Хотя это считалось их сильными сторонами, учрежденные короной компании имели и свои слабые стороны. Английская компания была образована на основе монополии, предоставленной ей королевской властью. Однако у нее практически отсутствовали эффективные меры для реализации этой монополии. Ей приходилось делиться своими монопольными торговыми правами с собственными работниками, находившимися за рубежом, чтобы дать им достаточно стимулов работать на компанию и справляться с огромными рисками, присущими заокеанской торговле в раннее Новое время. Однако это обстоятельство служило источником фундаментального конфликта между собственниками и агентами. Агенты могли злоупотребить привилегией, или так могло казаться со стороны. Агенты, в свою очередь, чувствовали необходимость защищаться в негостеприимном мире, которого не понимали собственники. Таким образом, границы деятельности компании не были четко определены и это создавало условия для существования колоссальной сети частных торговцев и работников компании, занимавшихся частной торговлей. Некоторых наказывали, но большая их часть выживала без какого-либо действенного контроля.
Историки торговли между Индией и Европой напоминают нам, насколько глубока была зависимость европейцев от индийских партнеров и агентов в ведении своего бизнеса. Построение сетей кооперации было очень важной частью торговли. В документах о европейском бизнесе мы встречаем несколько видов местных фирм. Самым богатым и политически влиятельным классом были банкиры. В Сурате и Мачилипатнаме правила группа, которую Ашин Дас Гупта назвал купцами-судовладельцами (Das Gupta 2001). Такие люди, как Мулла Абдул Гафур, владевший большим количеством кораблей, курсировавших по западноазиатскому маршруту, были, как и владельцы созданных королевским указом компаний, постоянными главами торговой фирмы, которые не принимали непосредственного участия в технологической и навигационной части бизнеса. Они нанимали капитанов судов и отдавали часть своих торговых прав в качестве стимула для эффективного проведения собственных сделок. С такими группами европейцы активно не сотрудничали, но должны были сохранять с ними дружественные отношения, поскольку они обладали существенным политическим влиянием.
С другой стороны, европейцы регулярно взаимодействовали с банкирами. Индийские банковские фирмы того времени имели тесные связи с провинциальным, а иногда и имперским, двором, так как многие из них ссужали деньги правителям и финансировали ведение войн. Большие деньги обращались в кругах знати и городских купцов в Индии моголов. Основную клиентуру банкиров Агры XVII века, например, составляла военно-политическая элита того же города (Habib 1964). История отдельных фирм остается редкостью. Однако нам многое известно об одной фирме, Джагат Сетх в Бенгалии, которая имела лицензию на различные денежные операции, обычно находившиеся в компетенции государства. Она была настолько же крупной и могущественной, насколько сомнительным был контроль бенгальского набоба над денежной системой, а деньги в Бенгалии были ценны благодаря торговле Индии с Европой. Когда испанское серебро стало поступать в Индию в больших количествах, бизнес лицензированного обмена денег вырос. В вопросах перевода, обмена и краткосрочных кредитов европейцы в основном полагались на респектабельные индийские семейные фирмы. Эта зависимость усиливалась во время войны и привела к ранжированию этих фирм по шкале лояльности и дружественного расположения.
Две общие черты этих индо-европейских партнерств заслуживают особого внимания. Во-первых, почти всегда европейцы заключали контракты с теми людьми, которых они считали лидерами в их сообществах. Социальное лидерство следовало использовать для бизнеса, так как едва ли был какой-либо еще способ добиться исполнения контрактов. У европейцев не было достаточного влияния, и они не могли прибегать к местным законам для этой цели. В Сурате и Мачилипатнаме была сильная администрация, но не было четко определенных рамок коммерческого права. Ни одно торговое сообщество не имело достаточно власти для того, чтобы подчинять остальных своим законам. Закон в том виде, в котором он существовал, соответствовал внутренним нормам сообщества и приводился в действие его лидерами и старейшинами. Таким образом, индо-европейский бизнес создавал, использовал, а иногда и усиливал иерархию. Во-вторых, широкая сеть контрактов ослабила, если не уничтожила, ярко выраженный сезонный характер большей части прибрежной торговли предыдущей эпохи. Текстильные контракты были круглогодичными и загружали бизнес-составляющую торговли круглый год, хотя транспортная ее составляющая по-прежнему подчинялась графику муссонов.
Была и еще одна отличительная тенденция в торговле между Индией и Европой: необходимость концентрации в пространстве. Хотя ткачи были рассеяны по большим территориям, имело смысл побуждать некоторые торговые и обрабатывающие единицы обосновываться рядом со складами, которые назывались фабриками. Сам по себе масштаб бизнеса и физическая концентрация конечного рынка в морском порту сделала такое концентрированное расположение экономически выгодным для всех участников. В этом отношении вариантов в Сурате и Мачилипатнаме было немного, поскольку был очень высок риск нападения голландцев на эти созданные англичанами объекты. Это был один из мотивов для европейских купцов образовывать новые торговые поселения.
Три портовых города, которые британская Ост-Индская компания основала в Индии (ок. 1630–1690), были много больше, чем просто городские центры. Бомбей, Мадрас и Калькутта не были ярмарками и торговыми центрами в том виде, в котором все еще ими являлись индийские порты. Вместо этого они представляли собой профессионально специализированные города, преимущественно занятые продажей текстиля, предшественники модели урбанизации XIX века. Они были отделены от могольских городов внутри субконтинента. Эти три порта по-новому определили отношения между географией и торговлей. За исключением Калькутты и, пожалуй, португальского Гоа, порты располагались в тех городах, которые не опирались на речную торговлю для доступа к внутренним районам. Они даже не располагались на сколько-нибудь значимых реках. Даже Калькутта, расположенная на реке, не особенно активно пользовалась этой рекой в своем основном бизнесе. Вместо этого эти порты были обращены в Индийский океан, а поскольку их было три, они могли подумать об интеграции в прибрежной торговле и навигации (см. карту 7.3, на которой обозначены региональные и береговые торговые сети). Они, таким образом, были надежнее защищены с моря, чем местные береговые государства, и могли служить прибежищем для тех местных капиталистов, которые стремились покинуть беспокойные внутренние государства.
КАРТА 7.3.
Морские маршруты и порты в Индии с европейским присутствием, ок. 1700 года
В самом начале своего существования Бомбей, Мадрас и Калькутта представляли собой небольшие портовые города, основанные отчасти случайно, подверженные атакам врагов и без надежного будущего. И все же с началом распада империи Великих Моголов в начале XVIII века эти хорошо обороняемые города компаний выросли, так как представляли собой более безопасную среду для индийских купцов и ремесленников. Впервые в истории Индии капитал, мастерство ремесленников и предпринимательство бежало изнутри страны на побережье. То, что было ручейком во второй половине XVIII века, в начале XIX превратилось в наводнение. Пожалуй, лучшей иллюстрацией этой тенденции служат весьма приблизительные данные о численности населения этих городов. С 1680 по 1800 год совокупная численность населения Дели, Агры и Лахора упала с 1,2 млн до 300 тыс., тогда как население Мадраса, Бомбея и Калькутты выросло с 100 тыс. — 200 тыс. до свыше миллиона.
Историки торговли видят в возникновении и мгновенном росте Бомбея, Мадраса и Калькутты отклонение торговли от установившихся в прошлом центров — Сурата, Мачилипатнама и Хугли. На самом деле новые города выиграли также и от привлечения капитала из долины Ганга и представляли собой иную деловую культуру в береговой Индии. Во-первых, Мадрас и Бомбей разрушили географически обусловленную зависимость портовых городов от внутренней навигации и внутренних дорог. Это были, в еще большей степени, чем Сурат, ориентированные на океан порты. Во-вторых, Сурат и Мачилипатнам были городами, не принадлежавшими торговцам; в этих городах торговцы не устанавливали законов, в отличие от Бомбея, Мадраса и Калькутты.
Затем, к 1800 году, значение торговли между Индией и Европой изменилось. Теперь она представляла собой смещение равновесия в политической власти между сушей и морем. Мир морской торговли восторжествовал над сухопутной торговлей. До этого переходного момента существовал отчетливый разрыв между внешней торговлей и политической властью. Сильные государства не образовывались на побережье. Территории компаний сломали этот порядок. Судьбы бизнеса были все еще привязаны к судьбам государства. Этот фактор не изменился в портовых городах. Однако в этих городах государство находилось в руках торговцев, и в этом заключалась новизна.
С точки зрения стоимости ведения торговли подъем британской колониальной империи не повлек за собой непосредственных изменений. Однако благодаря этому подъему европейская частная торговля освободилась от оков, хотя и неэффективных, которыми она была стеснена во времена монопольного положения компании. В первой половине XIX века в этих трех портовых городах возникли новые компании самых разных направлений. Все это привело к увеличению масштабов стабильных сделок прибрежных купцов с поставщиками ресурсов и товаров внутри субконтинента. Все это также вызвало образование партнерств между европейскими частными купцами и индийскими капиталистами. Некоторые из этих новых компаний не смогли остаться на плаву. Выплавка железа в угольных печах — один из примеров. С другой стороны, некоторые направления, такие как производство и экспорт индиго, до своего исчезновения стали источником не одного состояния. Торговля опиумом привела индийских и европейских частных торговцев и купцов с китайского побережья в отношения глубокой взаимозависимости, благодаря которым возникли такие гибридные англо-китайско-индийские города, как Гонконг и Сингапур. Корабелам парси в Бомбее была выгодна торговля между Индией и Китаем и между Индией и Бирмой, которая сформировалась в начале XIX века. Экспорт хлопка, а также производство и экспорт чая выжили и стали крупными направлениями инвестиций. В целом в эту новую эру в партнерстве между Индией и Европой возник фундамент капиталистического паназиатского предпринимательства, охватившего сушу и море и готового к более серьезным испытаниям промышленной эры. Без космополитической основы Бомбея и Калькутты нельзя объяснить последующую индустриализацию этих двух городов, совершенно исключительную в бедных тропиках.