Без этих нововведений было бы невозможно построить устойчивую сеть для перевозки тысяч амфор (которые в конце классического периода обычно умещались на корабль уже в количестве 3000 штук), тысяч тонн зерна и других разнообразных товаров, которые перевозились путем прямой морской навигации в открытом море в различные очень далекие порты Средиземноморья (Arnaud 2011; Wilson 2011a). Это действительно имело огромное значение для процесса международного разделения труда и роста в мире греческих городов и эллинистических царств.
Еще одним сектором, где наблюдались впечатляющие нововведения, была энергетика: здесь появилась водяная мельница (Wikander 2008). Это изобретение III века до н. э. получило значительно более широкое развитие в Античности, чем ранее предполагалось (Wilson 2002). Впервые стало возможно, благодаря сложному соединению колес и шестеренок, преобразовать энергию текущей воды и использовать ее для конкретной цели, сначала для помола зерна с помощью вращательного движения. Теперь определенно известно, что эта новая технология была быстро воспринята. Следующий шаг был сделан в период Римской империи, когда соединение шатуна с кривошипом позволило преобразовать вращательное движение водяного колеса в возвратно-поступательное движение. Этот принцип был положен в основу водяной пилорамы в Иераполисе (первая половина III века) — нововведения, которое позже было зафиксировано в различных частях Римской империи, особенно в применении к распилу камня (Ritti, Grewe, and Kessener 2007). Общепризнана связь современной капиталистической системы со способностью овладевать технологиями использования разнообразных источников энергии, что является ключевым фактором устойчивого роста. Поразительно, что первая действующая система преобразования энергии была изобретена и широко использовалась древними греками.
Общеизвестно, однако, что, несмотря на все свое значение, водяная мельница не была «универсальным» источником энергии. Это означает, что, несмотря на свое колоссальное значение, она повлияла лишь на ограниченные сегменты производственного процесса. Например, в производстве зерна энергия воды имела решающее значение только для процесса помола зерна, но, конечно же, не оказала решительно никакого влияния на собственно производство зерна (Zelener 2006). Только «универсальные» источники энергии Нового времени принесли революцию в каждый сегмент этого производственного процесса. Это побуждает нас переосмыслить успехи, но также и ограничения, свойственные нововведениям времен Античности.
Традиционно считалось, что рабство было важным фактором, ограничивавшим технологический прогресс (Michell 1940: 167–168). Дешевая рабская рабочая сила (как утверждалось) должна была подавлять стремление к технологическому прогрессу. Эта позиция формулировалась в то время, когда предполагалось, что в Античности не происходило ни роста, ни технологического прогресса — т. е. существовало два мнения, сейчас полностью опровергнутых. Что требует объяснения сегодня, это то, каким образом сравнительно значимый прогресс мог идти бок о бок с рабством (Rihll 2008).
Как было отмечено выше, нормальным явлением была конкуренция между фермерами и ремесленниками и стоимость покупки рабов и управления ими подлежала тщательному отслеживанию. Фундаментальная причина, по которой рабство существенно не препятствовало технологическому прогрессу, заключалась в базовой стоимости раба, т. е. в инвестициях в капитал, а затем стоимости его содержания в условиях хаотичного рынка (что оправдывало существование условной вольной, которая предполагала, что освобожденный должен работать на своего господина, когда это потребуется, а в остальное время должен обеспечивать себя сам). Как только очередное нововведение становилось доступным по разумной цене, оно широко распространялось, что доказывается распространением водяной мельницы, технологии, экономившей массу затрат животной (а иногда и рабской) силы. На конкурентном рынке использование новых технологий и рабов в сравнении всегда было более привлекательно, чем использование только рабов. Если, пожалуй, некоторый инновационный потенциал и терялся, то лишь потому, что рабы (по меньшей мере те, что работали в тяжелейших условиях рудников или крупных латифундий) не были напрямую заинтересованы в нововведениях. Но даже это было бы неверно в отношении рабов, которые независимо работали в лавке или мастерской и платили фиксированную сумму своим хозяевам, так как нововведения могли позволить им быстрее накопить нужную сумму денег, чтобы выкупить свободу.
У технологического прогресса было две отправные точки. Прежде всего и в большинстве случаев его источником была производственная способность конкурировавших друг с другом независимых фермеров или ремесленников, которые стремились к нововведениям, чтобы получить больше прибыли или вообще остаться на рынке. Внедрение усовершенствований означало экономию времени и денег. Нововведения могли состоять в переносе уже известных технологий. Так было с переносом какого-либо метода из одного направления производства в другое, как, например, получившая повсеместное распространение в эллинистический период технология заливки в формы при изготовлении керамических изделий (Rotroff 1997 и 2006). Так было и с принятием технологий, созданных в другом географическом регионе, как, например, уже упомянутое выше шиповое соединение для кораблестроения, разработанное в Греции в конце архаического периода, но возникшее на востоке Средиземноморья; и с ротационной мельницей, возникшей на западе Средиземноморья, но заимствованной и усовершенствованной греками в эллинистический период. Нововведения могли также быть результатом создания совершенно новой технологии, как, например, выдувание стекла в Финикии и Иудее в начале I века до н. э. (Stern 2008), или новой машины, как в случае водяной мельницы или, позже, водяной пилорамы.
Однако еще одним источником нововведений иногда служили и научные исследования. Такие исследования, например, проводились математиками и естествоиспытателями в Музее Александрии, которых цари из династии Птолемеев приглашали в музей начиная с III века до н. э., собирая их по всему греческому миру, а также членами других школ, таких как школа Архимеда из Сиракуз (также III век до н. э.). Шестерня, винт, шатун и поршень были «побочными продуктами» этих абстрактных (и, безусловно, не направленных непосредственно на получение прибыли) исследований, которым суждено было оказаться решающими в создании таких машин, как водяная мельница, винтовой пресс (в Античности использовавшийся для дробления маслин и винограда) и архимедов винт (применявшийся в качестве насоса на кораблях и в рудниках).
Это ставит знаменитый вопрос о существовании (или отсутствии) за этими достижениями «рационального сознания». Есть мнение, что «Просвещение» и новая культура, систематически ориентированная на прогресс, представляют собой новый фактор современного капитализма и промышленной революции (Mokyr 2009). Предполагается, что эта новая культура, в свою очередь, основана на новом достоинстве, обретенном буржуазией в XVIII и XIX веках, и позже на ее свободе новаторства в экономической сфере (McCloskey 2010). Этот подход был назван «идеалистическим» (Clark 2012). Действительно, систематические научные исследования, ориентированные на получение прибыли, и «новое достоинство» буржуазии являются одной из частей уравнения промышленной революции. Однако сложно представить, как могло бы стать возможным это новое отношение, если бы оно не было основано на ранее происходившей экономической трансформации, анализ которой в ключе «исторического материализма» дает нам столь фундаментальное ее понимание. Но этот краткий экскурс в современность побуждает нас рассмотреть вопрос о возможном «античном Просвещении».
Существовал ли в античном мире такой подход к рациональным формам поведения, и, таким образом, потенциально к рациональным формам экономического поведения, которое можно наблюдать во время промышленной революции? Очень просто доказать существование «рационального подхода» в поведении свободных граждан в Древней Греции, так как они систематически стремились основывать свои решения на вероятности успеха или неудачи, а не на религиозных или иных формах традиционных убеждений. Самые передовые ученые эллинистического периода были способны осознать, что земля круглая, и довольно точно определить ее размер. Во II веке Птолемей в «Географии» описывал мир своего времени, где каждая точка задавалась координатами широты и долготы. Что же касается применения науки к технологическому прогрессу, то возможно даже доказать, что даже для современной промышленной революции эмпирические открытия, пробы и ошибки и, в широком смысле, скорее ненаучные, чем научные процессы сыграли решающую роль на первом этапе (Allen 2009; Аллен 2014). Любопытно, что абстрактные принципы термодинамики были разработаны Карно лишь в 1820-е годы, т. е. спустя сто лет после внедрения парового двигателя Ньюкомена (Mokyr 2009: 124–144).
Рост, его ограничения и древнегреческий «капитализм»
В течение долгого времени древнегреческий мир переживал беспрецедентный экономический рост. Для этого роста имелись фундаментальные причины, которые заключались в оригинальном институте города-государства. Благодаря верховенству закона было установлено равенство сторон в контракте и равенство граждан в собрании. Но это, в свою очередь, также вызвало внедрение сравнительно эффективного внутреннего и международного рынка, который использовал ресурсы средиземноморской среды с бесплатной энергией, а именно энергией ветра (Bresson 2005b). Это также способствовало активному разделению труда и выдающемуся прогрессу.
Если чеканные деньги облегчали накопление капитала и создание огромных состояний, то яркой чертой греческих городов остается существование многочисленного класса обеспеченных людей, которые в полной мере использовали выгоды существовавшей модели города-государства. Что касается низшего класса, то в его пользу действовали городские системы защиты, посредством которых город удерживал разумные цены на минимальный набор продуктов и даже обеспечивал услуги городских врачей по доступным ценам. В античной Греции бывали периоды жестокого дефицита продуктов, но, за исключением периодов войны, случаи массового голода, типичные для ближневосточного средиземноморского мира, здесь были неизвестны. Неравенство доходов в среднем древнегреческом городе было определенно меньше неравенства, существовавшего в большинстве более поздних обществ, и, конечно же, намного меньше, чем неравенство, имевшееся в современных ему восточных аналогах. Это в значительной степени способствовало глобальному экономическому успеху мира античных городов-государств. Эти достижения были вытеснены победившими римлянами, которые установили значительно менее эгалитарный режим. Парадоксально, что именно унификация Средиземноморья и использование возможностей «единого» рынка с соответствующим разрушением старой модели городов-государств подготовила падение всей системы. Колоссальные торговые прибыли, которые в прошлом обеспечивались за счет модели центр — периферия (где центр извлекал выгоду из непрерывного поступления рабов), теперь были исключены. Кроме того, расширение социального разрыва между элитой и народом теперь стало неизбежно, так как первая категория больше не испытывала давления, вынуждавшего ее идти на какие-либо социальные или политические уступки. Это, в свою очередь, противодействовало распространению нововведений, связанных с существованием рынка, так как уменьшало стимул большинства людей к улучшению условий их жизни. Наконец, подавляя свободу речи и свободу политических дебатов, это непоправимо вредило потенциалу научного прогресса. После регулярного роста до конца эллинистического периода, число математиков и естествоиспытателей регулярно снижается в период Римской империи, пока, наконец, в V веке не становится ничтожно малым (Keyser 2010). Контраст с атмосферой бурного научного прогресса в мире античных городов-государств с архаического по эллинистический период разителен.