Политическая экономия не может быть понята без своего двойника — без политических решений. Наука, которая стремится объяснить функционирование экономических реалий с помощью повсеместно действующих теоретических принципов, не может существовать или доказать свою полезность без применения мер, которые необходимы для адаптации и трансформации этих реалий к восприятию и целям творцов политики.
Наука пропорций
Согласие между классическими экономистами по вопросу экономического анализа и политики вовсе не было полным (Robbins 1978). Одним из самых интересных примеров разногласий и расхождений в то время была дискуссия о возможности перепроизводства и общего затоваривания, противопоставившей Мальтуса Рикардо Жан-Батисту Сэю. Спор шел о том, принимать ли преимущество баланса между совокупным предложением и спросом при условии, которое Сэй прославил своим loi des debouches («продукция оплачивается продукцией», позднее оно было упрощено и сведено к формулировке «предложение создает свой собственный спрос»). В этом теоретическом споре стоит разобраться более внимательно.
Когда Ж.-Б. Сэй впервые представил свои идеи в цельной совокупности (1803), уже существовал благоприятный фон для дискуссий, обычно вращавшихся вокруг пределов роста объемов производства и невозможности реализации совокупного объема выработки на рынке. Главный аргумент Сэя, который также высказывал и Джеймс Милль, возник из оппозиции взглядам, подвергавшим сомнению эффективность способности рынка к саморегулированию, и может быть выражен следующим образом: производство определенного количества продукции спонтанно и неизбежно порождает покупательную способность равного объема и, следовательно, ведет к такому же спросу на другие продукты; субъекты экономической деятельности заинтересованы только в продаже своих товаров и услуг, потому что они желают купить другие товары и услуги, так что совокупное количество предложения равно совокупному количеству спроса; производители выставляют свою продукцию на рынок, так как они понимают, что это является исходным условием для равного потребления других продуктов.
Согласно этому аргументу общий спрос определяется общим количеством предложенных и проданных товаров, при условии эффективного исполнения предпринимательской функции. Таким образом, совокупное предложение и совокупный спрос уравновешены, а это означает, что общее затоваривание или спад торговли из-за перепроизводства возникнуть не могут. Торговые кризисы, вызванные частичным перепроизводством, могут носить только временный характер или могут затронуть только конкретный экономический сектор, а рыночные силы всегда будут успешно направлять глобальную экономику к новому равновесному состоянию. Следуя такому ходу рассуждений, стоит отметить, что Сэй не был заинтересован в выдвижении денежной интерпретации спадов в торговле или решения для них, поскольку он недвусмысленно отрицал любую возможность того, что избыточное предложение продуктов может быть следствием избыточного спроса на деньги.
Таким образом, Сэй создал оптимистическую перспективу в отношении возможностей экономического роста, в значительной степени оспаривая мнения некоторых ведущих экономистов того времени. Такие авторы, как Лодердейл, Сисмонди и Мальтус настаивали на том, что симптомы перепроизводства, явно ощущавшиеся в тех экономиках, которые недавно претерпели глубокие изменения в своей промышленной структуре, не могут ни игнорироваться, ни просто рассматриваться как временные, преходящие признаки несовершенства рынка или сбоев в его координации.
Способность экономики удерживать баланс между совокупным предложением и спросом была основным вопросом, вытекающим из противоречия между позициями Сэя и теоретиков аргумента о недостаточном потреблении. В случае Мальтуса, в своем широко известном критическом разборе он утверждает, что общее затоваривание может произойти на самом деле из-за недостаточного уровня эффективного спроса, то есть спроса на продукцию, необходимого для поглощения совокупного объема производства, а также для поддержания его устойчивого роста (Malthus 1951; Мальтус 1868). В соответствии со взглядами Мальтуса доход, созданный при производстве, не полностью тратится на приобретение новых товаров; следовательно, необходимо стимулировать непроизводственное потребление, чтобы ликвидировать разрыв между эффективным спросом и совокупным предложением. На классах с высокими доходами должна лежать ответственность не только за поощрение обильных трат для увеличения уровня эффективного спроса, но также за обуздание экономических сил, которые определяют долговременный экономический и демографический рост, так как непроизводственное потребление означало бы уменьшение объемов инвестирования в производство.
Критика Мальтусом закона рынков и идеи об отсутствии возможности общего затоваривания, вызываемого перепроизводством, была опровергнута Жан-Батистом Сэем вскоре после публикации «Принципов» Мальтуса (Say 1996; Сэй 2000). В своих письмах, адресованных Мальтусу, Сэй развивает доводы в пользу возможности долговременного экономического роста, который будет необходимым результатом выполнения следующих условий: более эффективное размещение имеющихся и потенциальных ресурсов; увеличение производительности и технологический прогресс; интенсификация открытых торговых связей между государствами.
Вне зависимости от теоретических соображений, касающихся возникновения затоваривания, этот спор привел также Мальтуса и Сисмонди, помимо прочих, к более широким соображениям о верности предположительно универсальных законов и принципов. По их мнению, чрезмерным обобщениям могли быть противопоставлены эмпирические сведения, которые демонстрировали банкротство некоторых принципов политической экономии. Прежде всего, они оспаривали принятие рекомендаций политической экономии, которые могли подчеркивать различия в уровнях развития экономики государств. В этом смысле они считали, что политическая экономия должна рассматриваться как «наука пропорций», с осторожностью применяемая в соответствии с наблюдениями за конкретными событиями и без претензий на достижение абсолютных истин.
Этот взгляд был широко представлен в американской протекционистской литературе начала XIX века (а именно в работах и политических действиях Франклина, Гамильтона и Кэри) и впоследствии оказал заметное влияние на формирование национальной системы политической экономии Фридриха Листа, которая вдохновила развитие экономического роста в немецких государствах начиная с 1840-х годов. В соответствии с таким подходом политическая экономия должна была стимулировать экономическую политику, прежде всего через тарифы и защиту молодых отраслей промышленности, к внесению вклада в развитие национальной экономики (Tribe 1995).
Помимо дисбаланса в государственных экономиках, возникли и другие области напряжения в результате негативных последствий и искажений, вызванных подъемом капитализма, что, по мнению его критиков, создало большее, чем когда бы то ни было, социальное неравенство. Рост передовых капиталистических экономик не принес пользу различным социальным группам в равной степени, при этом совершенно очевидным было различие в доступе к собственности и в распределении созданного богатства. Материальный и экономический прогресс не сопровождался параллельным социальным и моральным прогрессом. Помимо живых описаний унизительных жизненных условий трудовых классов, европейские литературные и политические круги были шокированы выявленной иррациональностью этой системы и призывами к осуществлению утопических проектов, в которых предполагалось опробовать альтернативные модели экономической и социальной организации. Капитализм начал создавать политические последствия, угрожавшие его целостности, еще до того, как утвердился в качестве системы (Winch 2009).
Отречение и реформа
Чудеса промышленного роста не могли скрыть низкого уровня жизни городского трудового класса. Ситуация усугублялась рынком труда, на котором часто с выгодой использовался женский и детский труд. Безработица, спровоцированная использованием машин, бросала вызов буржуазным представлениям о человеческом достоинстве. Мирная мобилизация пролетариата, мотивация которого часто состояла в том, что ему было нечего терять, была одним из ингредиентов в эту эпоху революций.
Среди политических экономистов мы видим резко расходившиеся взгляды. Модель Рикардо имела большой аналитический потенциал, но социальные предубеждения Мальтуса смещали центр внимания в другие аспекты дискуссии. Оба верили в достоинства существовавшей экономической и социальной организации и оба возражали тем, кто искал альтернативные рецепты для жизни в обществе. Но возобновление напряженности и восстаний показало, что в социальной и экономической организации существовали моральные критерии, которые заставляли других думать о иных социальных моделях.
В целом большинство авторов, которые во второй четверти XIX века начали рассматривать капиталистическую экономию с другой стороны баррикад, были воспитаны в духе и букве индивидуалистической и либеральной политической экономии Смита, Бентама и Рикардо. Наиболее характерную смену убеждений произвел Сисмонди (Sismondi 1971; Сисмонди 1935).
Еще одним автором, воспитанным в классической традиции, был Джон Стюарт Милль, который, хотя и оставался верным принципам и законам политической экономии в применении к производству и распределению богатства, рьяно отвергал философские принципы утилитаризма и серьезно оспаривал традиционные рикардианские взгляды на последствия стационарного состояния экономики, рассматриваемые с точки зрения прогресса человечества. Милль верил в систему, в которой стремление достичь индивидуального усовершенствования было главной движущей силой. Основания системы могли быть поставлены под сомнение, но Милль верил в решение путем реформ, которые будут последовательно поддерживать социальную справедливость и смягчать ситуации неоправданного неравенства.