру, чтобы он посвятил меня в рыцари.

– Клянусь, у тебя для этого слишком неказистые доспехи.

Кай говорил громко, поэтому его услышали все, кто был в зале, и стали кидать в Передира палками. Неожиданно вперед выскочил карлик, который со своей дамой-карлицей уже год был при дворе Артура, приютившего их. За год они ни разу рта не открыли, но из-за Передира карлик решил положить конец своему молчанию.

– Ха-ха! – рассмеялся он. – Пусть будет на тебе благословение небес, добрый Передир, сын Эвраука, рыцарь из рыцарей и цвет рыцарства.

– Ну нет! – возмутился Кай. – Хоть ты ровно год прожил при дворе Артура, ты ничему не научился. При нас, при самом Артуре ты называешь деревенщину рыцарем из рыцарей и цветом рыцарства!

С этими словами Кай так двинул карлика по уху, что тот без чувств повалился на пол.

– Ха-ха! – подхватила карлица. – Добрый Передир, сын Эвраука, благословенный небесами рыцарь из рыцарей и цвет рыцарства!

– Эй, девица! – крикнул Кай. – Клянусь, ты тоже зря жила при дворе, если за год и рта не раскрыла, а теперь говоришь так.

Кай ударил ее ногой, и она без чувств упала на пол.

– Длинный человек, – попросил Передир, – покажи мне Артура.

– Не торопись, – сказал Кай. – Ты видел воина, который поехал на луг? Сразись с ним, отбери у него кубок, а заодно коня и доспехи. Сделаешь это – быть тебе рыцарем.

– Сделаю, длинный человек.

Передир поехал на луг, где рыцарь скакал на коне из конца в конец, кичась силой, храбростью и благородными манерами.

– Скажи, – заговорил он с Передиром, – ты не видел, никто из воинов не едет сюда?

– Длинный человек, который был в замке Артура, пожелал, чтобы я сразился с тобой и отобрал у тебя кубок, коня и доспехи.

– Молчи! – крикнул рыцарь. – Поезжай обратно и скажи Артуру: пусть он сам явится ко мне или пошлет кого-нибудь вместо себя, да побыстрее. Я не собираюсь долго ждать.

– Клянусь, хочешь ты этого или нет, но я отберу у тебя коня, доспехи и кубок.

Рыцарь подскакал к Передиру и ударил его древком копья между шеей и плечом.

– Ха-ха! – рассмеялся Передир. – Слуги моей матери не знали твоих игр, потому придется мне по-своему сыграть с тобой.

Он взял рогатину и с такой силой ударил ею рыцарю в глаз, что острие вышло у него из затылка и рыцарь тотчас испустил дух.

– Клянусь, Кай, – сказал Овайн, сын Ириена, – ты плохо поступил, когда послал юного безумца на бой. Его ждет одно из двух. Или рыцарь пожалеет его, или убьет. Но, победив, он объявит его славным рыцарем короля Артура, опозорив тем и самого Артура, и нас вместе с ним. Если же он убьет его, то позора будет не меньше. К тому же мальчишка умрет без покаяния. Поеду-ка я и посмотрю, что с ним.

Овайн отправился на луг и с изумлением увидел, что Передир таскает за собой по земле убитого рыцаря.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он.

– Да никак не могу снять с него доспехи, – ответил Передир.

Овайн помог ему и сказал:

– Душа моя, этот конь и эти доспехи куда лучше твоих, так что бери их себе по праву и поедем со мной ко двору Артура. Он посвятит тебя в рыцари.

– Будь я проклят, если поеду ко двору, – ответил ему Передир. – Но ты возьми кубок для Гвенхвивар и скажи Артуру, что, где бы ни был, я теперь его вассал и все сделаю, что в моих силах, для его блага и славы. И еще скажи: я до тех пор не вернусь ко двору, пока не отомщу длинному человеку за обиду, которую он нанес карлику и карлице.

Овайн поскакал обратно и обо всем рассказал Артуру, и Гвенхвивар, и всем воинам, и дамам.

А Передир отправился дальше, и, рано ли, поздно ли, повстречался ему рыцарь.

– Откуда держишь путь? – спросил его рыцарь.

– От двора Артура, – ответил Передир.

– Значит, ты один из его рыцарей?

– Клянусь, это так.

– Неплохо Артур мне удружил, – заявил рыцарь.

– Я тебя не понимаю.

– Что ж, сейчас поймешь. Я всегда был врагом Артура и всех его рыцарей, которые попадаются мне на пути, убиваю без жалости.

Не тратя даром слов, они сошлись в поединке. Вскоре Передир сбросил рыцаря с коня, и тот запросил у него пощады.

– Я тебя пощажу, если ты поклянешься отправиться ко двору Артура и сообщить королю, что, служа ему, я победил тебя. Сам я не вернусь, пока не отомщу за обиду, нанесенную карлику и карлице.

Рыцарь дал клятву и поскакал ко двору Артура. Он сказал королю все, что обещал, не умолчав и об угрозе Каю.

Передир отправился дальше и, встретив за неделю шестнадцать рыцарей, всех победил. Им он тоже приказал скакать к королевскому двору с вестью Артуру и угрозой Каю. Из-за этого Артур сердился на Кая, и Кай очень печалился.

А Передир скакал дальше. В конце концов он оказался в большом лесу, на опушке которого было озеро, а по другую сторону озера стоял замок. На берегу Передир увидал седовласого мужа в бархатном одеянии, сидевшего на бархатных подушках. Рядом расположились слуги, и все удили рыбу. Почтенный муж тоже заметил Передира, встал с подушек и, хромая, направился к замку. Когда Передир подскакал к замку, дверь оказалась открытой. Седовласый муж уже сидел в зале на подушках перед горящим очагом. Все встали со своих мест и окружили Передира, но почтенный муж пригласил его сесть рядом, и они стали разговаривать. В положенное время слуги накрыли столы, и, когда Передир утолил первый голод, почтенный муж спросил его, умеет ли он владеть мечом.

– Не знаю, – ответил Передир. – Вот если бы меня кто поучил.

– Кто умеет хорошо обращаться с дубинкой и со щитом, тот и с мечом справится.

У почтенного мужа было два сына – один волосами посветлее, другой потемнее.

– Поднимайтесь, мальчики, – приказал он им, – и поиграйте дубинками и щитами.

Они послушались.

– А ты, моя душа, скажи, кто из них лучше.

– Думается мне, тот, кто посветлее, мог бы ранить брата, если бы захотел.

– Тогда возьми у его брата дубинку и щит и одолей моего сына, если сможешь.

Передир встал, взял дубинку и с такой силой ударил светловолосого юношу по голове, что у него из глаз ручьями потекла кровь.

– Ах, моя жизнь, – сказал почтенный муж, – подойди ко мне и сядь рядом, потому что вскоре никто на нашем острове не сравнится с тобой во владении мечом. Я – твой дядя, брат твоей матери, и я научу тебя разным обычаям, учтивости и всему прочему, что полагается знать благородному рыцарю. Забудь о прежних привычках. Отныне знай: если увидишь что-нибудь и спросишь, что это такое, а тебе никто не ответит, то вина в том будет не твоя, а моя, твоего учителя.

И они, пока не наступило время ложиться спать, вели долгую беседу. А наутро Передир встал, оседлал коня и с разрешения дяди отправился в путь.

Проехав пустынный лес, он увидел луг, а на другом краю луга – большой замок. Передир направил к нему своего коня. Ворота были открыты, и он беспрепятственно въехал в них. В зале сидел почтенный седовласый муж в окружении многих пажей, которые тотчас поднялись, чтобы приветствовать гостя. Они усадили Передира рядом с хозяином замка, и тот разговорился с Передиром, а когда наступило время трапезы, они опять сели рядом. Передир утолил первый голод, и хозяин замка спросил его:

– Умеешь ли ты владеть мечом?

– Если бы кто-нибудь меня поучил, наверно, сумел бы.

На полу лежало тяжелое железное копье, которое не всякий воин мог поднять.

– Возьми этот меч и ударь по копью.

Передир встал из-за стола и сделал как было сказано. От удара копье развалилось на две части и меч тоже.

– Подними и сложи их, – велел хозяин замка.

Передир сложил, и железное копье вновь стало таким, каким было прежде, и меч тоже.

Во второй раз он ударил мечом по железному копью, и копье вновь сломалось пополам, но Передир вновь сложил их, и они вновь стали такими, какими были прежде.

В третий раз он ударил мечом по железному копью, и копье и меч сломались пополам, а потом Передир сложил вместе обе части копья, но они не сложились, и сложил обе части меча, но они тоже не сложились.

– Юноша, – сказал хозяин замка, – подойди ко мне и сядь рядом. Пусть мое благословение всегда будет с тобой. Ты владеешь мечом лучше всех в королевстве, но пока ты лишь на две трети пользуешься своей силой. Когда ты научишься использовать всю свою силу, никто не сможет тебя одолеть. Я – твой дядя, брат твоей матери и брат того почтенного мужа, в замке которого ты провел вчерашний вечер.

Пока Передир разговаривал с дядей, в залу вошли двое юношей, неся тяжелое копье, с которого текли на пол три кровавые струи. Все в зале заплакали, закричали. Только хозяин замка сделал вид, будто ничего не заметил, и ни на мгновение не прервал своей беседы с Передиром. Он ни словом не обмолвился о происходившем в зале, и Передир не стал его расспрашивать. Когда же причитания немного стихли, в залу вошли две девицы с большим подносом, на котором лежала голова мужчины, и вокруг нее тоже было много крови. Все издали громкий вопль, и Передиру стало не по себе. Наконец вопли прекратились.

Когда наступило время ложиться спать, родичи проводили Передира в его покои.

На другое утро Передир с разрешения дяди отправился дальше. Когда он подъехал к лесу, то увидел прекрасную даму с рыжими волосами, рядом с ней – коня под седлом, а у ее ног – бездыханное тело рыцаря. Сколько она ни старалась взгромоздить его на коня, он все время падал на землю, и в конце концов она разрыдалась.

– Скажи мне, сестра, – обратился к ней Передир, – отчего ты плачешь?

– Ох, проклятый Передир, горька моя судьба, если она свела меня с тобой!

– Почему же я проклятый? – возмутился Передир.

– Потому что ты – причина смерти моей матери. Когда ты уехал против ее воли, от гнева у нее разорвалось сердце, и она умерла. Поэтому ты проклятый. Карлик же и карлица, которых ты видел при дворе Артура, принадлежали твоему отцу с матерью, я – твоя молочная сестра, а он – мой венчанный муж. Его убил рыцарь в лесу, и ты не ходи туда, потому что он и тебя убьет.

– Милая сестра, напрасно ты меня ругаешь. Оставь свои причитания, потому что в них нет пользы, а я похороню твоего мужа и отправлюсь искать рыцаря. Посмотрим, сумею ли я отомстить.

Как Передир сказал, так он и сделал. Рыцарь кичливо разъезжал на коне по поляне и, завидев Передира, спросил, кто он и откуда.

– Я был при дворе Артура, – ответил ему Передир.

– Ты его рыцарь?

– Честью клянусь, да.

– Повезло Артуру!

Не тратя времени на разговоры, они бросились друг на друга, и Передир сразу же столкнул рыцаря с коня. Тот стал молить о пощаде, и Передир обещал пощадить его, но с одним условием:

– Возьми эту женщину в жены и обходись с ней со всей учтивостью, ибо ты без всякой причины погубил ее мужа. А Артуру передай, что я не вернусь к его двору, пока не сражусь с длинным рыцарем и не отомщу ему за обиду, которую он нанес карлику и карлице.

Передир взял с рыцаря клятву, что он все исполнит, и рыцарь, облачив даму в одежды, более ее достойные, и дав ей коня, отправился вместе с ней ко двору Артура. Там он все рассказал Артуру и не забыл про угрозу Передира, после чего Артур и все рыцари принялись ругать Кая за то, что он прогнал от них такого воина, как Передир.

– Этот юноша ни за что к тебе не вернется, – сказал Овайн, сын Ириена, – если Кай не оставит нас.

– Клянусь честью, – вскричал Артур, – я обыщу все пустоши на острове Британия, но найду Передира, и пусть они с Каем решат свой спор.

Передир тем временем ехал дальше, и вот на дороге у него встал лес, в котором не было ни единого следа человека или зверя. Проехав его насквозь, он увидел большой замок с неприступными башнями, и когда приблизился к воротам, то заметил, что деревья там были выше, чем везде. Передир постучал в ворота древком копья и немного погодя увидел стройного рыжеволосого юношу, какие обыкновенно открывают турниры.

– Выбирай, вождь, – крикнул он, – или я сразу открываю ворота, или пойду и объявлю рыцарям, что ты ждешь их позволения!

– Пойди к ним, – ответил Передир. – И если они позволят мне войти, я войду.

Когда юноша вернулся, он открыл ворота и впустил Передира, который сразу пошел в залу, где сидели еще восемнадцать юношей, все такие же стройные и рыжие, такие же рослые и сильные, такие же красивые и нарядные, как тот, кто открыл ему. Все они были учтивы и услужливы, помогли Передиру переодеться и умыться с дороги и завели с ним неторопливую беседу. В это время в залу вошли пять девиц, и Передир ни на минуту не усомнился, что прекраснее той, которая была из них главной, он никогда не встречал, хоть атласное платье на ней было все в дырках, так что даже не прикрывало тела. Прозрачнее слезы была у нее кожа, волосы и брови – чернее гагата, щеки – краснее, чем самое красное яблоко. Девица поздоровалась с Передиром, обняла его за шею и усадила рядом с собой. Тут пришли две монахини, и одна несла в руках бутыль с вином, а другая – шесть белых хлебов.

– Госпожа, – сказали они, – Господь свидетель, нет больше у нас в монастыре ни еды, ни вина.

Когда все стали есть, Передир заметил, что девица старается положить ему побольше хлеба и налить побольше вина.

– Сестра, – сказал тогда Передир, – позволь мне разделить хлеб и вино между всеми.

– Почему, душа моя? – спросила девица.

Передир ничего не стал объяснять и разделил хлеб и вино поровну между всеми. Когда же наступило время идти спать, для него приготовили покои.

– Послушай нас, сестра, – сказали юноши самой прекрасной из девиц. – Пойди к юному рыцарю, который ушел спать в покои наверху, и предложи ему себя в жены или возлюбленные.

– Нет, – воспротивилась девица, – не хочу. Я еще не принадлежала ни одному рыцарю, и предлагать ему себя, когда он не любит меня, я не могу.

– Тогда мы, да услышит нас Господь, оставим тебя здесь нашим врагам, и пусть они делают с тобой, что хотят.

Испугавшись, девица побежала наверх и со слезами на глазах вошла в покои, отведенные Передиру. Дверь скрипнула, и Передир, тотчас проснувшись, очень удивился, увидав плачущую девицу.

– Скажи мне, сестра, почему ты плачешь?

– Скажу, господин, – отвечала девица. – Мой отец владел многими землями, и этот дворец тоже принадлежал ему. У него было лучшее графство в королевстве. Потом сын другого графа попросил меня в жены, но я не захотела быть его женой, и мой отец не пошел против моей воли. У моего отца не было других детей, поэтому после его смерти я унаследовала все его владения и еще меньше желала стать женой графа. Тогда граф пошел на меня войной и отобрал все, кроме этого замка, который невозможно взять, пока в нем есть еда и вода и его охраняют храбрые воины, мои молочные братья. Ты видел их в зале. Но у нас не осталось еды, и мы живы только благодаря заботе монашек, ведь им открыты все дороги. А теперь и у них ничего не осталось. Завтра сюда явится граф со всем своим войском, – продолжала она, – и, если я попаду ему в руки, моя жизнь будет не лучше, чем если бы меня сразу отдали его конюхам. Вот почему, господин, я пришла. Я отдаю себя тебе, а ты или увези меня отсюда, или помоги защитить замок. Выбирай.

– Иди, сестра, спать, – молвил Передир. – Я не уеду, пока не исполню твою просьбу, а уж получится у меня или нет, там посмотрим.

Девица удалилась в свои покои, а наутро опять явилась к Передиру.

– Здравствуй, душа моя, – сказал ей Передир. – С чем ты пришла?

– Пришла сказать, что граф со своим войском уже у ворот и я еще никогда не видела так много шатров и так много жаждущих крови рыцарей.

– Пусть оседлают моего коня, – попросил Передир.

Когда оседлали его коня, Передир встал и отправился на луг. Там уже скакал, кичливо поглядывая кругом, рыцарь, но Передиру не составило труда сбросить его на землю. К концу дня один из самых могучих воинов решил сразиться с Передиром, но и он, в мгновение ока оказавшись на земле, взмолился о пощаде.

– Кто ты? – спросил Передир.

– Я – камергер графа.

– И сколько владений графини в твоей власти?

– Третья часть.

– Верни госпоже ее третью часть вместе со всеми доходами, а сегодня вечером доставь в замок еды и вина на сто человек да еще сто коней и столько же доспехов. Ты будешь ее пленником, если она тебя не убьет.

Камергер сделал, как ему было сказано, и девица вместе со всеми радовалась победе над графом и вкусной еде.

На другой день Передир опять был на лугу и положил множество воинов, пока к концу дня не прискакал весьма гордый с виду рыцарь, но и он, не успев оглянуться, оказался на земле, так что пришлось ему молить о пощаде.

– Кто ты? – спросил Передир.

– Я – сенешаль графа.

– И сколько владений графини в твоей власти?

– Одна треть.

– Вернешь все, что ей принадлежит по праву, да доставишь в замок еды и вина для двухсот человек и еще двести коней и столько же доспехов. Будешь ее пленником.

Сенешаль тотчас же исполнил.

На третий день Передир явился на луг и положил еще больше воинов, чем в первые два дня. А к вечеру прискакал сам граф, но и он, упав на землю, стал молить о пощаде.

– Кто ты? – спросил Передир.

– Я – граф и не скрываю этого.

– Хорошо, – сказал Передир. – Вернешь девице все, что ей принадлежит, и отдашь ей свое графство в придачу, а еще принесешь в замок еды для трехсот человек и приведешь триста коней, да не забудь триста доспехов и мечей. Сам будешь ее пленником.

Дело было сделано. Три недели пробыл Передир во владениях графини, присматривая, чтобы все было в порядке, а когда она крепко взяла бразды правления в свои руки, Передир сказал ей:

– С твоего позволения я уезжаю.

– Брат, ты вправду этого хочешь?

– Клянусь. Если бы я тебя не любил, я бы еще раньше уехал.

– Душа моя, кто ты? – спросила графиня.

– Я – Передир, сын Эвраука с севера. Если случится с тобой беда и тебе потребуется помощь, зови меня. Что в моих силах, я все сделаю.

И Передир отправился дальше.

Немалый путь он одолел, когда ему повстречалась дама на худой взмыленной лошади. Она поздоровалась с юношей.

– Откуда ты едешь, сестра? – спросил ее Передир.

Дама рассказала о своей беде. Это была жена Хозяина Поляны.

– Послушай, – молвил ей Передир, – все твои беды из-за меня, но я отомщу тому, кто с тобой плохо обращается.

Вскоре он встретил Хозяина Поляны, и тот принялся расспрашивать, не встречался ли ему рыцарь, которого он ищет.

– Успокойся, – сказал ему Передир. – Я – тот, кого ты ищешь. Клянусь, ты заслужил взбучку за свое отношение к даме. Если ты считаешь меня виноватым в ее бесчестье, то знай, что она невинна.

Они помчались навстречу друг другу, и, когда Передир сбросил рыцаря с коня, тот стал молить о пощаде.

– Я пощажу тебя, – сказал Передир, – а ты вернешься к даме и всем объявишь, что она невинна. Отныне ты будешь обращаться с ней не так, как я тут с тобою.

Рыцарь поклялся все сделать, как ему велено, и Передир отправился дальше.

По дороге он увидел на холме замок, подъехал к нему и постучал копьем в ворота. Вышел красивый рыжеволосый юноша – с виду воин, годами мальчик – и провел Передира в залу, где высокая дама сидела в кресле в окружении многих девиц. Она приветливо поздоровалась с ним. Потом накрыли на стол, и все сели ужинать.

После ужина дама сказала Передиру:

– Тебе, вождь, лучше поискать другой кров.

– Почему ты гонишь меня?

– Сюда, душа моя, явятся девять колдуний Глостера и с ними их отец и мать. Если мы не оставим замок до рассвета, они нас убьют, ведь они опустошили вокруг все земли и только наш замок пока не тронули.

– Позволь мне не уходить до утра, – попросил Передир. – Если с тобой случится беда, я помогу, чем смогу, а от меня тебе худа не будет.

Все разошлись по своим покоям, и ночью было тихо, а на заре Передир услышал ужасный вопль. Он быстро соскочил с ложа, оделся, схватил меч и, когда выбежал из своих покоев, увидел, что колдунья бьется с одним из стражников, а тот кричит что есть мочи. Передир бросился к ним, ударил колдунью мечом по голове и расплющил на ней шлем, который стал похож на тарелку.

– Пощади меня, добрый Передир, сын Эвраука!

– Откуда ты знаешь, ведьма, как меня зовут?

– Мне суждено быть побежденной тобой. Возьми моего коня и мой меч, и я научу тебя всему, что знаю сама о законах рыцарства.

– Я пощажу тебя, – сказал ей Передир, – если ты поклянешься никогда больше не пересекать границы здешних владений.

Передир убедился в том, что никто больше не потревожит графиню, и с ее позволения отправился во дворец, где жили колдуньи. У них он пробыл три недели, выбрал себе коня по душе, доспехи и поскакал дальше.

Вечером Передир въехал в долину, где жил отшельник, который приветливо поздоровался с ним, и Передир провел ночь в его келье, а когда встал утром, то увидел, что ночью выпал снег и возле самой кельи ястреб убил малую птичку, но, верно, конь своим ржанием прогнал ястреба, и на его место прилетел ворон. Передир стоял, вглядываясь в черную птицу на белом снегу, усеянном каплями крови, и вспомнил черные, как гагат, волосы возлюбленной девицы, ее белую, как снег, кожу и ее красные, как кровь на снегу, щеки.

Тем временем Артур повсюду искал Передира.

– Знаешь ли ты, – спросил Артур одного из своих рыцарей, – кто этот рыцарь с длинным копьем, который стоит на берегу ручья?

– Господин, позволь мне поехать и спросить у него.

Юноша подъехал к тому месту, где стоял Передир, и спросил, кто он и что делает на берегу ручья. Передир же так глубоко задумался о возлюбленной девице, что оставил вопросы юноши без ответа. Тогда юноша тронул Передира копьем, и Передир, обернувшись, одним ударом свалил его на землю. После этого еще двадцать четыре воина спрашивали его о том же, но он никому не ответил и всех по очереди сбросил с коней.

Наконец явился Кай и грубо заговорил с ним. Тогда Передир подцепил его копьем за ворот под подбородком и, встряхнув, сбросил с коня, сломав ему руку и лопатку, а потом проехал над ним на коне двадцать один раз. Пока Кай лежал, не в силах пошевелиться от боли, его конь галопом вернулся к Артуру, и, увидев коня без всадника, рыцари немедля помчались к тому месту, где лежал Кай. Сначала они подумали, что Кай убит, но он был жив, и тогда они поняли, что ему нужен искусный лекарь. Передир же не прервал своих размышлений и когда рыцари суетились вокруг Кая, поднимали его и увозили к Артуру в шатер. Артур сразу призвал лекаря, опечалившись, что не повезло одному из его самых любимых воинов.

– Негоже, – сказал Гвалхмай, – мешать рыцарю, когда он в раздумье о постигшем его горе или о возлюбленной даме. Наверно, несчастье обрушилось на Кая по его недоумию. Позволь мне, господин, поехать и посмотреть, очнулся ли рыцарь от своих дум, и если очнулся, то я со всей учтивостью попрошу его быть твоим гостем.

Кай очень разозлился от этих слов и наговорил много грубого и обидного Гвалхмаю.

– Я знаю, Гвалхмай, – сказал он, – ты приведешь его, потому что он устал от сражений. Мало чести привести такого рыцаря. Разве не этим способом ты многих победил? Ты умеешь ласково разговаривать, и платье из полотна заменяет тебе доспехи, ведь тебе не приходится брать в руки копье или меч, чтобы сразить изнемогшего рыцаря.

– Почему бы тебе не поступать так же? – возразил ему Гвалхмай. – И не трать напрасно своей злости. Не я ее причина. Тем не менее я привезу сюда рыцаря, ничего себе не переломав.

– Ты мудро решил, – обратился Артур к Гвалхмаю. – Выбери себе коня получше, возьми оружие и поезжай к рыцарю.

Облачившись в доспехи, Гвалхмай поспешил туда, где все еще стоял Передир.

Он отдыхал, оперевшись на копье, когда Гвалхмай, не выказывая воинственных намерений, приблизился к нему и сказал:

– Если ты благорасположен к беседе, то позволь мне говорить. У меня к тебе поручение от Артура. Он просит тебя быть его гостем. Двух гонцов он уже посылал к тебе.

– Это правда, – согласился Передир, – только они неучтиво вели себя. Набросились на меня ни с того ни с сего, ну я и разозлился: неприятно ведь, когда тебя отрывают от размышлений о возлюбленной даме. А задумался я о ней вот почему. Я смотрел на снег, на ворона и на капли крови на снегу и вспомнил, что кожа у нее белее снега, что волосы и брови у нее чернее воронова крыла, а румянец у нее на щеках алее крови.

– У тебя были приятные мысли, – согласился Гвалхмай, – неудивительно, что тебе не нравилось, когда тебя от них отрывали.

– Скажи мне, Кай все еще при дворе Артура?

– Да. Это он был тем последним рыцарем, с которым ты сразился, и лучше бы ему не приставать к тебе, потому что ты сломал ему руку и лопатку.

– Воистину неплохое начало для мести за обиду, причиненную карлику и карлице.

Гвалхмай удивился, услыхав о карлике и карлице, подошел к рыцарю, обнял его за шею и спросил, как его зовут.

– Меня зовут Передир, сын Эвраука, – ответил ему Передир. – А тебя как зовут?

– Меня зовут Гвалхмай.

– Я от всего сердца рад встрече с тобой, потому что, где бы я ни был, я везде слышал о твоей отваге и о твоей честности. Будь мне другом.

– Клянусь, я твой друг, если и ты мне друг.

Передир с радостью согласился стать другом Гвалхмая, и они вместе поскакали туда, где был раскинут шатер Артура. Когда Кай их увидел, он сказал:

– Я так и знал, что Гвалхмай не будет драться с рыцарем. Неудивительно, что у него добрая слава. Он большего добивается словом, чем я силой.

Передир пошел с Гвалхмаем в его шатер, где они сняли доспехи, и Гвалхмай дал Передиру свои одежды на смену, после чего они вместе явились к Артуру.

– Вот, господин, – сказал Гвалхмай, – тот, которого ты долго искал.

– Добро пожаловать, вождь, – сказал Артур. – Теперь ты останешься со мной, ведь, знай я о твоей храбрости прежде, я бы ни за что тебя не отпустил. Но что было, то было. Кай обидел карлика и карлицу, и ты отомстил за них.

Тем временем пришла королева со своими дамами и девицами, и Передир почтительно поздоровался с ними. Они же обрадовались, увидев его, и не скрывали радости. Артур всячески подчеркивал свое уважение к Передиру и принимал его с великими почестями.

Когда все возвратились в Кайрхлеон, где был двор Артура, Передир вышел в город погулять после обеда и встретил Ангхарад Лау Эвраук.

– Клянусь честью, сестра! – воскликнул он. – Ты прекраснее всех девиц, и, будь я любезен тебе, я бы полюбил тебя больше всех дам на земле.

– Увы, – ответила она ему, – я не люблю тебя и никогда не полюблю.

– Клянусь, я больше не заговорю ни с одним христианином, пока ты не полюбишь меня больше всех мужей.

На другой день Передир поскакал в горы, и на пути ему попалась круглая долина, склоны которой густо поросли лесом. Зато внизу был красивый луг, а между лугом и лесом раскинулись поля. Среди деревьев Передир разглядел неуклюжие черные дома. Он спешился и повел коня к лесу, но, едва вошел в него, заметил тропинку, а над ней скалу, к которой был прикован цепью спящий лев. Рядом со львом в глубокой яме валялось множество человеческих и звериных костей.

Передир вытащил меч и ударил им льва, так что тот упал с кручи и повис на цепи. Вторым ударом Передир разрубил цепь, и лев оказался в яме, а Передир продолжил свой путь.

Посреди долины стоял красивый замок, и Передир направил к нему коня. На лугу возле замка сидел седой человек, выше и плечистее которого Передиру не приходилось встречать. Рядом два юных пажа играли ножами с рукоятями из рога нарвала, и у одного из пажей волосы были ярко-рыжие, а у другого – потемнее.

Они проводили Передира к седому старцу, которого он почтительно приветствовал.

Старец сказал:

– Позор на бороду привратника.

Передир понял, что привратником был лев.

Старец и юноши вошли в замок, и Передир вместе с ними. Замок ему понравился. Хозяева же направились сразу в пиршественную залу, где уже были накрыты столы. Одновременно с ними в залу вошли пожилая дама и молодая дама, и обе они были самого почтенного вида. Омыв руки, все уселись за стол. Старец расположился во главе стола, старая дама подле него, девица и Передир сели рядом, а пажи стали им прислуживать. Девица грустно посмотрела на Передира, и он спросил, о чем она печалится.

– О тебе печалюсь, моя душа. С первого взгляда я полюбила тебя больше всех и не могу не печалиться, зная, какая тяжкая участь тебя ждет. Ты видел черные дома в лесу? Они принадлежат вассалам моего отца, великанам, которые завтра ополчатся на тебя. Они убьют тебя в нашей долине, что зовется Круглой Долиной.

– Прекрасная девица, прошу тебя, сделай так, чтобы мой конь и мои доспехи были ночью при мне.

– С радостью исполню твою просьбу, клянусь небом.

Когда хозяева и гость разошлись на ночь по своим покоям, девица привела к Передиру его коня и принесла ему его доспехи. А наутро, услыхав возле замка крики людей и топот коней, Передир встал, оделся, оседлал коня и выехал на луг.

Дама и девица пришли к старцу и стали его просить:

– Господин, возьми с юноши клятву, пусть он никому не рассказывает о том, что тут видел.

– Клянусь, я этого не сделаю.

Тем временем Передир сражался с целым войском, и к вечеру живых воинов осталось на треть меньше, а Передира даже не поцарапали.

Дама и девица смотрели с башни, как Передир убивает одного воина за другим, и, когда он убил золотоволосого юношу, девица взмолилась:

– Господин, пощади хоть одного.

– Не могу, красавица, – отвечал ей Передир.

Следующим был юноша с каштановыми волосами, и Передир убил и его тоже.

– Лучше было бы тебе вымолить у него пощаду твоим двум сыновьям, а теперь и ты попадешь ему в руки, – сказала девица отцу.

– Иди к нему и моли, чтобы он пощадил нас, ибо мы сдаемся на милость победителя, – ответил тот.

Девица пошла на луг к Передиру и стала просить его, чтобы он пощадил ее отца и всех оставшихся в живых вассалов.

– Я исполню твою волю, если твой отец и все его вассалы принесут присягу Артуру и скажут ему, что делают это по приказу его вассала Передира.

– Клянусь, так и будет.

– Еще вы должны принять крещение, и тогда я попрошу Артура, чтобы он навсегда отдал эту долину во владение твоей семье.

Они вошли в замок, и старец с дамой почтительно приветствовали Передира.

Старец сказал ему:

– С тех пор как я владею долиной, не помню, чтобы хоть один христианин ушел отсюда живым. Ты первый. Мы все принесем присягу Артуру, примем истинную веру и крещение.

Тогда сказал Передир:

– Я благодарен небесам за то, что они не позволили мне нарушить обещание, которое я дал своей возлюбленной даме, ведь я не должен разговаривать ни с одним христианином.

Прошла ночь, а наутро старец со всеми родичами и вассалами отправился ко двору Артура. Он присягнул ему и принял крещение, а потом рассказал Артуру, что Передир приказал ему идти в Кайрхлеон. Артур отдал старцу его земли в вечное владение, как желал Передир, и вскоре с позволения Артура старец вернулся домой в Круглую Долину.

А Передир уже отправился дальше и долго ехал по безлюдным полям и лесам, пока наконец не увидел бедный маленький домик. Он услыхал, как внутри, лежа на золотом кольце, шелестит чешуей змей, который никому на семь миль кругом не разрешал шагу ступить. Не помня себя от ярости, Передир бросился на змея и долго бился с ним, но в конце концов убил его и забрал золотое кольцо.

Много ли, мало ли времени прошло, а Передир все еще ни словом не перемолвился с христианином. Щеки у него побледнели и сам он осунулся, так мучило его желание вернуться ко двору Артура в общество возлюбленной дамы и друзей-рыцарей. Не выдержал Передир и повернул коня, а на дороге откуда ни возьмись войско Артура с Каем впереди. Всех узнал Передир, а его не узнал никто.

– Откуда едешь, вождь? – спросил Кай.

Передир не ответил, и он спросил его в другой раз и в третий. Передир молчал. Тогда Кай ткнул его в бедро копьем и, чтобы заставить нарушить клятву, ранил его еще и еще раз.

– Клянусь небесами, ты, Кай, нечестно ведешь себя с юношей, который ничего не может тебе сказать.

И Гвалхмай повернул коня.

– Госпожа, – сказал он Гвенхвивар, возвратившись ко двору Артура, – смотри, как подло поступил Кай с юношей, который ничего не говорит. Ради всего святого, сделай мне одолжение и полечи его, пока меня не будет, а я отплачу тебе за добро.

Воины уехали с поручением Артура и не успели возвратиться, как ко двору Артура явился рыцарь и потребовал, чтобы у него приняли вызов на бой. Передир вышел к нему и победил его. С тех пор каждый день в течение недели приезжали рыцари и сражались с Передиром, и он всех побеждал.

Как-то раз Артур со всем своим двором отправился в церковь, но дорогу им преградил жаждавший боя рыцарь.

– Ну нет, – сказал Артур, – я не буду сражаться, пока мне не приведут коня и не облачат меня в доспехи.

Слуги бросились за конем и доспехами, а когда они возвращались, их остановил Передир, забрал у них коня и доспехи и отправился на луг. Все, кто видел, как он сел в седло и поехал на битву, забрались повыше на деревья и на крыши домов, чтобы не пропустить захватывающее зрелище.

Передир махнул рыцарю рукой, чтобы он начинал, и он ударил Передира, но тот даже не шелохнулся. Потом Передир пришпорил коня и яростно, безудержно, исступленно нанес противнику смертельный удар. Это был беспощадный и ловкий удар под подбородок, а потом Передир поднял поверженного рыцаря с коня и отбросил подальше. Вернувшись с луга, Передир отдал коня и доспехи слугам, а сам пошел во дворец.

При дворе никто не узнал Передира, и его прозвали Немым Юношей. А тут, откуда ни возьмись, ему навстречу идет Ангхарад Лау Эвраук.

– Небом клянусь, вождь, мне жаль, что ты не говоришь, потому что, если бы ты говорил, я любила бы тебя больше всех мужей на земле. Но ты не печалься, я все равно люблю тебя.

– Небо ответило тебе, сестра, – сказал Передир. – Я тоже люблю тебя.

Тут-то все узнали, что Немой Юноша вовсе не немой юноша, а сам Передир, сын Эвраука. Он назвал своими друзьями Гвалхмая и Овайна, сына Ириена, и всех рыцарей Артура и остался жить при дворе Артура.

Как-то раз, когда Артур был в Кайрхлеоне, что на берегу реки Иск, он решил отправиться на охоту и взял с собой Передира. Увидев оленя, Передир спустил пса, и тот, нагнав зверя, загрыз его. Места те были пустынны, но неподалеку Передир увидел людское жилище и подъехал к нему поближе. У ворот небольшого замка плешивые и темнокожие юноши играли в шахматы. Передир вошел в залу. На скамье сидели три девицы, одетые в одинаковые богатые платья. Передир сел с ними рядом. Тогда одна из них внимательно посмотрела на него и заплакала.

Передир спросил, отчего она плачет.

– От горя, – ответила девица. – Жалко, что такой красивый юноша должен погибнуть.

– От чьей руки я погибну?

– Если ты отважишься остаться на ночь в замке, я тебе скажу.

– Какие бы опасности ни поджидали меня тут, я останусь.

– Замок принадлежит моему отцу, – сказала девица, – и он убивает всякого, кто приходит сюда без его позволения.

– Кто же твой отец, если ему под силу убивать всех и каждого?

– Он злой и нетерпимый с соседями и никогда не заботится о справедливости.

Передир заметил, что юноши убрали шахматные фигурки с доски, а потом услыхал страшный шум. Когда шум стих, в залу явился черный одноглазый великан, и девицы стоя поздоровались с ним. Они помогли ему переодеться и умыться с дороги, после чего он сел в кресло и огляделся. Заметив Передира, он спросил, кто этот рыцарь.

– Господин, – сказала одна из девиц, – это самый прекрасный и учтивый юноша, которого ты когда-либо встречал, поэтому, ради бога, будь с ним терпелив.

– Ради тебя я буду с ним терпелив и на сегодня подарю ему жизнь.

Передир встал, подошел к очагу, взял себе еды и вина и принялся беседовать с дамами. Немного погодя, ободренный вином, он обратился к великану:

– Удивительно, как столь могучий воин мог лишиться глаза?

– У меня есть обычай, – ответил великан. – Если кто смеет задать мне этот вопрос, он обыкновенно расстается с жизнью, хочет он этого или нет.

– Господин, – напомнила отцу девица, – что бы ни сказал тебе юноша, шутя или расхрабрившись от вина, не забывай о своем обещании.

– Конечно, не забуду. С радостью я дарю ему сегодня жизнь.

Наступила ночь, и все разошлись по своим покоям.

Наутро черный великан поднялся с кровати, надел свои доспехи и приказал Передиру:

– Поднимайся, воин, и готовься к смерти.

– Что-нибудь одно, – ответил ему Передир. – Если ты хочешь сражаться со мной, то или снимай свои доспехи, или прикажи подать доспехи мне, а иначе я не буду с тобой биться.

– Ха-ха! – рассмеялся великан. – Хочешь умереть в доспехах? Пожалуйста. Выбирай любые.

В покои пришла девица и принесла Передиру доспехи и оружие, которые пришлись ему по вкусу. Передир вступил в жестокую битву с великаном и заставил его молить о пощаде.

– Я пощажу тебя, – сказал Передир, – если ты скажешь, кто ты и кто лишил тебя глаза.

– Господин, я скажу. Я потерял глаз в сражении с Черным Змеем. На вершине Утренней Горы есть пещера. В той пещере живет Змей, и у него на хвосте лежит камень. Если взять этот камень в одну руку, то в другой появится столько золота, сколько пожелаешь. Черный Змей выбил мне глаз, и с тех пор меня называют Черным Притеснителем, потому что нет в округе ни одного человека, которому я не сделал бы зла, а добра я точно никому не сделал.

– Скажи, – спросил Передир, – далеко отсюда Утренняя Гора?

– Если ты сегодня отправишься в путь, то сегодня же доскачешь до дворца сыновей короля-мученика.

– Почему их так называют?

– Атанк[10], который живет в пещере, убивает их по одному разу каждый день. От их дворца ты в тот же день доберешься до двора графини Подвигов.

– Какие же подвиги там совершаются?

– При дворе живут триста мужей, и каждому гостю они рассказывают обо всех подвигах, совершенных ими. Там положено, чтобы триста воинов сидели за пиршественным столом рядом с хозяйкой, и это не из уважения к гостю, просто так им удобнее повествовать о своих подвигах. В тот же день, как ты выедешь оттуда, ты доберешься до Утренней Горы. Вокруг нее раскинуто триста шатров, владельцы которых стерегут Змея.

– Слишком долго ты был притеснителем, – молвил Передир и убил великана.

– Если ты беден, – сказала ему девица, – то теперь, после смерти моего отца, станешь богатым. Ты видел при дворе много прекрасных девиц. Можешь взять любую, которая тебе больше по душе.

– Госпожа, я пришел сюда не для того, чтобы ухаживать за девицами, здесь и без меня довольно пригожих юношей. И богатства мне ваши не нужны.

Передир отправился в путь. Вскоре он подъехал ко двору сыновей короля-мученика, но в самом дворце не нашел никого, кроме дам и девиц. При его появлении они поднялись со скамей, ибо очень ему обрадовались, а когда они заговорили с ним, он увидел коня под седлом, а в седле – убитого всадника. Одна из девиц стащила всадника с коня и положила его в большой чан с теплой водой, который стоял у двери, налив в него немного драгоценного бальзама. Воин тотчас ожил, подошел к Передиру и радостно поздоровался, но тут появились еще два мертвых всадника, и девица поступила с ними так же, как с первым.

Тогда Передир спросил, что все это значит, и воины рассказали ему об Атанке в пещере, который убивает их по одному разу каждый день.

На ночь разошлись по своим покоям, а наутро, когда юноши вновь собрались в путь, Передир принялся умолять их, чтобы они ради своих возлюбленных позволили ему пойти с ними. Однако они отказали ему:

– Если Атанк тебя убьет, ты не воскреснешь.

Они ускакали, но Передир все-таки оседлал коня и поехал следом за ними. Едва он потерял всадников из виду, как прямо перед ним выросла гора, на вершине которой сидела прекрасная дама.

– Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить, – сказала она. – Ты хочешь знать, где Атанк, но он убьет тебя, и не потому, что очень силен, а потому, что он колдун. Он живет в пещере, но возле входа стоит каменная колонна, и он видит, кто входит в пещеру, а его никто не видит. Прячась за колонной, он убивает всех отравленной стрелой. Но если ты пообещаешь любить меня больше других дам, то получишь от меня камень и разглядишь колдуна, когда будешь входить в пещеру, а он тебя не заметит.

– Клянусь, я буду тебя любить, – обещал ей Передир. – Я уже полюбил тебя, как только увидел, но где мне тебя искать?

– Ищи меня в Индии.

Девица исчезла, оставив камень в руке Передира. Передир подъехал к долине. Внизу текла река. На ее берегах раскинулись луга, а долина поросла лесом. На одном берегу реки паслись белые овцы, на другом – черные. Стоило заблеять белой овце, как одна из черных овец тотчас переходила реку и становилась белой, а стоило заблеять черной овце, как белая овца переходила реку и становилась черной. Еще там росло высокое дерево, половина которого полыхала алым пламенем, а другая половина зеленела.

Рядом с деревом, на горе, Передир увидел юношу, возле которого лежали две борзые на привязи, и у обеих были белая грудь и пятнистая спина. Никогда еще Передиру не приходилось встречать юношу, который был бы так по-королевски величествен. Собаки лаем поднимали в лесу оленей, но Передир, не обращая на них внимания, поздоровался с юношей, и тот поздоровался с ним.

С горы спускались три дороги – две широкие и одна узкая, и Передир спросил, куда они ведут.

– Первая – в мой дворец, – ответил юноша. – Я бы посоветовал тебе одно из двух. Или пойти по ней и отдохнуть во дворце, где тебя встретит моя жена. Или задержаться здесь и посмотреть, как собаки загонят оленя. Таких борзых тебе еще не приходилось видеть. А когда настанет время обедать, паж приведет коней и мы вместе отправимся отдыхать.

– Благослови тебя Господь, но я не могу медлить, мне надо ехать.

– Вторая дорога ведет в город. Он совсем недалеко, и в нем много мяса и вина. А эта дорога, которая у́же других, ведет в пещеру Атанка.

– С твоего позволения, юноша, я поеду по этой дороге.

Передир отправился дальше. В левую руку он взял камень, а в правую копье – и, подъехав к пещере, сразу увидел Атанка. Он ударил его копьем и отрубил ему голову.

Едва Передир вышел из пещеры, как к нему подошли трое юношей. Они приветствовали Передира и сказали ему, что по предсказанию только он мог справиться с чудовищем. Передир отдал юношам голову Атанка, а они предложили ему в жены любую из трех сестер и половину королевства в придачу.

– Я здесь не для того, чтобы искать себе жену, – сказал Передир. – Но будь все мои приключения позади, одну из ваших сестер я предпочел бы всем девицам на земле.

Передир поскакал дальше и вдруг услыхал позади крики. Он оглянулся и увидел рыцаря в красных доспехах и на красном коне, который догнал его и пожелал ему всех земных и небесных благ. Передир тоже приветливо поздоровался с юношей.

– Господин, у меня к тебе просьба.

– Чего ты хочешь?

– Возьми меня в оруженосцы.

– Кого же я должен взять в оруженосцы?

– Я ничего не скрою от тебя. Меня зовут Этлим Глетив Кох. Я – граф из Восточной страны.

– Меня удивляет, что ты хочешь стать оруженосцем рыцаря, у которого владений не больше, чем у тебя. Ведь у меня тоже всего одно графство. Однако если ты настаиваешь, я с радостью соглашаюсь.

И они вдвоем поскакали ко двору графини Подвигов, где их встретили как самых почетных гостей, но усадили в дальнем конце стола, правда, объяснив, что это не из неуважения к ним, а по здешнему обычаю. Если кто сумеет одолеть триста рыцарей из воинства графини, тому сразу же уступят место рядом с ней и того она будет любить больше остальных.

Передир принял вызов и одолел всех, а когда сел рядом с графиней, она сказала ему:

– Слава небесам, что у меня есть такой красивый и храбрый юноша, коли мне нельзя владеть мужем, которого я люблю.

– Кого же ты любишь?

– Клянусь, я люблю Этлима Глетива Коха больше всех на земле, но мне еще ни разу не довелось его увидеть.

– По правде говоря, Этлим приехал вместе со мной. Ради него я тут сражался. Вот он. И знай, что он мог бы сражаться еще лучше меня, если бы захотел. Я отпускаю тебя к нему.

– Господь вознаградит тебя, прекрасный юноша, а мне позволь быть рядом с мужем, которого я люблю больше всех на земле.

И графиня в тот же день стала женой Этлима.

Наутро Передир оседлал коня, чтобы скакать к Утренней Горе.

– Клянусь твоей рукой, господин, я еду с тобой, – сказал Этлим.

И они вместе отправились к Утренней Горе, вокруг которой было раскинуто видимо-невидимо шатров.

– Поезжай к тем рыцарям, – сказал Передир своему оруженосцу, – и скажи им, чтобы они присягнули мне.

Этлим сделал, как ему было велено.

– Присягни моему господину, – сказал он.

– А кто твой господин?

– Мой господин – Передир с длинным копьем.

– Если бы можно было убивать гонцов, ты бы не вернулся живым к своему господину. Ничего более дерзкого мы, короли, графы и бароны, в жизни не слышали! Еще не хватало нам приносить присягу!

Передир послал Этлима к рыцарям, чтобы предложить им выбор – принести присягу или сражаться. Они выбрали сраженье. В тот же день Передир наголову разбил хозяев шатров, на другой день победил еще сто рыцарей, а на третий оставшиеся в живых сто рыцарей, посовещавшись, присягнули ему.

Передир спросил их, зачем они раскинули шатры возле горы, и они ответили, что должны сторожить Змея, пока тот не умрет.

– Потом мы будем сражаться между собой за камень, и получит его тот, кто одолеет всех нас.

– Подождите тут, – сказал Передир, – пока я сражусь со Змеем.

– Нет, господин, – воспротивились они. – Мы пойдем все вместе.

– Клянусь, я этого не допущу. Если я убью Змея, то славы мне будет не больше, чем всем.

Передир один пошел на Змея и убил его, а когда возвратился, то сказал так:

– Посчитайте, сколько вы потратили, пока стояли тут, и я все вам возмещу.

В самом деле, он заплатил каждому, сколько было сказано, а за это потребовал, чтобы они признали себя его вассалами. Этлиму же он сказал:

– Возвращайся к той, которую любишь, а я поеду дальше, но прежде заплачу тебе за твою дружбу.

И он дал Этлиму камень.

– Да вознаградит тебя Господь, – обрадовался Этлим.

Передир поскакал дальше и в конце концов оказался в прекраснейшей долине, где текла чистая река. На ее берегах стояло множество шатров, но, кажется, еще больше было водяных и ветряных мельниц.

К нему подъехал на коне высокий юноша с темно-рыжими волосами, одетый в рабочее платье, и Передир спросил его, кто он такой и как его зовут.

– Я главный мельник над всеми мельниками.

– Не приютишь ли меня на ночь?

– С радостью, – сказал мельник.

У мельника оказался большой и красивый дом, и Передир попросил у хозяев денег в долг, чтобы купить мяса и вина для себя и для них, обещая отдать деньги, когда он вернется с поединка. Еще он спросил у мельника, почему в долине так много шатров.

Мельник ответил ему:

– Одно мне понятно: или ты приехал издалека, или небо лишило тебя разума. Здесь императрица великого Кинстинобила, и явилась она сюда в поисках самого храброго мужа на земле. Богатство у нее есть, но чтобы не везти так далеко еду на тысячи человек, пришлось ставить мельницы.

Выяснив все, что ему было нужно, Передир лег спать, а наутро облачился в доспехи и стал готовиться к битве. Среди шатров выделялся своим богатым убранством один, из окошка которого время от времени посматривала девица неописуемой красоты. Передир заметил, что на ней атласное одеяние. Но едва он взглянул на ее лицо, как его охватила любовь к ней. С утра до полудня и с полудня до вечера он не мог сдвинуться с места и все любовался на девицу. Тем временем закончился последний поединок, и Передир, вернувшись в дом к мельнику, снял доспехи. Опять ему пришлось просить у мельника в долг, и, хотя жена мельника разозлилась на Передира, мельник ему не отказал. На третий день Передир встал там же, где накануне, и не отрываясь смотрел на девицу, когда кто-то больно ударил его топорищем по плечу. Передир оглянулся и увидел мельника.

– Делай одно из двух, – сказал ему мельник. – Или вообще не смотри туда, или отправляйся сражаться.

Передир улыбнулся ему и поехал на луг. В тот день он победил всех рыцарей, выходивших помериться с ним силой. И всех рыцарей он отправил к императрице, а их коней и доспехи отдал жене мельника в уплату своего долга. Императрица же послала гонца к рыцарю мельницы с приглашением побывать у нее. Однако Передир не откликнулся ни на первое приглашение, ни на второе. В третий раз императрица послала триста воинов, чтобы они привели его силой, если он не пойдет своей волей. Они пришли к нему и объявили приказ императрицы, после чего Передир вызвал их всех на бой и одного за другим связанных, как оленей, бросил в ров.

Тогда императрица потребовала к себе мудреца, и он сказал ей:

– С твоего позволения я сам пойду к рыцарю.

Он пришел к Передиру, почтительно поздоровался с ним и попросил его ради его возлюбленной принять приглашение императрицы и быть ее гостем.

Передир и мельник явились в шатер императрицы, и Передир, войдя, уселся в первом же покое, куда чуть позже пришла императрица. Она села с ним рядом, но они почти не разговаривали, а потом Передир поднялся и с ее позволения ушел.

На другой день он вновь был у нее и увидел, что все покои украшены одинаково богато, потому что никто не знал, в каком он захочет остановиться. Передир сел рядом с императрицей, и они учтиво беседовали, когда в покой вошел черный человек с кубком вина в руке. Он упал перед императрицей на колени и попросил не отдавать кубок тому, кто не будет за него сражаться.

Императрица посмотрела на Передира.

– Госпожа, – сказал он, – дай мне кубок.

Передир выпил вино и отослал кубок жене мельника, а тем временем в покой вошел другой черный человек, который был выше первого и шире в плечах, и в руке он держал коготь дикого зверя, выточенный в виде кубка и наполненный вином. Он тоже вручил кубок императрице и попросил ее не отдавать кубок тому, кто не будет за него драться.

– Госпожа, – сказал Передир, – дай мне кубок.

Она дала ему кубок, и Передир, выпив вино, отослал кубок жене мельника, а тем временем в покой вошел третий черный человек, уродливый лицом, со стоящими торчком волосами, который был еще выше и еще сильнее первых двух, и в руке он нес чашу с вином. Став на колени, он вручил чашу императрице и попросил ее, чтобы она не отдавала ее тому, кто не будет с ним биться. Императрица без лишних слов отдала ее Передиру, а Передир отослал чашу жене мельника.

Вечером Передир вернулся в дом мельника, а наутро облачился в доспехи, сел на коня и отправился на луг, где сразился с тремя рыцарями и всех троих убил.

После этого Передир вновь явился к императрице, и она сказала ему:

– Прекрасный Передир, помнишь ли ты, что обещал любить меня, когда я дала тебе камень, который помог тебе убить Атанка?

– Госпожа, – ответил ей Передир, – я помню.

Передир остался с императрицей и, как гласит молва, не покидал ее четырнадцать лет.

В Кайрхлеоне, что на берегу реки Иск, Артур сидел в кресле в своем дворце, а напротив него на бархатном ковре расположились четыре мужа – Овайн, сын Ириена, Гвалхмай, сын Гвиара, Хоуэл, сын Эмира Хладау, и Передир с длинным копьем.

Неожиданно они услышали шум и увидели, как в залу на рыжем трусливом муле въехала чернокожая, с вьющимися волосами, девица, и в руке у нее была плеть, которой она его подстегивала. Ну и страшна была девица! Лицо и руки у нее были чернее покрытого смолой железа, да это еще полбеды. Высокие скулы, длинный подбородок, короткий нос и ноздри шире некуда никак ее не красили. Один глаз у нее был серый в крапинку, другой – черный, как гагат, зубы – кривые и желтые, желтее цветов ракитника. К тому же живот вздымался у нее до самого подбородка, а на спине рос горб, и хотя она вся была тощая и костлявая, ноги у нее были толстые и ступни большие. Девица учтиво поздоровалась с Артуром и со всеми, кто сидел в зале, кроме Передира, для которого она припасла немало злых слов.

– Передир, я не стану здороваться с тобой, потому что ты этого не заслуживаешь. Судьба ослепла, если одарила тебя славой и почетом. Когда ты гостил при дворе Хромого Короля, то видел там воина с окровавленным копьем, у которого даже руки были в крови. И другие воины были такие же, но тебе и в голову не пришло ни о чем спросить. А спроси ты, что с ними, и король бы выздоровел, и мир воцарился бы в его владениях, где теперь ни дня не проходит без сражения, где гибнут рыцари, вдовами становятся жены, невесты теряют своих суженых, и это все из-за тебя.

Потом она повернулась к Артуру с такими словами:

– Господин, мой дом далеко отсюда, и, верно, ты слышал о моем замке. В нем живут пятьсот воинов из рыцарского ордена, у каждого из них есть возлюбленная. Тот, кто мечтает о воинской славе, о битвах и сражениях, у нас с лихвой это получит. Но если кому неймется прославить себя, я знаю, куда ему должно держать путь. На вершине высокой горы стоит замок, и в том замке живет в неволе девица. Кто освободит ее, тот прославит себя по всей земле.

С этими словами она покинула дворец.

– Клянусь, – вскричал Гвалхмай, – не знать мне ни минуты покоя, пока я не освобожу девицу.

Многие воины Артура пожелали пойти с ним. Передир тоже сказал:

– Клянусь, не знать мне покоя, пока не разгадаю тайну окровавленного копья, о котором говорила девица!

Гвалхмай и Передир осматривали свои доспехи, когда к воротам Артурова замка подъехал рыцарь. Ростом и силой он был настоящий воин, да и оружие, что он держал в руках, и доспехи у него были рыцарские.

Он явился в залу, учтиво поздоровался с Артуром и со всеми рыцарями, кроме Гвалхмая. На руке у рыцаря висел золотой щит, покрытый ажурной сеткой, и все доспехи у него были такие же.

Он сказал Гвалхмаю:

– Обманом и предательством ты убил моего господина, и я отомщу тебе.

Гвалхмай вскочил на ноги.

– Ну уж нет! – вскричал он. – Вот мой залог, а теперь здесь или на лугу я докажу тебе, что я не обманщик и не предатель.

– Я буду сражаться с тобой на глазах моего короля.

– Что ж, поезжай. Я следую за тобой.

Рыцарь покинул замок, и Гвалхмай потребовал принести доспехи, а когда их принесли, то выбрал свои собственные. Вскоре Гвалхмай и Передир вместе скакали следом за рыцарем. Они были друзьями, и им не хотелось расставаться, но рано или поздно их дороги должны были разойтись, и каждый отправился своим путем.

Уже наступили сумерки, когда Гвалхмай оказался в долине, где стояла крепость с высокими башнями и просторным дворцом. Из ворот на черном фыркающем коне, который ступал уверенно и величаво, выехал на охоту рыцарь, хозяин замка. Гвалхмай поздоровался с ним.

– Господь с тобой, вождь, – ответил тот. – Откуда держишь путь?

– Из замка короля Артура.

– Ты – вассал Артура?

– Да, это так.

– Тогда я дам тебе совет. Ты устал с дороги, поэтому, если хочешь, поезжай в мой замок и отдохни до утра.

– С радостью, господин, – ответил Гвалхмай. – Господь благословит тебя.

– Возьми мое кольцо, покажи его привратнику и поезжай вон в ту башню. Там ты найдешь мою сестру.

Гвалхмай все сделал, как ему было сказано: показал кольцо привратнику и вошел в башню. Он увидел, что из очага, не дымя, поднимаются вверх длинные языки огня, а в кресле сидит благородная девица, которая обрадовалась Гвалхмаю и, поздоровавшись, пригласила сесть рядом. Утолив первый голод, они стали беседовать, а тем временем в залу вошел седой старик.

– Развратная девица! – закричал он. – Как ты могла подумать, что тебе подобает развлекать чужеземца?

Он дернул головой и вышел вон.

– Вождь! – воскликнула девица. – Уходи и запри за собой дверь, не то он нападет на тебя.

Гвалхмай послушался ее и уже было подошел к двери, как увидел, что на помощь старику бегут шестьдесят воинов в полном вооружении. Гвалхмай прислонил к двери шахматную доску, чтобы никто не мог войти, пока не вернется с охоты граф.

А тут и граф вернулся.

– Что случилось? – спросил он.

– Несчастье, – ответил старик. – Девчонка сидит за одним столом с тем, кто убил твоего отца. Это Гвалхмай, сын Гвиара.

– Успокойся, – сказал граф. – И пропусти меня.

Казалось, граф очень веселится, глядя на Гвалхмая.

– Ха-ха! – смеялся он. – Зачем ты явился в мой замок? Ведь не мог же ты забыть, что убил моего отца? Мы не имеем права отомстить тебе, но Господь не оставит нас.

– Душа моя, – ответил ему Гвалхмай, – дело в том, что я приехал сюда не признаваться в убийстве твоего отца и не отрицать это. Артур послал меня гонцом в чужие края, и мне потребуется год, чтобы исполнить его поручение, а потом я приеду опять и сделаю одно из двух: либо откажусь от убийства, либо признаю его.

Граф ничего не возразил, и Гвалхмай лег спать. На другое утро он вновь отправился в путь, но молва молчит о его приключениях.

Передир тоже скакал без устали, разыскивая на острове черную девицу, но все было напрасно. Наконец он оказался посреди долины, по которой протекала река, и увидел, что ему навстречу скачет священник. Передир попросил у него благословения.

– Несчастный, ты недостоин благословения, и я не дам его тебе, потому что ты в такой день едешь в полном вооружении.

– А какой сегодня день?

– Страстная пятница.

– Не ругай меня за то, что я забыл, какой сегодня день, ведь я уже целый год в дороге.

Передир спешился и повел коня на поводу. Вскоре он вышел на перекресток. Одна из дорог вела в лес, и на другом краю леса стоял неукрепленный, но обитаемый замок. У ворот Передира встретил священник, которого он уже видел раньше, и рыцарь вновь попросил у него благословения.

– Господь тебя благословит, – сказал священник. – Так гораздо лучше. Входи и ночуй у меня.

Передир поблагодарил за приглашение. Наутро он собрался ехать дальше, однако священник не пустил его.

– Сегодня никому нельзя путешествовать, поэтому ты пробудешь со мной сегодня, завтра и послезавтра, а потом я покажу тебе самую легкую дорогу.

На четвертый день Передир вновь облачился в доспехи и стал требовать, чтобы священник исполнил свое обещание и сказал, какой дорогой лучше ехать в Замок Чудес.

– Я все тебе скажу, ничего не скрою. Сначала поднимись на гору, потом спустись вниз. Ты увидишь реку, и в той долине, по которой течет река, стоит дворец короля. Король был в нем всю Пасху. Если ты где-нибудь и сможешь узнать о Замке Чудес, то только там.

Передир отправился в путь. В долине ему повстречались охотники, среди которых был муж королевского вида, и Передир почтительно поздоровался с ним.

– Выбирай, вождь, – сказал король. – Или ты едешь со мной на охоту, или скачи во дворец, а я дам тебе в сопровождающие одного из моих рыцарей, чтобы он представил тебя моей дочери. Она накормит и напоит тебя и развлечет беседой, пока я не вернусь. Знай: о чем бы ты ни попросил меня, я все исполню. Ты будешь доволен.

Король выбрал в сопровождающие Передиру юного рыжеволосого пажа, и вскоре они подъехали к замку.

Девица встала при появлении Передира. Она уже собиралась омыть руки перед обедом и, радостно встретив рыцаря, усадила его рядом с собой. Пока они утоляли голод, Передир пытался завязать беседу, и девица так громко смеялась, что, верно, слышно было всем во дворце.

Рыжий паж сказал девице:

– Клянусь, этот юноша – твой муж, а если нет, то душой и телом ты не против.

Когда возвратился король, паж побежал к нему и сказал, что повстречавшийся им юноша – муж его дочери, а если это не так, то скоро будет так, если только король не примет меры предосторожности.

– Что ты мне посоветуешь, паж? – спросил король.

– Пошли к нему кого посильнее. Пусть его схватят, и тогда он сам скажет тебе правду.

Король послал к Передиру самых сильных из своих мужей, и они бросили его в темницу.

Дочь пришла к королю и спросила, за что он бросил в темницу вассала короля Артура.

– Если честно, – сказал король, – то я не освобожу его ни завтра, ни послезавтра, никогда не освобожу его.

Девица промолчала и отправилась к юноше.

– Плохо тебе здесь? – спросила она.

– Я был бы не против выйти отсюда, – ответил ей Передир.

– Будь уверен, твое ложе и твое вино будут не хуже, чем у самого короля. И развлекать тебя станут, как почетного гостя. А если пожелаешь, чтобы и мое ложе было тут, я тотчас прикажу принести его.

– Я не откажусь.

Ночь он провел в темнице, и девица исполнила все свои обещания.

На другой день Передир услышал в городе шум.

– Красавица, что это за шум? – спросил он.

– Сегодня все воины короля пришли в город.

– Зачем?

– По соседству с нами живет граф, у которого два графских надела, и он почти такой же могущественный, как сам король. Сегодня они должны сразиться.

– Прошу тебя, дай мне коня и мои доспехи, и я обещаю тебе вернуться в темницу.

– С радостью.

Она дала рыцарю коня, и доспехи, и еще алый плащ, и сверкающий золотом щит. Передир поскакал на поле битвы, и сколько воинов графа ни выходило с ним биться, стольких он убил, после чего вернулся в темницу.

Девица всеми силами старалась вызнать у него, где он был и что делал, но Передир не сказал ей ни слова. Тогда она пошла к отцу и стала выспрашивать у него, кто лучше всех сражался. Король не мог назвать ей имя рыцаря, но сказал, что он был в алом плаще и со сверкающим золотым щитом. Девица улыбнулась и, возвратившись к Передиру, оказала ему великие почести.

Три дня Передир сражался с врагами короля, но каждый раз, прежде чем его могли узнать, возвращался в свою темницу.

На четвертый день Передир убил самого графа. В тот же день девица пришла к отцу узнать, что нового, и король сказал ей:

– У меня добрые вести. Граф убит, и теперь я – хозяин двух его наделов.

– Ты знаешь, кто его убил?

– Нет, – ответил король. – Знаю только, что этот рыцарь был в алом плаще и со сверкающим золотом щитом.

– Господин, я знаю, кто он.

– Скажи, заклинаю тебя небесами!

– Господин, это тот рыцарь, которого ты бросил в темницу.

Король пришел к Передиру, оказал ему должные почести и обещал вознаградить за службу, как только он пожелает.

В пиршественной зале он усадил Передира рядом с собой, а по другую руку от Передира села принцесса.

– Я дам тебе в жены мою дочь, а с ней полкоролевства и два графства в придачу.

– Господь благословит тебя, господин, – ответил ему Передир, – но я приехал сюда не свататься.

– Чего же ты хочешь, вождь?

– Не слыхал ли ты о Замке Чудес?

– Ты совершил великий подвиг и не требуешь за него вознаграждения. Я расскажу тебе все, что знаю, паж проводит тебя до границы владений моего отца, и в дорогу я дам тебе вдоволь еды и вина, потому что я люблю тебя, вождь, больше всех на свете.

А принцесса сказала Передиру:

– За той горой, вождь, ты увидишь озеро, посреди которого стоит замок. Это и будет Замок Чудес, но мы не знаем, какие там творятся чудеса.

Передир подъехал к замку. Ворота были открыты. Он сразу направился в замок, и двери там были открыты. В зале он увидел большую шахматную доску. Шахматные воинства сами воевали на ней друг против друга. Передир встал на одну из сторон, но проиграл, и тогда шахматные фигурки другой стороны зашумели, словно живые люди. Передир рассердился, сгреб их всех и бросил в озеро. Не успел он это сделать, как в залу вошла черная девица.

– Я не звала тебя к себе, потому что ты только и делаешь, что творишь зло.

– За что ты сердишься на меня? – спросил ее Передир.

– Ты лишил императрицу шахмат, с которыми она не рассталась бы, потеряй даже всю свою империю. А вернуть ей шахматы ты можешь, только освободив замок в Исбидинонгиле от черного человека, который опустошает владения императрицы. Если ты убьешь его, то вернешь ей шахматы, но сам не вернешься живым.

– Ты мне объяснишь, как ехать?

– Я покажу тебе дорогу, – сказала она.

Долог ли, короток ли был путь Передира, в конце концов он отыскал замок и сразился с черным человеком, который, убоявшись смерти, запросил пощады.

– Я пощажу тебя, – сказал Передир, – если шахматы вновь будут там, где они были, когда я вошел в замок.

Опять пришла девица и сказала:

– Небеса шлют тебе свое проклятие, потому что ты не убил черного человека, который опустошает владения императрицы.

– Я даровал ему жизнь, чтобы он вернул шахматы на место.

– Шахмат нет, потому иди назад и сразись с ним еще раз.

Передир сделал, как она сказала, и вновь явился в замок, где его ждала черная девица.

– Ах, это опять ты! – воскликнул Передир. – А где же императрица?

– Клянусь небесами, ты не увидишь ее, пока не убьешь чудовище, которое живет в лесу.

– Что это за чудовище?

– Это олень, но он быстр, как самая быстрая птица. Во лбу у него всего один рог, но длинный, как копье, и острый, как игла. Он обламывает ветки на лучших деревьях и убивает всех зверей, которых встречает в лесу, а те, которых он не убивает, погибают от голода. Но хуже всего то, что каждую ночь он приходит к озеру и выпивает его до дна, отчего все рыбы тоже гибнут.

– Покажи мне, где его найти.

– Не торопись, – сказала девица. – Уже год он не позволяет смертным входить в лес. Видишь эту собачку императрицы? Она поднимет оленя и пригонит его к тебе, и тогда он нападет на тебя.

Собачка в самом деле подняла оленя и пригнала его к тому месту, где их ждал Передир. Когда олень бросился на него, Передир сделал шаг в сторону и снес ему мечом голову.

Не успел Передир отвести взгляд от головы убитого зверя, как откуда ни возьмись прискакала дама. Она взяла собачку и спрятала ее в шляпке, а сама встала возле поверженного оленя, на шее у которого был золотой воротник.

– Ты неучтив, вождь, потому что убил украшение моих владений.

– Не по своей воле я убил его. Могу ли я заслужить твою дружбу?

– Можешь, – утешила его дама. – Иди в горы. Увидишь рощу, а в ней кромлех[11]. Трижды сразись там, и между нами будет мир.

Передир сделал, как она сказала. На его вызов из-за кромлеха восстал на поединок черный человек в ржавых доспехах не по росту и на костлявом коне.

Они сошлись в бою, но каждый раз, когда Передир повергал черного человека на землю, он вновь вставал живой и невредимый. Тогда Передир спешился и вытащил меч, но черный человек подхватил его коня и исчез вместе с ним.

Передир пошел куда глаза глядят и набрел на долину, по которой текла река. В этой долине был большой замок. Передир вошел в ворота. Дверь в дворцовую залу оказалась открыта, в зале сидели хромой старик с седой головой и Гвалхмай. Исчезнувший конь Передира стоял в одной конюшне с конем Гвалхмая.

И старик, и Гвалхмай обрадовались, завидев Передира, и Передир сел рядом со стариком.

Тут в залу вошел золотоволосый юноша и опустился на одно колено перед Передиром.

– Господин, – сказал он, – это я под видом черной девицы явился к тебе при дворе Артура, а потом во дворце, когда ты выбросил шахматы, и в Исбидинонгиле, когда ты убил черного человека, и в лесу, когда ты отрубил голову оленю. Я являлся тебе с окровавленной головой на блюде и с окровавленным копьем. Голова была твоего двоюродного брата. Его убили глостерские колдуньи, и они же покалечили твоего дядю. Я – твой двоюродный брат. Тебе же судьбой предначертано исполнить то, что ты исполнишь.

Посоветовавшись, Передир и Гвалхмай послали к Артуру и его рыцарям гонцов, чтобы они присоединились к ним в походе против колдуний.

Когда же рыцари вступили с ними в бой, то одна из колдуний принялась убивать Артуровых воинов перед самым носом Передира, и Передир потребовал, чтобы она остановилась.

Она во второй раз принялась за воинов, и во второй раз он потребовал, чтобы она остановилась.

Но она в третий раз принялась убивать, и тогда Передир, вынув меч из ножен, ударил ее мечом по шлему так, что он развалился пополам.

Она закричала, сзывая других колдуний, и сказала им, что явился Передир, которого они учили законам рыцарства и от руки которого им суждено погибнуть.

Тут Артур со своими рыцарями всерьез взялся за колдуний из Глостера и перебил их всех до одной.

Вот и все, что известно о Замке Чудес.

Герайнт, сын Эрбина

Артуру нравилось жить в замке в Кайрхлеоне, что стоял на берегу реки Иск. Семь раз он справил там Пасху и пять раз – Рождество.

Вот и в тот раз он созвал в Кайрхлеон на Троицу своих вассалов, потому что всем, кто жил в его владениях, легко было добираться до Кайрхлеона если не морем, то сушей. Девять коронованных королей-данников явились к Артуру и еще много графов и баронов. Все они были желанными гостями на его празднествах, и никто никогда не отказывался от приглашения, разве что случалось непредвиденное.

Когда Артур жил со своим двором в Кайрхлеоне, там ставили тринадцать церквей для богослужений. И тринадцать их было вот для чего. В одной церкви молились Артур, короли и гости. В другой – Гвенхвивар и ее дамы. В третьей – управитель двора и просители. В четвертой – франки и другие воины. В остальных же девяти церквах – девять родоночальников, и первый среди них – Гвалхмай. Столь велика была его воинская слава и столь знатен был его род, что никто не оспаривал его первенства.

Только так и не иначе молились в церквах, когда весь двор съезжался в Кайрхлеон.

Главным привратником служил у Артура рыцарь Глевлвид Гавайлваур, но сам он никогда не стоял у ворот, разве что во время одного из трех главных празднеств, а во все остальное время семеро мужей заменяли его, поделив между собой год поровну. Звали их Гринн, и Пен Пигхон, и Хлайс Камин, и Гогавулх, и Гурднай, который, как кошка, ночью видел не хуже, чем днем, и Дрем, сын Дремхитида, и Клист, сын Клиствайнида. Они стояли на страже Артурова замка.

Во вторник после Троицына дня король пировал, когда – глядите все! – в залу вошел высокий белокурый юноша в одеждах из узорчатого атласа, в коротких кожаных башмаках и с мечом с золотой рукоятью. Миновав пирующих, он остановился против Артура.

– Здравствуй, король, – сказал он.

– Пусть небеса будут милостивы к тебе, – ответил ему Артур. – Добро пожаловать к нам. Может быть, ты хочешь что-нибудь рассказать?

– Хочу, господин.

– Но я тебя не знаю.

– Чудно мне это слышать, господин, ведь я твой лесник из Дина, и зовут меня Мадаук, сын Тургадарна.

– Говори, – приказал Артур.

– Слушаюсь, господин. В лесу появился олень, какого мне еще не доводилось видеть.

– Что же в нем особенного?

– Он совсем белый, господин, и осанка у него горделивее, чем у остальных оленей, словно он король среди них. Из-за него я пришел к тебе, господин, спросить, что с ним делать.

– По мне, – ответил Артур, – надо снарядить поутру охоту, а сегодня всех известить об этом.

Первым охотником Артура был Аррвиерис, а первым пажом – Ареливри. Вскоре все при дворе знали о предстоящей охоте, а лесничий отправился обратно присмотреть за оленем.

Тогда Гвенхвивар попросила Артура:

– Господин, разреши мне завтра посмотреть, как ты будешь охотиться.

– С радостью! – воскликнул Артур.

– Спасибо, господин.

И Гвалхмай тоже обратился к Артуру с просьбой:

– Господин, пусть тот, кто убьет оленя, будь он рыцарь или простой охотник, отрубит ему голову и, если ты не против, отдаст ее, кому сам пожелает, – своей даме или даже даме своего друга.

– И это я с радостью принимаю, – сказал Артур. – А теперь пусть управитель двора берется за дело, ибо плохо ему придется, если он не будет готов к утру.

Артур и его гости ели-пили, пели песни и вели долгие разговоры, а когда пришло время ложиться спать, поднялись со своих мест и разошлись по покоям дворца.

Наступило утро, и все проснулись. Артур тоже проснулся и призвал к себе пажей, которые стояли всю ночь на страже.

Их было четверо, звали их Кадарнерт, сын Портаура Гандви, и Амбрай, сын Бедвора, и Амхар, сын Артура, и Горай, сын Кистеннина.

Они приблизились к Артуру, приветствовали его должным образом и помогли одеться.

Артур подивился тому, как крепко спит Гвенхвивар, она и не пошевелилась ни разу. Пажи хотели было ее разбудить, но Артур остановил их.

– Не мешайте ей, – сказал он. – Пусть лучше она спит, чем едет на охоту.

Выходя из своих покоев, Артур услыхал сначала один рог, потом к нему присоединился другой. Первый рог созывал охотников туда, где жил старший охотник Артура, а другой – туда, где жил старший паж.

Артур уехал, и сразу же проснулась Гвенхвивар. Она позвала девиц, чтобы они одели ее.

– Король позволил мне посмотреть, как он будет охотиться, – сказала она. – Пусть одна из вас пойдет в конюшню и велит оседлать для меня лошадь.

Девица ушла. Когда Гвенхвивар покинула свои покои, то ее уже ждали две лошади, и она в сопровождении благородной девицы перешла вброд Иск и поскакала по дороге, где прежде нее проскакал Артур со своими гостями.

Неожиданно их громко окликнули, и, оглянувшись, они увидели рыцаря на коне-великане. Всадник оказался белокурым юношей королевского вида в одеждах из узорчатого атласа, в коротких кожаных башмаках, в богатом синем плаще с золотыми яблоками, вытканными по углам, и с мечом с золотой рукоятью на боку.

Догнав Гвенхвивар, он царским жестом остановил коня и с достоинством поклонился королеве.

– Господь с тобой, Герайнт, – сказала Гвенхвивар. – Я узнала тебя, как только увидела. Но почему ты не охотишься со своим господином?

– Я не знал, что он уже покинул замок.

– Я и сама удивилась, что не слышала, как он уехал.

– И ты тоже, госпожа?

– Я спала, поэтому не слышала, зато теперь у меня самый лучший кавалер, о каком только можно мечтать, и я не удивлюсь, если проведу время приятнее, чем мой супруг. Ведь мы тоже услышим звук рога и лай собак, когда их спустят со сворок.

Они подъехали к опушке леса и остановились.

– Здесь мы узнаем, когда спустят собак, – сказала Гвенхвивар.

Неожиданно раздался оглушительный топот копыт, и они увидели на взмыленном могучем коне карлика с хлыстом в руках. Рядом с ним на статной белой кобыле, красивее которой трудно было бы сыскать, скакала дама в платье из золотой парчи. По другую сторону от нее на боевом коне ехал рыцарь в сверкающих доспехах с головы до пят.

Никогда еще не приходилось Гвенхвивар или Герайнту видеть такого великана-рыцаря, и такого могучего коня, и такого длинного меча.

– Герайнт, – спросила Гвенхвивар, – ты знаешь имя великана?

– Нет, – ответил Герайнт, – и из-за его необычных доспехов я не вижу его лица.

Гвенхвивар послала к карлику девицу, и он остановился, поджидая ее, но на вопрос, как зовут рыцаря, ответил:

– Не скажу.

– Если ты такой неучтивый, что не хочешь мне ответить, я спрошу самого рыцаря, – заявила девица.

– Клянусь, ты этого не сделаешь.

– Почему же?

– Потому что мой господин слишком знатен, чтобы разговаривать с тобой.

Девица развернула было лошадь, чтобы подъехать поближе к рыцарю, но карлик хлыстом ударил ее по лицу и по глазам раз, другой, отчего на щеках и на лбу у нее выступила кровь. Расплакавшись от боли, девица вернулась к Гвенхвивар.

– Карлик был груб с тобой, – сказал ей Герайнт. – Я сам спрошу рыцаря.

– Поезжай, – велела Гвенхвивар.

Герайнт не стал медлить.

– Кто этот рыцарь? – спросил он у карлика.

– Не скажу, – ответил карлик.

– Тогда я сам его спрошу.

– Клянусь, ты этого не сделаешь, – возразил карлик. – Мой господин слишком знатен, чтобы говорить с тобой.

– Я говорил и не с такими господами, – возмутился Герайнт.

Он развернул было коня, чтобы подъехать к рыцарю поближе, но карлик стал у него на пути и принялся бить его хлыстом, пока плащ на Герайнте не окрасился кровью.

Герайнт схватился за меч, но подумал, что отомстить ему не удастся. Если он убьет карлика, рыцарь потом убьет его самого, ведь он не собирался вступать в поединки и не надел доспехи.

Пришлось ему ни с чем возвратиться к Гвенхвивар.

– Ты поступил благоразумно, – похвалила его Гвенхвивар.

– Госпожа, позволь мне последовать за ними. Рано или поздно они приедут в какой-нибудь город, где я смогу раздобыть себе доспехи, купить их у кого-нибудь или одолжить, и тогда я вызову рыцаря на поединок.

– Поезжай, – сказала королева, – только не вступай с ним в бой, пока не вооружишься как следует, а я буду ждать от тебя вестей.

– Жди до завтрашнего вечера.

С этими словами Герайнт покинул дам.

От Кайрхлеона дорога шла через Иск, потом вдоль гор и равнин, пока не привела в город, на дальней окраине которого возвышался замок с неприступными стенами.

Жители города на всем пути радостно встречали рыцаря и даму, вставали при их появлении и почтительно их приветствовали.

Герайнт заглянул чуть ли не во все дома в поисках знакомых, но не нашел никого, никто не захотел ничего продать ему или одолжить, хотя везде было много доспехов и много коней. Мужчины занимались тем, что обихаживали коней и начищали до блеска щиты, мечи и латы.

Рыцарь, дама и карлик подъехали к замку, и там тоже от души им обрадовались. Некоторые даже, рискуя сломать себе шею, забрались на зубчатые стены и на ворота, не в силах сдержать восторга при их появлении.

Герайнт подождал, не зная, остановится рыцарь здесь или поедет дальше, а когда удостоверился, что это конец пути, огляделся. Недалеко от города он увидел руины старого замка и, не зная никого в чужом городе, отправился туда. Мраморный мост вел в единственный неразрушенный покой дворца.

На мосту сидел седой старик в лохмотьях, и Герайнт, остановив коня, внимательно посмотрел на него. Тогда старик спросил:

– Юноша, о чем ты думаешь?

– Я думаю о том, где мне провести ночь, – ответил Герайнт.

– Поезжай прямо, рыцарь, и у тебя будет все, что ты пожелаешь.

Герайнт так и сделал.

Старик пошел вперед. На первом этаже Герайнт соскочил с коня и отправился следом за стариком на второй этаж, где увидел сидевшую на подушке дряхлую старуху в атласных лохмотьях, однако ему показалось, что, когда она была молодой, не было прекраснее ее женщины на земле. Рядом с ней сидела девица в прохудившемся платье и ветхой накидке, но такая прекрасная и грациозная, какой Герайнту еще не доводилось встречать.

– Кроме тебя, некому позаботиться о его коне, – сказал ей старик.

– Я все сделаю и для коня, и для него самого, – ответила девица.

Она помогла юноше раздеться, потом принесла сена и зерна его коню. Много раз она покидала покои и возвращалась обратно, пока старик не сказал ей:

– Сходи в город и принеси что только найдешь лучшего из еды и вина.

– С радостью, господин! – воскликнула девица.

С этими словами она покинула их, и они стали беседовать и беседовали, пока – глядите-ка! – она не появилась вновь в сопровождении юноши, который тащил на спине бутыль с медом и четверть воловьей туши. Девица же несла в руках большой белый хлеб и несколько булок, которые она завернула в накидку.

– Ничего лучше мне не удалось найти, – сказала она. – Да другого бы мне никто и не дал.

– И это хорошо, – похвалил ее Герайнт.

Они поставили мясо вариться, а когда оно было готово, сели за стол, и Герайнт оказался между стариком и старухой, а девица и садиться не стала, потому что она им прислуживала.

Они ели-пили, а когда утолили голод, Герайнт спросил старика, кому принадлежат город и замок, в котором они нашли себе приют.

– По правде говоря, – ответил ему старик, – я его построил, и еще мне принадлежат город и замок, которые ты видел.

– Как получилось, что ты их потерял? – удивился Герайнт.

– Я потерял не только это, но еще и большое графство. Если хочешь, я поведаю тебе свою историю, – печально произнес старик. – У меня есть племянник, сын моего брата, и когда-то я забрал себе все его владения, а потом он подрос и, войдя в силу, потребовал все обратно, но я ему отказал. Тогда он объявил мне войну и отобрал у меня и свои владения, и мои тоже.

– Господин, – продолжал расспрашивать его Герайнт, – скажи, зачем рыцарь с дамой и карликом приехали в замок и почему все мужчины в городе начищают свои мечи?

– Я скажу тебе. Они готовятся к завтрашнему турниру, который устраивает молодой граф. Посреди поля поставят две рогатины, положат на них поперечину из серебра и на нее посадят ястреба-перепелятника, потому что ему посвящается завтрашний турнир, на который соберутся мужчины нашего города и рыцари, явившиеся на своих конях и в своих доспехах, и еще все они должны привести на турнир своих возлюбленных. Ни один воин, если он без дамы, не будет допущен до сражения за ястреба. Рыцарь же, который привлек твое внимание, – продолжал старик, – победил на двух последних турнирах и увез с собой двух ястребов. Если он победит в третий раз, то больше ему не придется сражаться и даже приезжать сюда больше не придется. Каждый год ему будут посылать по ястребу, зваться он будет с тех пор и вовеки Рыцарь Ястреб.

– Господин, – спросил Герайнт, – что ты мне посоветуешь? Как мне поступить с этим рыцарем, ведь его карлик нанес обиду мне и придворной девице Гвенхвивар, жены короля Артура?

Герайнт все рассказал старику об оскорблении, за которое он еще не отомстил.

– Мне трудно тебе советовать, потому что здесь нет ни дамы, ни девицы, с которой ты мог бы явиться на турнир. Зато есть доспехи и есть конь, если тебе твой не нравится.

– Ах, господин, – воскликнул Герайнт, – Господь не оставит тебя! Я не возьму у тебя твоего коня, потому что привык к своему, и мой меч мне тоже по руке. Ты же, господин, позволь мне завтра сражаться в честь твоей дочери, и она станет моей женой, если я останусь жив. Обещаю тебе любить ее до конца своих дней. Если же я погибну, она вернется к тебе чистой и незапятнанной, какая она сейчас.

– С радостью даю тебе мое позволение, – сказал старик. – Но коли ты решил завтра сражаться, то должен быть готов пораньше с утра, потому что иначе Рыцарь Ястреб опередит тебя и вручит ястреба своей возлюбленной даме. Он скажет ей: «Ты прекраснее всех, и ты владела ястребом в прошлом году и в позапрошлом, а если кто-нибудь посмеет оспорить твое право, я буду защищать его копьем и мечом». Вот почему тебе надо приехать раньше его на поле, где будет турнир, и мы тоже отправимся с тобой.

На том и порешили.

Вскоре наступило время ложиться спать, и еще не рассвело, когда они поднялись и все четверо явились на луг, где Рыцарь Ястреб уже готов был вручить ястреба своей возлюбленной даме и вызывал на бой недовольных.

– Я буду с тобой сражаться, потому что вот девица, которая и прекраснее, и благороднее, и знатнее твоей дамы, и ястреб должен принадлежать ей, – крикнул ему Герайнт.

– Если ты оспариваешь право моей возлюбленной, то выйди и сразись со мной, – заявил рыцарь.

Герайнт выехал на середину луга, облаченный сам, не говоря уж о коне, в старые, тяжелые и ржавые доспехи.

Подняв копья, они сошлись раз, другой, третий, и сколько копий держали они в руках, столько копий они сломали.

Когда граф и его приближенные увидели, что Рыцарь Ястреб превосходит мастерством своего соперника, они обрадовались, и развеселились, и стали подбадривать его громкими криками. А старик, его жена и его дочь опечалились. Старик подавал копья Герайнту, карлик – Рыцарю Ястребу.

Когда старик в очередной раз приблизился к Герайнту с новым копьем, он сказал ему:

– Послушай, рыцарь, здесь все против тебя, поэтому возьми мое копье, которое было у меня в руках, когда меня произвели в рыцари. Как видишь, оно сохранилось в целости. Это замечательное копье, а наконечник у него еще лучше.

Герайнт взял копье и поблагодарил старика.

Карлик тоже подал новое копье своему господину.

– Вот копье, которое ничем не уступает его копью, – сказал карлик. – Но еще ни один рыцарь не держался так долго.

– Клянусь небом, – воскликнул Герайнт, – если только я останусь в живых, больше оно не послужит тебе.

Герайнт пришпорил коня и, испустив воинственный клич, бросился на Рыцаря Ястреба. Он с такой злостью ударил копьем по его щиту, что разбил щит пополам. Подпруги тоже лопнули, и рыцарь вместе с седлом оказался на земле.

Герайнт соскочил с коня и, не медля ни минуты, выхватил меч, но рыцарь успел подняться на ноги и достойно отразил его нападение. Они бились на мечах, и во все стороны от них разлетались искры, как звезды, но они бились, и пот и кровь застилали им глаза.

Если побеждал Герайнт, радовались старик со старухой и их дочь. Если побеждал Рыцарь Ястреб, то радовались граф и его приближенные.

Когда старик увидел, что Герайнт стал терять силы, он подбежал к нему и сказал:

– Рыцарь, вспомни, как обошелся с тобой карлик! Отомсти за обиду, нанесенную тебе и Гвенхвивар, жене Артура!

Герайнт встряхнулся, поднял меч и так ударил им Рыцаря Ястреба, что разрубил пополам его шлем и чуть не разнес ему череп.

Рыцарь упал на колени, выронив из рук меч, и запросил пощады.

– Из-за моей гордыни я не достоин ни о чем просить тебя, – сказал он. – Но если ты оставишь мне жизнь, я покаюсь в грехах и когда-нибудь с миром уйду к Господу.

– Живи, – сказал Герайнт. – Но ты должен явиться к Гвенхвивар, жене Артура, и повиниться перед ней в оскорблении, которое твой карлик нанес ей. Что же до меня, то я вполне удовлетворен своей победой. Тебе же придется скакать к Гвенхвивар, ни разу не сходя с коня, и принять наказание, которое назначат при дворе Артура.

– Я с радостью повинуюсь, но кто ты и как тебя зовут?

– Меня зовут Герайнт, сын Эрбина. Но ты не сказал, как зовут тебя.

– Я – Эдайрн, сын Нита.

С этими словами он сел на коня и поскакал ко двору Артура, а его дама и карлик уехали еще раньше, весьма опечаленные поражением рыцаря.

На этом турнир закончился.

Юный граф и его гости окружили Герайнта и стали просить, чтобы он пошел с ними в замок.

– Не могу, – ответил им Герайнт. – Сегодняшний вечер я проведу там, где провел вчерашний.

– Если ты не принимаешь мое приглашение, – заявил тогда юный граф, – ты должен принять все, что я прикажу доставить туда, где ты был вчера, не говоря уж о мазях, которые нужны тебе, чтобы залечить раны и справиться с усталостью.

– Господь вознаградит тебя за это, – ответил ему Герайнт. – А теперь позволь мне удалиться.

С этими словами Герайнт покинул графа, и с ним вместе ушли старый граф Аниул с женой и дочерью. Они еще не добрались до дворца, а там уже побывали слуги молодого графа, которые перекрыли крышу и развели огонь в очаге. Вскоре были готовы и притирания, так что не успел Герайнт подъехать к дворцовым покоям, как ему помогли сойти с коня и вымыли голову.

Следом явился молодой граф и с ним сорок самых знатных рыцарей, которых он пригласил на турнир. Как только слуги смазали Герайнту раны, он подошел к графу, и граф пригласил его в залу на пир.

– А где граф Аниул, – спросил Герайнт, – и его жена с дочерью?

– Они в своих покоях, – сказал управляющий молодого графа, – облачаются в одежды, которые приказал принести граф.

– Пусть девица останется в том, в чем она теперь, разве лишь сменит накидку, чтобы сама Гвенхвивар облачила ее в достойные одежды при дворе Артура.

Так девица осталась в своем старом платье.

Когда с приготовлениями было покончено, все собрались в пиршественной зале, омыли руки и расселись за столами. По одну сторону от Герайнта расположились молодой граф и рядом с ним старый граф, по другую – девица и ее мать и дальше рыцари по знатности рода.

Все принялись за еду, и им почтительно прислуживала челядь юного графа. Но на этом праздник не кончился, потому что молодой граф не забыл щедро одарить своих прежних врагов. Под конец он пригласил Герайнта в свой замок.

– Клянусь небом, я не могу, – отказал ему Герайнт. – Завтра утром мы с девицей отправимся ко двору Артура. Да и как прикажешь веселиться, если граф Аниул пребывает в нищете и печали? Мой главный долг – испросить для него содержание у Артура.

– Увы, вождь, – вздохнул молодой граф, – не по моей вине граф Аниул остался ни с чем.

– Клянусь, – заверил его Герайнт, – он не будет ни с чем, если только смерть не возьмет меня.

– Послушай, вождь, – сказал молодой граф, – может быть, ты рассудишь нас с графом Аниулом, и я с радостью исполню все, что ты скажешь.

– Почему бы тебе, – посоветовал ему Герайнт, – не вернуть графу его владения со всеми доходами, которые он не получил, пока ты хозяйничал в них?

– Я с радостью сделаю это для тебя, – обещал молодой граф.

– Тогда пусть все, кто приносил графу Аниулу присягу, выйдут из-за стола и вновь присягнут ему.

Прежние вассалы графа Аниула присягнули ему на верность, и был заключен мир. Город и замок вновь стали собственностью старого графа. Он все получил назад. Ничего не было забыто.

Тогда граф Аниул сказал Герайнту:

– Вождь, я отдаю тебе девицу, за которую ты сражался сегодня, и пусть она будет тебе наградой.

– Она поедет со мной ко двору Артура и Гвенхвивар, и они распорядятся ее судьбой по своему усмотрению.

На другой день Герайнт и девица покинули замок и отправились ко двору Артура. На этом заканчивается рассказ о Герайнте.

А вот как Артур охотился на оленя. Охотники с собаками разделились на несколько групп, и тогда наконец собаки были спущены со сворок. Последним получил свободу любимый пес Артура по кличке Кавахл, но вскоре он оставил позади всех остальных собак и сам стал направлять оленя. Когда Кавахл повернул его во второй раз, олень выбежал как раз на то место, где его дожидался Артур, который не дал маху и сам отрубил оленю голову прежде, чем это успел сделать кто-нибудь другой. Тут все стали, торжествуя победу, трубить в рога, и охотники собрались вокруг Артура.

Из толпы вышел Кадариайт и так сказал королю:

– Господин, посмотри, внизу стоит Гвенхвивар и с ней только одна девица.

– Пусть Гилдас, сын Кау, и все грамотеи нашего двора проводят Гвенхвивар во дворец.

Так они и сделали.

Охотники тоже отправились в обратный путь, горячо споря о том, кому будет вручена голова оленя. Каждый рыцарь хотел, чтобы отмечена была его дама, и ни за что не желал пойти на уступки.

Гвенхвивар и Артур, услыхав, как рыцари делят и не могут поделить голову оленя, опечалились, и тогда Гвенхвивар сказала Артуру:

– Господин, позволь дать тебе совет. Дождись возвращения Герайнта, сына Эрбина, а потом решай, кого наградить головой оленя.

Гвенхвивар рассказала Артуру, что случилось на опушке леса и почему Герайнт неожиданно покинул двор Артура.

– Пусть будет так, – согласился Артур.

На этом споры закончились.

На другой день Гвенхвивар всюду расставила дозорных, чтобы они сообщили ей о возвращении Герайнта, едва увидят его. Около полудня дозорные заметили вдалеке крошечного человечка на коне. Позади него ехали дама или девица на кобыле и рыцарь-великан в порубленных доспехах, который сидел на коне ссутулившись и низко повесив голову.

Они не успели приблизиться к воротам, как Гвенхвивар уже стало известно о том, что какие-то люди странного вида скоро прибудут во дворец.

– Я не знаю, кто они такие, – сказал ей дозорный.

– Зато я знаю! – воскликнула Гвенхвивар. – Это рыцарь, над которым Герайнт одержал победу, и не по своей воле он едет к нам. Герайнт подарил ему жизнь, но отомстил за обиду, которую слуга рыцаря нанес мне, оскорбив мою девицу.

В это время к Гвенхвивар подошел привратник.

– Госпожа, – сказал он, – к воротам подъехал рыцарь, и я еще не видел никого, кто выглядел бы столь жалко. Доспехи его в дырах, оружие разбито, и на мече кровь – судя по всему, его собственная.

– Ты знаешь, как его зовут?

– Знаю, – ответил привратник. – Он сказал, что его зовут Эдайрн, сын Нита.

– Это имя мне не знакомо.

Гвенхвивар спустилась во двор и пригласила рыцаря в замок. Она пожалела его, хотя с ним был все тот же злой карлик. Эдайрн почтительно приветствовал Гвенхвивар.

– Господь вознаградит тебя за твои слова, – ответила ему королева.

– Госпожа, я приветствую тебя от имени твоего храброго и верного слуги Герайнта, сына Эрбина.

– Ты с ним встретился?

– Да, – ответил рыцарь, – и не к моей славе, но это моя вина, а не его, госпожа. Он верен тебе и, подтверждая свою верность, послал меня сюда, чтобы ты назначила мне наказание за оскорбление, которое мой карлик нанес твоей девице. Свою обиду он мне простил, ввергнув меня в мое нынешнее состояние. Однако он поставил мне достойное рыцаря условие, чтобы я с честью исполнил наказание, к которому тебе вольно меня по справедливости присудить.

– Где он сразился с тобой?

– В городе Кардифе. Там был турнир, и рыцари сражались за право увезти с собой ястреба. С Герайнтом не было никого, кроме трех нищих в лохмотьях: старика с седой головой, женщины в почтенных летах и прекрасной девицы. Он заявил, что ей должен принадлежать ястреб, потому что она более достойна его, чем дама, которая была со мной. Мы сразились, и ты видишь, что из этого вышло.

– Эдайрн, – спросила Гвенхвивар, – как ты думаешь, когда он возвратится?

– Завтра, госпожа, он будет тут с девицей.

В это время к ним подошел Артур, и рыцарь почтительно приветствовал его. А Артур долго не сводил с него глаз, удивляясь, что видит его в таком жалком виде.

– Не Эдайрн ли ты, сын Нита?

– Да, господин, но меня постигла беда и мучает нестерпимая боль от ран, нанесенных мне твоим рыцарем.

И он обо всем рассказал Артуру.

– Что ж, – проговорил Артур, – надеюсь, Гвенхвивар будет милостива к тебе.

– Я буду милостива к нему, если ты этого желаешь, потому что оскорбление, которое он мне нанес, он нанес и тебе тоже.

– Сначала надо поручить рыцаря заботам лекаря, – стоял на своем Артур, – а уж потом, если он выживет, пусть понесет наказание, назначенное ему рыцарями моего двора. Не сомневайся, наказание будет справедливым. Если же Эдайрн, сын Нита, умрет, то слишком дорого заплатит за обиду, нанесенную девице.

– Я согласна.

Артур стал поручителем за Эдайрна, а с ним и Карадаук, сын Хлира, и Гвахлауг, сын Хленауга, и Овайн, сын Ириена, и Гвалхмай, и многие другие рыцари.

К Эдайрну призвали главного лекаря Моргана Тида.

– Позаботься об Эдайрне, сыне Нита, – приказал ему Артур. – Пусть для него приготовят покои, а ты сделай все, как сделал бы для меня, если бы меня ранили. И пусть никто не досаждает ему в его покоях, а только ты и твои ученики будете вхожи к нему, чтобы лечить его раны.

– Господин, я с радостью все исполню.

– А куда, господин, определить девицу? – спросил управитель двора у Артура.

– Поручи ее Гвенхвивар и ее дамам.

Управитель отвел девицу к Гвенхвивар, и на этом пока заканчивается рассказ об Эдайрне.

На другой день ко двору прибыл Герайнт с девицей. Его тоже заметили издали поставленные Гвенхвивар дозорные, и один из них побежал к ней доложить о приближении Герайнта.

– Госпожа, – крикнул он, – мне показалось, что я видел Герайнта и с ним девицу. Он на коне, но на нем нет доспехов, и девица в белом, вроде бы полотняном, платье.

– Пусть все дамы выйдут во двор и окажут ему почтительный прием.

Гвенхвивар тоже вышла поздороваться с Герайнтом и с девицей, и, едва Герайнт завидел ее, он учтиво ее приветствовал.

– Господь с тобой, – сказала ему Гвенхвивар, – и добро пожаловать в замок. Ты, как всегда, удачлив и непобедим. Господь вознаградит тебя за то, что ты достойно отомстил за меня.

– Госпожа, я от всей души хотел исполнить твою волю, поэтому позволь мне представить тебе девицу, без которой у меня бы ничего не получилось.

– Пусть будет на ней благословение небес, и пусть она не сомневается, что мы рады видеть ее у нас.

Герайнт и девица спешились, и Герайнт пошел навстречу появившемуся во дворе Артуру.

– Господь с тобой, – сказал Артур, – и добро пожаловать к нашему двору. Если судить по ранам, которые получил от твоей руки Эдайрн, сын Нита, тебе сопутствовала удача.

– Меня не за что корить, – отвечал Герайнт. – Эдайрн, сын Нита, сам не захотел, чтобы мы стали друзьями. Мне пришлось преследовать его, пока я не узнал, кто он, и пока не победил его в честном поединке.

– Ладно, – успокоил его Артур. – А где девица, за любовь которой ты вступил в бой?

– Гвенхвивар увела ее с собой.

Артур пожелал на нее взглянуть. И Артур, и его рыцари, кто был в замке, радовались за нее. А когда ее облачили в новые богатые одежды, никто не усомнился в том, что нет прекраснее девицы на земле. Артур выдал ее замуж за Герайнта, а так как на время церемонии Гвенхвивар не пожалела для невесты лучших своих украшений, то все рыцари при дворе Артура немножко влюбились в красавицу.

Весь день и весь вечер менестрели пели песни, а гости пили вино и придумывали одну веселую игру за другой.

Когда же настало время идти спать, все разошлись по своим покоям, а для Герайнта с Энид приготовили ложе в том же покое, в каком спали Артур с Гвенхвивар.

Энид стала женой Герайнта, и наутро Артур по-королевски одарил его, чтобы он выплатил девице ее часть, а она, по праву заняв покои во дворце, подружилась со многими мужами и дамами, и на острове Британия не было в те времена более почитаемой дамы, чем Энид, жена Герайнта.

И тогда сказала Гвенхвивар:

– Правильно я рассудила, чтобы до возвращения Герайнта никому не отдавать голову оленя. Зато теперь дошла и до нее очередь. Пусть ее получит славная дочь Аниула, и, думаю, никто не возразит мне, потому что нет при дворе никого, кто бы не дружил с ней и не любил ее.

Тут все захлопали в ладоши. И Артур тоже. Голову оленя отдали Энид, отчего ее слава еще возросла и друзей у нее стало еще больше, чем прежде.

Герайнт же с тех пор полюбил оленей, и турниры, и жестокие битвы, из которых всегда выходил победителем. Прошел год, другой, третий, и слава о нем разнеслась по всему королевству.

Случилось так, что на Троицын день Артур собрал всех своих рыцарей в Кайрхлеоне, что на берегу реки Иск, и к нему явились мудрые и осторожные, ученые и красноречивые послы. Они почтительно приветствовали его.

– Господь с вами, и добро пожаловать в замок, – отвечал им Артур. – Откуда вы держите путь?

– Господин, – сказали послы, – мы из Корнвахла. И послал нас к тебе твой дядя Эрбин, сын Кистеннина. Он приветствует тебя как дядя племянника и как вассал своего господина. Еще он передает тебе, что ослабел с годами, а соседи рады стараться, обижают его и потихоньку отбирают у него земли и замки. Посему он просит тебя, господин, чтобы ты позволил его сыну Герайнту возвратиться домой и защитить свои владения, ведь он даже границ их толком не знает. И вообще, не пора ли ему на дело отдать свои силы, вместо того чтобы попусту растрачивать их на турнирах, от которых никакого толку, разве что славы прибавляется.

– Идите, – сказал им Артур, – отдыхайте, спите, пейте, а соберетесь в обратный путь, получите от меня ответ.

Послы ушли, а Артур задумался. Невмочь ему было отпустить Герайнта от себя, но и нечестно держать при себе двоюродного брата, когда он должен защищать свои владения. Не меньше Артура загоревала и Гвенхвивар со своими придворными дамами и девицами, которым тоже не хотелось отпускать от себя Энид, жену Герайнта.

День за днем, вечер за вечером проходили в пирах и застольях. Но всему наступает конец, и Артур рассказал Герайнту, зачем явились послы.

– Клянусь, – ответил ему Герайнт, – я сделаю, как ты прикажешь.

– Тогда, хоть это и печалит меня, прими мой совет и поезжай домой. Ты должен защитить свои владения, и для этого возьми с собой столько рыцарей, сколько пожелаешь, из тех, кого любишь больше других, с кем дружишь больше других, кому в сражении доверяешь больше других.

– Так я и сделаю, – сказал Герайнт. – Да благословит тебя Господь.

– О чем вы беседуете? – спросила Гвенхвивар. – Не о том ли, кто поедет с Герайнтом в Корнвахл?

– Ты права, – подтвердил Артур.

– Тогда мне надо подумать, кто будет сопровождать Энид и что дать ей в дорогу.

– Благодарю тебя, – молвил довольный Артур.

На ночь все разошлись по своим покоям, а наутро послам разрешили покинуть Кайрхлеон, и еще им было сказано, что Герайнт не замедлит последовать за ними.

На третий день Герайнт оставил Кайрхлеон, и с ним многие рыцари: Гвалхмай, сын Гвиара, и Риогонет, сын короля Ирландии, и Ондиау, сын герцога Бургундского, и Гвилим, сын правителя франков, и Хоуэл, сын Эмира Британского, Эливри, и Наукирд, и Гвинн, сын Трингада, и Горай, сын Кистеннина, и Гухрир Гвалстаут Иайтойт, и Бедвир, сын Бедрауда, и Хадери, сын Гуриона, и Гараннау, сын Голитмера, и Передир, сын Эвраука, и Гвинн Хлогехл, и Гвир, судья при дворе Артура, и Давир, сын Алина из Даведа, и Гвайр Гухрид Ваур, и Кай, сын Канира, и Одиар Франк, управляющий Артура, и Эдайрн, сын Нита.

Герайнт сказал:

– Наверно, мне понадобится много рыцарей.

– Правильно, – согласился Артур, – только я не думаю, что тебе следует брать с собой Эдайрна, хотя он уже здоров, ведь он еще не помирился с Гвенхвивар.

– Если за него поручатся, Гвенхвивар отпустит его.

– Она может отпустить его и без поручителей. Он немало выстрадал из-за грубости своего карлика.

– Так оно и есть, – не стала возражать Гвенхвивар. – Если ты и Герайнт этого хотите, быть по-вашему.

Она без всяких поручительств разрешила Эдайрну ехать вместе с Герайнтом. Рыцари двинулись в путь, и еще никогда к берегам Северна не направлялось войско прекраснее этого.

На другом берегу Северна Герайнта с его воинами встречал его приемный отец Эрбин, сын Кистеннина, со многими знатными рыцарями, а мать Герайнта и ее дамы с нетерпением поджидали Энид, дочь Аниула и жену Герайнта.

При дворе и во всем королевстве радовались приезду Герайнта, потому что его любили, потому что он прославился за время своего отсутствия и потому что он вернулся принять на себя власть и защитить свои владения от недругов.

Наконец Герайнт приехал в замок, и там было много подарков, много еды, много вина и много песен. В честь возвращения Герайнта всю знать страны пригласили ко двору, и весь день и весь вечер рыцари и дамы шумно радовались встрече.

А рано утром Эрбин призвал к себе Герайнта и приехавших с ним рыцарей.

– Я стал стар и слаб, – сказал он, – но, пока у меня были силы стеречь наши владения, я делал это. Ты молод и силен, поэтому придется теперь тебе занять мое место.

– По правде говоря, – ответил ему Герайнт, – у меня нет желания занимать твое место и покидать двор Артура.

– Бери все в свои руки, – повторил Эрбин. – И сегодня же твои подданные присягнут тебе на верность.

Тут вмешался Гвалхмай:

– Не лучше ли тебе сегодня одарить тех, кто придет с просьбами, а завтра пусть приносят присягу.

Когда просители собрались, к ним явился Кадариайт узнать, чего они хотят. Он всем позволил высказать свои просьбы, а потом рыцари Артура принялись за раздачу подарков. Жители Корнвахла тоже принесли подарки для рыцарей. Им не терпелось как можно скорее вручить их своим спасителям. Из тех же, кто пришел с просьбой, ни один не остался недовольным. Весь день и весь вечер рыцари Артура и жители Корнвахла провели в радости и веселье.

На другой день поутру Эрбин пожелал, чтобы Герайнт разослал по стране гонцов и чтобы они всех расспросили, довольны ли мужи Корнвахла Герайнтом и присягнут ли ему на верность. Герайнт сделал, как пожелал его отец. В Корнвахле не оказалось никого, кто не посчитал бы для себя радостью и честью присягнуть Герайнту.

Когда и с этим было покончено, рыцари не уехали, а остались с Герайнтом еще на один день. На четвертый день они решили вернуться к Артуру.

– Не рано ли вы надумали уезжать? – спросил их Герайнт. – Подождите хотя бы, пока мне присягнут самые знатные из моих подданных, которые пожелали сами приехать ко мне.

Рыцари согласились и не уехали.

Рано ли, поздно ли, но настал день, когда они сели на своих коней и пустились в обратный путь. Герайнт и Энид проводили их до Диганхви, и там они простились.

Ондиау, сын герцога Бургундского, посоветовал Герайнту:

– Поезжай сначала в те места, за которые ты более всего опасаешься, а потом проверь другие границы и, если где-нибудь не справишься один, посылай за нами.

– Да благословит тебя Господь, – ответил ему Герайнт. – Я так и сделаю.

Сначала Герайнт поехал в те места, за которые более всего опасался, и с ним вместе отправились лучшие проводники и знатные рыцари. А потом он осмотрел самые дальние границы своих владений, которые показали ему его вассалы.

При дворе Артура новый властитель Корнвахла привык сражаться на бесчисленных турнирах и не захотел отказаться от этого развлечения. Побеждая в поединках с храбрыми и могучими мужами, он прославился в родных местах не менее, чем прежде на чужбине.

Герайнт завел богатый двор, у него были самые лучшие кони, самое лучшее оружие и самые лучшие драгоценности, он беспрестанно осыпал подарками своих рыцарей и ни разу никому не уступил, пока его имя не прошумело даже в самых отдаленных уголках королевства.

Когда же он получил все, что хотел, то успокоился и полюбил роскошь и удовольствия, считая, что незачем отныне надевать доспехи и сражаться, если у него и так все есть. Он души не чаял в своей жене, и ему нравилось жить во дворце в окружении менестрелей, поэтому он все больше и больше времени проводил в своих покоях, а потом и вовсе стал уединяться с женой, отказываясь от дружбы со знатными рыцарями, от охоты и других мужских развлечений.

Прошло немного времени, и сердца его воинов закрылись для него. В замке судили и рядили, с чего это он вдруг воспылал такой нежностью к своей супруге, что и вспоминать-то забыл о прежних друзьях-товарищах. Вскоре слухи дошли и до Эрбина.

Эрбин не стал медлить и рассказал о них Энид, потребовав от нее объяснений, как она посмела отвадить Герайнта от своего народа и своего воинства.

– Клянусь всеми святыми, я тут ни при чем, – отвечала Энид. – Мне и самой это не по душе.

Она не знала, на что решиться. С одной стороны, ей было тяжело слышать о Герайнте плохое и скрывать это от него, а с другой – она не знала, как поведать ему обо всем, и очень печалилась.

Однажды летним утром Герайнт спал в своих покоях, а Энид металась на ложе без сна. В это время луч солнца упал на ложе и засверкал на груди Герайнта, с которого сползло одеяло. Пораженная красотой мужа, Энид вздохнула.

– О горе, это из-за меня его грудь больше не украшена воинской славой. А ведь еще недавно все было иначе.

Слезы полились у нее из глаз, падая на Герайнта, и разбудили его. Со сна ему пришло в голову, что жена плачет не из-за него и что ее мыслями владеет не он, а другой мужчина, в разлуке с которым она тоскует. Помутилось в голове у Герайнта. Он кликнул оруженосца и, когда тот явился, приказал ему:

– Скорей седлай моего коня и готовь меч. Ты тоже вставай, – велел он жене, – и одевайся. Твою лошадь сейчас оседлают, а ты выбери из своих нарядов самое плохонькое платье, и черт меня побери, если ты возвратишься сюда, прежде чем я совсем не лишусь сил, а ведь ты только об этом и мечтаешь. Ну а если такое все же случится, тогда никто не помешает тебе любиться с рыцарем, о котором ты думаешь днем и ночью.

Энид поднялась с ложа и надела свое самое плохонькое платье.

– Я не понимаю, господин, – сказала она, – о чем ты говоришь.

– И не надо пока, – отрезал Герайнт.

Перед отъездом он пошел повидаться с Эрбином.

– Отец, я уезжаю и не знаю, когда вернусь. Присмотри за моими владениями, пока меня не будет.

– Присмотрю, – обещал Эрбин. – Но почему ты покидаешь замок так внезапно? И кого ты берешь с собой, ведь одному тебе небезопасно появляться во владениях Хлойгира.

Герайнт пошел в конюшню, где стоял его конь, уже оседланный и облаченный в тяжелые сверкающие доспехи чужеземной работы. Он велел Энид сесть на ее кобылу и ехать вперед.

– Ты не смеешь повернуть обратно, что бы ты ни увидела или ни услышала. И не смеешь произнести ни слова, пока я сам не заговорю с тобой.

Они отправились в путь, и Герайнт нарочно выбирал дорогу потруднее и побезлюднее, где чаще, чем в других местах, встречались не только воры и грабители, но и дикие звери.

По одной из таких дорог они скакали, пока не увидели большой лес, а когда приблизились к нему, то навстречу им выехали четыре вооруженных всадника. Заметив Герайнта и Энид, один из всадников сказал:

– Смотрите, нам в руки идут две лошади, оружие, да еще дама в придачу. Мы без труда справимся с рыцарем, который сидит, понурившись, на коне.

Энид услыхала эти слова, но не знала, как ей поступить, из страха перед Герайнтом, который запретил ей разговаривать.

«Господь не простит мне, – решила она. – Пусть лучше он убьет меня, чем кто-нибудь другой. Пусть он убьет меня, когда я заговорю с ним, зато я не увижу, как с ним расправляются четыре разбойника».

Она остановила кобылу и подождала Герайнта.

– Господин, – спросила она, – ты слышал, о чем говорили разбойники?

Герайнт поднял голову и зло поглядел на нее.

– Ты должна делать только то, что я тебе приказываю. Поэтому молчи и не бегай ко мне со своими предостережениями. Как бы тебе ни хотелось, чтобы меня убили, я их не боюсь.

В эту минуту всадник, который скакал первым, поднял копье и бросил в Герайнта. Удар был не из слабых, однако Герайнт даже не покачнулся, а потом ударил врага прямо в середину щита и пробил насквозь и его, и латы, и грудь воина, так что тот упал на землю бездыханным. Второй всадник в ярости из-за гибели друга не помня себя бросился на Герайнта и тоже был сражен одним ударом. Третьего постигла такая же участь. И четвертого тоже.

Печальная Энид сидела на кобыле и глядела, как ее муж расправляется с разбойниками.

Герайнт спешился, собрал оружие, принадлежавшее убитым, положил его на седла, связал вместе поводья четырех коней и вновь вскочил в седло.

– Ты должна, – сказал он Энид, – гнать этих коней впереди себя. А теперь поезжай и молчи, пока я сам не заговорю с тобой. Клянусь небом, если ты опять не послушаешь меня, тебе это дорого обойдется.

– Я все сделаю, господин, – ответила Энид, – как ты желаешь. – Они проехали через лес, и их глазам открылась широкая равнина, в самом центре которой росла густая роща. Из нее навстречу им выехали три всадника в полном вооружении. Энид внимательно посмотрела на них, а когда они подъехали поближе, услыхала, как один из них сказал:

– Кажется, у нас будет неплохая добыча. Видите четырех коней с доспехами и оружием? Печального рыцаря мы одолеем в два счета и еще заполучим его даму.

«Мой муж уже сражался сегодня и устал, – подумала Энид. – Господь не простит мне, если я его не предупрежу». Она остановила кобылу и подождала Герайнта.

– Господин, ты слышал, о чем говорили всадники?

– Ну и что?

– Они говорили, что в два счета одолеют тебя.

– Клянусь небом, мне не так неприятны их речи, как то, что ты нарушила мой приказ и заговорила без позволения.

– Господин, я боялась, как бы они не напали на тебя неожиданно.

– Замолчи! Разве я не приказал тебе молчать?

В эту минуту один из всадников поднял копье и бросился на Герайнта. Он ударил его и уже думал, что дело сделано, но Герайнт легко отбил удар и сам бросился на разбойника, пробил копьем его щит, латы и грудь, после чего тот, бездыханный, упал с коня. Два других всадника тоже решили попытать удачу, но и им повезло не больше.

Энид сидела на кобыле не шевелясь – так она боялась, что Герайнта ранят, – и в то же время радовалась его победам.

Герайнт спешился, собрал оружие, связал поводья, которых уже стало семь, вскочил в седло и приказал Энид вести коней.

– Без толку повторять одно и то же, – вздохнул он, – если ты не желаешь мне повиноваться.

– Я повинуюсь тебе, господин, но я не могу молчать, если знаю, что тебе грозит опасность. В этой дикой стороне даже на помощь позвать некого.

– Клянусь небом, я требую от тебя только молчания, – рассердился Герайнт. – Все остальное тебя не касается.

– Я постараюсь, господин.

Энид погнала впереди себя коней и вскоре уже была рядом с рощей, из которой выехали себе на смерть три всадника, а потом поскакала дальше по равнине. Вдали поднимался лес, который невозможно было охватить взглядом, и Энид направилась к нему.

Из леса показались пятеро сильных, смелых и нетерпеливых воинов на могучих ширококостных конях, и доспехи на людях и на конях сверкали под солнцем. Когда Энид оказалась рядом с ними, то услыхала:

– Смотрите, какая добыча идет нам в руки! Разве мы впятером не справимся с одним повесившим нос рыцарем?

Энид не знала, что делать. Ею овладели мучительные сомнения, но в конце концов она все же повернула лошадь.

– Господин, – крикнула она, – ты слышал, о чем говорили разбойники? На сей раз тебе будет нелегко справиться с ними.

Герайнт горько усмехнулся ей.

– Ты все время нарушаешь мои приказы, но, может быть, ты еще пожалеешь об этом.

В эту минуту на них напали всадники, все пятеро разом, и всех пятерых Герайнт легко одолел. Он собрал с земли оружие, связал поводья двенадцати коней и отдал их Энид.

– Не знаю, что толку приказывать тебе. Только теперь все будет по-другому.

Энид по желанию Герайнта поехала вперед, и, хотя он очень злился на нее, ему было жаль, что такая красивая дама должна справляться с двенадцатью конями и еще заботиться о них.

В лесу было темно и сыро, к тому же наступила ночь, и Герайнту пришлось подумать о ночлеге.

– Увы, Энид, мы не можем ехать дальше! – воскликнул он.

– Как скажешь, господин, – ответила ему Энид.

– Лучше всего повернуть назад и переждать ночь там, где можно отдохнуть и набраться сил для долгой дороги.

– Я согласна, господин.

Они так и сделали. Герайнт спешился и помог спешиться Энид, а потом сказал:

– Я очень устал и должен поспать. А тебе придется приглядеть за лошадьми, так что поспишь в другой раз.

– Ты прав, господин.

Герайнт, не сняв с себя доспехи, улегся спать. Ночь была летняя, короткая, и, едва наступил рассвет, Энид пошла взглянуть, спит ее муж или нет. Но Герайнт проснулся сам.

– Господин, я хотела разбудить тебя.

Герайнт не стал ей пенять за ее оплошку.

– Собери коней и езжай дальше, – велел он чуть погодя. – Держись прямо, как вчера.

Еще до полудня они выехали из леса, и перед ними раскинулись луга, на которых было много косцов. Рядом протекала речка. Герайнт и Энид пустили коней напиться, а потом погнали их на другой, высокий берег. На том берегу им повстречался стройный юноша с сумкой на плече, в которой что-то было, но они не стали спрашивать что. В руке он нес синий кувшинчик, на носике которого висела кружка.

Юноша почтительно приветствовал Герайнта.

– Господь с тобой, – отвечал Герайнт. – Откуда путь держишь?

– Из города неподалеку, – ответил юноша. – Господин, ты не рассердишься, если я тоже спрошу, откуда ты держишь путь?

– Ну… Я поехал сегодня через лес.

– Ты не сегодня выехал из дома?

– Нет.

– Похоже, ты поиздержался в дороге, и вечером у тебя не было ни мяса, ни воды, чтобы утолить голод и жажду.

– Ты прав, – сказал Герайнт.

– Послушай моего совета. Съешь то, что я тебе дам.

– А что ты мне дашь?

– Я несу завтрак косцам. Хлеб, мясо и вино. Если пожелаешь, господин, они его не увидят.

– Пожелаю, – не отказался Герайнт. – Да благословит тебя Господь.

Герайнт спешился, и юноша помог спешиться Энид, а потом они умылись с дороги и принялись за еду. Юноша прислуживал им, резал хлеб и подливал вино. Когда они утолили голод, он поднялся с земли и сказал Герайнту:

– Теперь, господин, позволь мне пойти и купить еду для косцов.

– Сначала вернись в город и найди для меня самый лучший дом и самую лучшую конюшню для моих лошадей, а за это выбирай коня и доспехи, какие тебе больше по душе.

– Господь благословит тебя, господин, но конь и доспехи стоят гораздо дороже, чем я заслужил.

Юноша отправился в город, нашел для Герайнта дом, а потом с конем и доспехами пошел во дворец, в котором жил граф, и обо всем ему рассказал.

– Мне пора идти, чтобы проводить молодого господина в его дом.

– Конечно же, иди. Его ждет тут радостная встреча, – пообещал граф.

Юноша вернулся туда, где оставил Герайнта, и сказал ему, что граф рад видеть его в своем городе и приглашает его во дворец. Герайнт захотел сначала взглянуть на дом, который пришелся ему по вкусу просторными покоями и убранством, а также отличной конюшней. Юноша заранее позаботился, чтобы в доме было вдоволь еды.

Когда они сняли с себя грязные одежды, Герайнт приказал Энид:

– Уходи на другую сторону и не смей близко подходить к моей половине. Если тебе понадобится служанка, можешь позвать ее.

– Как скажешь, господин, – ответила Энид.

В это время пришел хозяин дома и поздоровался с Герайнтом.

– Рыцарь, не голоден ли ты? – спросил он.

– Нет.

Юноша тоже поинтересовался, не хочет ли Герайнт выпить вина, прежде чем идти к графу.

– Конечно же, хочу.

Юноша отправился в город и купил вина. Герайнт и хозяин дома выпили, и Герайнт сказал:

– Я должен немного поспать.

– Ты спи, – согласился юноша, – а я пойду к графу.

– Иди, конечно, – не стал возражать Герайнт, – но будь здесь, когда я тебя позову.

Герайнт лег спать, и Энид тоже.

Юноша же пришел к графу во дворец, и, когда граф принялся расспрашивать его, где находится дом, в котором поселился рыцарь, он все ему подробно рассказал.

– Мне пора. Я должен быть у него до сумерек, – забеспокоился юноша.

Граф немедленно отпустил его.

– Иди и почтительно приветствуй его от моего имени. Скажи, что вечером я буду к нему в гости.

– Скажу обязательно.

Юноша вернулся, когда настало время будить Герайнта. Герайнт и Энид оделись, и за трапезой юноша вновь прислуживал им.

Герайнт спросил хозяина дома, есть ли у него друзья, которых он хотел бы пригласить к ужину, и хозяин дома ответил, что, конечно же, есть.

– Тогда веди их сюда и корми всем самым лучшим, что только есть в городе.

Хозяин дома ушел и вернулся с друзьями, которых стал гостеприимно потчевать за счет Герайнта, а тут и граф явился с двенадцатью знатными рыцарями. Герайнт встал, чтобы поздороваться с ними.

– Господь с тобой, – ответил ему граф.

Они уселись за стол, как полагалось, по знатности рода, и граф заговорил с Герайнтом, стал расспрашивать его, куда и зачем он держит путь.

– Никуда и ни за чем, – ответил Герайнт. – Просто ищу приключений и потакаю своим желаниям.

Тогда граф обратил свой взор на Энид, потом пригляделся к ней внимательней и решил, что ему еще не приходилось видеть даму прекраснее и приятнее ее. Прошло немного времени, и он уже не мог оторвать от нее глаз и не мог ни о чем думать, кроме нее.

– Позволь мне, – попросил он Герайнта, – подойти к даме и поговорить с ней, ведь она не сидит рядом с тобой.

– Позволяю с радостью, – ответил ему Герайнт.

Граф подошел к Энид и заговорил с ней.

– Ах, госпожа, видно, не очень-то приятно тебе путешествовать с этим рыцарем!

– Мне нет неприятности в том, что я путешествую с ним по одной дороге.

– Но тебе не прислуживают ни юноши, ни девицы.

– По правде сказать, мне приятнее путешествовать с этим рыцарем, чем принимать услуги юношей и девиц.

– Послушай меня, я дам тебе все мое графство, – предложил он, – если ты останешься со мной.

– Клянусь, я этого не сделаю. Мой рыцарь первый, которому я поклялась в верности, и я не нарушу клятвы и не опорочу себя неверностью!

– Я думал, ты умнее. Ведь если я убью твоего рыцаря, – заявил граф, – ты будешь моей столько времени, сколько мне захочется, а потом я просто-напросто вышвырну тебя из дворца. Зато если ты придешь ко мне по доброй воле, я не разлучусь с тобой до самой смерти.

Энид задумалась над его словами. В конце концов она решила, что лучше не спорить с ним, а, наоборот, слегка его разжечь.

– Ты поступишь по-рыцарски, если возьмешь меня, никого не лишая жизни. Приходи ночью. Но только сделай все так, словно я ни о чем не догадываюсь.

– Так я и сделаю.

Он встал, кликнул своих рыцарей и ушел. Энид ничего не сказала Герайнту о своем разговоре с графом, чтобы не сердить его и не ставить в неловкое положение.

В обычный час они легли спать, и Энид удалось немножко соснуть, а незадолго до полуночи она встала, собрала доспехи Герайнта, чтобы он мог быстро их надеть, и, все еще побаиваясь своей настырности, подошла к его ложу.

– Мой господин, – тихонько проговорила она, – просыпайся и надевай доспехи, потому что нечестно говорил со мной граф и намерения у него тоже нечестные.

Энид все рассказала Герайнту.

Разгневанный Герайнт прислушался к ее словам и надел доспехи, а Энид зажгла свечу, чтобы ему было сподручнее.

– Оставь свечу и позови ко мне хозяина дома, – приказал ей Герайнт.

Энид повиновалась, и вскоре, ничего не понимая спросонья, явился хозяин дома.

– Сколько я тебе должен? – спросил его Герайнт.

– Совсем немного.

– Возьми в уплату одиннадцать коней с доспехами.

– Да благословит тебя Господь, мне хватило бы и одного доспеха.

– Что ж, разбогатеешь, – заметил Герайнт. – А теперь не покажешь ли ты мне дорогу из города?

– С радостью. В какую сторону ты направляешься?

– Не в ту, откуда пришел сюда.

Хозяин дома взялся проводить их, что было на руку Герайнту, и, приказав Энид ехать впереди, Герайнт покинул город, а потом позволил своему провожатому возвратиться обратно.

Едва тот вошел в дом, как услышал страшный грохот и, выглянув, увидел прямо перед собой восемьдесят рыцарей в полном вооружении с графом Дунном во главе.

– Где рыцарь, который поселился у тебя? – грозно спросил граф Дунн.

– Он уехал.

– Ты посмел, негодяй, отпустить его, не известив об этом меня?

– Господин, ты мне ничего не приказывал, а иначе я бы ни за что не дал ему уехать.

– По какой дороге он отправился?

– По главной, господин, а по какой дальше – не знаю.

Граф и его рыцари повернули коней и обрадовались, разглядев на дороге следы подков.

Вскоре наступил рассвет, и Энид посмотрела назад. Она увидела вдалеке клубы пыли, которые, однако, быстро приближались. Ей стало страшно, так как она поняла, что это граф со своими рыцарями.

Посмотрев на ехавшего позади нее мужа, она подумала: «Пусть он меня убьет, но лучше я умру от его руки, чем увижу, как убьют его».

– Господин, – сказала она, – за нами погоня. Это граф, и с ним много воинов.

– Я вижу их, – ответил ей Герайнт, – а ты, сколько я тебе ни приказываю, все не можешь удержать язык за зубами.

Герайнт развернул коня и, с ходу ударив копьем первого же рыцаря, поверг его наземь. Так он уложил одного за другим всех воинов из восьмидесяти. От самого слабого до самого сильного ни один не смог устоять.

Остался живым и на коне лишь граф Дунн, и он последним выехал против Герайнта, но сломал одно копье и сломал второе копье, а потом Герайнт ударил копьем прямо в середину его щита и пробил щит, доспехи и грудь графа, так что тот еле живой упал на землю. Герайнт подъехал к нему поближе, и конь графа Дунна тяжело переступил ногами, отчего граф ненадолго очнулся.

– Пощады, господин, – попросил он.

И Герайнт пощадил его.

Земля была твердая и каменистая, где они сражались, и рыцарям несладко пришлось бы, если бы они все не были смертельно ранены еще до того, как могучий удар выбивал их из седла.

Герайнт продолжил путь, и вновь Энид ехала впереди него, когда их глазам открылась прекраснейшая долина, по которой протекала широкая река.

Через реку был перекинут мост, и дорога вела прямо к нему. На другом берегу реки стоял красивый и надежно укрепленный город.

Едва они оказались возле моста, как Герайнт увидел всадника на могучем, гордом и послушном коне.

– Рыцарь, – спросил его Герайнт, – откуда держишь путь?

– Из долины, – ответил рыцарь.

– Скажи мне тогда: кто хозяин этой прекрасной долины и города за надежными стенами?

– Скажу с радостью. Франки зовут его Гвиферт Малыш, а здешний народ прозвал Король Малыш.

– Можно мне проехать по мосту и вон по той дороге, что не доходит до города?

– Если ты проедешь мимо его башни по ту сторону моста, то придется тебе с ним сражаться, потому что у него обычай – вызывать на поединок всех рыцарей, ступивших на его землю.

– Клянусь небом, я все-таки поеду по той дороге, – заупрямился Герайнт.

– Что ж, если так, придется тебе за свою смелость заплатить стыдом и бесчестьем.

Герайнт сделал, как сказал, а когда выехал на дорогу, то заметил, что его преследует рыцарь на широкогрудом боевом коне, горделиво ступавшем по камням. Зато всадник оказался столь мал ростом, что Герайнту не случалось таких видеть. И на всаднике, и на его коне были боевые доспехи.

Догнав Герайнта, Король Малыш спросил:

– По незнанию или намеренно ты нарушаешь мои законы и наносишь мне оскорбление?

– Я не знал, что по этой дороге никому нельзя ездить.

– Нет, ты знал. Поэтому ты отправишься со мной и будешь со мной сражаться.

– Ну уж нет. Я бы не явился даже ко двору твоего господина, не будь он вассалом Артура.

– Клянусь рукой Артура, – заявил тогда рыцарь, – ты заплатишь мне за оскорбление – или я погибну от твоей руки.

Они бросились друг на друга, и оруженосец стал подавать своему господину копья, которые ломались одно за другим. Рыцари наносили и терпели жестокие удары, и вскоре на их щитах уже нельзя было различить цвета.

Герайнту было непривычно сражаться с таким маленьким рыцарем, и он никак не мог, сколько ни старался, развернуться во всю свою мощь.

В конце концов их измученные кони пали на колени, и Герайнту удалось сбросить Короля Малыша на землю.

Они принялись биться на мечах и такие жестокие обрушивали и терпели удары, что их шлемы помялись, подшлемники порвались, руки стали дрожать, а глаза залило потом и кровью.

Тут Герайнта охватила ярость, и он, собрав остатки сил и призвав на помощь всю свою злость, решимость и безжалостность, занес над Королем Малышом меч и со всего маху опустил его ему на голову, разрубив пополам шлем и достав мечом до самого черепа. Меч выпал из рук Короля Малыша и откатился к обочине, а сам король запросил пощады.

– Ты не был справедлив и учтив со мной, – ответил ему Герайнт, – но я пощажу тебя, если ты станешь моим союзником и дашь слово никогда больше не нападать на меня и всегда приходить на помощь, коли в том будет нужда.

– С радостью, господин, – только и сказал Король Малыш.

Он обещал Герайнту быть ему до самой смерти верным другом.

– А теперь, господин, поедем ко мне, – пригласил он Герайнта, – ведь тебе надо отдохнуть и оправиться от ран.

– А вот этого как раз не будет, – заявил Герайнт.

Гвиферт Малыш поглядел на Энид и пожалел благородную даму, одетую в не подходящее ее званию платье.

Он сказал Герайнту:

– Господин, ты неправильно поступаешь, не желая принять мое приглашение. Если ты не отдохнешь, тебе будет нелегко одолеть трудности, которых не избежать в пути.

Однако Герайнт не стал его слушать. Одолевая боль, он сел на коня и не пожелал даже смыть с себя кровь.

Энид поскакала к лесу, который виднелся впереди, и Герайнт за ней.

Солнце палило нещадно, и одежда присохла к телу, поэтому, въехав в лес, Герайнт тотчас остановился под деревом, чтобы немного отдохнуть. Раны мучили его гораздо сильнее, чем когда он их получил. Энид ждала его под другим деревом.

Неожиданно они услыхали, как кто-то трубит в рог. Оказалось, это Артур выехал прогуляться со своим двором. Пока Герайнт раздумывал, как избежать встречи с королем, его заметил слуга управителя двора и немедленно доложил о нем своему господину. Управитель двора приказал седлать коня, взял копье и щит и отправился на то место, где все еще отдыхал Герайнт.

– Рыцарь, что ты тут делаешь? – спросил он.

– Прячусь от солнечных лучей под тенистым деревом.

– Кто ты и куда держишь путь? – спросил управитель.

– Я ищу приключений и еду, куда мне заблагорассудится.

– Тогда, – предложил ему Кай, – поедем со мной к Артуру. Он тут неподалеку.

– Клянусь небом, я не поеду.

– Придется, – стоял на своем Кай.

Герайнт узнал Кая, а Кай и подумать не мог, что перед ним Герайнт, поэтому он поднял копье и бросился на неизвестного рыцаря. Герайнт очень разозлился и древком копья нанес Каю удар, от которого тот покатился по земле. Хуже наказания нельзя было придумать для него.

Разобиженный Кай поднялся на ноги, взгромоздился на коня и отправился восвояси. Не раздумывая, он пошел к Гвалхмаю.

– Ох, господин, мне сказали, что видели в лесу раненого рыцаря в помятых доспехах, – сообщил он. – Если хочешь, можешь поехать и взглянуть на него.

– Почему бы и нет?

– Тогда возьми своего коня и надень доспехи. Говорят, что он не очень учтив с теми, кто приближается к нему без спросу.

Гвалхмай взял копье и щит, сел на коня и отправился на то место, где отдыхал Герайнт.

– Господин рыцарь, куда держишь путь? – спросил он Герайнта.

– Еду, куда мне хочется, и радуюсь любому приключению.

– Скажи мне, как тебя зовут, и поедем со мной к Артуру. Он здесь неподалеку.

– Зачем тебе мое имя? И к Артуру я не поеду.

Герайнт знал, что перед ним Гвалхмай, а Гвалхмай и подумать не мог, что перед ним Герайнт.

– Я не оставлю тебя, пока ты не скажешь, как тебя зовут.

И Гвалхмай поднял копье и ударил им в щит, так что копье разлетелось в щепки, а кони встали, почти упершись друг в друга мордами.

Гвалхмай внимательно посмотрел на рыцаря и узнал его.

– Это ты, Герайнт? Что ты тут делаешь? – спросил Гвалхмай.

– Я не Герайнт.

– Герайнт, клянусь небом, – стоял на своем Гвалхмай. – Только задумал ты недоброе.

Гвалхмай поглядел кругом и, заметив Энид, радостно с ней поздоровался.

– Герайнт, – вновь повторил Гвалхмай, – поедем к Артуру. Он ведь твой господин и твой двоюродный брат.

– Не поеду, – уперся Герайнт. – Не в том я виде, чтобы кому-нибудь показываться на глаза.

Как раз в это время появился один из пажей, которому надо было поговорить с Гвалхмаем, и Гвалхмай послал его к Артуру с известием, что в лесу раненый Герайнт, который не хочет показаться королю, потому что стыдится окровавленных доспехов.

Он послал пажа к Артуру без ведома Герайнта и говорил с ним шепотом.

– Попроси Артура поставить шатер возле самой дороги и скажи ему, что Герайнт не желает его видеть. И настроение у него такое, что мне вряд ли удастся его уговорить.

Паж помчался к Артуру, все ему рассказал, и Артур велел раскинуть возле дороги шатер.

Энид увидела шатер первой и возрадовалась в своем сердце. Гвалхмай же ехал и ехал вперед, отвлекая внимание Герайнта, пока они не наехали на шатер Артура.

– Господин, приветствую тебя! – воскликнул Герайнт.

– Да благословит тебя Господь, рыцарь, – ответил ему Артур. – Как тебя зовут?

– Это Герайнт, – вмешался Гвалхмай, – и по доброй воле он бы ни за что не явился повидаться с тобой.

– Наверно, он лишился рассудка, – попрекнул Герайнта Артур.

Тут появилась Энид и поздоровалась с Артуром.

– Господь с тобой, – сказал он и велел одному из своих пажей помочь ей спешиться.

– Увы, Энид, куда вы направляетесь? – спросил ее Артур.

– Не знаю, господин. Мне лишь надлежит ехать по той же дороге, по которой едет мой муж.

– Господин, – обратился Герайнт к Артуру, – позволь нам продолжить путь.

– Куда ты едешь? Ты же умрешь по дороге, – посетовал Артур.

– Он отказывается от моего приглашения, – вмешался Гвалхмай.

– Ничего, от моего не откажется. И никуда он не двинется, пока не заживут его раны.

– Нет, господин, позволь мне отправиться дальше, – стоял на своем Герайнт.

– Клянусь небом, не позволю.

Артур повелел, чтобы послали за девицей, которая проводила бы Энид в шатер к Гвенхвивар.

Гвенхвивар, ее дамы и девицы обрадовались, завидев Энид. Они сняли с нее дорожное платье и нарядили в чистые одежды.

Артур призвал к себе Кадариайта, которому велел поставить шатер для Герайнта, и лекарей и распорядился, чтобы Герайнт имел все и ни в чем не знал нужды. Кадариайт сделал, как ему было велено, и Морган Тид с учениками был препровожден к Герайнту.

Около месяца Артур и его рыцари не двигались с места, ожидая, пока затянутся раны Герайнта, а потом Герайнт пришел к Артуру и попросил разрешения ехать дальше.

– Не знаю, здоров ли ты, – усомнился Артур.

– Я здоров, господин.

– Тебе я не верю, поэтому лучше мне спросить лекарей.

Артур велел позвать к себе лекарей и спросил их, правду ли говорит Герайнт.

– Правду, господин, – подтвердил Морган Тид.

На другой день Артур позволил Герайнту продолжать путь и приказал своим рыцарям сниматься с места.

Герайнт пожелал, чтобы Энид, как прежде, ехала впереди него, и Энид повиновалась. Вскоре до их ушей донесся громкий плач.

– Оставайся тут, – потребовал Герайнт, – а я посмотрю, что там.

– Да, – только и ответила Энид.

Герайнт подъехал к лужайке, что была рядом с дорогой, и увидел двух коней: одного под мужским седлом, другого – под дамским, а на земле мертвого рыцаря в доспехах, над которым плакала молодая дама в дорожном платье.

– Госпожа, что тут случилось?

– Я ехала вместе с моим возлюбленным супругом, как вдруг на нас нежданно-негаданно напали три великана и убили его.

– Куда они подевались?

– Вон по той дороге, – пролепетала дама.

Герайнт вернулся к Энид.

– Поезжай на лужайку и жди меня там.

Энид опечалилась, услыхав о предстоящей разлуке, но молча повиновалась и присоединилась к даме, на которую невозможно было смотреть без слез. Она не сомневалась, что видит Герайнта в последний раз.

Тем временем Герайнт догнал великанов и потребовал, чтобы они приняли его вызов, хотя каждый из них был как три обыкновенных человека и на плече у каждого из троих было по увесистой дубинке. Герайнт поднял копье и пронзил им первого великана. Потом он быстро вытащил копье из мертвого тела и пронзил им второго великана. Третий, однако, не терял времени даром. Он стукнул Герайнта дубинкой и разнес в щепки его щит, задев плечо, отчего заново открылись только что залеченные раны и ручьями потекла кровь.

Герайнт собрал остатки сил, вытащил меч, поднял его и со всего маху разрубил великану голову до плеч. После этого он вернулся к Энид и, едва завидев ее, бездыханный упал с коня. Энид громко закричала.

Она подошла к Герайнту и долго стояла над ним, пока не явился к ней вместе со своими рыцарями граф из Лимура, свернув с пути из-за ее воплей.

Граф спросил:

– Что случилось, госпожа?

– Ах, господин, убили единственного рыцаря, которого я любила и всегда буду любить.

Потом он спросил другую даму:

– А ты, госпожа, отчего плачешь?

– Мой возлюбленный супруг тоже убит.

– Кто же убил их?

– Какие-то великаны убили моего возлюбленного супруга, а этот рыцарь бросился за ними в погоню и вернулся весь в крови. Я уверена, он отомстил кому-то из них, если не всем троим.

Граф велел похоронить мертвого рыцаря, однако в Герайнте, как ему показалось, еще теплилась жизнь, и он велел положить его на щит и везти следом за ним. Дамы тоже отправились ко двору, и, едва они оказались в замке, Герайнта положили в зале неподалеку от столов.

Все сняли с себя запыленные одежды и надели чистые и богатые, и граф стал просить Энид принять от него нарядное платье, но Энид отказалась.

– Клянусь небом, я этого не сделаю.

– Ах, госпожа, не печалься так, – попробовал было утешить ее граф.

– Не теряй зря время.

– Будет жить твой рыцарь или умрет, я все сделаю, чтобы ты перестала печалиться. Я подарю тебе доброе графство и себя в придачу, только чтобы увидеть улыбку на твоем лице.

– Клянусь небом, никто отныне не увидит меня улыбающейся.

– Что ж, – не стал спорить граф. – Тогда хотя бы поешь.

– Клянусь небом, я не буду есть.

– Клянусь небом, будешь.

Граф против воли усадил Энид за стол и долго потчевал.

– Ты не должна давать такую клятву, потому что рыцарь умер.

– Я уже дала ее.

– Отпей из этого кубка, – сказал граф, подавая ей кубок с вином, – и твои мысли переменятся.

– Гореть мне в аду, если я отопью из кубка, пока мой рыцарь не сделал ни одного глотка.

– Воистину, – вскричал граф, – ты не ценишь учтивого обхождения! Придется поступить с тобой иначе.

С этими словами он размахнулся и закатил Энид звонкую пощечину. Энид закричала громче прежнего, ведь она подумала: будь Герайнт жив, граф не посмел бы ее ударить. И – о чудо! – Герайнт очнулся, схватил меч и бросился к графу. Он нанес ему такой отчаянно-жестокий и беспощадно-кровавый удар, что разрубил его надвое.

При виде Герайнта все бросились вон из пиршественной залы, испугавшись не живого рыцаря, а мертвеца, восставшего на живых.

Герайнт посмотрел на Энид и опечалился, потому что она побледнела и подурнела за то время, что он не видел ее, и потому что она оказалась чиста перед ним.

– Госпожа, – спросил ее Герайнт, – не знаешь ли ты, где лошади?

– Я знаю, господин, где твой конь, но не знаю, где моя кобыла. Твой конь в ближайшей конюшне.

Герайнт сходил за своим конем, сел в седло, поднял Энид и усадил ее впереди себя, и они отправились в путь. Дорога их шла между двумя горами, и сумерки уже спускались на землю, когда они увидели, что над их головами летят копья, и услышали позади приближающийся топот копыт. Немалое войско догоняло их.

– Нас догоняют, – сказал Герайнт. – Подожди меня в сторонке.

Едва Герайнт ссадил жену, как на дорогу выскочил рыцарь и занес над головой копье. Энид, увидав его, заплакала и закричала:

– Кто бы ты ни был, рыцарь, не прибавится тебе славы, если ты убьешь убитого!

– Господи, – удивился рыцарь. – Герайнт?

– Герайнт и есть. А ты кто? – спросила Энид.

– Я – Король Малыш, – ответил рыцарь, – и спешу вам на помощь. До меня дошла весть, будто вы попали в беду. Если бы ты, Герайнт, послушался меня, никакой беды бы не было!

– Все, что случается, случается по воле Божьей, хотя добрый совет – всегда добрый совет.

– Правильно, – подтвердил Король Малыш, – и у меня есть еще один совет для тебя. Поедем теперь к зятю моей сестры. В его замке тебя будут лечить лучшие лекари на земле.

– С радостью последую твоему совету, – согласился Герайнт.

Один из оруженосцев Короля Малыша уступил Энид своего коня, и они отправились в замок барона, где их встретили как дорогих гостей. На другой день послали за лекарями, и те не отходили от Герайнта, пока он не поправился. Тем временем Король Малыш призвал оруженосцев и приказал им починить доспехи Герайнта, чтобы они стали не хуже прежнего. Месяц и две недели жили Герайнт и Энид в замке барона. А потом Король Малыш сказал Герайнту:

– Завтра мы отправляемся в мой замок. Отдохнем там и повеселимся.

– Еще нет, – ответил ему Герайнт. – Мы должны отлучиться на один день, а потом приедем к тебе.

– Если так, то я очень рад, – согласился Король Малыш.

Рано утром Герайнт и Энид вместе с Королем Малышом и его рыцарями выехали из замка. Никогда еще Энид не было так радостно скакать вместе со всеми сначала по узкой тропинке, а потом по широкой дороге до самого перекрестка, где навстречу им шел человек.

Гвиферт спросил его, откуда он держит путь.

– Скажи, – попросил его Герайнт, – у меня дело в дальних краях, какую из двух дорог мне выбрать?

– Лучше поезжай по этой, потому что, если поедешь по другой, никогда не воротишься назад. Там внизу преграда из тумана, и за нею творятся странные дела. Кто ни заезжал в туман, обратно не возвращался. Вон замок графа Овайна. Он никому не разрешает селиться в городе и всех зовет к себе.

– Клянусь небом! – воскликнул Герайнт. – Мы едем нижней дорогой.

Так они и сделали. Вскоре они въехали в город и отыскали для себя самый красивый и удобный дом, но не успели освоиться в нем, как явился юноша и почтительно поздоровался с ними.

– Господь с тобой, – ответили ему Герайнт и Энид.

– Добрые господа, – спросил юноша, – что вы тут делаете?

– Устраиваемся на ночлег.

– Не в обычае хозяина нашего города позволять знатным господам жить где придется, – заявил юноша. – Пойдемте со мной.

– С радостью, – ответил Герайнт.

И они с Энид последовали за юношей. Их радостно встретили при дворе, сам граф вышел из внутренних покоев поздороваться с ними и тотчас приказал накрыть столы в пиршественной зале. Омыв перед едой руки, все расселись как положено. Рядом с графом – Герайнт и по другую сторону – Энид. Рядом с Энид – Король Малыш, а рядом с Герайнтом – графиня. Дальше все по знатности рода.

Герайнт вспомнил о странных делах, творящихся в замке, и решил ничего не есть за ужином, чтобы с ним тоже не сыграли злую шутку. Однако ему не удалось обмануть графа, который, поняв, что Герайнт не ест из-за плохой славы замка, очень огорчился и думал, что сидел бы он тише воды ниже травы, знай, какого гостя ему доведется принимать у себя, и если Герайнт желает, чтобы он ничего больше не совершал этакого, он и не будет.

И он спросил Герайнта:

– Чем ты так озабочен, что даже не притрагиваешься к еде? Если ты сомневаешься насчет наших игр, то они не для тебя и не для таких знатных гостей, как ты.

– Благослови тебя Господь, – возразил ему Герайнт. – Я ни о чем так не мечтаю, как посмотреть на ваши странные игры, если, конечно, мне кто-нибудь покажет дорогу.

– Если мечтаешь, то мы с радостью тебя проводим.

– Конечно же, мечтаю! – воскликнул Герайнт.

Тут все принялись есть-пить, а пажи услужливо подкладывали еду на тарелки и подливали вино в кубки, едва замечали, что гости переставали жевать. Много было выпито вина, и много было роздано подарков, но рано ли, поздно ли все насытились и поднялись из-за стола.

Герайнт приказал привести коня и принести доспехи, и позаботился он не только о себе, но и о коне тоже. Покинув замок, они все ехали и ехали, пока не оказались у подножия горы, которая круто поднималась вверх до самого неба, утыканная колами. На все колы, кроме двух, кто-то насадил головы людей, и колов этих было считать не пересчитать.

Король Малыш спросил:

– Мне можно пойти с рыцарем?

– Нет, – ответил граф Овайн, – он должен пойти один.

– А где вход? – спросил Герайнт.

– Не знаю, – ответил граф. – Входи, где тебе удобно.

Герайнт, не тратя времени на сомненья и раздумья, шагнул в туман, и вскоре, когда туман остался позади, он очутился в большом саду, посреди которого была лужайка и на ней шатер из красного атласа. Дверь в шатер оказалась открытой, а перед ней росла яблоня, и на ветке висел большой охотничий рог.

Герайнт спешился и вошел в шатер. В нем не было никого, кроме сидевшей в золотом кресле девицы. Другое кресло напротив пустовало. Герайнт, недолго думая, взял и сел в него.

– Ах, рыцарь, – молвила девица, – зачем ты сел в кресло? Не для тебя оно.

– Почему? – не испугался Герайнт.

– Потому что муж, которому оно принадлежит, не любит, когда в нем сидят чужие.

– Ну и пусть не любит, – заявил Герайнт.

Тут снаружи донесся до Герайнта страшный шум, и он выглянул посмотреть, кто это шумит.

На ширококостном, могучем и гордо фыркающем боевом коне сидел благородный рыцарь в плаще поверх доспехов.

– Скажи-ка, вождь, кто позволил тебе занять мое кресло? – спросил рыцарь Герайнта.

– Я сам себе позволил, – заявил Герайнт.

– Зачем ты опозорил меня? Вставай, я вызываю тебя на поединок.

Герайнт встал, и они немедля сошлись в бою. По три копья сломали рыцари, от их мечей и доспехов искры летели во все стороны, но силы их были равны, и они долго сражались, пока ярость не охватила Герайнта. Он пришпорил коня, ударил копьем в самую середину щита и пробил насквозь щит и латы тоже. Рыцарь упал на землю, потому что лопнули подпруги, и Герайнт наставил на него копье.

– Господин, пощади меня, и я сделаю все, что ты пожелаешь.

– У меня одно желание: чтобы не было здесь больше ни тумана, ни колдовства.

– Я все сделаю, как ты скажешь, – обещал рыцарь.

– Тогда пусть туман рассеется.

– Труби в рог, – сказал рыцарь, – и туман сразу рассеется. Прежде в него некому было трубить, потому что ты первый одолел меня.

Энид места себе не находила в ожидании Герайнта. Когда же он затрубил в рог и туман рассеялся, ожили все воины, и головы у них приросли к туловищам.

Граф пригласил Герайнта и Короля Малыша отдохнуть у него в замке, а на другое утро Герайнт отправился в Корнвахл.

С тех пор он разумно правил в своих владениях, и народ вновь славил непобедимого рыцаря Герайнта и его верную жену Энид.

Ирландские сказания

Предыдущая Стр. 2 из 7 Следующая

Мабиногион

Часть I

Пуихл, король Даведа

Бранвен, дочь Хлира

Манавитан, сын Хлира

Мат, сын Матонви

Часть II

Сон Максена Вледига

Сказание о Хлите и Хлевелисе

Килхух и Олвен, или Турх Труит

Сон Хронабви

Часть III

Хозяйка источника

Передир, сын Эвраука

Герайнт, сын Эрбина

Ирландские сказания

Оглавление