сть предпринимать христианское peregrinatio pro Dei amore («паломничество во имя любви к Богу»), своего рода духовный поиск, целью которого были распространение христианских идей, основание новых монастырей и обретение просветления во имя приближения к Богу. Одним из таких монахов был ирландский христианин по имени Колумбан, родившийся в 543 году. Он с огромным рвением откликнулся на идею паломничества: святой исколесил всю континентальную Европу и особенно Францию, стремясь ощутить присутствие Бога в своей жизни. Папа Пий XI отметил вклад Колумбана в осуществление христианской миссии не только во Франции, но также в Германии и Италии: он сделал больше, чем кто-либо из его современников. Странствия Колумбана начались на северо-западе Ирландии, в монастыре аббата Синелла у озера Лох-Эрн (недавно там прошел саммит Большой восьмерки, посвященный в том числе конфликту в Сирии).
История Колумбана показывает, как именно выглядело паломничество. Этот вид духовного миссионерского путешествия (чем-то схожего с путешествиями св. Павла, описанными в Деяниях святых апостолов), скорее всего, позволял первым христианским монахам увидеть языческие религиозные скульптуры и памятники с текстами. Некоторые из статуй, храмов и ритуальных предметов, с которыми они сталкивались, вполне могли быть источниками и напоминаниями для устных сказителей и, возможно, нашли свое место в мифологической традиции. В противном случае трудно объяснить поразительное сходство между британскими и европейскими предметами религиозного культа, относящимися к железному веку и эпохе римского владычества, и элементами, присутствующими в мифологических повествованиях. Путешествия ранних христианских миссионеров, таких как Колумбан, могли создавать так называемые «коридоры времени» – каналы для переноса традиции между позднейшей доисторической и раннесредневековой эпохами.
Каэрлеон – город воистину древний. Он был возведен с великим тщанием римлянами, стены его построены из кирпича. Все еще можно увидеть многие следы его былого величия[20].
Утверждать наличие прямых связей между археологическими свидетельствами дохристианской религии Британии и Галлии с одной стороны и средневековыми кельтскими мифами об Ирландии и Уэльсе с другой – весьма рискованно. Тем не менее странный и сложный мифологический пейзаж кельтского Запада возник в раннесредневековом сознании отнюдь не на пустом месте.
Скорее всего, он основывался на более ранних космологиях, которые отражены и в археологических свидетельствах. Для примера: римский амфитеатр в Каэрлеоне был отождествлен средневековыми мифотворцами с Круглым столом короля Артура. Посредниками, подарившими основания для такого толкования, вероятно, были сказители, которые видели реликвии прошлого или получали информацию от других – тех, кто видел древние руины во время своих путешествий. Работа сказителей – сплетать повествования вокруг ядра реальности. Соблазнительно было бы предположить, что таким образом фрагменты ранних верований и культовых практик были сохранены в мифологических преданиях кельтского Запада, каким бы трансформациям они ни подвергались на долгом пути к письменной фиксации, примеры которой нам известны.
Рис. 18. Св. Брендан и сирена, из немецкого перевода «Плавания св. Брендана», около 1476 года
Рис. 19. Алтарь римского периода (Германия), посвященный Таранукну или Таранису, кельтскому богу грома
Археологические свидетельства римского периода в Галлии и Британии представляют нам яркую и динамичную группу кельтских богов и богинь. Некоторые – такие как Таранис, бог грома, Эпона, богиня лошадей, и триада богинь-матерей – были известны на обширной территории Европы. Другие – такие как богини воды Сулис в Бате на западе Британии, Ковентина в Карраубурге у Адрианова вала и Секвана в Бургундии – были привязаны к одному определенному региону и являлись олицетворением особых священных источников или рек. Таранис был также богом грозы, а еще и солнечным божеством. Его символами были солнечное колесо, орел, дуб и молния, а большая часть его образов, вероятно, вошла в валлийские и ирландские небесные мифы, включая легенду о валлийском герое Ллеу (см. ОРЕЛ И СОВА: ВАЛЛИЙСКИЙ МИФ О ДНЕ И НОЧИ) и ирландском Луге (см. ЛУГ ДЛИННОРУКИЙ: БОГ СВЕТА И ПРАВДЫ). Рассказы о битвах, в которых Луг сражался с темными чудовищами фоморами, судя по всему, содержат следы описания битвы Тараниса с гигантом из потустороннего мира – получеловеком-полузмеем. Точно так же древние богини источников могли стать основой для более поздних ирландских мифов: например, Боанн, богиня великой реки Бойн. Валлийская героиня Рианнон, безусловно, тесно связана с древней галльской богиней лошадей Эпоной. Триада богинь-матерей, чрезвычайно популярная в римской Британии и в Европе, несомненно, вдохновила на создание образа грозных ирландских триад – тройных богинь Морриган (Mórrigna) и трех Бадб (Badbh).
Мифы, монахи, манускрипты
Тот факт, что люди, которые записывали мифы, были монахами, таит в себе загадку. Если бы не труды христианских книжников, кельтские мифы были бы полностью утеряны. С другой стороны, с какой целью монахи фиксировали в рукописях языческие предания? Вполне возможно, они считали своим долгом сохранить устное наследие кельтского мира. Но более вероятно, что они использовали истории про старых богов и сверхъестественных существ, таких как Дагда, Медб, Морриган, Рианнон и Манавидан (главных героев следующих глав), чтобы очернить и высмеять язычество, а потому искажали легенды так, чтобы они не противоречили христианской этике. Например, в Ульстерском цикле и в «Мабиноги» война представляется бессмысленно разрушительной. В большинстве ирландских текстов к влиятельным женщинам относятся безо всякой симпатии, сексуальное поведение героев также получает оценку с позиций догматического христианства. Если мифологические тексты были записаны не клириками, а их учениками, возможно, в интерпретации проявлялась некоторая гибкость и христианская этика проступала не так отчетливо.
Прежде чем продолжить разговор о связи между мифами и христианской литературной традицией, необходимо рассмотреть переход от устного повествования к письменному. В течение длительных периодов времени сказители передавали, адаптировали и развивали основные легенды, чтобы те соответствовали времени и среде, в которой барды их произносили. Так что, возможно, выступая при королевских дворах, они ставили в центр внимания аспекты куртуазной любви и рыцарского соперничества. Камерная обстановка вечером вокруг домашнего очага располагала на создание более оригинальных версий рассказов о причудливых чудовищах и своенравных духах.
Было бы ошибкой предполагать, что мифологическая литература средневековой Ирландии и Уэльса возникла просто в результате формальной записи устных преданий. Хотя ядро этой литературы в значительной степени опирается на услышанные от сказителей легенды, тексты рукописей демонстрируют все признаки целенаправленного литературного построения. Предания были систематизированы и организованы в соответствии с работой писцов. Старинные легенды были насыщены злободневным материалом, приспособлены к новым временам; они открывают и современному читателю многомерную картину жизни на средневековом кельтском Западе.
Попытки установить индивидуальное авторство валлийских и ирландских мифологических текстов были в основном безуспешными. Некоторые ученые утверждают, что четыре ветви «Мабиноги» были произведением Сулиена, епископа Сент-Дэвидса на крайней западной окраине Пембрукшира, или его сына Ригиварха, но никаких веских доказательств их авторства нет. В отличие от ранних фрагментарных средневековых мифических сказаний, языческий элемент в валлийской литературе иногда наполовину скрыт под слоем христианского содержания: например, когда волшебного вепря Турх Труита спрашивают, как он оказался проклятым и обреченным существовать в облике животного, он отвечает, что Бог так изменил его и его последователей из-за их злодеяний. Так что, несмотря на то что валлийская средневековая литература может уходить своими корнями в дохристианские устные предания, валлийские писцы, видимо, демонстрировали языческие основы текстов, не описывая богов и богинь как таковых, но более тонко: они рассказывали о говорящих головах, меняющих свой облик созданиях из иного мира и о волшебных местах.
И Пуилл сел на коня, и когда он сделал это, всадница уже проехала мимо. Он поскакал за нею, пустив коня рысью, и ему уже казалось, что он вот-вот настигнет ее, но она была не ближе к нему, чем раньше[21].
Первая ветвь «Мабиноги» содержит описание волшебницы Рианнон, которая явилась Пуйллу, лорду Ллис-Арберта, в качестве всадницы, когда он сидел на зачарованном холме Горсет Арберт. Со всеми, кто сидел там, происходит нечто чудесное или катастрофическое. Ни он, ни его самые быстрые всадники не могли догнать волшебницу, несмотря на медленный шаг ее коня, но когда Пуйлл в отчаянии окликнул ее, она сразу же остановилась. Рианнон сказала, что ждала, пока он сам заговорит с ней. После короткого периода ухаживания они поженились и родили сына, Придери, которому мать-волшебница завещала свой дар управления лошадьми (см. ПРИДЕРИ И ВАЛЛИЙСКАЯ ГЕРОИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ).
Имя Рианнон происходит от британской богини римского периода по имени Ригантона, «Священная королева», что само по себе уже говорит о присутствии сверхъестественного. Но уже обстоятельства первой встречи Рианнон с Пуйллом говорят о ее божественном происхождении: белый был цветом животных иного мира, а ее способность обогнать самых быстрых коней Пуйлла, хотя сама она ехала медленно, снова показывает: это персонаж из иного мира. Возможно, происхождение мифа о Рианнон связано с культом другой древней богини, которой поклонялись в римский период в Галлии, Британии и в большей части Европы. Ее звали Эпона («Богиня-Лошадь»), а изображали как всадницу верхом на кобыле или сидящей между двумя лошадьми. Памятники с изображением Эпоны, возможно, все еще попадались странствующим монахам в Раннем Средневековье и могли послужить источником вдохновения для истории про Рианнон.