В этом отношении северная часть Нижних Земель напоминала Северную Германию, которая была колонизирована, как минимум частично, людьми из Нижних Земель (van Bavel 2010). Вероятно, что картельное соглашение было легче контролировать в плотно населенных зонах, где местные землевладельцы действительно могли наблюдать друг за другом и возвращать беглых крестьян.
Несвобода не обязательно была связана с расширением вотчинной организации производства. Арендаторы могли быть лишены права передвижения, но не нести трудовые повинности. Ренты и другие сборы оплачивались деньгами или в натуральной форме. В Каталонии, например, вотчины практически отсутствовали, а крепостное право — нет. Каталонский случай служит иллюстрацией сложной динамики местной аристократии, стремившейся расширить свою силу принуждения в отношении крестьян, которая иногда ограничивалась центральной властью, и возможностей крестьян по освоению пограничных земель, на которые аристократия не имела прав собственности (Freedman 1991). Стратегия аристократии колебалась между попытками установить более жесткий контроль над крестьянами и уступками в районах, граничивших с пригодными для культивации землями. Крепостное право появилось в Каталонии намного позже, чем в остальной континентальной Европе, не ранее XI века.
Швеция и Норвегия находились в исключительном положении, которое характеризовалось недостатком рабочей силы по отношению к пригодной для освоения земле. Их крестьянство не поддалось власти аристократии, как произошло южнее, в остальной Европе. Корона была крупным землевладельцем до Реформации, особенно в зонах недавних поселений, например в Cеверной Швеции, и не была заинтересована ограничивать мобильность потенциальных поселенцев. Крепостное право никогда не было введено, хотя попытки привязать арендаторов к владению предпринимались и в Швеции, и в Дании, когда во второй половине XIV и середине XV веков обострилась нехватка рабочей силы (Buchert Netterstpm 2005; Myrdal 2012). Рабство в Швеции исчезло позже, чем на континенте, но бывшие рабы стали не крепостными, а мелкими фермерами. В Швеции свободные крестьяне-землевладельцы оставались единственной и самой важной профессиональной группой, а после «черной смерти» вотчинное производство, как и в Дании, уменьшилось, и барские земли, которые никогда широко не распространились, все активнее сдавались в аренду крестьянским домохозяйствам (Henriksen 1995; Myrdal 1999, 2012). Крестьяне на земле, принадлежавшей короне, платили налоги государству, а арендаторы на земле, принадлежавшей аристократии, были свободны от налогов, но платили ренту. На практике разница между налогами и рентой становилась размытой. В Дании и в датских частях Южной Швеции ситуация отличалась. Вотчинное производство было более заметно, но крепостное право не было полностью введено до конца эпохи Средневековья, за исключением Ютландии. Позднее появление крепостного права в Дании, а также его отсутствие в Ютландии, сильно пострадавшей от чумы, видимо, следует ассоциировать с неспособностью землевладельцев установить картельное соглашение, а также с сопротивлением крестьян. Соперничество между господами за малочисленную рабочую силу было слишком жестким, что, несмотря на помощь короны, сделало безуспешными их попытки ввести крепостное право в конце XIV века.
Временные и территориальные рамки, а также характер крепостного права в средневековой Европе существенно изменялись. Хотя Домар был прав, указывая на проблему взимания ренты в экономике с изобильной землей как на движущую силу крепостного права, мы могли видеть, что возможности землевладельцев, светских и церковных, по введению и поддержанию элементов несвободы зависели от многочисленных условий. Землевладельцы должны были суметь распространить собственность на землю на области пограничных поселений, что было непросто, если государство рассматривало такие области как потенциальный источник дохода или пока эти зоны были слишком обширны для осуществления эффективного управления. Это объясняет, почему уменьшение численности населения после падения Римской империи ассоциировалось с усилением крестьянства. Более того, землевладельцы должны были преодолевать естественную нестабильность картеля, что было сложно, когда значительная часть земли у землевладельцев пустовала. Но даже когда аристократия была способна сопротивляться искушению переманить трудовые ресурсы из других владений, бремя ренты отражало в определенной степени альтернативный доход беглых крепостных. В зонах с землей около границ, которая могла быть освоена крестьянскими домохозяйствами, землевладельцы, если принуждение было неудачным, как часто случалось, предлагали более легкие условия, чтобы удержать рабочую силу.
Представляется, что условиями для возникновения крепостного права были недостаток рабочей силы, малочисленное и приходящее в упадок независимое крестьянство, высокая концентрация земли в руках светской и церковной элит, низкий уровень урбанизации, прочная сеть светских и церковных землевладельцев и, наконец, государство, которое сотрудничало с аристократией.
Упадок крепостного права
Упадок крепостного права в Западной Европе перед и особенно после «черной смерти» ассоциируется с упадком вотчинного производства. Вотчинный порядок в Нижних Землях не перенес трудностей, вызванных растущими возможностями для крестьян убежать и мигрировать в города, в другие страны, в зоны освоения земель, включая Северо-Западную Германию. Независимость от судебной власти землевладельца, дарованная городам, также помогла быстрой трансформации. Упадок вотчинной организации сопровождался прекращением или ослаблением трудовых повинностей. Этот упадок рано начался в Нижних Землях, в которых имелось большое количество недавно освоенных и подлежащих освоению территорий. Уже к XII веку этот процесс закончился во многих регионах, и перед «черной смертью» освобождение крепостных уже более или менее завершилось, тогда как в других частях Европы оно только начиналось (van Bavel 2010: 86–93). Зафиксированная документами волна освобождения крепостных во Франции началась в середине XIII века, и похожие тенденции заметны повсюду на континенте. Однако этот переход был ни в коем случае не скоординированным и быстрым, а медленным и постепенным (Feller 2007: 169–70).
Старые традиции, однако, не всегда умирали молча. Например, в Каталонии довольно позднее освобождение в XV веке, борьба против mals usos, произвольных и сомнительных платежей, сопровождалась яростным социальным конфликтом. К середине XIV века процесс освобождения во Франции если и не был завершен, то шел полным ходом, но находился на самой ранней стадии в Англии. В Северной и Центральной Италии раскрепощение получило толчок в XII и XIII веках, когда крестьянские сообщества сформировались в качестве противовеса местным землевладельцам, часто с поддержкой городских элит. Некоторые из этих сообществ были свободны от (подавляющего) влияния землевладельцев. Статус borgofranco (свободной деревни) мог быть установлен или при уходе от подчинения, или при образовании новой деревни при продолжении роста населения. Личная свобода достигалась по договорному соглашению: свобода могла быть куплена за определенную цену, но часто случалась просто в результате постепенного ослабления власти господ (Nobili 2006: 32–34; Panero 2006: 399–401). В Германии произошло ослабление крепостного права, когда крепостным предоставлялась большая свобода, но эта практика прекратилась, когда после «черной смерти» вновь возник недостаток рабочей силы (Scott 2005).
Прежде всего, крепостные крестьяне были избавлены от произвольных платежей и регулярных выплат при получении наследства. Исчезали также и типичные для крепостного статуса унизительные вторжения в частную жизнь в ситуациях любви и брака. Крепостному могла быть дарована свобода в качестве богоугодного решения набожного землевладельца, но чаще это было коммерческой сделкой. Деревни или отдельные домохозяйства покупали свою свободу, а городские финансисты предоставляли займы крестьянам для совершения таких операций. В условиях продолжения роста численности населения крестьяне также получали свободу, занимая культивируемую землю, часто по заключенным с землевладельцем издольным договорам. Однако крестьяне, занимавшие или арендовавшие участки на вновь освоенных землях, обычно не принуждались к исполнению трудовых повинностей. Даже если раскрепощение часто происходило по взаимному согласию, ему, возможно, активно способствовало осознание имевшегося риска социального конфликта или неисполнения трудовых повинностей. Рыночные силы после столетий роста населения также работали в пользу землевладельцев.
Постепенный упадок крепостничества перед «черной смертью» легко объясняется в рамках теории Домара. Как мы уже заметили, крепостные стремились заплатить за право стать свободными арендаторами. Но тот факт, что этот упадок продолжился, несмотря на недостаток рабочей силы после эпидемии «черной смерти» в Западной Европе, является, скорее, загадкой в контексте теории Домара. Когда в первые века II тысячелетия продолжился рост населения, рыночные силы позволили землевладельцам договориться о выгодной ренте без применения командного элемента вотчинной организации, и трудовые повинности все больше превращались в денежную ренту. Наконец, крепостное право пришло в упадок и земельная рента стала определяться рыночными силами, а не приказом и принуждением. К XIV веку землевладельцы не должны были искать рабочую силу, так как работники сами искали свободные участки для аренды и были готовы платить рыночные цены. Упадок крепостного права не был обдуманной политической реформой, какой были реформы в России и Пруссии, соответственно в конце и в начале XIX века, или в конце XVIII века в Дании, а медленным разрушением обычаев, ставших устаревшими и ненужными. Когда землевладельцы смогли получать ренту с арендаторов без обременительного и часто неэффективного принудительного труда на господской земле, производство в вотчинах снизилось. Кроме того, происходившая дифференциация крестьянства, обсуждаемая в следующем параграфе, создала класс безземельных работников и владельцев малых участков, которые могли наниматься для оплачиваемого труда в вотчинах. Впрочем, после «черной смерти» в течение XV века освобождение от крепостной зависимости стало, скорее, беспорядочным отказом от привилегий и произвольных поборов, которые было невозможно защитить при крестьянстве, имеющем возможности уйти на свободные земли или в города. Нельзя сказать, что землевладельцы не пытались сохранить власть над крестьянством; но им это не удалось и они встретили сопротивление, порой жестокое. Однако результат различался по всей Европе. Во многих частях Германии сопротивление и крестьянские восстания в начале XVI века принесли только временное облегчение (Rossener 2005), но в Англии и почти во всей Западной Европе крепостничество в то время было практичес