Кембриджская история капитализма. Том 1. Подъём капитализма: от древних истоков до 1848 года — страница 39 из 142

доставляли капитал, а другие осуществляли управление; для второго случая и тем лицам, которые предоставили капитал, и тем, которые осуществляли управление, давались акции, которые определяли их долю в прибыли фирмы (Liu Jiansheng et al. 2005). Одним из способов, которым инвесторы распределяли свои риски, было владение акциями нескольких фирм; инвесторы формировали сеть лиц, которые в любом произвольном месте, как правило, инвестировали вместе с другими более чем в один бизнес. Фирмы Шаньси были иногда организованы с главным офисом в одном городе и отделениями в двух или более других городах. Баланс счетов и отчеты об операциях каждой из этих фирм и между этими фирмами определяли очень ясные правила (Liu Jiansheng et al. 2005: 172, 204). Китайские фирмы чаще всего были партнерствами с капиталом, вложенным в различных объемах, и с функциями управления, часто находившимися в руках лишь одного из партнеров. Китайские предприниматели с большими объемами капитала часто инвестировали во множество фирм, иногда с одними и теми же партнерами, и, таким образом, существовала сеть инвесторов, участвовавших в различных партнерствах. Партнеры имели доли в соответствии с объемами инвестированного капитала; в бизнесе по выпариванию соляного раствора в Сычуане фирмы могли привлечь дополнительный капитал, добавляя акции к уже имеющимся (Zelin 2005: 38–45).

Китайские фирмы раннего Нового времени редко вырастали до такой степени, что становились доминирующими игроками на каком-нибудь рынке. Иными словами, они не становились торговыми капиталистами в смысле концентрации больших объемов капитала и получения контроля над рынком определенных товаров. Основными исключениями из такого правила были китайские купцы, выбранные государством для проведения операций с европейскими купцами в Кантоне, и купцы, лицензированные государством для покупки и продажи соли. В обоих случаях эти предприниматели, собиравшие значительные объемы капитала для конкретных операций, были способны сделать это благодаря институциональным условиям, созданным государством. Хотя особенности каждого из этих случаев отличались от набора особенностей, сформировавшихся в морских торговых компаниях европейских стран, занимавшихся международной торговлей, можно сказать, что тут в действиях государства сработала сходная логика по предоставлению особых возможностей по накоплению средств для проведения капиталистических операций. Но в случае Китая созданные и регулируемые государством торговые операции составляли незначительную часть торговой экономики империи. Фирмы на рынке обычно были многочисленны и требовали небольших объемов капитала, который мог быть собран с помощью партнерства лиц, которые, имея дополнительный капитал, выбирали инвестиции в другое партнерство, а не увеличивали вклад в единственный бизнес. Торговая экономика не имела особой нужды в рынках капитала, способных мобилизовать значительные объемы капитала для ограниченного числа крупных фирм.

Сочетание неформальных и формальных механизмов на рынке капитала и в решении торговых споров в Китае предполагало отличную от европейского опыта связь между обычаями и законом. Европейский закон использовал кристаллизацию и кодификацию обычая в формальный закон. Но китайский закон работал с социальным механизмом разрешения споров более тесным и взаимосвязанным образом. Обычай (фэнсу) в китайском означает местные традиции, которые правительственные установления и закон иногда могут принимать, а в других случаях — не принимать; но в каждом случае закон и обычай воспринимаются отличными один от другого. Мобилизация капитала явственно зависит от доверия между людьми, которые близки друг другу в силу родственных связей или землячества, но для определения их долей в капитале конкретного предприятия составлялись более формальные документы. В то же время эти документы были юридическими в том смысле, что чиновники использовали их в решении трудных споров, и бытовыми в широком смысле, так как они составлялись самими людьми для детализации их соглашений.

Когда мы обращаемся к рынкам земли и труда, возникает похожий набор проблем. Активный рынок земли существовал в Китае раннего Нового времени, но операции были институционно организованы иначе по сравнению с новыми земельными договорами. Два аспекта китайских земельных договоров, видимо, происходили из-за ограничений, налагаемых обычаями. Во-первых, договоры обычно относятся к земле, которую, прежде чем продать другим, сначала предлагали родственникам. Во-вторых, многие договоры включали пункт, предусматривавший выкуп или повторное приобретение земли в будущем по некоей оговоренной цене; такие договоры даже могли позволять будущим поколениям добиваться возврата земли, проданной предками (Yang Guozhen 2009). Точно так же на рынке труда мы видим, что в тех случаях, когда европейские домохозяйства отправляли членов семьи из дома на заработки в качестве прислуги или работников, члены китайских семей чаще оставались дома, иногда выполняя такую же работу, за которую европейцы получали деньги, и не выходили на более явный и формальный рынок труда. Таким образом, обычаи, очевидно, играли большую роль в случае китайского рынка. И в случае рынка земли, и в случае рынка труда мы можем обоснованно утверждать, что эффективность китайских рынков была ограничена традициями, из-за чего возможности более эффективного использования ресурсов не были реализованы. Но этот вывод зависит от предположений по поводу земли и использования труда, которые могут быть не вполне применимы к ситуации в Китае раннего Нового времени, о чем говорится ниже.

Вне зависимости от вида собственности, возделывание сельскохозяйственной земли в Китае почти всегда происходило на небольших участках. Следовательно, функции производства, в которых была задействована земля, не изменялись такими же способами, которые могли возникнуть в случае экономии масштаба. Такой экономии масштаба можно было достигнуть с помощью некоторых механических технологий, позволяющих возделывать землю большими участками, что изменило бы соотношение капитал/труд и сделало процесс более выгодным. Но в отсутствие экономических стимулов относительных цен факторов производства, делающих капиталоемкие технологии более выгодными, или наличия технологий для достижения таких видов производства, остается не вполне ясным, насколько большое значение имела бы продажа земли более широкому кругу лиц, чем уже было возможно в большинстве районов Китая. Традиционные ограничения, требующие продавать землю прежде всего родственникам, представляются в большинстве случаев не слишком значимыми. Практика продажи земли с возможностью ее выкупа или возвращения повредила бы эффективности, если бы производительность земли была значительно выше при обработке покупателем, а не продавцом. Но если это не так, то опять остается неясным, какие могли быть экономические потери от возможности выкупа проданной земли.

Китайские чиновники были озабочены тем, что продажи земли часто осуществлялись семьями, разорившимися в тяжелые времена, и правительство стремилось расширить их возможности по восстановлению благосостояния, допуская возвращение ранее проданной земли. В раннее Новое время чиновники стремились к поддержке роста концентрации земли в руках богатых и создании домохозяйств, сдающих землю в аренду или не использующих ее, в меньшей степени, чем в раннюю императорскую эпоху.

Сохранившиеся земельные договоры свидетельствуют о том, что в Китае раннего Нового времени земля переходила из рук в руки со значительной быстротой (Yang Guozhen 2009). В результате в некоторых районах могла, но не должна была, возрасти концентрация землевладений. Даже когда люди становились землевладельцами, скупая у других землю, базовой единицей производства оставалось домохозяйство, которое обрабатывало землю в качестве арендатора, если не было ее владельцем. Масштабы и сочетание капитала, земли и труда значительно не изменялись в результате существования рынка земли. Государство не стремилось видеть землевладение более концентрированным, и чиновники старались упростить сложные условия востребования проданной земли продавцом, который сохранял права возврата на участок, отчужденный у него или у его родственников много лет назад. Улучшения сельскохозяйственной производительности достигались за счет технологий, подходящих для данного масштаба обработки.

Важность крестьянских хозяйств в Китае раннего Нового времени в качестве базовой единицы производства в масштабах империи была обусловлена как выращиванием сельскохозяйственных культур, так и ремесленным производством домохозяйства. Такое домохозяйство можно считать малой фирмой, производящей различную продукцию, труд в которой обычно распределялся по различным направлениям, некоторые из них относились к выращиванию урожая, а другие — к ремесленной деятельности. Типичное гендерное разделение труда было закреплено в выражении «мужчина пашет, женщина ткёт» (нанэн нучжи). Желание и способность китайского домохозяйства расширять производственную деятельность для получения дохода при удержании всех членов семьи дома контрастировало с предпочтениями и механизмами европейских домохозяйств раннего Нового времени, где наемный труд давал возможность, особенно для покидавших свои дома молодых женщин, наняться в услужение в других домохозяйствах или на другую работу. В Европе раннего Нового времени рынок труда развился более широко и в сельских, и в городских условиях (Knot-ter 2001; Lucassen 2001; Schlumbohm 2001). В Китае раннего Нового времени были люди, работавшие в качестве наемных рабочих в сельском хозяйстве, но ими становились только те, кто был полностью лишен земли и не имел денег на аренду или владение. Так как индивидуальное домохозяйство было единицей производства и обычно соединяло сельскохозяйственную и ремесленную деятельность, развитие рынка труда было более ограниченным, чем в Европе раннего Нового времени. С точки зрения экономики это различие может пониматься как еще одно несоответствие между фирмой и рынком в этих двух частях мира раннего Нового времени.