Краткие памфлеты и пространные трактаты о торговле, написанные в эпоху меркантилизма, не ограничивались рассуждениями на вышеперечисленные темы. Однако в них присутствовала одна критически важная и знаковая черта, а именно усиление власти государства, которое было жизненно необходимо для ведения войн, но имело также и фундаментальное значение для гарантий поддержки, бдительности и прямой интервенции в экономическую жизнь.
В том же ключе, развитие инициатив, которые обеспечили бы поддержание и преумножение накопленного богатства в форме запаса слитков, было важнейшим условием укрепления власти государства, и, таким образом, центральным элементом мотивации для экономических трудов, написанных в большинстве европейских стран во вторую половину XVII на протяжении всего XVIII века. Несмотря на сходство основных положений, важные несоответствия в направленности рассуждений прослеживаются в работах английских (Малинс, Мисселден, Мун, Чайльд и Норс), французских (Боден, Лафферма, Мон-кретьен и Кольбер), итальянских (Серра и Ботеро) и испанских (Ортис, Селлориго, Монкада и арбитристы) авторов. Имелось значительное поле для расхождений между самыми интервенционистскими взглядами и теми, которые были мотивированы одной лишь необходимостью регулировать международную торговлю. Во многих случаях приоритет, отдававшийся накоплению слитков, был главной осью, проходившей через аргументы нескольких авторов. Однако для других самым важным было развитие инструментов, которые делали возможным существование благоприятного торгового баланса, как для конкретных торговцев, так и для совокупного национального уровня в целом, и это должно было достигаться посредством политики, устанавливавшей стимулы для притока слитков[94].
Приоритет получения золота и серебра самым серьезным образом был воспринят странами, не имевшими собственных месторождений, и именно по этой причине богатство, накопленное в торговом балансе, представляло собой возросший потенциал распределения производительных ресурсов, а также размещения производственной продукции на внешних рынках. Внимание к деталям в коммерческой статистике, которое прослеживается в памфлетах и других работах меркантилистов, указывает на важность той роли, какую играла торговля в удовлетворении росшего и хорошо диверсифицированного спроса на товары и услуги в главных торговых зонах Европы.
Меркантилисты писали о широком круге предметов, которые вызывали непрерывные экономические исследования. Правители и торговцы требовали и заказывали отчеты и консультации по таким вопросам, как положение их торговых компаний, регулирование страховых рынков, обоснование легитимности банковских и финансовых транзакций, реализация законов о помощи беднякам, потолки процентных ставок на долговых рынках, ограничения и запреты на импорт производственной продукции и экспорт сырья, установление высоких пошлин на предметы роскоши, защита молодых отраслей, предоставление привилегий в производстве и торговле, а также особые ограничения, применявшиеся к колониальной продукции и ее повторный экспорт. Наследие авторов, внесших наибольший вклад в этот внушительный корпус экономической литературы, безусловно мотивированное частными интересами, но поставленное в соответствующие рамки для обсуждения надлежащих политических кур — сов, стоявших за развитием все более капитализирующегося коммерческого общества, указывает на важную роль таких произведений в разработке экономической политики, почти всегда направленной на решение практических задач в конкретных обстоятельствах.
Деньги и капитал
Всем известная одержимость меркантилистов идеей накопления ценных металлов, которое понималось как явный символ государственной силы и власти, дала поздним критикам повод для высмеивания неустойчивости концепции богатства, основанной на одном лишь металле. И все же, даже если многие меркантилисты и в самом деле были прельщены столь символической репрезентацией, важно подчеркнуть то, как они говорили о роли ценных металлов в качестве средства циркуляции и обмена, единицы счета и хранения ценности. Полное понимание роли и функции денег имел Джон Локк как один из их главных интерпретаторов (Locke 1989). Но и другие авторы до него излагали или описывали свойства ценных металлов как экстренного резерва для государственной казны или как основы для капитальных вложений.
Что касается пионеров в аналитических исследованиях денежных тем, особо стоит отметить авторов Саламанкской школы второй половины XVI века. Аспикуэльта, Сото, Меркадо, Молина и другие учителя церкви внесли свой вклад в основание школы мысли вместе со своими учениками в университетах Саламанки (Испания) и Коимбры (Португалия). Их целью было объяснение наблюдаемого роста цен, происходившего в тот период на Иберийском полуострове, а также в других областях Европы. Общепринятая точка зрения, часто звучавшая в то время, предполагала, что объяснение заключалось в новых потребностях, которые возникли благодаря коммерческой и морской экспансии — этот аргумент излагался в работах Жана Бодена в 1570-е годы. Инновация, представленная авторами доктрины Саламанкской школы, состояла в понимании того, что рост цен был обусловлен обесценением монет, что, в свою очередь, объяснялось существенным увеличением объемов их производства и обращения вслед за открытием почти бездонных серебряных месторождений в испанской Америке. Иными словами, для авторов Саламанкской школы взрывной рост цен был в первую очередь вызван увеличением предложения ценных металлов, фундаментальным входящим фактором в производстве денег. Следовательно, начала обретать форму формулировка одного из старейших аналитических инструментов в экономике: зачаточный вариант количественной теории денег через непосредственное осознание уравнения обмена MV = PT, аналитического тождества, связывающего предложение денег (M) с уровнем цен (P) при условии, что скорость обращения (V) и количество транзакций (T) считаются постоянными.
Следствия из принятия существования стабильного соотношения между количеством денег и уровнем цен заставляют сомневаться в некоторых базовых допущениях меркантилистов, а именно относящихся к возможности постоянного превосходства и гегемонии одной нации над остальными. По сути, существование международной торговли (пусть даже на условиях протекционизма) заставляет нас рассмотреть следующую логическую последовательность: если в данной стране количество денег в обращении небольшое или внезапно уменьшается, то уровень цен будет низким, и, следовательно, внешний спрос вырастет, что увеличит экспорт и приведет к поступлению денег в страну. Этот приток вызовет внутренний рост цен, что в конечном итоге уменьшит рост экспорта до тех пор, пока не установится равновесие между страной и ее торговыми партнерами. В этом заключается смысл знаменитого механизма цен и денежных потоков, описывающего международное торговое равновесие и делает невозможным достижение меркантилистской цели постоянного благоприятного торгового баланса (Cantil-lon 1755; Hume 1985). В формулировке Дэвида Юма:
представляется, что в человеческих делах имеется счастливое стечение обстоятельств, которое препятствует росту торговли и богатства и не дает им заключаться в пределах лишь одного народа; как сначала можно было бы опасаться исходя из продвижения развитой торговли (Hume 1985: 283).
Еще одним важным следствием из этого механизма является демонстрация ненейтральности денег в краткосрочной перспективе, так как приток золота и серебра может быть использован самыми трудолюбивыми народами, тем самым создавая продуктивные инвестиции, которые приведут к росту богатства, предвосхищая влияние роста цен. В этом и многих других случаях Кантильон и Юм продемонстрировали аналитический потенциал более утонченного понимания роли денег в рыночной экономике, чем позже показали Адам Смит и экономисты-классики.
В рамках анализа проблемы скорости (или легкости) обращения денег вопросы, позже вызывавшие беспокойство у Адама Смита в связи с эмиссией бумажных денег, активно обсуждались такими авторами, как Пьер де Буагильбер и Исаак де Пинто. Последний в самом деле развил связный аргумент в пользу роли обращения денег в данной экономике, которая в его работе означает не только стимул для массового потребления, но и ускорение денежных схем и простоту доступа к платежным средствам (de Pinto 1771). Иными словами, запас капитала в обращении сильно зависел от доступности денежных агрегатов и, следовательно, расширение экономического и финансового секторов требовало стабильного наращивания денежной базы.
Пинто был также увлеченным последователем епископа Джорджа Беркли; оба они подчеркивали роль системы национального долга и публичного кредита, установившейся в Англии в середине XVIII века[95]. Благодаря современности своих финансовых институтов и инструментов после создания Банка Англии в 1690 году Англии удалось достигнуть такого уровня процветания и развития, по которому с ней не могли сравниться другие, более населенные страны с более обширными ресурсами. Согласно Беркли и, вслед за ним, Пинто, такой успех был обусловлен системой привлечения британской короной займов у частных лиц и гарантируемому таким образом дополнительному финансированию. Хотя Пинто не мог выразить этого в таких терминах, в его доводах следует отметить, что мелкие и крупные инвесторы, одалживавшие деньги государству в обмен на ценные бумаги, которые могли покупаться и продаваться и на которые начислялись проценты, вступали в своего рода подразумеваемый контракт, по которому экономические и финансовые дивиденды добавлялись к преимуществам политической стабильности, к выгоде обеих сторон.
Эта зрелость в размышлениях о финансовых вопросах имеет исключительный характер. Несмотря на эти рассуждения, вторая половина XVII и первая половина XVIII века были богаты на события дестабилизации финансовых рынков (тюльпаномания, «пузырь Южных морей», система Миссисипи, и т. п.). Джон Ло вдохновил новаторские финансовые и банковские эксперименты, хотя его «блестящие, но мечтательские идеи», как их охарактеризовал Адам Смит, не имели успеха. Тем не менее проницательным взглядом на то, как могла бы успешно функционировать и процветать международная монетарная система без использования металлических денег, он поистине гениально предвосхитил современную роль денег и денежную политику в соответствии с нуждами расширившейся и ставшей глобальной экономики (Murphy 1997). Система Ло подверглась жестокой критике и опровержениям, почти всегда в моральном аспекте. Это отношение также было показательным для одной из характерных черт развивавшегося капитализма. Современный ему автор, рассуждая о моральных вопросах в связи с инвестициями, при этом хорошо разбираясь в работе амстердамского фондового рынка, признал свою озадаченность перед лицом действий, которые превращали сцену финансовых операций в истинную