Денежные рынки становились со временем все более интегрированными. Бёрнер и Фолькарт (Boerner and Volckart 2010) измеряли интегрированность денежного рынка, предполагая, что в интегрированном денежном рынке должен преобладать закон единой цены. В данном контексте это означает, что используемые валюты должны обмениваться так, что одинаковое соотношение цен золота к серебру будет преобладать на всех рынках. В относительных ценах серебра и золота в разных областях и странах наблюдались колебания, но перед началом раннего Нового времени такие колебания значительно уменьшились. Другое открытие заключалось в том, что интеграция товарных рынков, видимо, предшествовала единообразию денежных рынков. Где расширялась торговля, там же происходило движение по направлению к денежным союзам.
Развитие дальней торговли стимулировало другие платежные средства, такие как простой и коммерческий вексель. Коммерческий вексель появился в XIII и XIV веках и в своей основе являлся обещанием платежа получателю и его патрону в некоторый день в будущем. Он широко применялся в дальней торговле и использовал тот факт, что торговые партнеры в разных местах могли делать взаимозачет по долгам и займам. При расчетах долгов и займов на местах торговцы и банкиры могли минимизировать использование звонкой монеты, что значительно снижало риск воровства, помимо снижения стоимости транспортировки тяжелого драгоценного металла между удаленными рынками. Хотя коммерческий вексель был изобретен средиземноморскими торговцами, решающую роль в его распространении в Cеверо-Западной Европе сыграли итальянские торговые банкиры. На Балтике ганзейские города, такие, как Любек и Данциг, позднее последовали этой практике или использовали упрощенную замену в виде «обязательства уплаты» (North 2013).
Превращение коммерческого векселя в разновидность краткосрочного кредита и в платежное средство также сначала было связано с миграцией и поселением итальянцев в других активных областях Северо-Западной Европы. Учитывая разнообразие валют, менялы были естественными участниками торговых сетей. Они постепенно развивали банковские услуги, принимая депозиты и внедряя своеобразное частичное банковское резервирование, а также такие услуги, как перевод средств между счетами. Таким образом, платежи, и местные, и международные, осуществлялись через простые бухгалтерские переводы между счетами клиентов. Основной причиной возникновения таких новшеств было, разумеется, стремление минимизировать использование металлических денег в расчетах. Возникшие примитивные формы частичного банковского резервирования были предсказуемо связаны с периодическими сбоями и беспокоили городские власти, которые пытались запретить и иногда добивались запрещения такой практики на краткие или длительные периоды.
Кредит и взимание процентов также заботили церковь, которая обосновывала свой запрет тем, что ростовщичество является формой воровства. Хотя заем под проценты осуждался с античных времен, по мере развития торговли в XIII веке схоластические и церковные дискуссии активизировались. Было не вполне ясно, что представляло собой ростовщичество, так как имелись исключения из общего правила, что рента на заем означает ростовщичество, и в церкви продолжалась дискуссия по этому поводу. Более того, если платеж займа был задержан, кредитор мог требовать компенсацию. Это создавало лазейку для заемщиков и кредиторов, которые умышленно, но негласно задерживали возвращение долга, чтобы договориться о некоторой ставке процентов. Некоторые теологи, составлявшие меньшинство, выдвигали более спорную идею, утверждая, что кредитор имеет право взимать проценты, так как это можно интерпретировать как альтернативный доход, упущенный из-за того, что деньги не были инвестированы, скажем, в торговлю. Запрет на ростовщичество, следовательно, не являлся запретом на доход от инвестиций. Владение землей и собственностью, как и инвестиции в торговые предприятия, давали владельцу право получать от инвестиций выгоду в виде остаточной прибыли.
Достаточно много займов и одалживаний были частными и неформальными по природе и плохо документировались, в частности, из-за запрета ростовщичества. Этот тип рынка неформального кредита становился явным, когда должники умирали и кредиторы обращали взыскание на имущество умерших, не всегда с особым успехом. Нерегулярный рынок кредитов такого типа не ограничивался наиболее развитыми частями Европы, но в конце эпохи Средневековья обнаруживался и в периферийной Швеции (Franzen 2006). Коммерческие векселя скрывали процентные ставки по кредиту, используя обменные соотношения между валютами, используемыми для предоставления средств в одном городе и последующего платежа в другом городе и в другой валюте. Такую практику было трудно обнаружить властям, так как коммерческие векселя являлись частными договорами. Самой суровой санкцией за ростовщичество, доступной церкви, была анафема, но она применялась только к постоянным и злостным нарушителям. Церковь также предлагала «паспорт на небеса» для «грешников», сделавших пожертвования церкви (Galassi 1992). Финансовый риск, с которым сталкивались кредиторы, был двойственным. Иногда их штрафовали, особенно если уровень взимаемых процентов был выше, чем обычный довольно высокий пороговый уровень, который изменялся в зависимости от времени и места. Но более опасными были попытки заемщиков, иногда успешные, избавиться от долгов, предъявив ростовщический договор властям.
К меньшинствам, например ломбардцам и евреям, относились более снисходительно, и часто они официально действовали как заимодавцы и менялы, но страдали от правовой незащищенности и пренебрежения со стороны общества, что иногда приводило к запретам их деятельности.
Дельцы, выдававшие ссуды под залог имущества, в некоторых городах были официальными ростовщиками, но в основном они выдавали краткосрочные кредиты на потребительские цели, а не для торговли или инвестиций. В целом процентные ставки по краткосрочным займам были выше, чем по долгосрочным.
Влияние запрета на ростовщичество поэтому трудно оценить. Он определенно не остановил одалживание под проценты (см. изменение процентных ставок в табл. 10.3). Обычно закон делал заимствование более трудным и более дорогим, и похоже, что законы, ограничивавшие ростовщичество и предназначенные для поддержки заемщиков, были контрпродуктивными, как минимум в той мере, в какой связанные с займами ожидаемые штрафы и затраты влияли на взимаемые проценты. Некоторые заимодавцы регулярно платили штрафы, и в некоторых городах ростовщическая рента означала очень высокие годовые процентные ставки. Однако чаще всего церковь старалась смотреть на «ростовщичество» сквозь пальцы, пока процентные ставки не были слишком высоки (Heers 2012). Так что кредит и долги в позднем средневековом обществе существовали везде.
Показательным примером является Брюгге, оживленный торговый и промышленный город. Его роль в международной торговле, разумеется, сделала его финансовую инфраструктуру более сложной, но обычные люди также, как правило, жили в заложенных домах или арендовали жилье у домовладельца, заложившего дом. Также известны и другие формы кредита, такие как длительные неплатежи по счетам. Если существовали долги, то, разумеется, был и кредит. Обычно недвижимость была заложена. Владельцы сдаваемого в аренду жилья, ростовщики и менялы образовывали становой хребет финансовой сети, в которой возникал клиринг и переводы между клиентскими счетами в дополнение к реальным платежам и обращению монет. Платежные услуги, видимо, в основном должны были использоваться в экспортно ориентированной торговле. Менялы обслуживали небольшое число наиболее активных торговцев и владельцев мануфактур в городе, включая владельцев сдаваемого в аренду жилья и значительную часть иностранных торговцев. Некоторые торговцы размещали деньги у владельцев недвижимости, которые, в свою очередь, размещали деньги у ростовщиков, функционируя, таким образом, также в качестве своего рода посредников, прямо или косвенно обеспечивая некоторые услуги клиринга и денежных переводов.
Примитивная разновидность бумажных денег была создана в XV веке, когда на коммерческих векселях стало можно делать передаточную запись, что сделало их свободно обращаемыми, но эта практика не была повсеместно принята до более позднего этапа раннего Нового времени. Усложнение финансовой системы неравномерно распространялось по Европе и было наиболее заметным в главных городах и вокруг них. В целом торговля на Балтике позднее восприняла долговые обязательства и векселя, но там, как и везде в Cеверо-Западной Европе, итальянские торговые банки были пионерами, хотя местные торговцы принимали финансовые новшества (North 2013).
Процветали не только частные долги, но и общественные. Городские власти, особенно в Нижних Землях, Северной Франции и Италии, сильно зависели от так называемых rentes, разновидности аннуитета. Обеспечением общественных долгов были будущие налоговые поступления. Население периодически было вынуждено приобретать rentes, и в некоторых городах развился вторичный рынок этого инструмента (Munro 2003).
Церковь была сильно зависима от торговых банкиров при переводе собранной на местах десятины в Рим и Авиньон. Итальянские банкиры практически обладали монополией на такую деятельность, она хорошо оплачивалась за счет комиссионных, которые колебались от 1 % до 5 % от переведенных сумм. Корреспонденты в Брюгге были особенно важны в операциях перевода из стран Скандинавии и Балтии. Торговые банкиры могли предоставить кредит римскому папе на покрытие приобретений, скажем, в Брюгге, и средства возмещались торговцу из дохода Святого Престола, скажем, польской церковью. Святой Престол периодически занимал деньги, но только в исключительных случаях признавал право заимодавца требовать проценты (Renouard 1941).
Насколько конкурентны были средневековые рынки
Распространенное представление о средневековых рынках товаров и труда подразумевает, что они характеризовались наличием входных барьеров, возведенных цехами, которые приводили к технологической инерции и потерям благосостояния. Цеха не были новшеством для эпохи Средневековья, но уходили корнями в римскую экономику; они были заново изобретены и окрепли в эпоху Средневековья. Вполне обосновано подозрение, что они привели к потерям для общества, вызванными разбалансированием рынка, хотя такое утверждение и оспаривалось (см.: Ogilvie 2008; Epstein 1998, 2008). Высказывались сильные доводы, но точные подсчеты величины предполагаемых потерь отсутствуют. Большинство аргументов основываются на предвзятых рассуждениях, т. е. аргументы, ссылающиеся на ожидаемый эффект картеля или монополии в условиях полностью конкурентной экономики, которая фигурирует в этих контрфактических рассуждениях. Подсчет воздействия цехов в таких условиях приведет к негативным выводам. Но проблема, конечно, в том, что контрфакт не соответствует реальным фактам: рынки были слишком узкими, чтобы вырабатывать равновесные результаты.