дома на колесах, удовольствовались тем, что осталось. С некоторой долей допущения можно сказать, что каледонское население состояло из местных жителей острова и кельтских иммигрантов. Язык аборигенов был определенно не индоевропейским, а язык поселенцев хоть и принадлежал к P-кельтской ветви, вероятно, отличался от того, на котором говорили бриттские племена.
Сходство между каледонами, известными латинским авторам со II века н. э., и пиктами (picti), которые впервые упоминаются в письменных источниках в конце III века, на данном этапе развития науки уже установлено. Королевство пиктов, созданное к VII веку и прекратившее свое существование в IX веке, сыграло важную роль в формировании исторической Шотландии. Латинское слово «picti» («крашеные, разрисованные»), использовавшееся как определение – так легионеры пренебрежительно называли варваров, украшавших тела и лица боевой раскраской и татуировками, – за четыре столетия, прошедшие с первого знакомства римлян с северными племенами и до появления христианизированного королевства, очевидно, потеряло свой изначальный смысл. Возможно так же, что для латинян звучание слова «picti» напоминало кельтское pretani или preteni и потому показалось более чем подходящим для именования северного островного народа. С другой стороны, нельзя забывать о том, что Цезарь, видевший собственными глазами лишь обитателей Южной Британии, первым упомянул о варварском обычае наносить на тело узоры голубой краской. Вероятнее всего, на территории острова в период римского владычества этот обычай постепенно отмирал и лишь у обитателей северных земель за валом Антонина продолжал существовать. В этом случае название «picti» было вполне оправданно и в конце III века.
Самоназвание пиктов неизвестно. Слово «picti» фигурирует лишь в исторических документах, созданных латинянами, а также английскими и ирландскими христианами, но по мере того, как римское могущество шло на убыль, а ирландцы и англо-саксы усиливали натиск, общественное мнение в Британии, по-видимому, менялось – начиналась переоценка ценностей и ностальгия по старым порядкам, соответственно возрастал престиж латинских имен, названий и титулов. И пикты, таким образом, могли принять латинское слово в качестве национального самоназвания.
В период между походами Агриколы и появлением исторического королевства пиктов этот влиятельный народ Центральной Каледонии имел достаточно сил и средств, чтобы двинуться на север и подчинить себе прибрежную археологическую провинцию домов на колесах. Рыбаки и мореходы, обитавшие в тех краях, не внесли никакого вклада в историю Европы, но для нас важно, что оркады (orcades) были определенно кельтским племенем, а их острова до сих пор называются Оркадскими. Слова Орозия об этом народе можно истолковать так, что они поклялись в верности Клавдию, а Тацит сообщает об их сотрудничестве с флотом Агриколы. Такую дружбу с римлянами можно объяснить лишь желанием оркадов обрести поддержку в противостоянии внешней угрозе со стороны воинственных соседей, а угроза в данном случае исходила от каледонов. Сведения о языке обитателей прибрежной провинции достаточно скудны и сохранились лишь благодаря ирландцам и скандинавам, позднее оккупировавшим эти земли. Личные имена несут кельтские элементы, скорее всего бриттского типа, но, опять же, наравне с языком завоевателей в те времена мог существовать и более древний язык местного населения.
Скотты. Далее несколько слов следует сказать об ирландских поселенцах и налетчиках в Северной Британии. Римские провинции вместе с пиктами и, чуть позже, с саксами опустошали скотты (scotti), чье имя впервые было записано в IV веке. Само слово «scotti» можно соотнести с ирландским глаголом, означающим «совершать набег», «грабить». Таким образом, это было не самоназвание племени, а определение для отрядов искателей приключений, и в результате их частых нападений латинское название Scotia получила Ирландия, откуда прибывали разбойники, а не ранее XI века оно перешло к основанному скоттами королевству в Северной Британии.
Время шло, и, вместо того чтобы опустошать чужие земли, ирландские мигранты начали создавать свои поселения. Так в Аргайле и на ближних островах к V веку возникло королевство Дал Риада (Dal Riada). Его основатели принадлежали к ветви королевского рода Дал Риада из Северо-Восточной Ирландии, и благодаря им не раньше IV–V веков в Северной Британии прижился гэльский язык. Династический союз скоттского (далриадского) и пиктского королевских домов примерно в 843 году обусловил широкое распространение к северу от Чевиотских гор кельтской традиции ирландского толка. Бриттоговорящее население, однако, продолжало существовать, и такие бриттские королевства, как Стратклайд и Регед, были достаточно сильны в VI веке, но в конце концов эта кельтская ветвь на севере все же отмерла, сломленная скоттами, чьим языком был гэльский, и англами, начавшими экспансию из Нортумбрии. Это послужило причиной двойственности наследия скоттов: гэлоговорящий север Шотландии и англоговорящий юг.
Исторические корни бретонцев. Есть еще один достойный упоминания пример миграции кельтого-ворящего населения, на этот раз из Британии. Бритты, обитавшие на южном и юго-западном побережье острова, переправились через пролив и высадились в галло-римской провинции Арморика, с тех пор за этими землями закрепилось новое название Бретань (ср.: Bretagne (фр.), Brittany (англ.) и britons – бритты (англ.). Современные исследования в области истории и языка этих мигрантов показали, что переселение началось в середине V века, закончилось в начале VII века и включало в себя две основные фазы. Мигранты первой волны, прошедшей в начале указанного периода, покинули южное побережье Британии, напуганные бесчинствами саксов на землях к западу от острова Уайт. Вторая, более масштабная, волна в середине VI века увлекла на континент жителей Девона и Корнуолла – они спасались от воинов из Уэссекса, развернувших экспансию на берега западных морей.
С точки зрения преемственности кельтской традиции бриттские поселения в Арморике внесли вклад лишь в сохранение языка. Эти люди долгое время жили под властью римлян в Британии, а на континенте продолжили существовать в обществе с теми же политическими институтами, где кельтский уклад давно уступил место римскому.
Происхождение слова «gael». Последние существенные изменения в островной кельтской номенклатуре связаны с появлением таких слов, как «gael» («гэл») и «gaelic» («гэльский»). Это англизированные варианты названий, которые долгое время использовались для обозначения ирландского народа и языка, и возникает вопрос, каким образом они пришли на смену известному исстари имени острова – Eire. Древние erainn (эрины), а также племена ulad, connachta, lagin, давшие названия провинциям Улад, Коннахт и Лагин, впоследствии ставшим Ульстером (Ulster), Коннахтом (Connaught) и Лейнстером (Leinster), имели разное происхождение, место обитания и социальный статус на острове. Лишь в процессе дальнейшей эволюции возникла необходимость в общем названии всего народа Ирландии, но появившееся в конце VII века слово «goidel» (гойделы) обусловлено вовсе не политическим воссоединением племен – враждовавшие в те времена династии были далеки от этой мысли.
Наиболее правдоподобной представляется этимологическая связь слова «goidel» с валлийским названием Ирландии – Gwyddel. Мы уже говорили о том, что название местности Gwynedd (Гвинед) в Северном Уэльсе происходит от названия ирландских поселенцев, именовавшихся у себя на родине feni (фении). Созвучное слово «Gwyddel» могло попасть в Ирландию и освоиться в языке в фонетически измененном варианте – Goidel. Каким образом это произошло? По всей видимости, благодаря прибытию на остров в V–VI веках христианских миссионеров из Северного Уэльса, где в те времена было в ходу название Gwyddel, а под мирным правлением «сыновей Кунедды» строились романо-бриттские церкви и процветало христианство. Ничего удивительного, что крещеные ирландцы приняли название «гойделы» перед лицом церкви, начиная новую, христианскую, жизнь.
Однако истинную политическую и общенациональную значимость слово «гойделы» приобрело очень нескоро. Возможно, в какой-то степени его широкому распространению способствовало нашествие викингов в конце VIII века, но более важным фактором примерно в то же время стало искусственное воссоздание истории Ирландии по латинскому канону и появление вымышленной фигуры праотца всех ирландцев Гойдела Гласа. Ирландские церковники состряпали для Ирландии свою историческую схему, позднее нечто в том же духе Орозий выдумал для иудеев и других древних народов. Этот процесс начался, вероятно, в VII веке, и название «гойделы» замелькало в переписанных народных сказаниях и генеалогиях королевских родов.
Терминологическая путаница сохранилась до наших дней, усугубленная учеными, которые использовали слово «гойделы» в филологическом значении «говорящие на языке Q-кельтской ветви» и противопоставляли его «уладам» и «эринам», чье наречие, по их мнению, в корне отличалось. Нельзя забывать и о том, что гойделы в понимании первых ирландских церковников не имели ничего общего с фениями. Слово «feni» изначально было названием древнего населения Ирландии, чье политическое превосходство, по крайней мере в центральной части острова, было весьма ощутимо в период, непосредственно предшествовавший началу христианизации. Однако оно потеряло первоначальный смысл, став родовым именем многих династий, а впоследствии вошло в правовые трактаты как обозначение сословия землевладельцев или свободных людей, имевших право присутствовать на всеобщих собраниях.
Понятия «гойделы» и «фении», таким образом, никогда не отождествлялись, но в формировании ирландского языка именно фении сыграли важную роль. Впрочем, это сложный вопрос, требующий длительного обсуждения и к тому же не связанный напрямую с темой данной главы, призванной наметить в общих чертах линию преемственности кельтской традиции в Европе. Скажем лишь, что ирландский язык в современном понимании, то есть гэльский (goidelg: gaedhilge), был не единственным в древней Ирландии. Не будем пускаться в рассуждения о том, почему гойдельский язык стал общенациональным, обусловлено ли это его популярностью у определенных слоев общества или количественным превосходством говоривших на нем ирландцев, но нельзя не отметить его успех и широкое распространение в Ирландии и Шотландии, по сравнению с полным провалом в Южном Уэльсе, где ирландские колонисты быстро забыли родной язык, обогатив при этом бриттский элементами своей литературной традиции.