Теория Роберта Бреннера об истоках и природе раннего развития сельского хозяйства в Британии основывается на теориях о капитализме, обеспечивающем полезную инфраструктуру (Aston and Philpin 1987; Brenner 1976; Pamuk 2007). Он считал, что капиталистическое фермерское хозяйство возникло в результате классовой борьбы позднего Средневековья. В Британии феодальной элитой стали землевладельцы с прочными имущественными правами, которым принадлежали обширные территории. В то же время исчезли все остатки средневекового подневольного труда, при котором крепостной был обязан работать на господской земле. Рынки заменили традиционные и командные отношения. Землевладельцы конкурировали между собой за привлечение арендаторов для возделывания своей земли, а арендаторы, в зависимости от рынка, конкурировали за доступ к земле. Развился, особенно для молодых взрослых людей, регулярный рынок наемного сельскохозяйственного труда. Те фермеры, которые повысили производительность, были способны предложить более высокую арендную плату, нанять рабочую силу и увеличить размер своей деятельности, а менее успешные фермеры постепенно становились наемными работниками без возможности остаться семейными рабочими на условиях традиционной аренды.
Напротив, почти по всей Западной Европе, особенно во Франции и в Западной Германии, перемены позднего Средневековья освободили несвободный труд, но не смогли дать элитам четкие права собственности. Вместо этого непосредственные производители сельскохозяйственной продукции получили контроль над землей своих семейных наделов, откуда их можно было удалить только с большими сложностями. Элиты интегрировались в государственные институты и извлекали ресурсы с помощью налогообложения. Стимулы к увеличению производительности были намного слабее, чем в Англии. Землевладельцы имели мало возможностей по отбору успешных арендаторов для увеличения поступлений ренты. Менее успешные фермеры не зависели от рынка аренды для доступа к земле. Поэтому успешным фермерам было намного труднее получить более крупные участки, а для менее производительных крестьян вероятность быть вытесненными в категорию наемных работников была значительно ниже. Традиционные отношения оставались сильны, и семейные работники имели тенденцию оставаться на сельскохозяйственных наделах, когда маржинальный продукт падал ниже оплаты труда во всей экономике, так как у них был доступ к доле дохода с семейного надела.
Определение сроков доминирования капиталистического сельского хозяйства и его отношения к повышению производительности требует некоторого обсуждения. Лучшим задокументированным свидетельством эволюции сельскохозяйственной структуры является исследование южного Мидленда, проведенное Р. Алленом (Allen 1992, 1999). Он показывает, что наиболее впечатляющие успехи в производительности сельского хозяйства произошли между 1600 и 1750 годами. Хотя он утверждает, что эти успехи были достигнуты в отношении продукции семейных ферм, собранные им свидетельства демонстрируют важность капиталистического сельского хозяйства. Он определяет три категории ферм: крестьянские фермы размером менее 60 акров, опирающиеся на семейный труд, капиталистические фермы размером более 100 акров, где доминировал наемный труд, и завершал классификацию переходный тип ферм. В южном Мидленде в начале XVII века огораживания занимали 17,5 % всей земли, и 90 % от этого количества приходилось на фермы размером более ста акров (хотя большинство этих ферм были очень большими и могли сдаваться в субаренду). В деревнях со свободными полями земля была почти равномерно распределена между тремя названными классами ферм. В общей сложности фермы размером более ста акров занимали немногим более 40 % всей земли, а другие классы — менее 30 % каждый. К началу XVIII века доля огороженной земли почти удвоилась, и она стала занимать около трети общей площади. Преобладание больших ферм на огороженной земле несколько уменьшилось, но она по-прежнему занимала почти три четверти этой земли. Большие фермы получили больше земель вокруг деревень со свободными полями и заняли там более половины территории. В целом в южном Мидленде около 1700 года большие фермы занимали порядка 60 % земли. Фермы среднего размера, которые нанимали работников на постоянной основе, занимали около 20 % земли. Крестьянские семьи, которые вели хозяйство по французской модели, где решающим фактором в отношении использования труда было крестьянское наследие, а не рынок труда, занимали оставшиеся 20 % земли (Allen 1992: 31, 73).
Недавно Ли Шоу-Тейлор исследовал выводы Аллена. Он подтвердил, что данные из южного Мидленда выглядят показательными для Центральной Англии, хотя их нельзя распространить на всю Англию. Он также обнаружил, что капиталистическое сельское хозяйство достигло и меньших по размеру ферм, чем предполагал Аллен. Большинство ферм размером от 20 до 30 акров в Бакингемшире по сведениям кадастра 1851 года нанимали как минимум одного работника-мужчину к 31 марта, в период затишья в сельскохозяйственном календаре (Shaw-Taylor 2005). Он установил, что «в 1700 году маломасштабный капитализм доминировал на юго-востоке, где три четверти взрослой мужской рабочей силы относилось к пролетариату» (Shaw-Taylor 2012: 57).
Возможно, выглядит странным, что капиталистическое сельское хозяйство так сильно распространилось в Англии, потому что феодальное вотчинное хозяйствование раннего Средневековья (XI и XII веков), при котором элиты обладали нерыночными правами на труд сельского населения, укоренилось очень сильно. Напротив, в Нижних Землях, где также возникли капиталистическое сельское хозяйство и высокая производительность, вотчинное хозяйствование никогда не было сильным. Производительное сельское хозяйство в обеих частях экономики Северного моря возникло в связи с хорошо организованными рынками факторов производства (земли, труда и капитала). Товарные рынки в крестьянских экономиках являются обычным явлением и развивались в большинстве частей средневековой Европы. Рынки временного труда также обычны, но рынки труда, возникшие в экономиках Северного моря и игравшие первостепенную роль в распределении трудовых ресурсов, совершенно уникальны.
Трудно проследить факторы, лежащие в основе развития рынка труда, но, видимо, оно связано с другой необычной чертой Северо-Западной Европы — раннего возникновения европейской схемы брака, в которой молодожены создают новое домохозяйство, независимое от прошлого поколения. Брачный союз образовывался по взаимному согласию, а невесты были намного старше, чем было характерно для других сообществ. В Англии в конце XVI века невестам обычно было около двадцати пяти лет, а женихам на два или три года больше. Во всех других местах браки обычно организовывались родителями, а новые пары интегрировались в семьи предыдущего поколения, и невесты-подростки обычно выходили замуж за существенно более взрослых мужчин. В Англии позднего Средневековья и в Нижних Землях молодые мужчины и женщины оставляли родительский дом в подростковом возрасте для работы по найму, обычно в сельском хозяйстве. Они копили средства примерно десять лет и основывали независимое домохозяйство при женитьбе. Рынок труда получил хорошую организацию с участием молодых мужчин и женщин, составлявших большинство его участников. Время возникновения и распространенность этого рынка точно не определены. Кристофер Дайер предполагал, что в XIV, XV и XVI веках в Англии лишь менее половины населения участвовало в рынке труда (возможно, больше в самых коммерциализированных областях юговостока) (Dyer 2005: 218–220). Предполагается, что в самых развитых частях Нижних Земель до 60 % населения зависело от наемного труда (de Moor and van Zanden 2010; van Zanden 2009).
Рынки продажи и аренды земли также развились в Европе позднего Средневековья, сначала в Италии, а затем в экономиках Северного моря (хотя в Англии сильные вотчинные традиции несколько замедлили их возникновение). Современная конкурентная система аренды развилась в некоторых частях Нижних Земель в XIV и XV веках и, возможно, веком позже в Англии (van Bavel 2008).
Раннее перемещение трудовых ресурсов к производству
Значительная доля рабочей силы Англии была занята в производстве задолго до промышленной революции. Первопроходческие количественные оценки Дин и Коула в значительной мере основываются в качестве отправной точки на социальных таблицах, составленных около 1690 года Грегори Кингом. Они ориентировочно заключили, что в сельском хозяйстве было занято от 60 до 80 % рабочей силы (Deane and Cole 1967: 137). Предоставив незаменимую отправную точку, Кинг рисует обманчивую картину:
«Англия состоит из Лондона и обширного, бедного сельскохозяйственного захолустья <…> Англия и Уэльс были почти наверняка более промышленными и торговыми, чем мы считали раньше, исходя из его данных» (Lindert 1980: 707).
Питер Линдерт и Джеффри Уильямсон изменили это представление (Lindert 1980; Lindert and Williamson 1982, 1983), предположив, что во времена Кинга 56 % рабочей силы было в первичном секторе (сельское хозяйство), 18 % во вторичном (производство), а 26 % — в третичном (услуги). В соответствии с этой картиной Британия по-прежнему была в значительной степени сельскохозяйственной экономикой (Crafts 1985).
Группа Кембриджского университета по истории народонаселения и социальной структуры (Shaw-Taylor et al. 2010) в настоящее время ведет переоценку профессиональной структуры XVIII века на основе информации большого числа записей о крещении. Их предварительные итоги показывают, что значительно меньшее число английских мужчин работало в сельском хозяйстве и значительно большее — в производстве, даже по сравнению с предположениями работы Линдерта и Уильямсона. Новые оценки для 1710 года показывают, что в сельском хозяйстве и горном деле было занято около 43 % работающего мужского населения, а в промышленности было занято 39 %. В течение следующего столетия доля рабочей силы в сельском хозяйстве сократилась лишь незначительно, до 39 %, а вторичный сектор возрос только до 42 %. Эти результаты значительно усиливают вывод о том, что в начале XVIII века Британия уже далеко прошла по пути преобразования в современную экономику.