и на многих недавно завоеванных территориях, а вслед за этим последовал столь же мощный спад, начавшийся по большей части в конце II века (и временное восстановление в период поздней Античности на востоке империи, но не на западе). Хронология этого процесса лучше всего прослеживается в римской Италии, где в результате десятилетий полевых исследований стала видна мозаика изменений в моделях и плотности расселения с железного века до раннего Средневековья (Ikeguchi 2007; Launaro 2011). Сами археологи часто подчеркивали уникальный характер региона, с которым они работали, но сейчас стало уже предельно ясно, что почти все регионы Италии следовали некоторой модели роста населения, вероятно с конца IV или начала III века до н. э. и приблизительно до некоторого момента во II веке (Jongman 2009; Lo Cascio and Ma-lanima 2005). После этого начался демографический спад, иногда резкий. Очевидно, что во времена Римской империи территория заселилась до беспрецедентной плотности, чтобы затем, в период поздней Античности и начала Средних веков, снова резко опустеть. На рис. 4.1 показано наложение двух демографических реконструкций в двух регионах, Неттуно и долины Альбенги, для иллюстрации их поразительного сходства.
Италия, более того, ни в коем случае не была уникальной: в других регионах также видна высокая плотность населения в древнеримский период. В Рейнланде, например, детальные археологические исследования, проведенные в нескольких исключительно хорошо изученных регионах, дали, пожалуй, лучшие оценки очень долгосрочных трендов численности населения в Европе. Во времена Римской империи плотность населения здесь намного превышала плотность в предыдущий и последующий период (рис. 4.2).
Значения плотности населения во многих частях империи того времени были превышены только в современный период, и суммарная численность населения империи выросла по меньшей мере до 60 млн человек, если не намного больше (как утверждают некоторые ученые, до 90–100 млн человек) (Scheidel 2007a). С ростом населения города еще больше увеличились в числе и в размере (см. ниже, с. 134). В Римской империи урбанизация была значительно более глубокой, чем в любом последующем обществе в доиндустриальной истории Европы: городов в ней было больше, они были крупнее и стиль жизни в них был решительно более урбанистическим.
Вопрос на миллион долларов, конечно, состоит в том, хорошо ли все это. Подавляла ли высокая плотность населения производительность труда и, таким образом, уровень жизни (как я когда-то утверждал и как некоторые по-прежнему утверждают), или такая плотность населения была продуктом экономического успеха и процветания (как я начал утверждать позднее) (Jongman 1988, 2007b; Scheidel and Friesen 2009). Достигла ли плотность населения опасной близости к мальтузианскому потолку и объясняет ли это последующий упадок, сначала в конце II века, а потом начиная с середины VI века, когда в империи свирепствовали опустошительные эпидемии? Или уровень жизни не страдал от роста численности населения, а для его последующего снижения существует немальтузианское объяснение? Аналогично, росли ли так сильно города, потому что привлекали массы отчаявшихся и обездоленных крестьян, как утверждается до сих пор, или же это происходило из-за нараставшего благотворного разделения труда между городом и деревней, роста спроса на городские товары и услуги и, таким образом, на городскую рабочую силу (Hopkins 1978; Jongman 2003a)? Развивались ли города из-за растущего благосостояния, становясь двигателями дальнейшего экономического роста? Росла ли динамика численности населения и благосостояния в противоположность суровой мальтузианской теории или нет? Возможно, оба этих тренда были частью одной и той же экономической истории успеха?
РИС. 4.1.
Тренды плотности населения по данным полевых исследований, суммарные значения по регионам
Источник: De Haas, Tol, and Attema 2010; Fentress 2009.
РИС. 4.2.
Динамика плотности населения в Рейнланде (на км2)
Источник: Zimmermann et al. 2009: 377.
Я утверждаю, что, судя по ключевым показателям деятельности, в производстве и потреблении, как совокупном, так и на душу населения, происходил резкий рост начиная с III века до н. э. или иногда несколько позже, длившийся до того момента, когда древнеримская экономика достигла впечатляющей вершины своего развития в I веке до н. э. — I веке н. э., продержавшись на ней, пожалуй, до середины II века (de Callatay 2005; Hong et al. 1994). Как я уже говорил выше, мы не располагаем серьезными данными о зарплатах в Древнем Риме, не говоря уже о такой информации за сколько-нибудь продолжительный период. Если, однако, проявить некоторую изобретательность, то появится одно хорошее исключение. У нас есть надежная серия данных о предполагаемых ценах на рабов из дельфийских манумиссий (Hopkins 1978: 161). Согласно этим записям, именно в период массового притока рабов во II–I веках до н. э. цены манумиссий, и, следовательно, цены на рабов, росли. Так как цены на рабов представляют собой чистый приведенный будущий трудовой доход выше минимального прожиточного уровня, это означает, что в течение этого периода доходы действительно росли (Domar 1970; Jongman 2007b: 601–602).
РИС. 4.3.
Население и потребление на душу населения в Неттуно
Источник: De Haas, Tol and Attema 2010.
Имеются надежные археологические данные, свидетельствующие о том, что повышение уровня жизни в самом деле происходило. Один из примеров следует из анализа данных полевых исследований о населении и потреблении товаров с высокой эластичностью спроса по доходу. Обратимся еще раз к данным по Неттуно, но на этот раз мы будем сравнивать данные временных рядов реконструированных значений численности населения с данными временных рядов осколков амфор и тонкой посуды. И то и другое представляет собой товары с высокой эластичностью по доходу и поэтому может служить хорошими маркерами увеличения благосостояния. Сами по себе ряды данных о потреблении амфор и тонкой посуды, однако, представляют умеренный интерес, поскольку мы знаем, что выросла и численность населения: мы хотим видеть изменения в потреблении на душу населения. Таким образом, демографические данные для Неттуно, показанные на рис. 4.2, были использованы как делитель при реконструкции показанного на рис. 4.3 тренда потребления амфор и тонкой посуды на душу населения.
РИС. 4.4.
Датированные кости животных в Римской империи
Источник: Jongman 2007b 613–614, на основе King 1999.
Аналогичную динамику можно обнаружить и в данных о рационе древних римлян. Количество костей животных, найденных в местах, населенных римлянами, и используемых в качестве косвенного индикатора потребления мяса, показывает быстрый рост с конца IV века до н. э. в Италии, а также в провинциях после их покорения Римом. На рис. 4.4 показан график этих данных для Римской империи в целом, хотя некоторые регионы, конечно же, представлены лучше других.
Такую же динамику можно увидеть в увеличении установленной мощности рыбоводческих хозяйств и рыбозасолочных установок вдоль берега (Wilson 2006). Очевидно появление торгового спроса на дорогую белковую пищу. Недавно полученные данные из главной клоаки Геркуланума обнаруживают исключительно богатый и разнообразный рацион жителей города в 79 году, и не только среди жителей элитных домов. Аналогично данные о пищевых растительных культурах свидетельствуют о поразительных улучшениях в наборе фруктов и овощей, которые потреблялись на северо-западе Европы после римского завоевания (Bakels and Jacomet 2003). Интересно, что в значительной мере это разнообразие не сохранилось после гибели Римской империи.
РИС. 4.5.
Хронология эксплуатации угля в римской Британии
Источник: Malanima 2013; Smith 1997: 322–324.
Производство сырья и производственных товаров также демонстрирует аналогичную динамику. Как показывают результаты анализа ледяных кернов в Гренландии, с I века до н. э. по II век н. э. отмечались моменты сильного роста металлического загрязнения в результате горнодобывающей деятельности, которую вели римляне, а динамика эксплуатации угля в римской Британии (рис. 4.5) также указывает на рост в ранний римский период, снижение во время кризиса III века, восстановление в IV веке и, наконец, полный упадок с окончанием римского правления (de Callatay 2005; Hong et al. 1994; Malanima 2013).
Дендрологические данные из Германии говорят о том, что строительная деятельность пережила всплеск в период Римской империи, после чего резко уменьшилась. Замечательное свойство дендрологических находок заключается в том, что возраст предметов из дерева определяется по древесным кольцам, и хронологическое разрешение, таким образом, составляет всего один год. На рис. 4.6 показано количество найденных деревянных предметов в год.
РИС. 4.6.
Хронология потребления древесины в Западной Германии (количество датированных дендрологических находок в год). Автор очень благодарен д-ру Томасу Франку из лаборатории дендроархеологии Кельнского университета за получение и оцифровку этих данных
Источник: Holstein 1980.
РИС. 4.7.
Строительство общественных зданий в римской Италии (количество зданий)
Источник: Heinrich 2010.
Недавно проведенная реконструкция хронологии строительства общественных зданий в римской Италии (рис. 4.7) указывает на устойчивый рост количества театров, амфитеатров, галерей, общественных бань и тому подобных зданий приблизительно до 170 года, затем резкий обрыв этой тенденции и мощное снижение с начала III века (Heinrich 2010). Это, конечно же, мерило не только покупательной способности общества, но и приверженности элиты гражданской культуре и общественной жизни. Я пишу «элиты», потому что эти строительные проекты финансировались именно местной элитой.
Таким образом, римская экономика не только показывала существенный и непрерывный рост численности населения и совокупных объемов производства, но древние римляне также в течение некоторого времени имели высокий доход на душу населения, как видно из улучшения их рациона и материальной культуры. Я считаю, что существуют надежные основания полагать, что Древний Рим достиг таких уровней экономического развития, которые еще долго не могли быть воспроизведены, разве что, пожалуй, в Британии и Нидерландах Нового времени.