Наконец, важно подчеркнуть, что процветание не ограничивалось немногочисленной элитой, состоявшей из имперских магнатов. Римская материальная культура достигала даже скромных домов в отдаленных провинциях. Столовая посуда из красной керамики, терра сигиллата, производилась в колоссальных объемах, экспортировалась и затем копировалась в имперских масштабах, после чего обнаруживалась археологами как в городах, так и в небольших крестьянских хозяйствах. В городском обществе видно присутствие крупного процветающего класса субэлиты. В Помпеях, например, могла существовать политическая элита, состоявшая, вероятно, из сотни семей, однако в городе было по меньшей мере около пятисот очень больших и искусно украшенных домов, в которых могли жить только обеспеченные семьи, владевшие полудюжиной или дюжиной домашних рабов (Wallace-Hadrill 1994). Кроме сотни семей свободнорожденной городской элиты, многие, если не большинство владельцев остальных четырех сотен этих роскошных домов были вольноотпущенниками, которые после выкупа свободы продолжили карьеру, начатую еще в рабстве в качестве секретарей, счетоводов, торговых посредников и т. п. (Jongman 1988; 2007a; Aubert 1994). У этих людей существовало много возможностей для социального продвижения. В результате, что, пожалуй, удивительно, социальное неравенство в Риме было, возможно, не столь велико, как в некоторых других обществах доиндустриальной эпохи (Milanovic, Lindert, and Willamson 2011). В течение некоторого времени древнеримское общество было не только весьма процветающим, но и относительно инклюзивным (ср.: Acemoglu and Robinson 2012).
Что способствовало успеху
Если древнеримская экономика действительно была столь успешной, как я полагаю, то кое-что нуждается в объяснении. Самое скептическое объяснение заключалось бы в утверждении, что все это было продуктом римского империализма и длилось ровно столько времени, сколько доход от этого империализма прокладывал себе путь через (итальянскую) экономику (Scheidel 2007b). В пользу этого объяснения говорят три обстоятельства. Во-первых, это объяснение обращает должное внимание на масштаб римской ненасытности и жестокости на этапах формирования империи. Рим вкладывал в войну колоссальные усилия, но колоссальным было и первоначальное перемещение капитала (в том числе и рабского человеческого капитала) и последующий поток доходов от вымогательства и налогообложения (и не всегда легко отличить одно от другого). Во-вторых, оно обращает внимание на важность Рима как крупной политико-экономической единицы. В предыдущих исследованиях империя часто рассматривалась как множество городов с их территориями, не более. Размер, безусловно, имеет значение. В-третьих, в этом объяснении заключается обоснование последующего экономического упадка империи.
Нет сомнений в том, что огромные суммы переводились из провинций империи в ее центр, однако последствия этого не столь очевидны. Много лет назад Кейт Хопкинс выдвинул альтернативную оптимистическую модель: римское налогообложение в богатых внутренних провинциях, таких как Малая Азия, и расходование этих денег в итальянском центре и в пограничных провинциях стимулировало эти внутренние провинции к развитию экспорта с целью заработать обратно те деньги, которые они выплатили в качестве налогов (Hopkins 1980, 2002). Затем это дало стимул для интеграции далеко отстоящих друг от друга территорий, которая оказалась полезной всем.
Для реальной проверки этих моделей итальянские примеры совсем не подходят, так как и сценарий роста, и сценарий эксплуатации в результате привели бы к процветанию Италии. Настоящая проверка должна установить, что происходило в провинциях: процветали они или бедствовали под властью Рима? На мой взгляд, они процветали, и я считаю, что мы располагаем достаточной информацией для подтверждения этого. В демографическом плане нет сомнений в том, что после первоначального завоевания численность населения выросла во многих, если не во всех, захваченных провинциях. Столь же очевидно, что эти провинции были все сильнее связаны с имперской экономикой. Они начали производить продукцию для отдаленных рынков и потреблять продукты и производственные товары из других далеких земель.
В недавнем исследовании римской Бетики (современная Андалусия) очень подробно показано, каким образом этот регион был присоединен к римским рынкам и какую пользу он из этого извлек, отчасти благодаря экспорту оливкового масла в город Рим (Haley 2003). В самом Риме Монте Тестаччо, искусственный холм, состоящий в основном из выброшенных амфор из-под масла из Бетики, указывает на размер этого экспорта. Он составляет 580 000 кубометров, что указывает на импорт 7,5 млн литров оливкового масла в год только из этого источника поставок. Район Рейна и римская Британия представляют собой другие очевидные и хорошо изученные примеры провинциальных регионов, которым пошло на пользу пребывание в составе Римской империи: как уже говорилось выше, рацион жителей этой части Европы с приходом Рима испытал невероятные улучшения, так же как и домашние условия, или материальная культура внутри дома. Как известно любому полевому археологу, римские слои несравнимо богаче тех, что находятся под и над ними. В них больше гончарных изделий и они более высокого качества, больше кухонной утвари, которая также более высокого качества, а также намного больше железа и бронзы в инструментах, замках, петлях, плитах и множестве других предметов. Кроме того, есть явные признаки множества технологических нововведений, произошедших после римского завоевания. Жить в Римской империи было хорошо, и хорошо было быть завоеванным Римом. Зачем еще было варварам пытаться проникнуть в империю, если не ради пользы, которую они могли от нее получить?
Если римский империализм не может служить объяснением процветания, которое распространилось далеко за пределы имперского центра, то нам нужно другое объяснение этого успеха, а также последовавшего за ним упадка. Поэтому мы сосредоточимся на классических факторах, таких как институты, разделение труда и технологии, и нам следует различать факторы, объясняющие первоначальный рост, и факторы, объясняющие наступивший в итоге упадок (это могут быть, а могут и не быть, одни и те же факторы).
Если говорить о каком-либо долговечном аспекте наследия Древнего Рима, то это, конечно, римское право, вернее, римское гражданское право. До сегодняшнего дня оно остается фундаментом многих современных правовых систем, успешно справляясь со множеством сложных проблем, которые могли бы повредить экономике. Оно гарантировало частную собственность, препятствовало нечестному поведению в бизнесе и позволяло с относительной легкостью приводить в действие условия контрактов, даже по прошествии длительного времени. Сейчас нам известно, в противовес прежнему скептицизму, что закон применялся в реальной жизни широко и грамотно, как в крупных, так и в мелких контрактах, в судебных разбирательствах и в административных документах (Terpstra 2013). Эти юридические документы сохранились на деревянных табличках для письма в окрестностях Везувия, во влажной почве вдоль Адрианового вала в Британии и в еще меньшем количестве в некоторых других регионах. Они также сохранились в большом количестве на папирусах римского Египта. Закон применялся и упрощал сделки.
Таким образом, римское право, безусловно, сыграло свою роль в истории римского экономического успеха. С другой стороны, трудно понять, каким образом оно может объяснить начало этой истории. Оно развилось, по всей видимости, относительно поздно и в основном как реакция на спрос со стороны все более усложняющегося общества. Наконец, его самые впечатляющие моменты проявились лишь в поздний период империи, а именно когда экономика испытывала реальные трудности. Поэтому римское право не может объяснить ни возникновение роста, ни наступивший в итоге упадок.
Мы также можем видеть, что как государство, так и частные предприятия широко применяли администрирование для содержания в порядке своих дел. По каждому налогоплательщику в римском Египте сборщик налогов хранил записи предыдущего года вместе с записями текущего, чтобы проверять их соответствие, а воинские части вели подробные записи выплат и других финансовых операций: солдаты получали значительную часть своего жалованья в виде записей на свой сберегательный счет, который вела администрация части. Сохранились хозяйственные записи одного крупного поместья в римском Египте, и снова мы видим подробное ведение дел (Hopkins 1991; Rathbone 1991). Выдача зерна (порядка 400 кг в двенадцати ежемесячных порциях по 33 кг каждая) приблизительно 200 000 взрослым гражданам мужского пола в городе Риме была хорошо отлажена, так как получатель должен был предъявить индивидуальный жетон в определенный день у определенной стойки, одной из сорока пяти, в Porticus Minucia, где хранились списки порядка 150 получателей в этот день и за этой стойкой (Jongman 1997). Велись также реестры точных обмеров земли для целей налогообложения и для учета собственности и земли под залогом. Точно так же центральная администрация города Рима вела записи о каждом отдельном солдате (которых было 300 000 человек или в отдельные моменты даже больше) и причитающихся ему выплатах. Уже в начале своей истории Рим каждые пять лет проводил перепись населения и собственности. Ведь до введения профессиональной армии в 107 году до н. э. требовалось вести учет способных к службе, а также учет состояния граждан, так как от богатства в значительной степени зависели политический статус и право голоса (Nicolet 1976). Таким образом, империя решительным образом зависела от письменной документации, а также достаточного распространения грамотности для ее полноценного использования (Hopkins 1991). Однако нет указаний на то, что, кроме переписи населения, на ранних этапах экономического подъема в Риме использовалась какая-либо еще письменная документация. Конечно, записи велись в Египте и до времен Рима, но в самой Италии как сами записи, так и письменная хозяйственная документация, по всей видимости, скорее последовали за экономическим расцветом, чем вызвали его.